— Боже, твою мать, в чем твоя проблема? — Пак недовольно и незаметно для себя быстро закатил глаза, сунув руки в карманы утепленной курки.
— Что же ты, Чимин, не грешно ли употреблять Бога с оскорблением одновременно? — вопросом на вопрос тянет темноволосый, удерживая на губах легкую ухмылку из-за действительно раздраженного светлого. Так забавно наблюдать, когда такие умильные ангелочки начинают вскипать тогда, когда не получают чего-то столь ценного — того, что им необходимо в срочном порядке.
— Стоит ли тебе напоминать, что твоя туша находится все ещё в долгу передо мной? Или хочешь обрести что-то намного ниже своего существования? — Чимин не любит угрожать, но делает это намного чаще, чем может показаться. Его пухлые губы ломаются в недоброжелательной улыбке от вида темного, который теперь лишь фыркнул, удобнее располагаясь на спинке скамьи. — Давай остановимся на том, что со мной не стоит шутить, Юнсон.
— Тебе когда-нибудь говорили, насколько мило ты можешь выглядеть, когда злишься? — Чхве потирает пальцами подбородок, следом поправляя черную джинсовую куртку, пока Пак в очередной раз закатывает незаметно для себя глаза. Обычно говорят, что проще пареной репы — так и есть; особенно в отношении блондина, явно проклинающего раз двухсотый вечерний ветер Сеула, вечно обжигающий по осенним вечерам в миллионных огнях мегаполиса, с трудом утихающего в глубокой ночи.
— Тебе когда-нибудь говорили, что ты слишком любишь тратить чужое время на бесполезные, не имеющие никакого смысла разговоры? — Пак топчется с ноги на ногу, чуть ли не начиная стучать зубами от сильно поднявшегося ветра, чего синоптики уж точно не обещали на сегодня. Будь проклята эта погодная неточность. Он прищурено наблюдает за темным, который даже мышцами лица не повел от неприятного сухого воздуха, поднимающего всю пыль и листву с асфальта; как забавный факт, но Чимину нравится осенняя пора — и даже не из-за того, что его день рождения удачно выпадет на октябрь; Пак Чимин совсем чуточку эгоист в этом отношении, — особенно в родном Пусане, приятно солнечным теплом стараясь хоть как-то прогреть остатки беззаботного летнего времени и подготовить к ближайшей зиме. Парень находит в этом легкость — то, чего не хватает обычно, когда ты занят по горло всем, чем возможно.
— Откуда ты берешь такую информацию? — Тэхен настороженно приподнимает бровь, пока его лучший друг перевод дыхание после бега и наваливается спиной на закрытую позади дверь комнаты с довольной усмешкой. «Если бы Пак Чимин работал в КЦРУ, то у него точно было бы прозвище что-то вроде
белый дьявол», — невзначай проносится в голове Кима, любезно предоставляющего открытую бутылку воды для светловолосого, взявшего следом одной рукой и моментально начавшего опустошать её с характерным неприятным треском пластика, пока второй он подгонял собираться Тэхена.
Если честно, темноволосый удивился бы сполна новой информацией, которая чудом удается быть собрана без каких-либо серьезных последствий для самого Пака, скрывающего свою хитрую натуру, обитающую в самых грязных и темных уголках черт его знает чего, но определенно глубоко внутри себя — там, где можно хранить без опасности того, что кто-то может попробовать воспользоваться тем, что ему не надо ни в коем случае — табу, а то и хуже для тех, кто не имеет права рыться. То есть
практически для всех (исключения же бывают у каждого, ведь так?).
— Ты же знаешь, что у меня есть множество источников и глаза на затылке, — Чимин улавливает саркастичное хмыканье со стороны друга, оставляя практически полностью опустошенную бутылку на тумбе и недовольно выдыхая: — не советую надевать тебе пальто, Тэ.
— Это ещё почему? — хмурится Ким, прекращая застегивать пуговицы и косясь в отражении зеркала на лучшего друга, скрещивающего руки на груди с задумчивым взглядом куда-то в сторону от самого силуэта парня.
— Сомневаюсь, что у нас не будет расспросов после этого визита.
— Как насчет свидания в обмен на сочную новость? — Юнсон сладостно тянет последние слова, с диким удовольствием наблюдая за постепенно меняющейся физиономией Пака с более терпеливо-спокойной до дьявольски-убийственной.
Блондин со скрежетом зубов сжимает кулаки до выступающих жил в карманах куртки и подходит ещё ближе к деревянной скамье, видимо, недавно обновленной с явной тратой государственных денег впустую из-за таких конченых идиотов, как Чхве Юнсон. Он прямо устремляет пару карих глаз, осветленную из-за недавно включенных общественных фонарных столбов, в чужие, мечущиеся от слегка сухих — может быть, как и сам сеульский ветер, — пухлых губ, приоткрытых с невысказанными словами на ярко-красно-розоватом кончике языка до блестящих темно-шоколадных радужек.
