***
О своем решении съехать с проходного двора, именуемого «Резиденцией Главы», старик не жалел: все-таки охотнику, большую часть своей жизни проведшему в дороге, в одиночестве или в компании Вэй Ина, было неуютно в шумной усадьбе, где, помимо полного штата прислуги, проживали два конюха, повар с кухаркой, сам Вэй Усянь, три его наложницы, воспитанник и приемная дочка (у которой резались зубки). Помимо них, по просторным коридорам туда-сюда сновали многочисленные соклановцы, пребывавшие в твердом убеждении, что Глава Вэй обязан разбираться с их проблемами в любое время дня и ночи. Новоиспеченные Вэи демонстративно отказывались понимать, почему о внезапном выгорании амулета против нечисти действительно нужно сообщать немедленно, а обвинение соседей в краже курицы вполне может подождать до утра. Правда, сновали они недолго — поползновения ходоков очень быстро пресек Вэй Нин, собственным произволом занявший покои рядом с комнатами Главы и явно не планировавший никуда выселяться. Смущало охотника только одно: когда он просил А-Ина подыскать подходящий дом, он рассчитывал именно на дом, деревенский, крепкий и добротный, но уж никак не на роскошную усадьбу, ничем не уступавшую жилищу самого Главы! Это было слишком… Слишком!***
Впрочем, как был вынужден признать Го Сию, в его жизни теперь всего было «слишком»: огромный просторный дом, в котором убиралась приходившая с утра соседка — снова жить с кем-то под одной крышей охотник отказался наотрез, забитые продуктами кладовые — это при том, что свежую, еще горячую готовую еду для него трижды в день доставляли прямо с кухни Главы, а регулярно забегавший Ин-эр никогда не забывал прихватить с собой какое-нибудь новое лакомство с рынка. Целая комната исключительно для одежды: повседневных комплектов из пяти слоев — две дюжины, праздничных нарядов — три штуки, сапоги кожаные — восемь пар… О! Сапоги сафьяновые — две пары! Сундук расписной, лакированный, с перламутровой инкрустацией («Просто такой ларец… Крупный», — глядя на него большими честными глазами настаивал воспитанник) с украшениями для волос и одежды — одна штука, плащи весенние, плащи осенние… Плащ зимний, самый удобный и любимый — настоящее произведение искусства из невероятно легкого теплого меха.***
Хоть Го Сийю и знал, что за зверюгой, шкура которой пошла на плащ, Вэй Ин с названным братом неделю по лесам и буеракам вокруг Курганов бегали, но большого значения тому не придал. Всякое на охоте бывает: ушел от мальчишек зверь, разозлились они, уперлись рогом, решили во что бы то ни стало его изловить и прикончить… А вот у купца из Цинхэ, с которым он, в этом плаще прогуливаясь, на рынке столкнулся, глаза по пять шу сделались, и дар речи пропал. Он-то охотнику и поведал, что зверь этот настолько редок, что даже не легендарным — сказочным в цзянху считается, и что мех его торгуется по тройному весу, да не золотом, а драгоценным нефритом, крупными кусками. Ужаснулся старик такой расточительности, попытался воззвать к разуму***
Ох, Вэй Ин, Вэй Ин… Казалось бы — не оплошал старик, сумел воспитать из приблудного пацана почтительного ученика и достойного мужчину, доживай теперь свои дни в покое и довольстве, да радуйся!.. Только радоваться не получалось. Гнал от себя охотник эту мысль, да все одно чудилось: так не об отце приемном заботятся, так долг ростовщику отдают, чтоб побольше да побыстрее, пока процентов новых не набежало.***
