Истинность Видений

Рабочий кабинет принца Эндимиона заливало полуденное Солнце. Его лучи наливали красками витражи оконных стекол, дробились на маленькие радуги в хрустале светильников, заставляли блестеть тисненые корешки книг, отбрасывали блики на рабочий стол темно-золотистого дерева. Здесь, в Элизиуме, резиденции Земных королей, даже зима была какой-то праздничной. И совсем не холодной. Люди ходили по улицам города, лишь накинув легкие плащи, а ветер не заставил поежиться даже теплолюбивого Зойсайта, устроившегося на подоконнике открытого окна. Эндимион отложил очередную пачку бумаг и прошелся по кабинету, разминая затекшую шею.  — Так, с местным дворянством все ясно…  — Яснее некуда, — Нефрит сделал пометку в своей черной папке, — Война закончена, и Дома это прекрасно понимают. Они могут сколько угодно ворчать, но до тех пор, пока мы живы, не осмелятся даже пикнуть вслух. Спасибо нашему главнокомандующему, — он шутливо отсалютовал Кунсайту стаканом с темно-красной жидкостью.  — Поддерживаешь репутацию пьяницы и ценителя вин? — ехидно осведомился с подоконника Зойсайт.  — Положение обязывает, — Нефрит усмехнулся и осушил одним глотком свой стакан, — вообрази, какая поднялась бы шумиха, если бы все узнали, что это — виноградный сок.  — Но зачем тебе этот маскарад?  — Пойми, Джедайт, я — глава разведки и дипломатического корпуса. И чем меньше меня будут бояться, тем больше будут при мне болтать. Вот нашего генерала должны бояться. И чем сильнее, тем лучше. Хотя ему для этого даже притворяться не надо.  — Не хочешь снова поступить в действующую гвардию? — улыбнулся Кунсайт.  — Нет, с меня хватит, — засмеялся Нефрит, и провел рукой по лицу, словно что-то вспоминая.  — Ладно, вернемся к скучным государственным делам… Что у нас на внешнем фронте?  — Как скажете, Ваше Королевское Высочество, — Нефрит ухмыльнулся и тут же посерьезнел, — Совет согласился назначить дату твоей свадьбы с принцессой Серенити на первый день весны.  — Почему ты решил перенести свадьбу?  — Потому что твоя коронация состоится за десять дней до этого. А брак с королем Земли — совсем другое, нежели брак с принцем, за которого все решает Регентский совет. Если бы коронация состоялась после свадьбы, то твоя жена стала бы соправительницей, коронованной по нашим законам.  — А что ты имеешь против моей невесты? — нахмурился Эндимион.  — Абсолютно ничего. Поверь, я искренне рад, что ты так любишь принцессу Серенити…  — Но?! Договаривай, Нефрит.  — Но мы все знаем, что этой свадьбы не было бы, не будь Земля столь богата ресурсами, а ты — совсем зеленым юнцом. По крайней мере, с точки зрения Дома Луны.  — То есть ты считаешь, что моя жена захочет влиять на политику Земли согласно интересам своего Дома? Я в это не верю! — в глазах Эндимиона появился стальной отблеск гнева.  — Ни в коем случае. Твоя невеста чиста, как горный хрусталь, и вряд ли в ее голове есть что-то, кроме любви к тебе. Но королева Серенити — совсем иное дело. Неужели ты думаешь, что она выдает за тебя свою дочь только потому, что вы любите друг друга?..  — Я не настолько глуп. Что еще по внешним делам?  — Все великолепно. Серенити — старшая рвет и мечет по поводу свадьбы Кунсайта с принцессой Плутона. Венера тратит свои богатства на бесконечные празднества, Юпитер строит новый перерабатывающий комплекс, Уран и Нептун официально объявили о помолвке своих наследников, Исследовательский центр Меркурия выиграл конкурс на проведение следующего Большого Научного Симпозиума Системы, приглашения уже разосланы. Так что готовься к командировке, Джед.  — А что Сандра?  — Банкиры Земли и Меркурия дали Дому Плутона кредит на восстановление гидропоники и преобразование климата. Мои агенты сообщают, что жители Плутона, покинувшие планету, срочно возвращаются. Сандра не теряет времени даром. Занятный у нас союзник… — Нефрит нахмурился, не зная, стоит ли продолжать.  — Что-то тебя тревожит?  — Мы о них почти ничего не знаем.  — То есть?  — Все, что я сумел узнать о Доме Плутона — это какие-то осколки, которые не складываются в общую картину. Я не знаю, кто у них ведает контрразведкой, но я рад, что мы с ними не воюем.  — Даже так? — заявление Нефрита было признанием поражения. Зойсайт не мог в это поверить. Глава разведки был умным и проницательным человеком, опасным противником, опытным дипломатом. Треть побед в гражданской войне за наследство принадлежала ему. И все собравшиеся здесь знали это. — Именно так. Все что у нас есть — это слухи и косвенные факты. Плутон окружает себя тайной. Единственное, что меня радует — другие Дома знают еще меньше. За исключением, может быть, Сатурна.  — А что Сатурн?  — Готов признать тебя законным правителем после коронации и открыть на Земле свое посольство. Мы же теперь почти родня.  — То есть?  — Кунсайт, ты что, не знал, что твоя жена приходится кровной родственницей королеве Ио? Стыдно. Такую родню надо знать. Вот, пожалуй, и все. Через месяц — коронация, так что на большом балу в этот раз скучно не будет. Кунсайт, Джедайт, вот вам приглашения.  — Это действительно так необходимо, быть там? — Джедайт явно был настроен скептически.  — Ты же знаешь, как я не люблю эту шумиху… — Кунсайт вложил приглашение в папку.  — Знаю, знаю. Для тебя хорошо провести время — это бродить целый день по обледенелым утесам, рискуя сломать себе шею.  — Тогда почему ты так часто приезжаешь ко мне?  — Видимо, это заразно. А во-вторых, у тебя отличные винные погреба, — усмехнулся Нефрит и допил очередной стакан сока. Герцог вернулся домой, когда окончательно стемнело. Нефрит прав, подумал он, открывая окно. Для него нет ничего лучше, чем эти скалы, это холодное море… Этого у него никто не в силах отнять. Он подставил лицо ветру… через какой-то час начнется буря. Молнии будут прорезать небо одна за другой, освещая ночь белым в синеву пламенем разрядов. Снег будет биться в окна, ледяной, острый, как стальной клинок… гром будет сотрясать стекла, море набросится на скалы, разбиваясь о камни в мелкие осколки брызг… И ветер… такой льдисто-холодный, что даже его сердце начинает казаться живым… Кунсайт спустился вниз. Каминный зал был ярко освещен, двери в малую столовую распахнуты…  — Где герцогиня?  — У себя, ваше сиятельство…  — Скажи ей, что я вернулся, и подавайте ужин.  — Слушаюсь. Вот уже час, как у нее непрерывно кружилась голова… Сетсуна глотнула обжигающе-горячего чаю. Это уже пятая чашка… да что с ней такое? Похоже, она действительно сделала глупость и простыла от морской воды. Очень глупо. Глупо и недостойно взрослой женщины двадцати пяти лет от роду. Еще глоток. Как же холодно… Приступ лихорадки закончился уже давно, да и не был таким уж сильным. Почему же ей так холодно… Не смей расклеиваться! Мелодичный бой часов показался ей непривычно громким… Пора спускаться вниз. Холодно… Она только несколько минут полежит, чтобы согреться, и спустится. Только сначала согреется… Он погасил свет, и теперь зал освещало только пламя каминов. Вдалеке прогремел первый гром. Скоро гроза будет здесь… Сзади раздались легкие, почти бесшумные шаги. Он обернулся. Даже в полумраке, среди теней, отбрасываемых камином, было видно, как побледнела горничная.  — Ваше сиятельство…  — Ну?  — Герцогиня… она нездорова.  — Что? — от такого ровного голоса служанка побледнела еще больше.  — Я поднялась к ней… а она лежит, вся в ознобе, и холодная, как лед, — девушка сглотнула, набираясь смелости, — Ваше сиятельство, может за лекарем послать? Сын конюха поймал осколок… а ведь ее сиятельство не местная…  — Пошли за лекарем, быстро. И вели принести горячего отвара в старую башню, — Кунсайт почти сбежал по лестнице в холл, к телепорту. Кретин! Дважды кретин! Если это действительно стеклянная болезнь… Он распахнул дверь в комнату Сетсуны. Своей жены. Оба окна плотно закрыты, тяжелые шторы опущены. Камин горел в полную силу, но даже в его золотистом свете лицо Сетсуны казалось просто белым. Почти просвечивающим. Она лежала на кровати под покрывалом, рука судорожно стиснула его край… Какие тонкие у нее кисти… Даже отсюда видно, как ее знобит… Он подошел ближе, коснулся ее лица… она прерывисто дышала, плечи тряслись в ознобе, ледяные руки намертво стиснули покрывало… И эта девушка вчера бросила ему вызов, это она еще сегодня утром спорила с ним… Кунсайту показалось, что его ударили. Холодной когтистой лапой в солнечное сплетение. Потому что сейчас он видел не воина, он видел девушку, беззащитную перед бурей, хотя и пытающуюся сопротивляться. Она мотнула головой, застонала, не в силах вырваться из болезненного сна… Этот стон заставил его опомниться. Кунсайт встал, поднял шторы, чуть приоткрыл окно. Стеклянная болезнь, самая коварная и подлая из всех хворей… он снял рубашку и лег рядом с Сетсуной, прижимая ее к себе. На долю секунды она напряглась, словно готова была оттолкнуть его, но тут же расслабилась и прижалась к нему. Ему показалось, что озноб, сотрясавший ее, стал чуть слабее. Ее рука отпустила покрывало и легла ему на плечо. Когда-то давно люди верили в богиню, что в гневе разбила волшебное зеркало. И тысячи осколков разлетелись по миру, неся с собой болезнь… Она чуть пошевелилась, плотнее прижимаясь к его груди… Если с ветром или снегом осколок попадал в человека, его настигала болезнь. Потому простые люди и говорят «поймать осколок»… не изнуряющей лихорадкой страшна стеклянная болезнь, а долгим, мучительным ознобом, беспричинным переохлаждением. И чем сильнее организм сопротивляется, тем больше сил забирает озноб. Тем глубже болезненный сон, в котором замерзают насмерть… Громче звуков бури для него было биение ее сердца… Часы пробили полночь. И сколько не жги дров в камине, только труднее будет дышать. Только теплом другого человека можно согреть больного стеклянной болезнью. Может, поэтому люди до сих пор верят в то, что это пламя любви лечит ее… Бесконечная, черная холодная бездна, наполненная пылью… Где она? Если это — Плутон, то почему под ногами нет скальной опоры? А если она в космосе, то откуда эта пыль?.. Проклятая пыль!.. Мельчайшие зеркальные осколки, они вьются вкруг нее, искажая свет, они впиваются в нее, причиняя боль. Пламя! И огонь, горящий в ее сердце, пламя ее звезды поглощает ее всю. Она сама — пламя. Нет ничего, кроме этого пламени, пустоты и зеркальных осколков… Ее пламя сожжет их… Пламя металось в пустоте, но один осколок дробился на десятки и сотни, не сгорая. Пыль гонимая нездешним ветром, набрасывалась на нее колючими волнами. Все меньше места оставалось огню… Пыль не