Красавчик по соседству

— Ты та-а-акой красивый, — делает комплимент Антон. Арсений насмехается над собой за то, что хотел ответить ему «как и ты». Это своеобразная эстафета, в которой обычно выигрывает Попов, но Антон старается не отставать, отвратительно кося под карикатурного гея. Что, красивый Роналдо? Прям красивей меня? А если я шорты надену? Уверен, он говорит этот эпитет всем девушкам. Живот сводит, а кулаки сжимаются. Что случится, когда Шастун встретит какую-нибудь девушку? Он влюбится в неё, будет дарить цветы, водить в кино. И тогда я стану просто странным соседом, и мне придётся смотреть, как они обнимаются и целуются на диване, а в комнате за стенкой и вовсе занимаются сексом. Я — это куча слоёв идиотской капусты с гарниром из загонов и незатыкающегося рта. Я перестану быть ему нужным. — Прекрати морщиться, тебе-то точно не нужно моё подтверждение, что ты сексуален. Ты и так это знаешь, — говорит Арсений. Почти правда. — Так ты считаешь меня секси? — отзывается Шаст из прихожей, не теряя роли. — А разве не все девушки так считают? — опять чистая правда. — Ты — не все. И ты не девушка, милый, — пропевает Антон и закрывает дверь. У него свиданка, а у Арсения горящие дедлайны, и остаётся смириться со своей участью. Хотя он не знает, что у Антона тоже с психикой стопроцентная проблема. Он проводит три часа с девушкой, которая нарядилась для него (он тоже старался, но у неё же стрелки на глазах и завитые волосы, тут вне соревнования окажется любой игрок мужского пола), касалась руки и едва ли не в открытую предлагала переместиться к нему или к ней. Сильного желания пыхтеть и выделываться не возникло. А при виде Арсения в мешковатых штанах не по размеру и кофте с длинными рукавами — стало хорошо. По-домашнему спокойно. — Я к тебе приеду перекантоваться, окей? — разговаривает с кем-то Арс, когда Антон тихо прикрывает входную дверь. — Ну, мой сосед скоро приедет, не хочу ему личную жизнь обламывать… Я обещал… Да, в квартире, уже не помню, сколько я здесь, недели две где-то. Не получается уйти, а у нас с ним договор… должен приехать с девушкой, а я… дурак, конечно, барахло собираю… во-о-от!.. Нет, не нравится он мне! Он не по моей части, хороший парень… Язык у тебя помело, так пустишь или нет? Так бы и сказал сразу, чего шторы на шпингалеты… Антон закрывается в ванной, чтобы не подслушивать разговор. — Во-первых, он с мозгами, айтишник. Тебе нужен такой, чтобы решал хоть чуть-чуть за двоих, — терпеливо объясняет свою позицию Сергей на той стороне трубки, но его перебивают: — Так земля ему материнской платой, господи! Я достаточно сильный и умненький, и всё будет в порядке. Выкарабкаюсь, не переживай. — То есть инициативу мы проявлять не планируем? Он ведь нравится тебе. — Не нравится. Заинтересовал. Это другое. — Угу. Сравнил чумного с простуженным. — Нет, сто лет в обед оно мне надо. — Надо, Арс, надо. Не заставляй меня обсуждать это, как делают все девочки, собираясь на шабаш по вечерам. — И я правильно сделал, — фыркает тот, — что не полез к нему в штаны, чтобы насолить и себе, и ему. Не буду к нему цепляться, ясно? — Будешь, сука, будешь, — пророчески хмыкает Матвиенко. Арсений разглядывает свои наброски по теме промежуточного экзамена и уже битый час выражает энтузиазм, но на душе кошки скребут. Объем работы пугает, так ещё нужно захватить с собой часть, чтобы поработать в кофейне и доехать аж в Гатчино в лапы к маньякам. Он уже разложил на полу маркеры, стикеры и листы для заметок, которые помогут образовать связную последовательность, теперь запихать их в два рюкзака, проверить газ и воду, и отчаливать. — Арс, я