— Хочешь узнать, как пройдет наше свидание? — Пак вытягивается, заставляя парня напротив опустить ещё голову, чтобы его шепот не растворялся в наступающей ночи, а достигал объекта его раздражения и желания предать моральные устои не только семьи, но и самой стороны. — Мы пойдем в какую-нибудь дешевую забегаловку или дорогой ресторан — тут уже выбор за мной, — чтобы я разбил всю предоставляющую там посуду, заставив тебя платить за неё. Вероятнее всего, нас из-за этого после выгонят напрочь, но ничего, правда же? Мы пойдем по этому ночному, совсем пустующему парку, — Чимин вытаскивает одну руку из кармана, укладывая её на чужую разгоряченную шею и слегка поглаживая, — куда я заведу тебя, Юнсон, в самый скромный уголок, чтобы, возможно, поцеловать, — парень наблюдает за темным, явно утопающим, как в патоке, из-за появляющихся мыслей от каждого слова Пака, — или разукрасить твое чудное личико с помощью прихватившего осколка в заведении, пока ты был занят тем, как бы расплатиться за мою умышленную случайность. Интересно, не так ли? — блондин в очередной раз усмехается от дернувшегося кадыка из-за резкой смены событий, — а закончится это тем, что мы попадем в полицейский участок, в котором тебя арестуют до судебного разбирательства, потому что мне проще простого сказать, что ты до меня домогался, Юнсон-и, так ещё и позвал на свидание, поэтому повторю в последний раз: я жду информацию за твою грязную душонку. — Чимин резко переходит с шеи на затылок брюнета, хватая и оттягивая волосы назад с неприятным болезненным стоном от Чхве. — И я не люблю играться с такими, как ты.
— Как жаль, а я люблю с подобными тебе, — брюнет все ещё болезненно жмурится и иронично хмыкает, когда Пак наконец-то отпускает его волосы и возвращается обратно на несколько шагов назад. Юн поправляет прическу и смотрит на безэмоциональное теперь выражение лица, за котором скрывалось жгучее нетерпение и желание определенно закапать заживого Чхве неподалеку под старым дубом, устрашающе выглядевшим в темное время суток, возле которого вряд ли станут искать пропашего человека. Да и, честно, не станут.
Просто Пак Чимин был тем самым человеком, что спокойно мог нацеплять на себя маски столь чудного и правильного светлого, за спиной проворачивая совсем не вяжущееся на языке дерьмо, говоря как есть; что неведомым способом отбирал людей, к которым должен относиться так и совсем не иначе, потому что за этим могли последовать свои наказания — та самая карма, от которой сбежать пытался каждый или задобрить для очистки своей души без какого-либо лимбо. Он будто бы жил по собственным правилам, создаваемым по походу действий с четкими ограничениями и условиями, чтобы не сбить тот самый круг всей жизни, прилагаемый с рождения: быть гордостью, стать великими, продолжить сеять почву лучшими примерами и подражаниями к своей личности. Только вот понять одного «зачем» было невозможно, ведь заниматься подобным — загрязнять не только руки, но и жизнь до остатков дней, скрывающих не что иное, как пустое ничто и «человеку судьба уготовила свой конец, поэтому принимай то, что дано тебе от рождения».
Но «ты сам создаешь историю, конец которой окажется очевидным в один день», — монотонно произносится как молитва, прожигая кожу от правдивости данного высказывания и покрывая неопределенным осадком сердце настолько четко, что хочется ответить своей семье одним лишь «ложь», оборвав все контакты и сбежав от данной реальности; однако Пак Чимина все устраивает: ему не нужно никому и ничего говорить; не нужно вечно спорить и пытаться что-то доказать, чтобы в очередной раз показать превосходство своей стороны, о чем все умалчивают, но прекрасно знают; не нужно в этой жизни щебетливо стараться, чтобы постичь того, чего ему особенно хочется. Не нужно быть собой, чтобы жить, иначе это превратится в выживание.
— Тэхен-а, шевели булками, иначе мы не успеем, — слегка повышает голос Чимин, оглядываясь на Кима, что по ходу пытался поправить шарф с недовольным выдохом и ускорить шаг за лучшим другом, оказавшимся почти у выхода из общежития.
— Тише будь, — шикнул брюнет, все-таки догоняя под озорной взгляд Пака, умилившегося с физиономии Тэхена, так напоминающего в подобные моменты мягкого и милого тигренка, пытающегося выпустить свои коготки. Само умиление.
— Да брось, пока мы пьяными не припремся сюда, то нам даже слова не скажут, — блондин хихикнул, якобы намекая, что все ещё впереди, и потянул за рукав парня, тяжко и достаточно громко выдыхающего позади него, — а вот если ты продолжишь
так дышать, то нас определенно услышат.
— Чимин-а!
Парень быстро напечатал в заметках телефона все данные, выданные от кареглазого просто потому, что «знаешь, Пак, с тобой пиздецки скучно», в ответ произнося нейтральное «сходи после в дешевый стриптиз-клуб, если тебе нечем заняться» и слыша хриплый смех с шуршанием обертки от мятной конфеты.
«Какая же мерзость», — думает блондин с легкой дрожью по спине и представляет зубную пасту в своей ванной, заканчивающуюся практически через пару дней с пометкой купить новую или забрать у Тэхена в запасе.
— Кто там будет из нашего университета? — Чимин переводит взгляд на брюнета, заинтересованно скручивающего фантик в длинных пальцах, лишь бы занять себя чем-нибудь, пока светлый от него не отлип окончательно.