По спине тонкими щупальцами скользнул мерзкий холодок, и мужчина привычно сглотнул липкий ком страха. А ОН-то среди ночи что здесь делает?! Ответ на свой вопрос старик получил буквально через мгновение, почувствовав осторожное прикосновение ци Вэй Усяня: этой полезной привычкой — заранее предупреждать о своем присутствии, воспитанник обзавелся лет эдак в двенадцать. Помнится, он на празднике Середины Осени в озеро умудрился свалиться и в гостиницу прибежал, чтоб в сухое, значит, переодеться, а охотник, который его возвращения до утра не ждал, с хозяйкой в это время был… занят. Всем троим тогда было очень неловко. — Ну, разумеется! — мысленно сплюнул Го Сию. — Кто ж беззащитного и беспомощного Главу Вэй одного ночью отпустит, аж на два дома вниз по улице? Уж точно не Вэй Цюнлинь!***
Вся эта история со внезапно свалившимися им на голову Вэнями повергла дядюшку Го в глубочайшее изумление, в котором он благополучно пребывал и по сей день. Целая Ветвь древнего уважаемого клана внезапно признала Главой безродного мальчишку-заклинателя, сменила имя и перебралась на другой конец цзянху? Эка невидаль! На памяти этого старика и не такое случалось! А вот то, что на эту авантюру получилось «уломать» Вэй Ина — это да, удивительно и непонятно. Ведь нести ответственность за кого-то, помимо себя, воспитанник не просто не любил — люто ненавидел. И, словно… боялся? Этот страх, остро замешанный на чувстве вины, был хорошо знаком старому охотнику. На своем веку он повидал и командиров, потерявших в засаде или в бою всех своих подчиненных и получивших новый отряд, и караванщиков, вынужденных вновь встать на Тропу после того, как их предыдущий обоз вырезали разбойники, и заклинателей, вернувшихся с Ночной Охоты в одиночку… Вэй Ин вел себя как человек, не сумевший спасти и защитить тех, кто ему доверился, и Го Сию себе все мозги сломал, безрезультатно пытаясь понять, когда и где воспитанник исхитрился так облажаться — вроде, на глазах все время был. А теперь Глава Вэй отвечал за жизни и благополучие сотен людей. — …и оттого ему совсем тошно, — мрачно думал старый охотник, в очередной раз обнаружив воспитанника под облюбованным тем старым деревом в одичавшем саду на окраине. Глядя на бледное, осунувшееся, слишком рано повзрослевшее лицо, дядюшка Го только и мог, что, тяжко вздохнув, ободряюще приобнять Усяня за поникшие плечи и легонько сжать мозолистую ладонь, пытаясь без слов донести до измотанного мальчишки свое сочувствие и поддержку. Ин-эр открывал больные выцветшие глаза, несколько мгновений позволял себе посидеть без движения, бессмысленно глядя куда-то в пустоту, затем встряхивался, снова превращаясь в уверенного и энергичного Главу Вэй, улыбался учителю насквозь фальшивой улыбкой, решительно «отлипал» от мощного корявого ствола, вставал и отправлялся вновь разгребать бесконечные проблемы Клана, оставляя Го Сию бессильно сжимать кулаки, глядя вслед удалявшейся высокой фигуре. Воспитанника хотелось взять за грудки, как следует тряхнуть и заорать: «Ты что, не мог найти себе другую девку?!»***
Про то, что о знакомстве с братом и сестрой Вэнь Вэй Усянь врет, как хозяин «Копченой рыбы» — той, что в двух днях пути от Цинхэ и своим сливовым вином на всю округу славится — дядюшка Го за пару дней догадался. Он бы и раньше сообразил, да рана сильно болела, отвлекала. Значит, случайно узнал, что известная целительница в Илине? Значит, первый раз в жизни видишь? Не смеши, этот Го может и стар, но из ума еще не выжил! Люди, которые, считай, вчера встретились, не понимают друг друга с полуслова, не умеют каждый раз точно «угадывать» чужие предпочтения, а столкнувшись с необходимостью втроем обосноваться в тесной комнатушке (приведший к этому инцидент они, не сговариваясь, предпочли предать забвению), не способны одновременно готовить мазь (Цюнлинь), зашивать рваную рану на руке пострадавшего плотника (А-Цин) и экспериментировать с новым талисманом (Усянь), при этом друг другу не мешая. Для охотника было очевидно, что эти трое привыкли быть вместе. Когда только успели? Чтоб такая привычка появилась, нужны месяцы, если не годы, а Ин-эр надолго никогда не отлучался.***
