Красавчик по соседству

Большая часть страхов произрастает из страха смерти. Большая высота — упаду, разобьюсь, умру. Пауки — укусит, залезет внутрь меня, отойду в мир иной. Кровь, любая серьёзная травма — вытечет слишком много, запикают приборы и диагностируют смерть. Арсений боится крови. Не чужой, видимо, не до такой степени эмпат, а собственной. Он мог умереть из-за собственного стыда, когда вернулся от первого в своей жизни парня, после не первого в своей жизни секса, но с сильной болью в животе. Закрылся от родителей в комнате и сделал вид, что уснул. Посреди ночи доковылял до туалета, упал в обморок два раза, закинулся таблетками, чтобы сбить температуру, и лёг обратно. Громкий плач с криками. Мама теряет тапочек, но бежит к нему. — Что это, что это, господи!!! — она пытается поднять его голову, перед глазами всё кружится, и она пачкается кровью. Арсений лежит поверх одеяла, потому что не было сил укрыться, и из самого потаённого места, которым он ходит в туалет, понемногу вытекает, хотя подсохшей крови тоже достаточно. — Не говори отцу, — бормочет Арс сквозь её беззвучную истерику. — Никому, слышишь, мам… Она вызывает скорую, баюкает его, как маленького, вытирает тёплыми полотенцами его пятую точку, а он не может её остановить, запретить. — У меня сын истекает кровью! Где вы?! Быстрее, пожалуйста! — сквозь тошнотворную слабость слышит Попов и отворачивается. Лучше сдохнуть, чем сказать правду врачам, и маме, бедной маме. Ранним утром двое здоровенных мужиков, их соседи, выносили носилки, на которых лежал молодой бледный парень, и запихивали в машину «скорой помощи». Следом за ними бежала женщина с размазанным макияжем, в модной блузке и распахнутом домашнем халате, позже ожидающая, когда её сын очнётся от наркоза. Как случилось так, что он оказался здесь, среди выдаваемых государством ночнушек и не отстиранных пятен крови? А, так это же он виноват! Он хотел, чтобы они занимались этим на диване, а иногда и на чужой квартире у друзей, прямо в ванной, чтобы теперь понять: он где-то там гуляет, пьёт, пока Арсений стоит в больничном коридоре, ждёт очереди на перевязку, а вокруг шаркают старики в тапочках с геморроем. А он где-то гуляет! Мама не хочет встречаться с Арсением глазами, папа не знает правду, а ему плевать! Может быть, даже хвастает, что ему подвернулся дурачок, полудевочка-полумальчик с влюблёнными синими глазами, готовый подставляться! Ненавижу. Ненавижу тебя. Убери свои руки. Знаешь, что со мной было, пока ты гулял с ними всеми? У м-меня, у меня же вся кровь… внутреннее кровотечение… вытекла… И неважно, что было по обоюдному, — считает Арсений спустя время. — Когда вы видите, что вашему партнёру плохо, отпускаете его без всяких волнений, потом не звоните и не пишите, а спустя неделю пытаетесь извиниться и тащите по компаниям и вечеринкам, чтобы заявить через несколько дней: знаешь, наверно, нам лучше остаться друзьями — вы ничего не заслуживаете. Никакого понимания и прощения. Арсений просыпается в своей новой комнате, вернувшись к своей старой жизни и старым проблемам, некоторые из которых сущие пустяки в сравнении с тем незаконченным «романом». — Не надо было тебе уезжать, тем более, что Дима задерживается, — заявляет Сергей с небольшими паузами. Видимо, занят чем-то, хотя по привычке звонит первым. — Откуда у тебя средства на аренду? Или опять влезешь в долги? А твои соседи как отреагировали на швейную машинку в два часа ночи? Ты решил оправдывать себя, чтобы не готовиться к сессии? — Я решил, что пора менять что-то. Может, появится вдохновение. — Не хочу выводить тебя из равновесия окончательно, Сеня, но ты постоянно меняешь всё. Иногда в этом и проблема твоего вдохновения, что в нормальной обстановке оно не появляется никогда. Последние лет пять точно, — саркастически замечает Матвиенко. Арсений опускает взгляд и, как всегда, когда волнуется, собирает складку на футболке и катает её между пальцами. — Надеюсь, ты и правда в порядке, потому что мне стыдно хвастать перед тобой, когда ты страдаешь от одиночества. А у меня только начало всё клеиться! Сергей рассказывает о новой знакомой, ржёт и ощутимо вдохновляется редкими комментариями Арса. Когда он заканчивает, тот сворачивается клубочком на кровати, не