— Ох, мой дорогой Пак Чимин, если бы я знал только, но Богом или чем-нибудь ещё могу поклясться, что меня там не будет, — Юнсон покачивает головой и располагает руку на грудную клетку — прямо туда, где спокойно бьется мышечный орган, — обычно их устраивают андеграунд-студенты из разных университетов, ну знаешь, такие неудовлетворенные системой, следовательно, и жизнью люди или отредье — что тебе нравится больше, — чтобы заработать «лишнюю» пару купюр, — Чхве показывает в воздухе кавычки и издает смешок от комичности, ведь Чимин уж точно не придурок, — и расслабиться.
— При этом тебя позвали туда, ведь вряд ли ты сам узнал о таком «мероприятии», — вторит Пак, приподнимая бровь от скучающего вида Чхве, гоняющего языком от одной щеки к другой тот самый мятный леденец.
— Пак, ты забываешь, что я темный, поэтому мне чуточку больше известно, чем другим. Думаю, раз ты занимаешься такой хуевой работой черт знает для чего, а главное — кого, то должен понимать, как это работает… не хочешь, кстати, поделиться со мной своими делишками?
— Желания нет возиться с тобой. — Чимин резко отрезает и смотрит на наигранно грустного Юнсона, выкидывающего наконец-то эту раздражающую обертку в мусорку рядом и склоняющего голову набок в немом вопросе «с каким?». — Засоряющим места тех, кто достоин их всем своим нутром, и разносящим ничего, кроме сплошной грязи от собственных действий с характерными последствиями.
Приближаясь к нужному, на удивление частично пустому перекрестку, в обычное время суток которого носились машины в нужном им направлении с получасовыми автобусами (как повезет), Пак толкнул Кима в сторону, приводя второго в недоумении.
— Во-первых, напяливай маску, потому что иначе не прокатит уже здесь, — Чимин нацепил на себя такую же черную маску, как и Тэхен, предварительно натянув шапку на голове, чтобы спрятать осветленные волосы. «
Не то чтобы к тебе будут относиться с неким пренебрежением, Пак, но на таких собраниях редко увидишь действительно протестующего светлого». — Во-вторых, я не знаю, кто здесь будет из нашего университета, как ты понял, поэтому придумай себе какое-нибудь нормальное имя.
— А раньше ты не мог сказать? — возмущенно возразил Тэхен, поправляя свои темно-синие джинсы с курткой. Теперь понятна ещё одна причина, почему блондин так настаивал на том, чтобы он переоделся, да и в целом больше походил на студента из темной стороны.
«Это отвратительно — притворяться тем, кем ты не являешься на деле», — думает Ким, не смущаясь чужой стороны — скорее того, что может произойти после, если кто-нибудь поймет, что они не являются парнями из темных, ведь у них определенно очевидные принципы могли расходиться во взглядах. А ещё больше отвратительным Тэхен считает его работу, возникшую даже не столь от собственного желания — точно не от него — испортить кому-то навсегда жизнь или поставить на место, ставшее твоим не по наследству, а от обычного обязательства перед своим отцом, прежде всего. Ким Тэхен просто ненавидит эту несправедливость.
— Нет, не мог, ведь знаю тебя, — Чимин выглядывает из-за угла и осматривается по сторонам в надежде оставить данную тайну между ними. Студент мысленно кивает себе в удовлетворении и обратно возвращает пару серьезных карих глаз на брюнета, — и если ты хочешь спасти свою шкуру, Тэ, то придется побыть другим человеком.
Ким мысленно дает себе пощёчину за то, что порой не может сдержать свои мысли при себе, не озвучивая их при каждом втором.
— Я лишь хочу, чтобы это поскорее закончилось, — он качает головой и засовывает руку в карман, чтобы крепче сжать телефон из-за подступающих нервов до конечностей, потому что это чаще очередной стресс — не провалиться и остаться максимально незамеченным с отличного качества фотографиями и, желательно, парой имен тех самых студентов, чью жизнь изрядно подпортят Пак Чимин и Ким Тэхен.
Брюнет выдыхает тихо, натягивая маску на нос и с твердой уверенностью выходя из-за угла, чтобы дойти наконец-то до того самого перекрестка с большим скоплением студентов с не устраивающим положением в жизни, как и самого Тэхена где-то в глубине души.
Чимин слегка хмурится в озадаченности и поспешно следует за лучшим другом, идущим какой-то тяжелой, напоминающей большой кусок холодного железа походкой и точно напряженным взглядом. Пак очень часто не понимал, как брюнет мог быть таким неуверенным в подобном деле, потому что это невероятно — три года успешно обучаться на факультете актерского искусства с самостоятельно пройденными вступительными без особой помощи Ким Джонхана — поистине устрашающего человека, которого он лишь косвенно знал, ведь Тэхен наотрез отказывался познакомить их, как и появляться особо-то дома без каких-либо значимых дат в виде дня рождения или Чусока*, или Рождества, или «
это смысл не имеет, так как они все равно вечно заняты». Пак слишком часто не понимал, почему у Тэхена настолько сильно возникает дилемма, которую он мог бы решить, передав лишь управление жалкими сплетнями из дна Марианской впадины Чимину, так как он никогда не будет против помочь и даже взять на себя такую ношу, но Ким этого не делает и не собирается вплоть до диплома передавать кому-то другому. Пак чересчур часто не понимал, каково лучшему другу скрывать себя за миллионами лиц, не принадлежавших ему от слова совсем — ещё один элемент из повседневных образов, чтобы скрыть то самое ненужное за защитной оболочкой; спрятать какую-то часть себя так далеко, насколько это будет возможно, лишь бы лишний раз не вспоминать о том, что сделал или продолжает делать; Пак Чимин никогда особо не задумывался: с каким желанием Ким Тэхену хочется вылезти из своей оболочки — начищенного до блеска нутра с благоприятным будущем лишь от чистого везения в своем рождении — и стать
другим Ким Тэхеном, даже, возможно, что
перестать быть Ким Тэхеном
совсем.