Пока старик раздумывал да прикидывал, как бы осторожно расспросить воспитанника, Вэни с Дафань всем кланом менять имя затеяли и в Илин засобирались. Тут-то он и смекнул, откуда ветер дует! Уж как они встретились, где и когда Вэнь Цин на бродячего заклинателя глаз положила — то охотнику неведомо, но вот о том, что клановой из Вэнь за безродного выйти никто не позволит, догадаться несложно было: родня трупом ляжет, потом «встанет», но мезальянса такого не допустит — ну как дядюшка из Безночного осерчает, да с них за такое непотребство и спросит? А примаком в чужой клан уже сам Усянь не пойдет — в том Го Сию был готов хошь чем ручаться.***
Сбегать с полюбовником, никого не спросясь (как в тех историях, что актеры уличные добрым людям на потеху на ярмарках показывают) барышня не стала: то ли честь с репутацией блюла, то ли в рай в шалаше с милым не верила… Но и руки сложа не сидела. Охотник про лекарку сразу понял, что деваха она сурьезная: ежели у такой на пути стена окажется — стене лучше подвинуться. Вот и родне пришлось. Сама ли Вэнь Цин эту хитрость с кланом удумала, али Усянь подсобил — кто ж признается, да только теперь ее родня на свадьбу не то, что согласная — всем кланом ждут-не дождутся, когда ж, наконец, Ин-эр на ней женится! Эх, поскорее бы… Видят Небеса, такую невестку еще поискать: и лицом вышла, и статью удалась, и по делу лекарскому на все цзянху прославилась. Из благородных, правда — маяты с такими много — но без лишнего гонору, а что нрав огненный — так то не изъян, все Вэни, считай, такими рождаются. Ай, да лишь бы Вэй Ин был счастлив! За это девице не только характер, но и братца меньшого можно простить, не к ночи он будь помянут. Наверное, оно и к лучшему, что Вэнь Цинь его воспитанника к рукам прибрать решила: сам-то балбес, дай ему волю, еще бы лет десять по чащобам да болотам скакал, про женитьбу не думая, а потом и вовсе в пещере какой на полвека медитировать затворился — были, ой были у этого умника такие планы, он сам как-то обмолвился. А так этот старик хоть внуков понянчить успеет.***
Как обычно, момент появления Вэй Усяня Го Сию отследить не сумел: тот, словно соткавшись из скользящих по саду теней, внезапно обнаружился в паре шагов от охотника. Совершенно сухой — укрывая воспитанника от непогоды, в воздухе, где-то в локте над его головой, словно зависло огромное невидимое веймао. Интересно… Этого заклинания дядюшка Го раньше не видел. — Доброй ночи, дядюшка, — в голосе Вэй Ина проскользнуло легкое недовольство. — Что ж ты в такую погоду на улицу-то вышел? Простудиться не боишься? Охотник раздраженно закатил глаза. Когда воспитанник изображал из себя курицу-наседку, отбиться от него было сложнее, чем остановить бегущего тигра. — Бледный весь, — обходя его по кругу и внимательно разглядывая, мрачно констатировал молодой заклинатель, — все лицо в испарине… Нога на дождь разболелась? Скрытая за пеленой дождя стылая жуть качнулась, придвигаясь ближе. — Нет-нет, все в порядке, — поспешно отмахнулся Го Сию, — рану дергает, но настойку я уже выпил, нужно немного подождать, пока подействует. Сам-то чего не спишь? — Заработался с документами, — пожал плечами Вэй Ин. — Даже не заметил, как ночь наступила. Вот, решил пройтись перед сном. — И все? — И все. — Не ври мне! — не выдержал мужчина. — Я же не слепой! Что такого у А-Цин в столице стряслось, что ты уже месяц сам не свой ходишь, а в последние два дня так совсем извелся? — Ай, да ничего у нее не случилось, — отмахнулся Вэй Ин. — Просто выяснились некие непредвиденные обстоятельства, способные доставить нам определенные проблемы. Не забивай себе голову, меры я уже принял, осталось