вернулся! — выдаёт своё присутствие Антон. Попов замирает. Затем запихивает ногой несколько бумажек под кровать, а на остальное кладёт стул и садится сверху. — Можно войти? — Н-нет, подожди, — Арс поправляет чёлку и осматривает место ледового побоища. Антон тоже слышит панику в его голосе. — Всё в порядке? — Да. Дверь приоткрывается, и Арсений видит его встревоженное лицо. — Ого, — он опускается на колени. — Что это… не, падаж-жи… Почему столько? Я такого разнообразия даже в канцелярских не видел! Попахивает книжными ярмарками и фестивалями. Зачем?.. — Знал, что ты не поймешь, — сжимает спинку стула Арс. — Обычно девчонки страдают перфекционизмом, но это мы уже выяснили. Если тебе нравится, то как я могу быть против? Я бы даже был не против, если бы ты научил меня леттерингу и похожим штукам. Но взрыв на макаронной фабрике как-то не входил в планы… — Я не особо разбираюсь в шрифтах. Мне нужны яркие принадлежности, чтобы мотивировать себя. Без них не выучить, — смотрит сквозь него Попов. — Это убого, мне неприятно, так что уходи. Не мешай. Губы Арсения начинают дрожать. Он планировал поинтересоваться, как прошло свидание, но контролировать приступ агрессии от бессилия — уже достижение. — Что? О чём ты вообще? — Я нихрена не справляюсь, если не проговариваю вслух и не клею стикеры по всему дому, — Попов протягивает руку вперёд и смахивает всё прочь. — Это твоё домашнее задание? — берет одну папку Антон. — Или творишь в своё удовольствие? — вздыхает, садясь на пол. — Для промежуточного экзамена… который я не сдам. — Я могу чем-то помочь? — М? — вздрагивает от неожиданности Арсений. — Ты не можешь сделать это сам, так как тебе помочь? — Вот только не надо входить в моё положение и бла-бла… — Глупый ты, — Антон вытягивает вперёд длинные ноги, пока Арс прикусывает щёку изнутри. — Уверен, есть дела поважнее. Компьютерная игра, учёба. Ты ничем не обязан. — А я и не собираюсь делать это просто так, — отводит глаза Шаст. — Собираюсь извлечь максимальную выгоду, если тебя это так беспокоит. — Какую? Я опять буду мыть полы? — закатывает глаза Арсений, потихоньку отвлекаясь от насущных неприятностей. — Нет, — Антон быстро вдыхает и выпаливает: — Попозируй мне, — и странно смущенный ждёт ответа. — Я помогу тебе откорректировать билеты и выучить, — бормочет, — а ты позволишь нарисовать тебя. — Ты хочешь нарисовать меня? Зачем? И… это включает в себя что-то такое? — Я хочу сделать тебя прототипом персонажа для игры. Никак не мог представить что-то внутри, а общие повороты головы и глаза вроде на месте уже… и вот, — Шастун неловко пожимает плечами, и по мнению Арсения выглядит восхитительно. Потом он срывается с места и возвращается через тридцать секунд с зеленой школьной тетрадью, демонстрируя набросок. — Это по памяти, но мне бы эмоциативные ряды и немного референсов только от тебя… — он сглатывает и облизывает губы. Некстати вспоминается ночной разговор с лихорадочным блеском в глазах и то самое ощущение — нащупывание нужного. Этому необязательно происходить на романтичной Эйфелевой башне с круассанами, таким обыденным моментам тоже достаточно существовать, чтобы вспоминать их днями и ночами. «Пожалуйста» — беззвучно молит Арсений. С любым другим парнем он бы уже активно действовал, но это же Антон. Арс ужасно боится всё испортить своими фантазиями о счастье, но Антон нарисовал его с полуприкрытыми глазами и с руками за головой. Попов не собирается искать новую квартиру, но «я вас хочу написать» — разве не те самые слова, которые приходят на ум каждому художнику, которому надо приударить за прекрасной новой натурщицей? Арсений мечтает проводить