Если так подумать, то Пак Чимин не знал так много о Киме, чтобы оно лилось через край достаточно глубокой чаши, и это не потому, что ему плевать — нет, он мог бы давно нарыть сто и один факт об этом человеке, носящим звание лучшего друга, но Чимин светлый, и из чистых помыслом такого не совершит. Блондин терпеливо будет ждать столько, сколько потребуется, чтобы Тэхен изложил те самые грязные карты, от которых хочется вымыть руки раз десять под горячей водой с мылом — почувствовать ту самую боль в нежном и добром сердце, — продезинфицировать их следом каким-нибудь дорогостоящим антисептиком с едким алкогольным запахом, а после, наверное, окунуть в кислоте, как закрепляющий эффект, чтобы получить химические ожоги и снять с себя ту самую кожу, пропитанную пятнами от собственных секретов. Однако Чимин точно мог заверить любого, что одинаковая присущность с идентичной маской, будто их выпустил из одной фабрики под названием «
надежда на более благое будущее», является их общей чертой, связавшей души в какой-то степени обреченных некогда детей.
Звучит грустно, не так ли? Только вот Паку
смешно до боли в солнечном сплетении, ощущая себя настоящим мазохистом, способным лишь приносить большую часть неприятностей другим, а следом — себе; чувствовать протянутую руку помощи от Тэхена, который с радостью подставляет свое дружеское плечо и позволяет упираться всем весом на него, плюя на то, что у самого ноша уже превысила килограмм двести. Просто они друзья, у которых много общих линий — идентичное будущее на двоих, а помогать друг другу в самый значимый момент — лишь минутный отдых от жестокой реальности. И только?
Встряхнув головой, чтобы откинуть все ненужные мысли сейчас — на них обязательно будет время позже, — Чимин догнал Тэхена прямо в тот момент, когда они вышли на открытый участок, на пару секунд ослепнув от яркого света прожекторов, освещающих улицу и старт дороги, на которой должны были собраться будущие нелегальные гонщики из разных университетов. Пак осмотрелся по сторонам, чтобы заметить хотя бы одно знакомое лицо из их учреждения, но вместо этого наткнулся на ещё более озадаченный взгляд Кима, так и говорящим «что
это». Блондин краем глаза примечает пустое место в стороне, оттаскивая туда Тэхена, чуть ли не выровнявшего телефон из кармана куртки.
— Как я тебе объяснял: это гонка, — тихо начинает он, улавливая слабый кивок от брюнета, — но она полностью нелегальная. Судя по информации, её организуют не только ради сбора денег, точнее, крупного выигрыша ещё и от солидных спонсоров, о которых мне мало что известно, но и своеобразного конкурса меж университетами.
— Но почему именно в таких местах? Они же считаются более чем патрулированными, — Пак пожал плечами в незнании, продолжая осматривать каждого присущего, — кроме того, кто решит поддерживать нелегальные гонки, организаторы, как и участники которых могут по одному щелчку пальцем одурачить их?
— Если бы я знал, Тэтэ, — Чимин мысленно поставил себе в голове галочку узнать об этом больше, как и сам Ким, собираясь произнести дальше свою идею, пока не заметил знакомое лицо и потряс слабо плечо друга, привлекая внимание того, — пока здесь видно лишь Енджуна с твоего факультета, но младше курсом, — и одновременно брата Юнсона, из-за чего у Пака мимолетно сводит челюсть в характерном скрипе, не оставаясь незамеченным для Тэхена.
— Ты что-то знаешь?
— Не больше твоего, поверь.
«Понятно, почему тебя не будет, Юнсон», — насмешливо думает парень, вспоминая не особо довольную физиономию об упоминании гонки с приглашением на неё.
Блондин бросает ему, что пойдет заприметить других и узнать чуточку больше о грядущем событии, а сам обещает отвечать на сообщения в KakaoTalk в случае чего и сразу же вернуться.
— Неужели ты считаешь, что все, похожие на тебя смазливые личики с удавшейся жизнью за счет своих чаще всего богатеньких родителей, спасут этот мир от каждого человека, который, по вашему мнению, не заслуживает жизни? — Чхве вздернул бровь и приподнял уголок губ в саркастичной усмешке, не дав вставить пять копеек следом: — от темных, если быть точнее? Тогда будь добр, ответь: что такого светлого в вас, раз ваше существование является верхушкой всего социального положения?
Чимин приоткрыл сухие, немного покрасневшие губы из-за холодного ветра, желая высказать все, что у него есть, но так и замер под пристальным взглядом карих глаз, в которых таилась настоящая заинтересованность не столь в вопросе, как в самом ответе от блондина. Что такого светлого? Глупо спрашивать то, на что каждый знает ответ — даже темные, не проявляющие особой активности в разговорах с противоположной стороной, чтобы не почувствовать себя виновником всего ужасного, что произошло на этой планете за несколько миллионов, что уж там — миллиардов лет.
Что такого светлого в вас?