только дождаться результата, а я ждать терпеть не могу, ты ж меня знаешь. — Ты можешь не изъясняться загадками, а ответить прямо? — окончательно разозлился охотник. — И не говори, что это не мое дело или меня не касается! Меня касается все, что происходит с тобой и вокруг тебя! Ты мне не чужой, я тебя вырастил, помнишь? — Что ты хочешь от меня услышать? — в свою очередь вспылил Усянь. — Что я понятия не имею, что происходит, и вынужден действовать наугад? Что, если я ошибся, то вскоре мы встретим под Илином Вэнь Жоханя с армией? Тебе от этого полегчает?! — Прям самого Вэнь Жоханя? Прям с целой армией? А чего мелочиться? Мог бы и возрожденного Вэнь Мао приплести, — мрачно подумал Го Сию, почувствовав, что настал момент отступить: Ин-эр уже закрылся, как створки устрицы, и если он продолжит настаивать на своем, то все закончится тем, что они вдрызг разругаются. — Ну, прости, прости, — примирительно поднял он руки. — Я не должен был на тебя давить, захочешь — расскажешь… Как там у тебя с мечом дела продвигаются? — С этим все отлично, — с готовностью сменил тему Вэй Ин. — Узор для ножен и рукояти я уже придумал, осталось только выбрать окончательный вариант. Старейшины наконец-то нашли подходящего мастера, отправили ему мои мерки и даже уговорили лично приехать в Илин, привезти заготовку под клинок и обсудить все детали, а еще пообещали оплатить и его работу, и материалы! Представляешь? Заявили, что это подарок от Клана на свадьбу. — Достойный подарок. — Знаю, но не рановато ли они отдариться решили? Разумеется, когда-нибудь я обязательно женюсь, но не сейчас же!.. Да, еще меня сразу предупредили, что имя для меча, разумеется, я могу и должен выбрать сам, но они оставляют за собой право наложить вето. На всякий непредвиденный случай. Видать, опасаются, что я их подарок каким-нибудь «Несравненным баоцзы» назову, не иначе! — Вэй Усянь! — охотник аж поперхнулся от возмущения. — Нашел, над чем шутить! Прояви уважение! Духовный меч станет твоим самым верным помощником и спутником на всю жизнь! Неужели ты не понимаешь, как важно подобрать ему достойное имя? — Да мне как-то наплевать, — враз растерявши все веселье безразлично пожал плечами тот. — Назвать, что ли, меч «Никак» и не ломать почем зря голову? — Только попробуй! Мое старое сердце не выдержит такого надругательства! Ишь, что придумал — «Никак»! Разве ж это имя для благородного клинка? Ты б его еще «Какая разница» назвал! Мальчишка дернулся, словно его ударили. — Вот за это можешь не волноваться, — лицо А-Ина исказила горькая усмешка, — этот меч «Суйбянем» называть я не стану. Не переживай, дядюшка, неужто надлежаще-пафосных, достойных клинка Главы Клана имен на свете мало? «Разящий Гром», там, или «Пламенеющий Феникс»… Что-нибудь подберу. А лучше пусть А-Нин выбирает, уж он-то точно все как надо сделает.***
Почему Вэй Ин, даже получив возможность обзавестись духовным мечом, не особо с этим спешил? Причин тому было несколько. Когда-то, он действительно был одним из лучших мечников цзянху и владел клинком наравне со Вторым Нефритом, но годы, прожитые без Золотого Ядра в той жизни, плюс полное отсутствие мышечной памяти — он и деревянный-то меч впервые взял в руки ближе к пятнадцати — практики и опыта в этой, привели к закономерному результату. Как самокритично признавал Вэй Усянь, боец из него ныне был так себе, Ханьгуань-цзюню на раз отмахнуться, да и на «серьезную» нечисть с одним мечом, без флейты и талисманов, он выходить уже не рисковал. Летал Глава Вэй исключительно по необходимости — «одарившее» его боязнью высоты падение на Луаньцзан не прошло бесследно, а для управления ручными печатями в бою на дистанции — в чем, кстати, он достиг совершенно немыслимых для себя-прежнего высот — годился