Красавчик по соседству

Как обычно объявляются бывшие? Появляются в общей компании с новой красоткой, чтобы дать почувствовать, как же сильно они были недовольны прошлыми отношениями и рады настоящим? Или как только у вас всё налаживается и на горизонте появляется новый партнёр — объявляются и пишут, что скучают, заставляя либо скрежетать зубами от ярости, либо закатывать глаза от раздражения? Прошлое остаётся там, где его кинули. Он мне больше не нужен. У меня теперь есть Антон. Последняя мысль вырывается из подсознания случайно и не имеет права на существование, так как «отношения», длящиеся несколько часов, не могут служить аргументом. Нужно чувствовать себя независимым и цельным без пары, а не потому что «у тебя кто-то появился». — Сам с собой всё ещё разговариваешь? А я знал, что ты немножко не в себе, в хорошем смысле, — посмеивается ещё, сука. В университет Арс приехал рано, и всё это время ему казалось, что за ним следят. Он запаниковал, и недаром — конец учебного дня припас сюрприз. — Привет, — хмуро отвечает он. Нельзя молчать, а то подумает, что я двух слов от восторга связать не могу. — Что ты здесь делаешь? — Ты не захотел поговорить наедине, кинул меня в клубе, а я хотел тебе сказать… Каждое извинение звучит искренне, как когда-то Арс мечтал их услышать, но сейчас бессмысленно. А всё уже, всё, раньше надо было… Бывший парень либо не понимает Попова, либо понимает по-своему, потому что вдруг шагает ближе, обнимает за плечи и целует. Причём действует так нагло и уверенно, что Арсений успевает только зажать губы. — Пшёл вон! — Нахуй отошёл от него быстро! — сипло поддерживают сбоку. — Я тут со своим… другом немного повздорил. Не лезь! — не уступает старый знакомый. Плохая мина при плохой игре. — Ну, я не могу не лезть, так как ты повздорил с моим парнем, — недовольно цокает Антон, который решил галантно встретить Арсения с двумя шавермами в руках. Средний палец кажется ему смешным, как и отступление после небольшого выяснения: да, встречаемся, да, со мной, и чё, я тебя чем-то не устраиваю, тогда окей, подеремся; не? Ну ок, гуляй, Вася или как тебя там. — И что это было? — Явление бывшего народу. — Это я понял. Я не понял, нахера он тебя целовал. Сначала прикинул, что это, может быть, твой близкий человек, хотя перед входом в универ так поступать — перебор нежностей. А потом… решил подойти разобраться. — Ты думал, что я могу… встречаться одновременно с двумя? — с подозрением интересуется Арсений, уже напрягаясь, что зря обрадовался спасителю. — Я конкурентноспособный, но не до такой степени. Решаешь всегда только ты, с кем и как, — задумчиво отвечает Антон. — Мы встречаемся, если я правильно расценил твои намёки, и я как-то не собираюсь позволять мудакам лезть в наши отношения. На, держи, а то скоро задубеет, — и протягивает аккуратно завернутую еду. Арс через силу рассказывает, что глупо всё было. Ему тогда только восемнадцать исполнилось, и он решил, что сможет исправить плохого человека. Хотя даже целоваться не умел. — Мы вообще друг другу не подходили, флиртовали и всё, мне кажется, я просто влюбился в саму идею, что в меня могут быть влюблены, — пускается в рассуждения Попов. — Первая любовь, как неудавшийся рисунок ручкой, который не стереть. Либо оставляешь на память, чтобы перекрыть яркими красками, новыми чувствами, либо взять в руки бритвенный квадратик и вручную стереть пасту вместе с тонким слоем. Это больно, а бумага может порваться и тогда уже не знаешь, есть ли дополнительный двойной листок в клеточку… — Любишь ты сравнения с бумагой, — медленно реагирует Антон. — У меня только один вопрос: ты его любишь еще? — Что? Ша-аст! Ревнуешь? Глаза Арсения распахиваются, когда тот рывком