Чимин бы сказал, если бы не понимал насколько это клишировано: одни и те же принципы с небольшими разделениями в семейных устоях, похожими правилами и одинаковым социальным положением, делящимся на достижения, чаще выраженные в сумме заработанных денег. Он знает, что такого светлого таиться в них самих лишь благодаря обучению родителей, с рождения старающихся научить подобной банальной вещи, потому что это обязанность — просветить ребенка, как и привить ему самое наитупейшее правило «держись подальше от темных, иначе может случиться нечто непоправимое». Но ведь это не так, и не было особо таким никогда. Это лишь идиотское внушение в неокрепшее, совсем не созревшее сознание того, кто мог бы изменить мир, если бы знал больше о нем без кирпичных стен, выстроенных родными и законом и с трудом нерушимых под воздействием даже землетрясения.
Чимин впервые сомневается в своих высказываниях, кончиком языка увлажнив пухлые губы, и уверенно выдает только:
— Все.
Юнсон немного ядовито прыскает со смеху, поднимая голову к затягивающемуся тьмой с каждой секундой небу и стараясь успокоиться, чтобы с огнем во взгляде осмотреть в тысячный раз Пака, удивляющего с каждой редкой, но действительно незабываемой встречей. Он глубоко вдохнул настолько ставший легким воздух, приятно обжигающий легкие где-то на дне, а после протяжно выдохнул ртом с тонкой, практически незаметно струйкой пара, и нагнулся ближе к Чимину с умиленными выражением.
— Все? Не считаешь, Чимин, что звучит слегка, м, — показушно запнулся Чхве и промычал, чтобы сразу вздернуть аккуратные брови и приоткрыть губы с едким продолжением: — эгоистично? Особенно для вас, которые, по идее правительства, должны нести добро и мирную жизнь для каждого. Я знаю, что вам прививают значимость и эту ебучую напыщенность чуть ли не с рождения, но откинь все эти правила и прочую чепуху, въевшуюся в твой умный мозг. У нас мало различий — их почти нет.
— Возможно, это так в твоем понимании, но я никогда не собирался пасть на самое дно, из-за чего мое существование стало бы зависеть от слова одного человека, способного навсегда лишить меня остатков жизни и заставить гнить где-нибудь на окраине, — Пак слабо кивает ему и замечает вспыхнувший злой огонек в карих глазах, сменивший некогда наигранную милость в сторону того, — более того, я не являюсь никому ненужным.
Чимин подмигивает ему и разворачивается на пятах, направляясь в сторону университета, так как времени у него оставалось мало, а нужно ещё и преподнести лучшему другу незабываемый на этот вечер сюрприз, возникший так же внезапно, как и эта нелегальная гонка, о которой он слышит впервые за три года студенческой жизни.
— А не сгнил ли ты сам уже, Пак?
Доносится в спину, из-за чего блондин останавливается резко и скалится на слова Чхве, определенно проделывающим в нем дыру насквозь, пытаясь выесть то самое нутро с колкими словами, возникающими периодически сомнениями и одной лишь повторяющейся, как какая-то мантра, «так должно быть». Он закусывает губу и хмыкает, вновь продолжая уже ускоренный шаг и обратно лишь показывая руку со средним пальцем, после чего слышит приглушенный смешок и слабый, теперь уж точно последний выкрик:
— В любом случае, мое предложение о свидании все ещё в силе, если захочешь как-нибудь вылезти из кожи вон.
Пошел нахер, Чхве Юнсон.
Чимин, может быть, и начал гнить где-то глубоко внутри себя, стараясь это скрывать за ангельской оболочкой с белоснежной улыбкой и одним из «
что бы ни случилось, старайся сохранить престиж своего имени и соответствовать всегда ему, Чимин-и», мысленно проклиная происходящее вокруг и оставаясь в тени людей хуже себя — как считает исключительно он, — чтобы выпускать внутреннюю жажду доказывать обратное чуть ли не перед каждым, потому что он может; потому что он Пак Чимин — один из преуспевающих студентов хореографического факультета, имеющий невероятную пластику благодаря гибкости тела с детства (и, по секрету, частичных уроков балета по наставлению матери, чтобы этот дар так не пропал впустую) и лучшим преподавателям, у которых он обучался и продолжает это с удовольствием делать; потому что Пак Чимин с интересом общается с темными (те из редкого исключения, появившиеся в его списке так же внезапно, как и подработка в университетской прессе с тайной помощью Тэхену) и узнает намного больше, чем раньше.
Просто Пак Чимин ищет способ расслабиться от этой ежедневной суеты светлого парня с приевшимися осветленными волосами до корней и чуточку — совсем крошечную крупицу остатков собственного я — хочет жить
иначе.
Поэтому он ради этого старается сделать всевозможное, как сейчас лишний раз не пересекается ни с кем из темных, чтобы лишний раз меньше заявить о своем присутствии (особенно перед теми, кто его знает из университета) и незаметно ближе подойти к Енджуну, разговаривающему с каким-то незнакомым ему парнем и проверяющим свой, по всей видимости, мотоцикл перед заездом.