любой духовный меч, главное, чтобы у заклинателя его подчинить сил и воли хватало. У Усяня, с его уникальным Золотым Ядром и ослиным упрямством — хватало. Он мог свободно пользоваться любым (не запечатавшим себя после смерти владельца) мечом из закромов Вэней, а потому и необходимости выкидывать серьезные, даже по меркам Цзиней, деньги на не слишком-то и нужную вещь не видел. Вэй Ину нравилось это объяснение: логичное, практичное… Даже честное! Специально придуманное, чтобы не пришлось признаваться, что затею с духовным мечом Глава Вэй изначально считал заведомо провальной. И тут Старейшины влезли, с этим своим подарком! Вот что теперь делать?!***
Нельзя жить прошлым, особенно тем, что существует лишь в твоих воспоминаниях. К сожалению, эту простую истину получивший второй шанс Старейшина Илин осознал, уже (снова) находясь на грани сумасшествия: реальные события и воспоминания-о-неслучившемся, дробясь и перемешиваясь, словно разноцветные стекла в калейдоскопе, накладывались друг на друга, и чем дальше, тем сложнее становилось понимать, что происходит на самом деле, а что только могло произойти (уже произошло!), не сумей он спрятаться от Главы Цзян в том закоулке. Погребенную в глубинах памяти информацию о способной помочь технике, его изнемогающий рассудок отыскал буквально в последний момент.***
Как всегда, все начиналось с благих намерений: различные вариации техники, позволяющей «обесцветить» воспоминания, «обмануть» сознание и заставить его воспринимать произошедшее как прочитанный в книге рассказ, в сектах когда-то придумали, чтобы помочь молоденьким адептам — если в этом возникала необходимость и те не могли справиться самостоятельно — легче пережить первое убийство человека. Разумеется,***
Не понимая, с какой стороны подступиться к этой проблеме, Глава Вэй, будучи взрослым ответственным человеком, примет взвешенное и обдуманное решение: тянуть время, на каждом шагу саботируя создание оружия. В чем и преуспеет. Доставка необходимых для продолжения ковки материалов будет срываться с пугающей регулярностью; у мастера и у самого Усяня, как грибы после дождя, «полезут» непредвиденные проблемы, из-за которых придется отменять необходимые для очередной «подгонки» клинка встречи, а однажды у них даже целая телега специального угля***
Ушел воспитанник, бесшумно растворившись в серой пелене дождя. Скользнув за ним вслед, отступила волна леденящего ужаса. Судорожно выдохнув, Го Сию дрожащей рукой утер со лба холодный пот.***
К подсказкам интуиции старый охотник привык прислушиваться, иначе бы до своих немалых (для бродячего заклинателя) лет просто не дожил. Взять хоть давешнего яогуя: опытная матерая тварь была гораздо сильней недозаклинателя, без труда скрыв свое присутствие от взгляда, слуха или ци намеченной жертвы, и если бы мужчину не «накрыло» внезапное осознание, что, вот прямо сейчас, нужно резко отскочить вправо… Возраст берет свое, «чисто» увернуться не получилось, но черные гнилые когти «распахали» все же бедро, а не горло. Так вот, стоило Вэй Цюнлиню, праведному заклинателю с сильным Золотым Ядром и умелому целителю, оказаться поблизости, как эта самая интуиция начинала истошно верещать, что рядом Тварь, рядом с которой искалечивший его яогуй сойдет разве что за безобидного домашнего котенка. И ведь не расскажешь никому! Скажут: «Совсем ты, дядюшка Го, умом на старости тронулся, вот уже и мерещится всякое!» Воспитанник бы ему поверил или, хотя бы, проверил — в любом другом случае. А вот обсуждать странности названного брата с мальчишкой было бесполезно. Охотник был уверен, что бывший Вэнь, прямо на глазах Вэй Ина, может любому хоть кишки выпустить, хоть шею свернуть, а тот только плечами пожмет, скажет: «У А-Нина наверняка была причина», — и даже объяснений с драгоценного диди не потребует.***