с ним больше времени, не рассчитывая на какие-то интимности. Услышать голос и смех. За это время он изучил лицо Антона лучше, чем собственное. — А что мне нужно делать? Сидеть недвижимо по несколько часов? У меня не хватит на это времени, — обдумав вопрос, прямо отвечает Арс. — Если только ты будешь ходить за мной на вечерний клуб, хотя будет странно просить пропуск для не-студента университета, да и у тебя, должно быть, занятия поважнее… — Почему ты думаешь, что я не выкрою час… для тебя? — нескладно удивляется Антон. — Мне же самому это надо, значит я и буду стараться. Тебе всего-то надо заниматься своими делами, и я смогу запечатлеть часть — недовольство, раздражение, удовлетворение, может, ещё по мелочи. Тебя будет смущать, что я сижу в твоей комнате? — Ну, нет. Тогда я не против, если смогу сидеть за ноутом. — Вот и договорились. Стоя в обнимку с пылесосом, Антон теряет последние остатки совести — стыбзить чё-нить это святое дело. Уборка затягивается, а у него нервная система не железная, поэтому он запихивает прибор подальше и на кухоньку вплывает легкими шажочками, чтобы поглядеть на суетящегося Арсения в фиолетовом фартуке. — Я прибрался, а ты не успеваешь, — намекает Шастун. — Кулинария не терпит спешки. Это как женщина, её нужно прочувствовать, — многозначительно тянет Арс, делая огонь чуть меньше. Антон снимает крышку и зачёрпывает пюре: — Чувствую, мягенько. — Да куда ж ты без масла! — По-моему, у тебя паранойя доделывать вещи, которые шикарны, — беспечно отвечает Антон. — А ты прекрати ухмыляться. Меня это нервирует, — сосед складывает руки на манер ангелочков и возводит глаза к потолку в немой молитве терпения и все прощения. Шастун давно заметил, что у Арса талант к всевозможным театральным штукам, тот обожает менять мимику и голос, копируя кого-то (чаще всего Антона). В семье не без гения. — Поэтому отступаешь? — шуточно припирает его, чтобы не ждать завершения рецепта. Арсений быстро меняет направление, не поддерживая игру за бутылку подсолнечного, и останавливается в паре сантиметров от Антона. Катастрофическое нарушение личного пространства. — М, ты чего? Ты не мог бы отойти? — слетает с губ Шастуна. — Я дурака валяю, а вы, мужчина, всё пространство собой заняли. Отодвиньтесь. — У тебя клаустрофобия? — хмыкает Арс. — Нет, а у тебя? — У меня боязнь темноты. Я себя оправдываю, что это фобия для творческих людей с богатым воображением: домовые, кикиморы, спайдермены… — Слендермены, — машинально поправляет Антон. — И эти тоже. Человек с щупальцами без лица или человек с выскакивающей паутиной из рук, мне без разницы. Всегда находится идиот, который говорит, что не надо боятся сверхъестественных существ и мёртвых, а живых людей. — Как в «Скуби-ду»: все опасные монстры это… мы. — Когда увидишь фантома или странную тень на стене, или стой, подожди, опять того паука или многоножку, обосрёшься. Ногу из-под одеяла вытянуть слабо? — Это так по-детски брать этой фразой, — закатывает глаза Шаст. — А чего ты ещё боишься? — Детских мультиков. А так «Секретные материалы» и читал, и смотрел. — Ты дед инсайд, я впервые слышу это название. Так чё там с мультами? — Первое, что на ум приходит — «Коралина в стране кошмаров». Девочка попадает в другой мир, скрытый за секретной дверцей. Этот мир — ее альтернативная жизнь со вторыми, более улучшенными родителями, все там хорошо и легко, но только до поры до времени, — Арсения мысленно пробирает мурашками. — До сих пор разборы пасхалок на ютубе смотрю: там и песни на выдуманном языке, которые как-то переводят, и пуговицы, которые пришивают к глазам — метафора навязывания своего видения