Честно, не то что бы у Пака была тайная зависимость к данному виду транспорта практически с юношеского возраста, но он определенно когда-то слишком увлекался запчастями и грезил о том, что сможет починить старый, никому уже не нужный мотоцикл в нескольких кварталах от дома в родном Пусане. Парень помнит, как нашел его совершенно случайно, прогуливаясь после школы по окрестностям, чтобы растянуть время родительских очередных поучений для лучшего качества знаний и воспитания, да и к тому же какой-то нелепой подготовке к званому ужину с друзьями его семьи или, быть точнее, только
родителей. Да и сына семьи Ли блондин искренне не выносил из-за его крайнего высокомерия и «
если ты не займешься делом родителей, а решишь стать профессиональным танцором, то позор тебе обязательно обеспечен, Чимин», а Чимин лишь сжимал кулаки до хруста фаланг и болезненно впивающихся коротких ногтей в кожу с одним единственным желанием разбить это смазливое лицо, чтобы преподать урок. Только из-за таких случаев он забрел как раз на ту полупустую улицу со старыми вещами, оставленными лишь из-за того, что они стали неугодны в использовании, и решил изучить весь механизм железного коня, увлекшись подобным делом вплоть до окончания старшей школы.
Чимин лишний раз засматривается, чувствуя, как его задевают по случайности плечом, и краем глаза провожая его нарушителя (с каким-то знакомым, как кажется, силуэтом) в толпе других студентов, бурно обсуждающих что-то и готовящихся к началу через несколько минут. Он отвлекается лишь тогда, когда слышит негромкое оповещение из приложения о том, что его лучший друг что-то написал:
Тэхен: «Не знаю, заметил ли ты или нет, но помимо Енджуна я заприметил Сехун-хена с факультета дизайна».
Пак сразу стал засматриваться, пытаясь поймать его как раз таки на стороне готовившихся гонщиком и уже постепенно собирающихся возле старта.
Тэхен: «Только вот он не участвует в гонке, а находится с другой толпой студентов, обговаривающих между собой и последними гонщиками что-то».
Чимин бросает взгляд за небольшую толпу ребят, где как раз виднеется темно-рыжая макушка парня с удовлетворенной улыбкой на губах от приятного разговора и четкой сумкой через плечо, которую тот крепко сжимал в руке.
Тэхен: «Есть какие-нибудь предположения сейчас?»
Чимин: «Ни одного, но меня очень привлекла его сумка».
Тэхен: «Сейчас не время пробовать выкупить вещь или заниматься клептоманией, Чимин! Лучше проследи за ним или найди мне кого-нибудь ещё, идеально подходящего для хоть какого-то объяснения ситуации».
Пак лишь усмехается, выключая телефон, и продвигается в сторону Кима, чтобы он меньше решил паниковать в подобной ситуации, да и к тому же у него есть небольшие предположения. Он останавливается неподалеку от друга, улавливая достаточно заманчивый разговор для своих ушей и решая его послушать, пока один из неизвестных студентов — предположительно организаторов — объявляет о том, что до начала осталось около минуты и всем участникам нужно занять свои позиции.
— Это
третьи гонки за последние
две недели. Не думаешь, что на подготовку им не хватает времени уже?
— Ты сам знаешь, что если бы им не хватало времени, то тут одна дорога нахуй была бы. Да и пока их могут спонсировать с неплохим выигрышем, все остаются в плюсе, — Пак закусывает губу и незаметно включает диктофон на телефоне, продолжая смотреть на сам старт и косо поглядывать на них, — как минимум, клуб сорвал куш, раз устраивает такие по-настоящему стоящие развлечения.
— Да, только вот один уже оказался с переломом ради этого шоу, — хмыкает парень и скрещивает руки на груди. — И знаешь что? Ему не заплатили обещанную страховку, а даже пригрозили отправить в тюрьму, если Минхек вымолвит хоть одно слово. Кажется, чересчур жестко.
— Объективно, он сам виноват, что оказался таким долбоебом. — Собеседник пожимает плечами и внезапно улыбается чему-то слишком игриво, шепча то, чего Чимин уже в априори не может услышать, а тем более его микрофон уловить. — Но я тебе этого не говорил, понял? Следующее место встречи будет в «Danger» уж точно, потому что они, вроде как, решили устроить настоящий сбор средств на подобное дерьмо, если, конечно, там не будет
Ди.
— Забавно, но о нем уже месяц не слышно. Все считают, что разгулялся парень, возможно, застрял в каком-то пиздеце и из-за этого не появляется особо, хотя раньше эти шоу были веселее от его спонсорства, — парень отвлекается на телефон мимолетно, а когда хочет продолжить, то слышит уже обратный отсчет до начала и слишком громкое, такое яростное рычание движка мотоциклов. — Ладно, оставим на потом.
Блондин выключает телефон, предварительно сохранив запись, и облизывает губы, продвигаясь ещё ближе к Тэхену и кивая ему удовлетворенно, чтобы он успел сделать хоть какие-то фотографии, пока Пак будет следить за другими. Он непроизвольно хмурится и сильно щурится, когда с четким ревом мотоциклы срываются с места, поднимая за собой всю пыль с асфальта и опавшие листья с высаженных на лунках в тротуаре деревьев.