Го Сию знал, что воспитанник ему не доверяет. Уважает, ценит, заботится… Даже любит! Но не доверяет. Это было очень обидно. Охотник мог принять изначальную настороженность явно битого жизнью мальчишки, но неужто за столько прожитых рядом лет, столько пройденных вместе дорог, столько Ночных Охот, на которых они спиной к спине сражались, он так не заслужил доверия Ин-эра?! Видимо, нет. И с безрадостной действительностью примиряло лишь понимание, что обманчиво открытый, общительный и дружелюбный Вэй Ин на самом деле не доверяет никому, словно на такое и не способен вовсе. Оказалось, еще как способен. Появился Вэнь Цюнлинь, и дядюшка Го внезапно обнаружил, что все эти годы глубоко заблуждался: «А-Нину» Вэй Усянь доверял чуть больше, чем полностью.***
Побратим. Друг. Брат. Доверенное лицо. Тот, кто прикрывает спину на Ночных Охотах в Курганах. Тот, кто «вписан» в защитные барьеры святая святых — мастерской Вэй Ина. Тот, у кого есть право распоряжается личными деньгами и собственностью Главы и контролировать кланового казначея. Тот, кто, будучи помощником Вэй-цзунчжу, единолично решает, кто Главой будет принят, а кого и на порог не пустят, чье прошение ляжет сверху стопки важных документов на рабочем столе, а чье так и затеряется в кабинете среди бесконечных свитков, а то и вовсе полетит в жаровню. Самым непонятным было то, что Вэй Усянь прекрасно осознавал, какая власть оказалась в руках молодого целителя, но его это нисколько не заботило. На осторожные расспросы, а не боится ли он, что однажды интересы помощника не совпадут с интересами Главы, и тот «потянет одеяло на себя», мальчишка удивленно на него посмотрел, пожал плечами и беспечно ответил: «Нет конечно! Это же А-Нин!» — как будто это что-то объясняло! Наверное, и впрямь объясняло. Что-то. Кому-то. Но не этому старику!***
Он не понимал, как можно доверить другому человеку имянаречение духовного меча, но в том, что между Вэй Ином и его названным братом это несущественная мелочь, даже не сомневался: что им какой-то там меч, если даже двух из трех Усяневских наложниц именно Вэй Нин выбирал? Сам Глава на девиц и взглянуть-то не соизволил! Выслушал помощника, отчет почитал, кивнул и до самой свадьбы о невестах не вспоминал. И со Старейшинами тоже А-Нин разбирался, когда те на девчонку из Юньмэна взъелись: дескать, где ж это видано, чтоб у невесты пузо вперед нее в дверь входило, когда и ребенок-то не от мужа, а чей-то байстрюк нагулянный! При самом разговоре охотник не присутствовал, что и как сказал Старейшинам Цюнлинь — так и осталось для него загадкой, но из кабинета Главы те выходили в виде бледном, даже с оттенком в прозелень. А Вэй Ину Цюнлинь доложился, что Старейшин вполне устроило, что будущий ребенок — по крови Вэнь, и что препятствий браку чинить они больше не станут.***
Третью наложницу Вэй Усянь нашел себе сам. Вернее, она сама ему нашлась. Они с воспитанником по рынку пройтись решили — утром новый караван пришел, и тут пацаненок мелкий на ноге у того повис. А потом поднял голову, увидел чужого дядьку, да как разревется на всю площадь — у охотника аж уши заложило! Тут мамаша его заполошная откуда-то вывернулась, дитё свое на руки подхватила, крутанулась на месте и смешалась с толпою. Го Сию на воспитанника глянул — а тот белый весь, будто призрака увидел.***
Понятное дело, гулять по ярмарке весь настрой у Вэй Ина пропал, да и у него самого нога побаливать начала; домой они вернулись. Дома воспитанник в кабинете с Цюнлинем закрылся до самого ужина, да еще и талисманы активировал, чтоб особо любопытные уши не грели, а дня через три — вот те на — девку ту с ее сынишкой в клан приняли! А еще через две недели Глава третью свадьбу сыграл.***