притягивает к себе и обнимает. Сминает его губы на несколько секунд и отворачивает голову, будто бы сам пугается своего напора, того, что чёрт побери, они оба ели в этот момент, а в уголках губ остался майонез, и того, что они на улице. А самое главное, что совсем недавно Арсения целовал другой парень — на это Шастуну как бы кристаллически похуй. — Пидоры, — цедит мужчина, обходя их по кривой. Два слова, как удар молнии посреди дня. Арс один раз такое видел: дверь канцелярского магазина отворилась, и в неё шибанула вспышка, слава высшим и низшим силам, не задевшая человека. Антон видит, как Арсений вздрагивает, но продолжает идти вперёд и тянуть его за руку, пробираясь коротким путём через дворы к их дому. — Извини, — вдруг произносит Попов, считая, что обязан это сказать. — За что? — Некоторые люди те ещё ублюдки. — Знаю. Ты часто с этим сталкиваешься? — Не особенно. Бывает, — не может определиться с ответом Попов. — Неприятно, правда? — господи, какой неловкий диалог. — Не повод извиняться за них. Кстати, — нифига это не кстати судя по тому, что пальцы вокруг его руки сжимаются сильнее, — тот парень это не какой-то там, а тот, который отправил тебя в больницу, а потом бросил через полторы недели? — Предложил остаться друзьями, а я ему — расстаться окончательно. — Угу, понял, принял. Ещё раз подойдет, огребёт по полной. Гипермаркет находится в десяти минутах ходьбы от дома, но проводят времени они там втрое больше. Антон действует по принципу «что хочу, то беру», в то время как Арсений скрупулёзно осматривает каждую картофелинку, и пока Шаст покупается на красивую новогоднюю упаковку, Арс смотрит срок годности конфет и качает головой. Даже шутки про прошлогодний хлеб пропускает, потому что: — Антон, это же всё маркетинг, сверху нацепили, что скидка на новый год, а на деле — ноль без палочки. Загруженный взгляд Шастуна падает на шоколад со взрывными шариками: ничего особенного — просто плитка, но он её берёт, хотя скидки нет. Всего лишь вспомнил, что Арс любит, как шарики прикольно перекатываются на языке и шипят, и молча кладёт в тележку на самый низ, грея сердце наблюдающему за ним экономщику. Антон — самый открытый и честный человек на памяти Арсения, и он очень любит эту черту, но если Арсу понадобилось несколько лет преодолеть реакцию родителей и не шариться по углам и друзьям… блять, он до сих пор переживает. Шастуну не стоит огребать от этого мира вместе с ним. Стоит его «наградить», как-то показать, что мне нравится, как он себя ведёт, или это уже совсем ку-ку? Антон надевает любимые чёрные наушники с серыми вставками, включает «Снег в океане» и просматривает парочку форумов, в которых всегда находятся идиоты, просящие чит-коды. Лента новостей медленно движется вниз, и вместе с ним равномерно падает настроение. Не хочу капать на мозг Арсу, но ненавижу того индивида. У-у-у, пусть у него что-нибудь отсохнет! — Иди сюда, — зовёт его предмет всевозможных мыслей, и он с радостью захлопывает крышку ноутбука, потому что уже час страдал хернёй, а не работал. Он — парень выносливый, но Арсений недаром посещает время от времени зал и делает разминку по утрам, потому что теперь сильное и стройное тело изгибается, а сам Арс руками опирается об косяк двери. Антон слышит жаркий вздох и понимает, что не то что не отвертится, он уже на крючке, как только тот выплыл из душа в одной рубашке на голое тело. — Мне твоя помощь нужна, — расставляет ноги пошире Попов, обернувшись, чтобы проверить произведённое впечатление. — Ты и сам прекрасно справишься, чтобы одеться нормально, — говорит Антон, и его слова идут вразрез с действиями: он подходит и прижимается максимально близко, кладёт руки на грудь, заставляя опереться на