Чимин лишь надеется, что Тэхен успел сделать часть своей работы и сохранить для себя вещие доказательства в отличном качестве, так как особых раздумий у него определенно больше нет, если придется исправлять ситуацию. И пока многие восхищенно продолжают восклицать, вновь яро что-то обсуждая, блондин замечает вдалеке до боли знакомый силуэт парня, который ранее его задел плечом впопыхах и как-то тихо, будто себе под нос произнес «извини», теряясь некогда в кучке темных студентов. Возможно, у Пака настоящие галлюцинации из-за того, что время уже перевалило за одиннадцать вечера, а усталость, накатившая достаточно резко на него одним большим цунами, покрывая с головой, дала себе о знать, но он точно готов заверить, что видит как брюнет, передающий какой-то объемный конверт незнакомой паре, до боли в ребрах похож на
Чонгука. Блондин затаивает дыхание, слыша новое оповещение от Кима о том, что им пора, а после стремительно разворачивается в сторону лучшего друга и спешит незаметно за ним.
— И что мы в итоге имеем? — спрашивает Чимин, перебирающий отстраненно в руке ручку, вновь прослушивая диалог, записанный на его телефон, который любезно был в руках Тэхена, расположившегося спинок к стене, сидя на мягком матрасе кровати.
Он явно не скажет, как они добрались до общежития, потому что данная часть дороги остается столь смутной в воспоминаниях, в которых четко прослеживается линия челюсти с ровным носом, кончиком которого мягко закруглен, а большую часть профиля скрывают частично отросшие волосы цвета вороньего крыла. Пак даже не помнит тот момент, когда почувствовал облегчение в ногах, усаживаясь на мягкое кресло бежевой обвивки и откидываясь на спинку, чтобы переварить все события, произошедшие за ближайшие два часа уж точно, а то и раньше, начиная с разговора с Юнсоном.
Однако Чимин уверен на сто и один процент, что это был Чон в той же самой толстовке, которую он видел с утра на перерывах между их парами, и джинсовке, потому что Чонгук — на удивление и легкий табун мурашек по спине — любит прохладу и не страшится даже подхватить температуру в начале семестра.
— Енджуна, как одного из участников гонок без точного срока, Сехун-хена, как, вероятно, одного из знакомых организаторов этого дерьма или являющимся им, — Тэхен взглянул ещё раз в заметки своего телефона и нахмурился, потирая указательным и большим пальцами второй руки переносицу, чтобы собраться, — Марка, как совершенно неизвестную личность в стороне участников, и Субина вместе с Сехун-хеном. Предположительно, что эти двое помогают или являются частью этой команды андеграунда.
— Ладно, хорошо, но ты забыл, что у нас ещё имеются данные о следующей встрече Богом знает где, потому что ни один поисковик не способен пробить этот таинственный «
Danger»,
предполагаемые даты и какой-то мать его
Ди. — Закатывает под конец глаза Пак, громко и достаточно тяжко выдыхая. Он закусывает губу и начинает её жевать в раздумьях, пока в один момент ручка не вываливается из ловких пальцев, падая на деревянный стол с какой-то пришедшей идеей, — хорошо, нам нужно будет узнать об этом месте как можно скорее, иначе все совершенное не будет стоить свеч.
— Правда, что ли?
— Ой, да брось, я лишь начинаю, — со смешком отвечает Чимин на сарказм Тэхена, который будто бы этого не знал, пока пытался нарыть хоть что-то в своем телефоне и параллельно писать шаблон для будущей статьи в твиттере. — По крайней мере, я точно могу быть уверен, что с Енджуном можно будет поговорить. Он должен что-то знать за легкий шантаж в виде возможного исключения из университета после такого-то, — блондин ловит немного шокированный взгляд друга, внезапно отвлекшегося от экрана своего гаджета. — Что? Любая информация стоит своих жертв, кроме того взамен он получит благополучное алиби, но-о-о… если тебя все же не устраивает такая идея, то я могу поговорить с Хосок-хеном, чтобы, возможно, о чем-то узнать, или мы попробуем найти этого Минхека, которого кинули на страховку.
Тэхен слегка щурится из-за предложенных вариантов, которые определенно не предвещали ничего особо хорошего, а после настороженно наблюдает за легкой усмешкой Чимина, точно не предвещающей совсем ничего положительного из его пугающих уст в такие моменты:
— Или, раз тебе нужна будет помощь от
Мин Юнги в спектакле, почему бы не попробовать что-то узнать
от него? Почему нет? Познакомишься, втрешься к нему в доверие и узнаешь столько информации, сколько даже я не получу. Он-то точно знает очень много, — Пак продолжает усмехаться и тихо смеяться, когда в его голову прилетает подушка, благополучно пойманная и кинутая обратно.
— Чимин, клянусь, заткнись, — возникает Ким, пока не замечает вскоре в руке того небольшой картридж как раз с виновником теперь покрывшего его щеки легким румянцем, будто они вернулись в теплое помещение только сейчас, а не полчаса назад.
Тэхен резво подрывается и чуть ли не налетает на блондина, продолжавшего смеяться от всей ироничности ситуации, потому что студент напротив него растерял всю сноровку и какой-либо серьезный вид за одно глупое мгновение. Брюнет же стремительно выхватывает фотку, всучивая Чимину его телефон и практически выталкивая за дверь с недовольно-усталым «катись в свою комнату, Минни! Увидимся завтра».
«Какой же ты все-таки невинный, Тэтэ», — напоследок думает Чимин, пока не доходит до своей комнаты и первым делом не окунается под теплый душ, чтобы смыть остатки сегодняшнего дня и наконец-то расслабиться.
Он помнит о том, что ему нужно было повторить один из промежуточных номеров, однако тело напрочь отказывается от каких-либо движений больше, чем вымыть свое тело и поднять руки выше, массируя кожу головы с приятным запахом апельсина от шампуня и чувствуя, как каждая мышца будто переносится на мягкую перину, с которой вставать совсем не хочется.