сняв кеды, и думает, как было бы хорошо, если бы Антон был рядом, но их приятное соседство должно было когда-нибудь закончиться. Второй звонок удивляет его — кто в наше время общается по телефону, а не в чатах? — Алло? — Это я. Знакомый голос, только непонятно чей, ещё и искаженный помехами. Вдруг до Попова доходит, кому он принадлежит, и палец заносится над кнопкой завершения звонка. Вспоминая то представление перед универом, Арсений не уверен, что ещё отошёл от желания придушить. — Подожди, пожалуйста, не бросай трубку! Я некрасиво поступил, знаю, но давай встретимся и поговорим, — парень звучит искренне. Арс задумчиво провожает глазами секундную стрелку на часах. Если бывший парень всё ещё хочет всё вернуть, то почему он ничего не чувствует теперь? Он дёргает головой, пытаясь вызывать злость, но она ушла давным-давно, как сквозняк из форточки, который пытается застрять в голове, да не успевает, и она скрывается под тёплым одеялом. — Не выйдет. У меня нет времени на тебя. — Мне жаль, что так получилось. И тогда, и сейчас. Я думал, верну тебя, и всё наладится. — Мы уже с тобой поговорили. Когда я тебя у университета увидел — готов был убить. А потом вдруг понял, что ничего не чувствую, что могу быть счастливым. Тебе того же желаю. Пока. Ты запускаешь себя, — слышит он вдруг в ушах голос мамы. — В Омске у тебя была бы постоянная работа, и ты не мотался бы по квартирам. Ты просто избалованный противный ребёнок, который делает то, что ему долгое время запрещали, не задумываясь, почему тебя от этого ограждали. Нет, мама бы так не сказала бы. Это всё неуверенность в себе. Нужно по-настоящему ей позвонить и поговорить. По крайней мере Арсений пытается построить мосты, даже не зная, что именно хотел бы с ней разделить. Между ними столько всего произошло, что одно «спасибо, что стала относиться ко мне, как к психически нездоровому человеку после того случая, хотя даже ребенком пыталась напоить меня успокаивающими чаями с травами» будет звучать агрессивно. Без той ситуации он бы не переехал из своего родного города и не позволил бы себе мыслить шире. И без этого происшествия не прошли бы проверку все его друзья, и он бы не завёл новых. Арсений бы никогда не влюбился — он считал это невозможным до переезда, до того, как перебороздит в себе горы. Он бы не узнал о себе так много, не вырос бы так сильно над прошлым собой. Ему очень нравится думать, что тот Арсений Попов уцепился бы за Антона, на коленях бы ползал у порожка и уговаривал второго соседа найти себе новую жилплощадь, а новый Арсений спокойно заказал такси, перетащил вещи и поцеловал Антона в тёмном закутке подъезда. Медленно, он подносит трубку к уху, в то время как сердце заходится бешеным ритмом. — Арсений, — как его мама произносит имя, сразу мурашки по спине. — Привет, у меня всё хорошо. Как у тебя дела? — его обхватывает душевный покой, как в «кунг-фу панде». Арс понимает, что сделает это. Он достаточно сильный, чтобы наконец помириться. — Мам, — тихо говорит он, слушая прерывистое дыхание на другом конце в ожидании ответа. Но она не говорит ни слова. Попов откашливается. — Не хочу цепляться за прошлое, мам, я же переехал, чтобы начать заново, а не усложнить тебе и папе жизнь. Я хотел нормально жить, и я смогу это сделать, если ты это примешь. Прости, если… — Я никогда намеренно не хотела причинить тебе боль своими словами, я хотела как лучше для семьи, — выпаливает мама. — Защитить тебя, но это было ещё труднее, потому что отец… Наверно, этим я окончательно прогнала тебя из дома? — Нет. Я строю жизнь, которая сделает меня счастливым, — это слова, которые Арсений прокручивал перед звонком. — Я не хочу терять вас, но и не могу поменять себя. Ничего не изменилось. — Я не могу принять этого, но независимо от того, что ты думаешь обо мне, я желаю тебе счастья. Я рада, что ты стал независимым, и хочу быть частью твоей жизни. Люблю тебя. — Мам, я не приеду к тебе, хотя ты всегда можешь приехать в гости ко мне в Санкт-Петербург. Здесь я чувствую себя как дома больше, чем где бы то ни было. Я тоже тебя люблю. В этом весь ты, Арсений, — сказал бы Антон. — Тебе, именно тебе, блять, хуёво, я же знаю, а ты другим сопли подтираешь и загадываешь мир во всём мире на любой праздник.