на мир. Был ещё про Кикимору мультфильм, тоже та ещё интересная хтонь. Старая женщина обманом пробирается в дом и крадёт ребенка, а его старшая сестра сигает по болотам в поисках, потому что взрослые свалили на пати в соседнее село. Леший и старые пни были неплохи, но момент кражи — ох, теперь понятно, почему многие дети накрываются одеялом и не выглядывают оттуда до самого утра — скрюченные пальцы и остальные атрибуты — хелоу, теперь я до усрачки боюсь деревьев с сухими ветками и звуков, которые они издают. — Я думал, ты «Халиф-аиста» вспомнишь, там гейские вайбы на высоте, — очухивается от потока информации Антон. — Звучало сексистки. Я не в курсе, что это за арабская кинокартина. — Главный герой с длинными рыжими волосами и тюрбаном находит шкатулку с порошком и запиской на латинском, оказывается она принадлежит колдуну, и достаточно вдохнуть понюшку порошка и произнести волшебное слово — превратишься в любое животное и будешь их понимать. Магия оккультная, одна штука, а не глюки. Там были страшные звери, состоящие из нескольких животных одновременно… — Химеры? — подсказывает Арсений, как в викторине с миллионом долларов на кону. — Ага. Этот падишах в платье, или кто он там, облажался, забыл слово и скитался аистом, пока не встретил красивую ящерицу, это была принцесса и вместе они насмотрелись ужасов. Кончилось не свадьбой, что удивительно, потому что он типа красавчик семи морей. — Поэтому ты подумал про меня?.. — наклоняет голову набок Арс. — Поэтому я подумал про тебя, — запросто откровенничает Антон. Есть люди, которые западают. Не кнопкой буковки на клавиатуре, не квитанцией в постовом ящике, где шаришь рукой, не влюбленностью в старшеклассника на другом этаже. А пулей, где-то застрявшей, до боли и кровоточащей кожи, причём человек не против, что прошло не навылет, наоборот счастлив, что следы остались. Сразу чувство появляется, что инородное тело всегда там было — так и так, вживили с рождения, Билл Гейтс чипировал, а три-дэ вышки захватили мир. Антон думает, что Арсений такой многогранный, остаётся только сомневаться: ему и вправду со мной интересно? У Попова нет любимого человека и близких друзей тоже, если не считать из другого города и интернета, его окружают знакомые и одногруппники. Он со всеми и ни с кем, с другой планеты и с несуразными привычками смотреть артхаусы с низким рейтингом, снимать стихи и граффити на стенах неблагополучных районов, вести инстаграмм в определенной расцветке по полоскам, собирать марки, бегать по шоурумам и обожать театр. И творить любую другую дичь, которую Антон обязательно полюбит, когда узнает о ней следующим вечером после шуток про говно. — Знаешь, я воспринимаю многие предметы как способ начала разговора с человеком. Некоторые бывают очень удачными, — открывается Попов. — Я не умею знакомиться на улицах, да и сами встречи — удивительное явление. Имя сразу забываешь, а всего человека запоминаешь. Кажется, что понимаешь сразу, с первого впечатления, но почему-то потом раскрывая новые стороны, осознаёшь, что в человеке всегда остаётся то, чего до конца не узнаешь и не исследуешь. Закрытая страница, так называемая. Антон слушает, приоткрыв рот. — Обычно, если всё благополучно складывается в предыдущих действиях, я засыпаю человека вопросами. Для меня показателем становления дружбы служит перескакивание с темы на тему, когда наступает томительное ожидание момента высказывания своего мнения на одну точку зрения, и тем не менее, когда не хочешь пропустить ни одного слова из речи собеседника. Тот лёгкий перелив от хобби до будущих желаний, от любимой музыки до отношения к сборке