могла его погасить, но она мешала ему гореть. Ее огонь начал задыхаться, и она почему-то только сейчас почувствовала холод… Мертвый холод ее тюрьмы. Ядро дает тепло планетам изнутри, а с неба их освещают звезды. Бесконечность космоса греет огнями звезд и ожиданием новой дороги или возвращения домой… Здесь не было НИЧЕГО. Только холод, пустота и осколки… Они все ближе и ближе к источнику огня… И она понимает, что не справится с ними… Откуда-то пришел ветер… Но защитная вспышка погасла, узнавая его прохладу. Узнавая этот льдистый, влажный морской ветер со снегом, такой холодный… Такой свежий морской ветер… такой теплый, горячий в этой пустоте. Такой знакомый и близкий… Ветер разорвал завесу осколков и добрался до огня, раздувая его. Пламя взметнулось вверх, ровное, сильное, веселое боевым хмелем. И охватило все осколки разом. «Мне не хватало тебя, ветер»… подумала она. И то ли померещилось, то ли действительно в ветре прозвучало: «Ты не погаснешь»… Раздался звук. Чистый серебряный звон с примесью хрусталя… Выйдя из огня, она смотрела, как осколки, уже не зеркальные, а окрашенные в красный, зеленый, голубой, золотой цвета, собираются вместе. Собираются в витраж, оправой которому стала чернота Вселенной. Собираются в дверь. «Иди», — нет, теперь ей точно не мерещится, — «Иди и не оглядывайся!» Она кивнула ветру, не поворачивая головы, и побежала к витражной двери. У самого порога остановилась. Улыбнулась своим мыслям и, не оглядываясь, шагнула. Ей не нужно было оборачиваться. Она и так знала, кто был ветром… Она спала. Спала сном, совсем непохожим на тот, прежний… ее дыхание было ровным, дрожь больше не сотрясала ее, спокойно билось сердце… Ее рука расслабилась и теперь просто лежала на его плече. М-да, ну и хватка у нее, синяк долго не сойдет. Конечно, его можно вылечить за миг, но он прекрасно понимал, что не сделает этого… Неужели рассвет? Как быстро… Ему показалось, прошел какой-то час… Бледный луч зимнего солнца добрался до постели, зажег несколько искр в темно-зеленых волосах, прыгнул зайчиком на лицо, заставив Сетсуну повернуть голову. Ему понадобилась вся выдержка, чтобы не вздрогнуть от этого движения… чтобы не прижать ее крепче к себе, не запустить пальцы в ее волосы, не провести тыльной стороной ладони по ее щеке, поймав тот самый миг, когда она откроет глаза… Что ты со мной делаешь?! Я хотел бы проклинать тебя, но не могу. Я думал, что смогу жить, как жил раньше… Это не так. Но я понял это только сейчас. Он осторожно высвободился из кольца ее рук… волосы скользнули по плечу… Спокойно. Ты генерал или мальчишка?! Она что-то пробормотала во сне и обняла подушку, на которой он лежал минуту назад… Спокойно. Он натянул свежую рубашку, поднял с кресла мундир. Вечно эти слуги все успевают… теперь в комнате нет никаких следов его присутствия этой ночью. В комнате, где он жил десять лет назад… Парк встретил его утренним бризом, по-зимнему холодным. Странно, ему показалось, что в комнате было гораздо теплее, хотя окно оставалось открытым всю ночь… Остро захотелось вернуться обратно в башню… Ты горда, думал он, медленно идя по аллее к замку. Я однажды уже оскорбил в тебе женщину. Тогда мне было все равно… Но я не могу оскорбить в тебе воина. Я не могу и не хочу обидеть тебя сейчас. Я ошибся в тебе… Принял изумруд за стекло… Серый, как утренний туман, конь нес всадника по прибрежным скалам, по пустому берегу… Он знал, что скачка не заставит его забыть, не думать, отвлечься… Просто он очень любил эти скалы.