***

Шаст стоит перед зеркалом, из одежды только полотенце. Всё почти как в первый раз, когда Арсений вломился туда. Он невольно засматривается на него: подтянутый, с выпирающими ключицами и возбужденными сосками. Мокрыми волосами, а сейчас сухими, потому что пошёл в душ перед ним и успел погреться у батареи. Красивый. — И что ты здесь делаешь? — улыбается Антон. — Стою, — просто отвечает Арсений, преграждая путь. — Чем обычно в ванной занимаются? Поют, моются, охотятся на пауков… — Может, поможешь? — А сам не справишься? — глаза поблескивают. — Нет, тут столько всего: отрегулировать напор, выбрать гель, — Антон прижимается к нему. Теплая вода стекает по телу, пока Арс прижимается к холодному кафелю. — Скажи, что любишь… — Ну, люблю, — цепляется за его талию Антон. — Тогда соглашайся, — Арсений перевоплощается из плавучего и приятного в непоколебимую глыбу и упёртого барана. — Ты опять? — обречённо стонет Шастун, уже понимая, что ничего ему не обломится. — Ты хотя бы начни. Вдруг получится. — Я не смогу-у! Это не моя специальность, тебе не понравится результат, а мне потом извиняться! — Надо пробовать, раз дают возможность проявить себя. Действуй, как обычно, только масштаб будет побольше — сначала, набросок… — Блять, у меня такое настроение было, а ты заладил!.. — Я не собирался шантажировать тебя нашей близостью, но ты же прокрастинатор, хоть и талантливый, — виновато крутится вокруг него Арсений, будто сам не прочь закинуть хороший заказ в корзину ожиданий. Антон отмахивается, заставляя фыркать — как будто Попов для своего будущего старается, а не для него! Шастун отмеряет на ватмане центр, размахивает линиями и фигурами, оперируя в основном своими пальцами, а не чертежными инструментами, и время от времени притыкается носом к бумаге, чтобы не видеть что там на общем фоне и не пугаться. Очень смазанные и дрожащие отпечатки рук на тенях, но работа сдвинулась — он выстроил перспективу и вроде бы вышло, как в голове, а не как бывает у всех художников: что-нибудь да хочется переделать. Антон так волнуется, что два мольберта, которые он отставил на время высохнуть, плывут перед глазами. К тому же, он не знает, сколько времени прошло, а ещё надо на форумах всё почистить, и поздний ужин приготовить, и… Арсения не слышно, а вдруг он обиделся и ушёл? — Арс, посмотри, пожалуйста, — неуверенно распахивает он дверь, но Попов подбегает почти сразу, и у него на лице только любопытство, поэтому Антон устало вздыхает. Пауза затягивается. Сейчас заявит, что был лучшего мнения о его способностях. Антон ведь привык, что на планшете можно увеличивать, уменьшать, тут же удалять, а неблагодарная переработка из дерева — к ней подход нужен, как и к технике; практика в маленьком блокноте совсем не то. — Горжусь тобой, — раздаётся над ухом восхищенный голос. — Ага. Ты часто так говоришь. Теперь давай честно — оно такое? Цветоколор хороший, но расстановка зданий? — Ты чего? Нет! — обнимает его Арсений. — А я уверен, что да. Я художник, я так вижу. — Нет, мне нравится! Антон придирчиво осматривает фронт беспорядка, который придётся убирать, иначе им придётся ночевать на малокомфортабельном диване вдвоём. Вроде чётко, но тогда это ещё хуже — должна быть лёгкая небрежность в гениальности, а