шкафа из икеи. Можно говорить о чём угодно — все темы открыты и не изведаны, поэтому так легко с новыми знакомыми, — вздыхает Арсений, жалея и равнодушничая разом. — Иногда чувствуешь себя неловко и стыдно, потому что теряешься и не знаешь, о чём говорить. Как будто обсудили уже то, что можно, и пора двигаться. Один из моих страхов — оказаться такой же исчерпанной для важного для меня человека. Вот почему самосовершенствование — неотъемлемая часть моей жизни — чтобы не покончить с собой, чтобы находить что-то новое внутри и в окружающем мире. Хочу, чтобы листы никогда не заканчивались. — Листы? О чём ты? — затаив дыхание, спрашивает Антон. Всё это время он не отодвигается, и слова обволакивают в кокон. — Листки, укутавшие человека. На каждом — определенная история, которой нужно рассказаться в определенный момент. Узнавая кого-то, раскрываешь один лист, затем другой, и когда будет казаться, что добрался до бумажного комочка-сердца, на самом деле — не достигнешь даже середины. Неизменно остаётся песчинка, от которой образовываются слои жемчуга, и тут также. Я люблю людей, которые оставляют что-то для себя, но делятся остальным, но сам я… быстро расклеиваюсь… и это вряд ли приятно наблюдать. Арсений обхватывает себя руками и выходит с кухни.

***

Коктейль заканчивается, а пьяная депрессия в разгаре. Окинув печальным взглядом зал, Антон едва не подпрыгивает от неожиданности. В центре стоит Арсений. Очень злой и недовольный. Он определённо кого-то ищет, чтобы начистить рожу, и Шаст грешным делом думает про себя, а потом обзывает эгоистом. Антон, конечно, может вызваться добровольцем под горячую руку, так хотя бы страдания закончатся побыстрее, но сосед мотает головой в стороны, скользит по барной стойке глазами и останавливается почти рядом со столом, за которым располагается компания, возглавляемая Ирой. Вблизи становится понятно, что губы Попова дрожат. Не очень хороший знак, и продолжать сидеть среди знакомых подкатывающей к нему Кузнецовой, Антону невыразимо отвратительно. Он перевыполнил программу сегодняшнего дня и терпел достаточно ради старой дружбы. Закинув в себя остатки в стакане, Шастун резко встаёт и направляется навстречу. Ира уже кричит вслед, но он видит только удивление в голубых глазах и приоткрытые губы, которые тоже пытаются что-то сообщить. Щас выяснем, что ещё у Поповича стряслось. Идёт всё по пизде. Антон обхватывает знакомую шею, впиваясь в его рот, даже язык не использует, только неспешно мнёт губы. Арсений не сопротивляется, просто стоит. Наверное, со стороны выглядит не очень страстно, но помощь приходит откуда не ждали — Попов кладёт руки на его талию и притягивает ближе, что больше похоже на искреннюю близость между двумя людьми. Антон не улавливает момент, когда нащупывает что-то теплое, и Арсений тут же прикрывает рот, компенсируя бегство легким массированием поясницы. Точно. Шарик металлический. Так вот как это ощущается. Когда Антон отстраняется с тихим чмоком, Арс потирается об его нос, всё ещё не открывая глаз. Сравнения, каково это целоваться с другим полом, не мелькает в сознании Шастуна, потому что, объективно, инициатива исходила от него самого, а значит нормы приличия подождут. Остальные мысли заткнули этого ханжу-паникёра, чтобы удовольствие не портил. — Я хотел к твоей компании прибиться, — шепчет Арсений у его уха. — Но знаешь… то, что ты сделал… мне было так нужно. У меня тут… неважно, в общем. Заботы и нежности какой-то захотелось, — он убирает руки и поправляет чёлку. На его лице какая-то мечтательная улыбка, будто он не здесь. — Но тебе-то зачем?.. Дымка рассеивается, и Антона обдаёт