себя, в нормальное человеческое вертикальное положение, а не ломать спину. — Не-ет, так дело не пойдёт, — Арс не собирается настаивать, всего лишь показывает, чего лишается Шастун, если не примет эту игру. С тихим стоном смешиваются маты о том, что сессия совсем близко, и уверения, что они тут стоят и время теряют, а зачёты не убегут в лес. — Тебя отвлечь можно только если кофе сварить, маньяк-программист… — Неправда! — горячо возражает Антон. — Я... не буду продолжать… то есть если тебе не понравится, или я неправильно, говори сразу… — говорит он, выцеловывая его шею. — Поверь, мне понравится, — жмурится от довольства (что уломал наконец) Арсений. Антон нагло мнёт его пятую точку, но совсем аккуратно поглаживает между половинок, заставляя тыкаться вслепую. Он вставляет один палец очень медленно, добавляет ещё один, как только Арсений просит, и плавится, наверно, даже быстрее, чем наполовину обнажённый Попов. На двух пальцах Арс стонет очень громко. Ему так хочется романтичного — стать одним целым, хотя осознание, что скорее всего будет неприятно первые минуты, и это не укроется от Антона, который тут же прекратит поползновения, прилетает в голову почти сразу. — Тебе не больно? — подтверждает опасения Антон. — Я кончить хочуу! — честно воет Арсений, лаская крайнюю плоть. — У тебя же так кончить точно не получится, — ой, посмотрите, какие мы уверенные! — Блядь, да просто погладь меня там, раз уж нашё-о-ол, — срывается Арс, получая необходимое. — Думаешь, зассу отсосать тебе? — Антон надеется, что тот не слышит, каким хриплым стал голос после такой откровенной просьбы. Арсений думает, что ему всё снится. Никакого логического объяснения происходящему не существует. Попов полагал, что во время первых акций «мы опять проверяем нравятся ли мне парни, или, возможно, чётко определенный чувак», он будет проявлять инициативу сам, претворяя в жизнь легкие фантазии, но план взял, собрал монатки и пошлёпал в одному известном ему направлении. Антон, не дожидаясь ответа, перемещается вниз. — Ты же не пробовал никогда, — слабо возражает Арсений. — У меня, может, и не получится, но я хочу сделать тебе приятно. «Тебе» и «приятно» — в одном предложении, как долго Арс воображал это себе, он же прям сейчас кончит. Ему не нужны особенно изощрённые действия — достаточно отзывчивого партнёра с определённым именем. При первом же прикосновении языка к головке Арсений стонет. Шастун гладит его ноги и целует внутреннюю сторону бедёр. — Ну зачем дразнишься?.. — Ты тоже дразнился, — довольно улыбается Антон. — Тебе… нормально? Можешь не продолжать, просто обхвати сильнее рукой и… Здесь же нет ничего такого — отсасывать парню? — Не, это как фейхоа — вкус непривычный, но вкусно ведь. Пикантно. — Ты только что назвал это пикантным? — Арсений прикрывает глаза, потому что Антон опускает голову, окружая горячим, влажным, большим ртом. С чмокающим звуком Шастун старается вобрать ещё глубже. — Я скоро, — предупреждает Арс, сжимая основание члена, но его руку аккуратно убирают, с блеском в глазах наблюдая, как он непроизвольно сдвигает ноги и дрожит. Арсений хочет извиниться: у него давно не было секса с кем-то, а мышцы всегда предавали в последний момент. Антон смущенно слизывает немного с живота, пока Попов моргает, приходя в себя, и подбирает с пола футболку, вытираясь. Он… кончил следом? Или нет? Антон целует его в ключицу, потом в плечо, опирается на стену рукой, и Арс решается на шалость, скользя вниз, и лижет сосок. Прихватывает его губами, боком чувствуя сильную эрекцию, и забирается рукой в штаны. Шастун толкается в его руку, рвано дышит и кончает. Арсений не знает, смеяться ему или плакать, обидеться или разочарованно простонать, когда