сплошной идеальности опасаются. Вдруг роботы уже среди нас?.. — Вон кривое, да? — почти радостно тыкает в рандомное место Шаст. — Полная чушь. Сейчас бы критиковать незаконченные шедевры. Малевич со своим чёрным квадратом тоже допереживался и всё закрасил! Скорее всего у него не было того, кто его остановит от этого мало продуманного шага. — Цвета глухие… — Ух, а ещё они слепые и совсем бесчувственные, невыносимо с ними разговаривать, — подхватывает Арсений и отряхивает его. — Прости, запачкал мукой. — Ты что-то печёшь? — Антон принюхивается, опускает глаза, проходя через всё тело. — Ну да, ты был так занят. — А я думал, что ты ушёл. — Ты становишься таким растерянным после того, как отрываешься от альбомов. Как я мог тебя оставить голодным, если я и нашёл тебе клиента? — смеётся Арс. — У тебя ещё остались яблоки или слоёное тесто будет с сахаром? — Остались, в холодильнике в нижнем ящике. Где ты хочешь, чтоб я встал? — Эм, — облизывает губы Попов. Чёрт, он имел в виду, чтобы не мешаться, потому что я сам постоянно его выгоняю, пока вожусь с печеньем. Когда Арсений просит больше корицы, он так и делает. Когда он говорит выжать лимон, Антон выжимает его так хорошо, что язык прилипает к нёбу. — Положить в духовку? — Нет, надо смазать. — Что ты там смазывать собрался и чем? — ехидно спрашивает Шаст. — Яичным желтком, — хихикает Арсений, толкая его. — Потом фильм глянем, если ты не устал. «Реинкарнация» — мне посоветовали, там и скримеры, и психологическая составляющая на душу давит… — он выключает на кухне свет, оставляя только одну автоматическую лампу, включаемую нажатием. — Издеваешься? — щёлкает выключателем обратно Антон. — Ты уже смотрел? — Нет, конечно. Я не трус, но я боюсь: некоторые фильмы нельзя смотреть в темноте. — Ой, а давай по второму кругу «Страшные истории в темноте»? Антон чувствует себя в относительной безопасности, потому что помнит сюжет. — Я буквально ненавижу тебя, — тихо произносит он, натягивая одеяло повыше. — Ползу к тебе под бок, но это ничего не значит. — Можем выключить. А то тебе ещё кошмары приснятся, — чувствует себя по меньшей мере богатырем-защитником Арс. — Устраивайся поудобнее, защищу от подкроватных монстров. — Поддиванных. Нет там ничего, только старый чемодан. — От чемоданного монстра, — Арсений дышит очень близко и пробирается под его защиту от потустороннего. — У нас уже входит в традицию не включать плейлист, да? — отвечает на его поцелуй Антон, стягивая с него пижамные штаны. — Я сегодня подготовился, так что можешь только чуть растянуть и войти… — Что? — немного приостанавливает свои действия Шастун, оглаживая внутреннюю сторону бёдер и закидывая на себя его ногу. — Ты же… не любишь такое, и мы это обсуждали и пробовали- — Я уверен, и я жду. — Я думал, нужна особая обстановка, и мы бы сняли отель. — С односпальной кроватью, или сдвигали бы две, чтобы не палиться? Нет, придумывать лишнее без особой цели не имеет смысла, — Арсений вставляет сразу два пальца и двигает бёдрами. — Всегда могу обойтись меньшим, ммм, — Антон отодвигает его руку и заменяет пальцы своими, наслаждаясь стонами. — Когда ты успел смазать, прям течешь… А-арс, я точно вставляю? — Угхм. Ты знаешь, я скажу… как оно, потому что обычно от этого… течешь