волной смущения. Он до сих пор цепляется за плечи Попова, радуясь, что ему не врезали за вольность. — Будь другом, прикинься моим парнем, — опускает его с небес на землю Шастун. Лингвистически эта фраза вообще не имеет права на существование. Арсений тоже приходит в себя, но единственное на что его хватает — на повторное «а зачем?». — Буду должен по гроб жизни, — обещает Антон. — И так уже второй раз на мне отыгрываешься. Когда уже возврат оформить можно будет… Арс запускает руку в его волосы и хихикает, бросая взгляд из-за его плеча, и Шаст понимает, что тот быстро сориентировался на какую публику он работает, разыгрывая Джульетту. Или Ромео, Антон готов уступить роль. — Достали так, что это единственный выход? — Да, — вымученно отвечает Антон. — Тогда знакомь меня с этими львицами-победительницами. Те самые девушки сидят и охреневают. Понятное дело: развернувшаяся картина достойна номинирования на золотую кнопку ютуба. Если на Антона в их компании рассчитывала только Ира, то Арсений в своих джинсах и футболке «агентство разбитых сердец» представлял типаж, нравящийся всем от четырнадцати до… ну, тридцати лет. Раньше, до судьбоносного столкновения с Шастуном и собственнических жестов, естественно. А теперь можно снять очки и созерцать чистейшее разочарование — чудо природы смеет уходить в закат, а не бежит в руки. — Это Ира, Оксана, Дарина и Рита. Это Арсений. Мой парень. Длинная пауза. Арсений придвигается ближе к плечу Антона и под столом кладёт руку ему на колено. Хотел похлопать, вышло погладить. Не отдёрнулся, и ладно. — Почему раньше не рассказывал? — первой просыпается Оксана. — Я так сильно потолстела за полгода? Тогда чего скрывал такого пирожочка, а? — Да, да, такой красивый парень, — довольно безобидно, но с небольшим нажимом интересуется Дарина. — А ты обо мне не говорил? — надувает губы Арс, пряча ехидство в своем тоне. — Арсюш, это я должен возмущаться, — вступает на тонкий лёд Антон. — Ты опоздал на целый час. Мне было одиноко, — а это уже шпилька в адрес девушек. Не умеют поддержать разговор так, чтобы парень не оказался на другом конце радуги. — Извини, Тош. Я решил ужин приготовить, и потом… — Чё, реально сготовил? — понизив голос, облизывается Антон. Арсений кивает и щедро вешает лапшу об их отношениях, ловко вплетая правду о том, что живут они вместе. Шастун размышляет над его актерским талантом и на секунду ловит себя на мысли, что этот бред выглядит убедительно. Пальцы Арса выписывают узоры на его плече, шее, щеке. — Мне кажется, ты меня лапаешь?.. — незаметно скашивает на него глаза Шастун. — Кажется, — не прекращает Попов, ослепительно улыбаясь лампе над головой. — Хочешь сказать, чтобы я перекрестился? — Если сильно хочешь. Когда Арс останавливается, чтобы перевести дух от рассказа об их «лучшей жизни на земле», а Ира на низком старте, чтобы вставить свой комментарий, Антон громогласно проводит черту. — Ну, нам пора. Приятно было повидаться, — они валят, никак не оправдывая то, что не хотят посидеть в клубе, в котором вроде как договорились тусить. — Боже, ты невероятный. Спасибо, реально спас меня от этой фурии. Попов по-лисьи улыбается. Да, я такой, продолжай меня хвалить.  — Не думаю, что стоит благодарить. Она же слухи распустит, и твоя репутация разрушится, возможно в универе узнают. Остальные были вроде безобидными, потреплются между собой. Оксана вообще милашка, хоть и нахмурилась в самом начале. — Хрен с ней, репутацией. У меня она и раньше так себе была. К тому же, я Ире вдвойне отомстил. Такой красивый парень, — Антон задирает голову, — и равнодушен к женскому полу, её лицо надо было сфокать. — Зачем тебе это было нужно? Зачем пошёл с ними гулять, если желания и либидо на нуле? — ворчит Арсений. — Ты ушёл, ничего не сказав. Мне стало грустно, я решил выпить, а она мне написала, и я решил проёбывать вечер дальше. Не по дворам же шариться, не семнадцатилетка, а в контакт-бар хрен попадешь. А ты как оказался там? — Примерно по той же причине. Одна встреча с неприятным человеком, на которую я согласился и тут же пожалел. Но твоя идея со сменой ориентации — ой, дура-ак. — Я понимаю, что так нельзя. Желание сделать гадость взяло вверх, и я знал, что ты свободен, если что дашь по морде. Чистые мужские дружба и расчёт, — опускает взгляд вниз Антон. Вместе они идут в магазин поднабраться ещё. Точнее, это цель Шастуна, а Арсений берет яблочный сидр с пятью процентами за компанию. Мучительно пытаясь вспомнить, что случилось в клубе, Антон пытается вытащить руку из-под чего-то тяжелого. Черное и мягкое, а у него постельное бельё другого цвета. Он перестаёт дышать, понимая, что кошмар повторяется. Хотя уже не так страшно, потому что он тут же понимает, что они оба в одежде. Видимо, после того, как они мило поболтали с Ирой, то пошли кутить дальше, как порекомендовал Арс. — Доброе утро, — обреченно произносит Антон. — Надеюсь, ты выспался, говнюк, потому что это был последний раз, когда… — Чего бормочешь, дай поспать, — шепчет Арсений таким умиротворенным и довольным тоном, что Шастун закусывает губу от недоверия. — А часто ты так делаешь? Лезешь в кровать к другим парням? — неожиданно возникает мысль в его голове. — М?.. — постепенно просыпается окончательно Арс. — С чего ты так решил? К тому же мы знакомы, в настоящее время соседи, так что между нами не может ничего быть! Мы полностью одеты, а я почти безвозмездно помогал тебе вчера. Хоть бы поблагодарил!.. — Я тебе вчера сто раз «спасибо» сказал и купил разноцветный попкорн в круглосуточном, а чтобы туда доехать, пришлось пересаживаться на другую ветку, — быстро заводится Антон, поддерживая разговор. Он понимает, что между ними ничего не было, к тому же Арсений был не в состоянии пройти ещё дальше, поэтому Шаст сам предложил передохнуть здесь, а не шарахаться по квартире. Однако отказаться от подколок невозможно. Фигура у Арсения всё-таки отличная. И злится он невъебенно. Теперь всё немножечко поменяло градус. Например, Антон сидел на кухне и завтракал кофе, как обычно, когда Арсений, потягиваясь и зевая, продефилировал к холодильнику в одних трусах. Он тоже проводил утро традиционным способом, и не то, чтобы Шастун не смутился или не видел его полуголым, но случай первой встречи не считался: он же и не рассматривал особо, а потом был невыспавшимся и уставшим. Ленивой походкой Арс прошаркивает мимо и нагибается к полке, чтобы что-то достать (предполагается, что йогурт и мюсли). Антон случайно (ну правда случайно) смотрит на его ягодицы. Ничего себе. Тут есть чему нагуливать аппетит. Сосед ещё минуту копается и вытаскивает творожный сыр. Шаст продолжает старательно думать о грязных носках под кроватью, которые надо кинуть в стирку. — Арсюш, оденься пожалуйста, — голос внезапно сиплый. — Холодно, простудишься. Попов оборачивается, как будто просительной интонации ему было мало. — Окей, — спокойно отвечает и выходит из кухни, оставив кусочек хлеба и нож на разделочной доске. У Антона закрадываются подозрения. Он всё списывает на стресс и усталость, недотрах, в конце концов, если забыть про культурные выражения. Чем дальше в лес, тем симпатичнее лешие. Шаст уже не помнит, что ему понадобилось у Арсения, но для приличия топчется перед дверью, чтобы тот точно услышал, прежде чем приоткрыть