тот содрогается в оргазме. — Я всё понимаю, но у тебя выдержка, как у прущего вперёд бульдозера. И у меня вообще-то был план, — вздыхает он. — Полноценного секса у меня уже давно кот наплакал, и это сейчас было как трейлер к фильму… — Сука, а ты всё пиздишь и пиздишь, — без наезда отвечает Антон, делая глубокие вдохи. — Пошли на кровать, раз уж мало. — Так неправильно говорить, — расстёгивает рубашку по пути Арсений. — «Пошли» и «пошлите» — повелительное наклонение от глагола «послать», правильнее говорить «идём», «идёмте», иначе получается, что ты предлагаешь мне кого-то куда-то послать. — Правильно всё, — немного устало отзывается Антон, догоняя его и шлёпает по обнажившейся коже. Арс закусывает губу. — Предлагаю тебе послать себя самого пошлить вместе со мной. От слова «пошлость». И буковку «а» в середину слова добавь, вообще заебись будет. — ПошАлость? — невинно интересуется Попов. — Угу, сейчас объясню, как правильно, двоечник. — Ты же у нас теперь чемпион мира по пантомимам, — присаживается на кровать Арсений. — Ты очень мимо, а не пантомима, — хмурится Антон, показывая рукой, чтобы он ложился дальше и уступил ему пространство. — Чемпион по объяснению на пальцах, вообще-то! — Одного раза маловато, чтобы присуждать себе такие титулы, — вызывающе стреляет в него глазами Арс. Я люблю тебя. Он проглатывает эти слова, чтобы не было так ванильно. Надо быть ненормальным, говоря эти слова напрямую во время моментов страсти, потому что обычно не верят. — Ты говорил, что универсал, но уточнял, что любишь снизу, так вот это принципиально или?.. — У меня опыт сверху был только с первым парнем, и ему так не нравилось. Я думаю, он не мог полностью отдаться процессу, голову включал и биологию вспоминал: кому и каким способом разрешено трахаться. Видимо, причина «для разнообразия и новых ощущений» недостаточно логичная. С тобой мне бы хотелось попробовать. Не настаиваю и всё такое. — Я не против второго раунда, но вот прям сейчас не горит, поэтому… Поговори со мной, — вдруг просит Антон. — Эм, мы уже говорим?.. — Поговори со мной о том, что вызывает панику у молодого перспективного парня, который светится изнутри. Ты любишь говорить, но не всегда о том. Ты знаешь, о чём я. Понимаю, что звучит не очень, но мне хотелось бы быть ближе не в физическом плане, — продолжает он и кладёт руку на талию, чтобы они лежали лицом к лицу. Арсений открывает рот, но впервые с тех пор, как он познакомился с Антоном, не может выдавить ни слова. Очень трудно признаваться в истинных причинах беспокойства — так долго он молчит. Будто правда уже и не правда вовсе, а надуманное. Язык прилипает, сердце сжимается, а слова не приходят — главный страх Арсения. Чем дольше он молчал, тем прочнее укреплялся в убеждении, что прошло, отболело. — Не могу, — булькает Попов. — И не буду. Антон обнимает его, не настаивая, пока у Арсения начинают течь слёзы. Тихо, без истерики и надрыва. — Я ведь сразу понял, что ты не вскользь. Хотя ты же не о нём думаешь, — сбивчиво шепчет Антон. — Ты плачешь о своём разочаровании, о тех временах, когда ты был другим. — Он меня правда любил, а сейчас нет. И я его больше не люблю, — выдавливает Арсений, несмотря на своё состояние, очень твёрдо. — Это другое. Любил — да, разлюбил — да. В данный момент он тебя сильно захотел назад, конечно, красивый, умный, необычный, плюс он рядом с тобой весь такой решатель за всех и вся. Только вот теперь ты решаешь. Очевидная хрень, но он ничего не сможет поделать, пока ты это помнишь. — Мгхм. И я решаю, что мои тараканы выползают из углов чересчур часто. Губы Антона разомкнуты, а чёлка лезет в глаза. Как можно аккуратнее Арсений поднимает и перекладывает его руку, а затем встаёт с