увидимся снова

БЕРЛИН "Хорошо, ребята?" - спросил Денвер, слегка ухмыльнувшись. «Отвали, Денвер». - пробормотал я, заслужив смешок от Мартина, которому удалось выскользнуть из моей хватки. «Он хороший Денвер. Мы сейчас спустимся ». Денвер скривился. «Найроби сказала, что я должна сопровождать тебя, потому что она не - и я цитирую -« не хотела видеть засранца, который чуть не убил моего бедного ребенка ». Он слегка съежился. Мартин фыркнул, его щеки вспыхнули. «Веди меня». Я подавил желание громко рассмеяться, когда Мартин решительно шагнул вперед, но его ноги подкашивались, и Денвер поймал меня. Я протянул руку, и Мартин взял ее, пытаясь сохранить как можно больше достоинства, спотыкаясь на каждом шагу. К тому времени, как мы вошли в комнату, Мартин был ярко-красным от смущения, и его надежно удерживали моей одной рукой за его талию. "ПАЛЕРМО!" все приветствовали, когда мы вошли. «Эм, привет, ребята». Мартин смущенно улыбнулся им. Найроби бросился вперед, обнимая Мартина. «Ты действительно заставлял нас волноваться, Quierdo ». Она усмехнулась Мартину, держа его перед собой за плечи. «Привет, Найроби». Он усмехнулся, когда она опустила его. Он слегка покачнулся на месте, но отошел в сторону, когда я попытался прийти ему на помощь. «Хорошо, у нас есть паста, пицца, курица, стейк, брокколи, кексы, гамбургеры, хлеб, вино, сок, вода, бутерброды, картофель». «Когда вы вообще все это сделали?» Мартин рассмеялся. «А кто перечисляет воду в качестве пункта меню?» - возразил я, безмерно позабавленный пиршеством банды. Найроби засмеялась. «Давай, Палермо. Давай сядем. Она подвела его к ближайшему стулу, а я остался рядом, чтобы он не споткнулся. «Все в порядке! Пора поесть!" Как один, команда бросилась к столу, каждый занимал места. Найроби села с другой стороны от Мартина, рядом с Хельсинки, а я сел на стул ближе к нему. Когда все расселись, Найроби встала и извинилась. Она легонько хлопнула меня по затылку, давая понять, что хочет поговорить со мной, и я извинился вслед за ней, бросив на Мартина извиняющийся взгляд. Меня убило то, что я оставил его одного за столом, особенно после всего, что случилось. "Что ты хочешь?" - спросил я после того, как Найроби затолкал меня в какую-то комнату за пределами коридора. "Как. Не боишься. Ты." Она зашипела, гнев напугал ее. "Что?" «Не смей говорить, что не знаешь, что натворил!» "Я?" «Как ты мог так поступить с Палермо? Его руки были в шрамах! » «Я… о чем мы сейчас говорим? Я думал, ты говоришь о ... "Какого фига. сделал. Ты. сделал." - зарычала она опасно мягким голосом. «Я думала, ты говоришь раньше…» Я слегка съежился, искренне испугавшись зверя передо мной. «Это тоже было неприемлемо. Вероятно, он услышал нас, когда ты сказали, что рады больше никогда его не видеть ». она посмотрела на него с отвращением: «Тебе повезло, что Палермо тебя любит. А теперь ответь мне. Почему. Там. шрамы. А также. Порезы. Все. Над. Его. Рукой." Я вздохнул. «Я не могу рассказать вам все, но я знаю Палермо очень давно», - усмехнулся Найроби. "Нет,блять". "10 лет." Я продолжил: «Когда нам нужно было провести ограбление Монетного двора, у меня создалось впечатление, что я умру менее чем через 3 года от болезни. Миопатии Хельмера». Я кивнул ей: «Ты помнишь. В любом случае, после ограбления профессор убедил меня пройти экспериментальное лечение в Гонконге, и это сработало». он покачал головой: «Назад в прошлое. Я не знал о чувствах Палермо по отношению ко мне, не осознавая того факта, что я отвечал им взаимностью - в основном потому, что я думал, что я натурал». Профессор сказал мне, что Мартин-Палермо был влюблен в меня, и я взял на себя ответственность сломать его. Потому что это напугало меня. Это напугало меня, что единственный человек, которого я любил так же сильно, как Серхио, увидит меня в последние годы, слабым и жалким. Так что я сломал его. Я заставил его возненавидеть меня, чтобы он мог двигаться дальше. Но тогда я не мог ». «Вот почему ты собирался пожертвовать собой на Монетном дворе?» «Вот почему я хотел это сделать. Но затем в моей голове раздался голос Палермо, кричащий на меня, чтобы я перестал быть идиотом и жить, будь проклята миопатия ». Я сделал паузу: «Я подумал, что Мартин, ну, Палермо ушел бы, поэтому я не вернулся к нему. Когда забрали Рио, мне пришлось вернуться, а тогда? Я понял, насколько был неправ ». Я тяжело сглотнул: «У Палермо была депрессия; Вырос в религиозной семье с отцом-алкоголиком не лучшим образом сказался на его психическом здоровье ». Я смотрел на нее, видя в ней зарю жалости и понимания. «Думаю, когда я оставил его, я повлиял на него больше, чем хотел». Я сморгнул слезы, которые навернулись на мои глаза, мысль о Мартине, одиноком и разбитом горем, причиняющем больше боли, чем любая рана. Я почувствовал укол в щеку и понял, что Найроби только что ударил меня. Подняв руку к щеке, я впился в нее взглядом. «За то, что он был тупицей, который чуть не убил любовь всей своей жизни». Мои протесты были прерваны нажатием на середину. Она меня обнимала. «За то, что в тебе достаточно человечности, чтобы увидеть это самому». Я нехотя ответил на объятие, отстраняясь так быстро, как мог. «Я… я просто не знала», - вздохнула Найроби, ущипнув переносицу. «Берлин, я клянусь богом, заботься о Палермо,или я убью тебя» Найроби бросила на меня несколько угрожающий взгляд, прежде чем смягчить взгляд, «и не забудь показать ему, что любишь его». Я молча кивнул, слишком измученный, чтобы не отставать от нее. «Давай, давай вернем тебя к настоящей любви всей твоей жизни.