В отличие от юньмэнских девчонок, которые, на радость радеющим за традиции Старейшинам, как зашли на женскую половину, так только в сад оттуда и выходили, новоиспеченная Вэй Лин взаперти сидеть не стала. Двух недель не прошло, а она уже «подмяла» под себя гарем, с полного одобрения Главы уволила прежнюю прислугу и наняла новых людей, договорилась с поставщиками продуктов, закупилась у приезжих купцов мебелью-вазами-картинами и три дня кряду гоняла слуг (и всех, кто под руку подвернулся и сбежать не успел), заставив все это расставлять, развешивать и передвигать. Результат того стоил. Даже Вэй Нин, у которого, при виде счетов на всю эту роскошь, аж глаз задергался, хмыкнул что-то не то про элегантное изящество, не то про скромную элегантность и признал, что теперь их усадьба отвечает самым высоким требованиям к резиденции Главы Клана. В общем, все остались довольны. Отныне, в доме Главы все работало четко и надежно, как проверенный талисман: свежие продукты доставлялись в срок, повара готовили вкусно, завтрак-обед-ужин подавались в надлежащее время, а на кухне всегда можно было найти множество готовых закусок и свежей выпечки — на случай, если кто-то проголодается. Прислуга, подворовывая, но в меру, добросовестно выполняла свои обязанности… И всем этим железной рукой умело управляла Вэй Лин, а домочадцы Главы наслаждались уютом и комфортом… С ужасом ожидая дня, когда он приведет в дом законную жену. Ни для кого не было секретом, что в те годы, когда прочие барышни учились вести хозяйство, Вэнь Цин училась править кости и лечить духовные вены, поэтому недооценивать серьезность маячившей на горизонте угрозы регулярно давиться подгорелым, втридорога купленным рисом, обитатели усадьбы были не склонны.***
Если в доме мужа всем наложница заправляет, чести жены урон от того великий приключается. Любому ясно, что такого неуважения племянница Вэнь Жоханя не потерпит… Да только Вэй Лин, жена во всем, кроме официального статуса, власть так просто из рук не выпустит — уж в этом дядюшка Го (и не только он) был уверен.***
О прошлом бывшей «Фэн Лин» старый охотник ничего не знал, но одно мог сказать точно: не в наложницы девчонку готовили, ой, не в наложницы! Он готов был на что угодно поспорить: ее аристократу главной женой и хозяйкой растили, чтоб и поместьем богатым могла управлять, и мужу, при нужде, чего дельного присоветовать — уж больно много разного барышня знала, в иных Кланах и Наследников такому не учат. И в Илин она не от хорошей жизни подалась, видать, пряталась от кого-то: догадаться-то несложно было, он еще в ту, первую встречу взгляд ее запомнил: такой у зверя загнанного бывает, у того, что сдохнет, но глотку тебе порвет. Вот только пряталась дуреха из рук вон плохо! Никак всерьез считала, что платьишко из хлопка такую осанку скроет? Или что на рынке люди высокой речью разговоры разговаривают? Милая, так не за рис торгуются, так с Главами Кланов беседы ведут! А лицо? Тонкое, красивое, с характерными чертами… Разве что огненных иероглифов «Потомок Вэнь Мао» на лбу не хватает, для тех, кто совсем слепой и что к чему до сих пор не понял! Что ж тебе веймао купить-то помешало? Их уж года три как в Илине каждый второй носит, никто бы и внимания не обратил!***
— Как бы там ни было, — прислушавшись к затихающей боли в ноге и осторожно поднимаясь со скамейки подумал дядюшка Го, — а у Вэй Ина впереди непростые времена… Если он вообще заметит, что у него в гареме война разразилась. Воспитанника Го Сию любил и искренне считал гением, но даже он признавал, что, в некоторых вопросах, тот был непроходимым, как горный бамбук. — Все-таки вовремя я от них съехал, — удовлетворенно подумал мужчина и потихонечку поковылял к дому.