кровати, чтобы выполнить священную обязанность всех студентов. Пока одни наряжают ёлки и развешивают гирлянды на окна, другие кричат в двенадцать ночи: «Халява, приди!», ложатся обратно и пожимают плечами: — Отношеньки отношеньками, а традицию никто не отменял! Шаст думает только об их сплетенных руках, когда лежит без сна, взбудораженный и растерянный. Он знает, как Арсений выглядит после пробуждения и под какую музыку любит танцевать, как напрягаются его мышцы после тренировок и где появляются морщинки, когда он рисует, как сильно Арсения тяготят отношения с семьёй, хотя он их любит. Но многого ведь ещё не знает, и остаётся лишь прощупывать болевые точки, чтобы не нажать до убийства по неосторожности. Уверен он всего лишь в одной вещи: Арсений любит переключаться и избегать многих тем. Как, например, «туалетные причуды». Антон видит неяркую щель между дверью и плинтусом ванной комнаты и идёт на кухню налить стакан воды из остывшего чайника. В прошлый раз он запретил Арсу запираться, потому что сердце слабое. Затылок Попова содрогается над унитазом, и Антон просто садится рядом. — Уйди, от меня воняет, — в перерыве между просит Арсений. — Переживу. На, попей. — Меня вырвет твоими сухарями. — Лучше ими, чем желчью. Зачёт или экзамен? — Экзамен. Я же говорил, бывает, — Арс делает глоток и несколько вдохов. — Ты знаешь: волнение и… — Знаю. Антон столкнулся с такой реакцией на стресс не так давно — когда у Арсения было важное публичное выступление на студенческой конференции. Попов побледнел за ужином, выпил таблетку от живота и заперся у себя. А потом тем же самым молчаливым макаром спрятался в уборной. Антон думал, из вредности не открывает, а тот всего-навсего не был в состоянии встать. Так полночи и просидели: один снаружи, другой внутри. Арсений доводит себя до нервного тика желанием отработать всё до мелочей и боязнью опозориться, забыть текст и нести чушь перед большим количеством людей, и Антон теперь первый приходит и говорит «выкладывай, чё», внимательно слушая маленькую или среднюю проблему, которой Арс начинает делиться медленно шёпотом, а потом в очень быстром темпе с неизменным «кошмар, да?» в конце. Шастун терпеливо ждёт, пока он поймёт, что не стоит выеденного яйца, но никогда не говорит, что Попов слетел с катушек. Нет, слегка наводящими вопросами приводит в чувство, потому что стал зависим от смешинок в синих глазах. Хлюпающий нос никогда не смущает, а от подрагивающего тела вплотную пару раз даже позорно встаёт. Единственным объяснением, которое Арсения устроило, чтобы не мучиться угрызениями совести (ведь как же так, Антон, я тебя использую как жилетку, а ты и не против), это вычитанная Шастом характеристика его знака зодиака. «Рыбы не рассказывают о собственных обидах и тревогах. Им кажется, что никто не захочет слушать, и рыбка может чувствовать себя одинокой вопреки тому, что обычно её любят и ценят все вокруг». Или например, тот случай с бывшей, ставшей подругой. — Что случилось? — Эм, — Антон не может промолчать, но и озвучивать причину глупо — столько лет не виделись, уже почти незнакомые люди, чтобы делиться внутренним. Хотя если Нина рассчитывает на что-то большее после прошлогоднего приглашения в гости, когда у неё не вышло приехать, то она должна знать, что всё расстановка кадров поменялась. Антон поменялся. — У тебя кто-то появился? — Да. Глаза девушки распахиваются. Она задала вопрос, но не хотела услышать ответ. У них и разговор не очень красивый получился. Нина написала: «Хочу с тобой как-нибудь свидиться». Он ответил: «вряд ли получится». Она отмахнулась: «посмотрим», и приехала. — Извини, — он говорит искренне. — Мы ведь друзьями остались, так ведь лучше было. Шаст бредёт по