ты… Ммм, чёрт, он внутри? — вскрикивает на секунду Арсений — Не весь. В прошлый раз тоже… не до конца. — Давай целиком, — обвивает его ногами Арс, придвигаясь ближе. — Нет, тебе было неприятно, и я имею право принимать решения в процессе, — опирается по бокам от него Антон, медленно двигаясь. По спине стекают капли пота. Арсений проводит ладонью по отвердевшей головке, приподнимает голову, чтобы увидеть лицо Антона, и тот наклоняется ниже, протолкнувшись вглубь чуть дальше, чтобы поцеловать — Арса прошибает. — Я же сказал, надо глубже, — он закатывает глаза и убыстряет движения на члене, выгибаясь дугой, чтобы Антону было легче попадать по простате. Несколько рывков, и тот бормочет что-то нечленораздельное, хотя общий смысл можно додумать: блять, Арс, ты меня доводишь, сейчас без чувств свалюсь. — Зато спать будешь, как убитый, и поутру домогаться не станешь, — мнёт его плечи Попов, закусывая губу. — Ты у нас такой умный и ответственный даже в моменты страсти, так что я подумал: ты уже решил, что дарить на новый год? — Нашёл подарок и уже придумал, как сэкономить на доставке? — Нет, но у меня есть пожелание. — Ладно, забери часть моих колец, продай и закажи тот удушающий ошейник. Только избавь меня от выбора белья, а то как представлю, что оно на тебе, мозговая активность выключается. — Не хочу. — А чё хочешь? — лениво интересуется Антон. — Кота хочу. — Арс, когда ты меня котиком называл, это бы скрытый намёк? — Если бы. Я во дворе одного дворняжку видел сегодня, когда к тебе шёл, но у меня хозяйка предупредила, чтобы никаких дополнительных жильцов, а у тебя такого требования не было, и его так жалко, бедного. — Там снег, Арс. Придётся сейчас идти и искать этого счастливчика. Он точно ничейный? — Не знаю, но он же и вправду замёрзнуть может? Антон уворачивается от снежка, не пытаясь защищаться, и рассматривает бесформенное нечто у дерева, которое недоверчиво идёт за ними после приманивания колбасой. — Праздник к нам приходит, праздник к нам приходит, — напевает Арсений, включая гирлянду и умилённо оглядываясь на него. — Моешь ты, потому что это твоя идея, — держит котёнка на руках Шаст, осматривая его лапы — вроде животинка ничего себе не отморозила, только ухом подёргивает. Будто сердечком чует, что это будет лучший новый год. И первый из их общих множеств, где будет и Димка, и его новая девушка, и в последний момент заскочивший Матвиенко, и сам чуть округлившийся кот, уронивший маленькую ёлку на кухонном столе в новой общей квартире. А что будет дальше? Антон заключит выгодный контракт, и Арс будет помогать ему выбрать костюм для пресс-конференции из собственной линейки одежды. Перспективный дизайнер вдохновится так сильно, что сделает тайную татуировку на бедре, заставив своего парня в шоке подпереть голову рукой. Но это будет в каком-то другом новом году, а пока что кот по кличке Праздник будет наблюдать, как Шастун сидит за ноутбуком, обрабатывает фотографии и зевает, а между делом пишет диплом, поглядывая на Арсения в шерстяных носках, который чёркает в блокноте и аналогично зевает. Хозяева будут греть друг друга тёплыми ночами, а ему покупать подушки и не пускать в комнату, чёртовы собственники. Зато его полюбит Катя, следовательно, счастье будет у всех.

Конец.