дверь. Арс сидит на шпагате и тянется к пальцам правой ноги, не замечая прибывшего в гости, так как сидит спиной, но ощутив сквозняк, тут же одергивает футболку. — О, ты что-то хотел? — спустя вечность подаёт голос Попов. Какая растяжка. Это же как он… — Э-э, ну… я, — звуки не складываются в слова. Вся голова занята одним, и всё, что он смог ответить воспалённым мозгом, который захотел узнать правду: — Арс, а ты пассив или актив? Лучше бы земля подо мной разверзнулась. Арсений удивлённо вскидывает брови. — Почему тебя это интересует? — Кхм… мы живём больше трёх недель, а я совсем тебя не знаю… Молодец, выкрутился. Это же то, что тебе обязательно нужно знать — какую позицию человек предпочитает в сексе. Заполните анкету в обязательном порядке в электронной форме, сука. Попов пожимает плечами на отговорки. — Слушай, извини, зря спросил. Я не хотел тебя обидеть, — пытается убежать в кусты Антон. — Ничего обидного в этом нет. Я универсал, — и чуть тише Арсений добавляет: — но предпочитаю быть снизу с нотками доминирования. От его последних слов у Шастуна мурашки. Блять. — Понятно. Круто. Здорово знать, что тебе нравится. То есть уметь получать удовольствие и быть в гармонии с собой, а не то, чтобы мне было здорово узнать твоё… Ладно, я пойду. Я становлюсь извращенцем. Нет, меня совращает представитель нетрадиционной сексуальной ориентации. Сидит в своей комнате, дышит одним со мной воздухом, кошмар. — Куда? Ты же ещё не все вопросы задал, — со знанием дела говорит Арсений. — Не-не, я сунул нос не в своё дело. — Поздно уже. Иди до победного конца. — Извини. И за то, что вопросы уебанские задаю, и за то, что сосаться полез. Я не имел права, даже пьяным. — Что было, то прошло. Я правильно понимаю, что вся суета из-за поцелуя? — улыбается Арс. — Нет, ты не гей, такое случается. Легче? — Нет. Мне… интересно было, понравилось ли тебе или может, ты взбесился. Ты же парень, это совсем по-другому ощущается, и… — Стоп-стоп. Тебе отзыв со звездочками оставить? — Блин, Арс, не добивай лежачего. Ты отстранялся, но касался рукой, и я решил прояснить, что я точно не нарушил границ. — Хорошо. Я не был против. Мне зашло, но я боялся, что тебе с пирсингом будет непривычно, поэтому и дёрнулся. Плюс неожиданность, — Арсений продолжает зарядку, делая выпады на другую ногу. — Так пойдет? — О-окей, — заикается Антон. — Пассивно-агрессивный граф. — Ты до сих пор пялишься. Извини, я не нарцисс, но люблю свою бледную кожу и не хочу ездить на моря для загара. Ты зовешь меня графом, а я поражаю тебя аристократичной бледностью, чем не бартер? — посмеивается Арс. Только вот у него не получается думать, что это глупости. Потому что, когда звучит это прозвище, насмешливо, чересчур игриво — он краснеет. Хотя ничего неприличного нет. У Антона в мыслях точно не было. — М… нет, я немного восхищаюсь… а не то чтобы засматриваюсь. Я столько шуток вытерпел в школе: шпала, длинный, останкино. А у тебя такая уверенность всегда в глазах, что пусть хуями подавятся и в следующий раз рот не откроют. — Ах, восхищаешься? Поэтому и краснеешь? — польщенно ухмыляется Попов. — Представляй людей вокруг голыми, чтобы меньше волноваться при серьезных разговорах. Будешь проводить пресс-конференцию по своей компьютерной игре — вспомни мой совет, а то будет забавно с горящими ушами сидеть. — Совет так себе, честно. Если ты не краснеешь, потому что представляешь — у меня к тебе ещё больше вопросов. Шастуну никак не удаётся избавиться от навязчивого воспоминания странного поцелуя, и он засматривается на чужой рот, забывая, кому он принадлежит. Понарошку же, посмеялись, выпили, и хватит.