проходу на выход из торгового центра, когда внимание привлекает магазин с ящичками сладостей на развес, и, подойдя поближе, недоверчиво хмыкает. — Тутти-фрутти, — объясняет через секунду и заходит внутрь, хихикая всю дорогу до кассы. — Что смешного? — не выдерживает Нина, позабыв о повисших между ними стеснении и растерянности. — У меня сосед делает вид, что их не любит, а сам таскает из вазочки на столе. Мы с ним встречаться стали недавно, вот он и обрадуется, — улыбается Антон, доставая карточку для оплаты, и считает, что лучшей подводки к тому, что он поменял ориентацию, и быть не могло… Арсений считает немного по-другому и вваливается внутрь, когда на часах уже полночь, самую чуточку перебравший, проходит мимо двери соседа. А вдруг он там с девушкой? Он итак не возвращался долго, так что пусть Антон перебьётся хоть раз — Арсений не собирается ночевать в подъезде. Вообще не стоило нам начинать. Пусть возвращается на праведный путь. Спотыкаясь, Попов пробирается внутрь, не включая свет, как можно тише падает на кровать, пока в его пятую точку не упирается что-то мелкое. Он стекает на пол, потирает ушибленное место и, сдавленно ругаясь, шарит по одеялу, пока что-то со стуком падает на пол и ему на колено. — Блять, — он подносит квадратик к глазам и моргает несколько раз. Свет включается, открывая тайну — жевательные конфеты. — Вернулся блудный сын, ну какого хера, — стоит неподалеку Антон. — Это я тебя должен спросить, — поворачивается Арсений, замечая часть ярких фантиков на кровати. — Если так сердце не понравилось, ел бы молча, партизан. Чего раскидываться было? — в его голосе слышится злость. — Какое сердце? Антон садится на корточки и бережно собирает конфеты. — Что? — огрызается он, перехватывая взгляд. — Ты поздно пришёл, ещё и пил, хотя у тебя стипендия в следующем месяце только. — Меня угостили. — И подвезли, — сжимает кулаки Шастун. И почему Арсений чувствует себя виноватым? Это же не он провёл свой день с девушкой. — Тот тип, да? — обиду в голосе видно за километр. — Сойтись с ним хочешь? — Я не с ним пил, — увиливает Арс. — А ты к бывшей вернулся. — Ни к кому я не возвращался. Я даже не знал, что она приедет. По старой дружбе город показал, помог в гостинице оформиться и свалил. Всё-таки подруга. — С которой ты спал. — А сейчас не сплю, потому что у меня есть ты. Арс, не тупи, я ничего плохого не сделал. — Ты купил мне конфеты, будто за что-то извиняешься. Как только она нарисовалась, сразу стал вести себя по-другому, не попрощался, когда ушёл. Так я и думал, — прикрывает глаза Арсений, чувствуя, как язык развязывается дальше. — А я ушёл погулять, людям пожаловаться, потому что ты меня бросил. Нет, это я тебя первым бросаю. Иди нахуй. — Боже, зачем мы вообще спорим? — Антон кладёт руку ему на голову и гладит. — В смысле? — В коромысле! Я тебя люблю, ты меня ревнуешь, потом шлёшь нахуй. Блять, ну на твой, видимо, и пойду, потому что сказал Нинке сразу, что не один, и у неё вопросов ко мне не возникло. И к тебе тоже. — Да? — Пизда! — Антон сужает глаза, обвивает его конечностями, а потом опускает теплую ладонь на пятую точку. — Шаст, на тебе трусы с железным человеком, а я подшофе, так что не сегодня. — Допустим и так. Тебе не нравится дизайн? С каждым поцелуем Арсений влюбляется всё сильней, хотя куда уж больше. Антон как островок в бушующем океане непонимания родителей, излишней болтливости и расфокусированности, повышенной тревожности, которые Попов всегда переживал в одиночку. А сейчас у него есть руки, которые крепко держат, и плечо, куда можно уткнуться, поэтому он стонет, когда Антон скользит языком по пирсингу и чмокает в нос, уже зная, что за этим последует. — Буп, попался, который кусался!