Первым, что Чимин видит, пытаясь высушить голову одной рукой, а второй возиться в телефоне, — новый пост с аккаунта неофициального студенческого блога, в котором как раз выходили действительно мерзкие сплетни:
«Доброй или не совсем ночи, студенты Сеульского университета искусств. Прошло много времени с последнего нашего “лестного” разговора о выбывшем теперь Ли Чонсоке, но, как говорят, скатертью дорога — не нужно заниматься тем, что обещает стать тебе конечным путем. В который раз я напомню, что это касается буквально каждого из Вас, поэтому понадеемся на то, чтобы в следующий раз не оказались Вы на месте кандидата по испортившей себе жизни. Ах да, топ-5 мест за худшие обстоятельства, которые возникли исключительно по вине Вашей (или, быть точнее, выбывших уже) обязательно будет в конце месяца, так что можете позже передать этим счастливчикам их эксклюзивные титулы. Я же хочу сообщить, что вскоре будут опубликованы заманчивые новости с достаточно серьезного дела, за которым вполне себе может следовать закон, поэтому оставайтесь на связи и дожидайтесь невероятных фотографий с имен(ем/ами) эт(ого/их) счастливчик(а/ов), обожающ(его/их) прохладный воздух ночного Сеула».
Пак приподнимает уголок губ в легкой усмешке, а после вешает полотенце на сушилку и выходит из ванной комнаты, чтобы забить на все, падая на мягкую кровать — ничуть не хуже тэхеновой, а, возможно, в чем-то лучше — и поправляя задравшуюся футболку, пока в голове снова не начинают крутиться шестеренки за гонку. Если так подумать, то он вполне себе имел возможность вновь докопаться до Юнсона, ведь тот мог не появиться на этом шоу исключительно из-за своего брата, с которым у них отношения отнюдь были плохи, да более — мало кто знал, что они вообще родные братья, потому что так или иначе, но младший Енджун преуспевал значительнее старшего брата. Чимина это забавит, ведь не каждый день увидишь раздраженного в невероятном отвращении Чхве, у которого неприязнь возникает лишь из-за младшего, по счастливому обстоятельству которого родители возлагают, вероятно, большие надежды. Хотя, с другой же стороны, блондину совершенно плевать, что у них происходит, но как важную информацию он вполне себе мог добыть из него.
Единственное, что в голове Пака назойливо вертится, пытаясь хоть как-то оправдать вопрос «
почему ты не рассказал об этом Тэ?», — Чон Чонгук, занимающий теперь всю голову на ближайшие несколько часов, так как он ожидал всего, но не этого милого студента из темных, который немного застенчиво начал их общение впервые, а сейчас более открыто говорил о тех моментах, которые действительно его могли волновать, пусть они даже и не будут такими важными или по-настоящему серьезными — Чимину просто нравится непринужденно общаться с младшим, желая о нем узнать максимально, ведь у светловолосого складывается ярое ощущение того, что в Чоне миллион необузданных тайн, окунуться в которые хочется с головой и глубоко. Он просто не поверит в то, что брюнет может быть одним из тех студентов, нарушающих правила и при этом пытающихся остаться в золотой наживе, потому что какому человеку не хотелось бы этого? Да и Чимин без сомнения уверен, что Чонгук бы ему сказал о чем-то важном, если бы нужна была помощь, поэтому, возможно, у него есть один из вариантов вроде «
его могли заставить участвовать в этом, но тогда нужно будет узнать кто эта тварь» или «
возможно, он занимается работой, похожей на Тэхена и мою, поэтому стоит лишь подождать, когда Чонгук решит проявить инициативу».
Вероятно, только из этих убеждений и вспомнившего обещания, что тот напишет позже, когда будет полностью способен, Пак открывает их диалог в KakaoTalk и долго смотрит на последние сообщения, вновь жуя нижнюю губу от подступающих нервов. Парень буравит взглядом настольную лампу, чей свет гармонично смешивается с падающим лунным из окна, а после все-таки кивает себе и быстро печатает:
Чимин: «Чонгуки? Привет ещё раз. Извини, что не смог написать раньше, потому что я был занят весь день напролет».
Чимин: «И да, надеюсь, что тебе понравился латте от меня. Доброй ночи, если ты уже спишь».
Блондин шумно сглатывает и опускает телефон себе на грудную клетку, прикрывая глаза, чтобы успокоить настоящую бурю в голове, но возникшее через несколько секунд оповещение лишь подливает масла в огонь и заставляет слегка свести брови к переносице во взволнованном выражении:
Чонгук: «Привет, хен! Все в порядке, я понимаю тебя вполне, а твой латте был невероятно вкусным. Возможно, что это даже лучший кофе за все мое пребывание в Сеуле :)».
Чимин: «О, правда? Я рад слышать, Чонгуки, можешь всегда приходить или просить Юнги-хена заходить за твоим кофе; с радостью сделаю несколько порций. И даже за мой счет какие-то ;)».
Чонгук: «Ты пытаешься меня соблазнить, Чимин-хен? Если это так, то у тебя отлично выходит, потому что я не особо умею отказывать».
«
Не особо умею отказывать», — вертится не только на кончике языка, но и в подкорке мозга теперь слова младшего, из-за чего блондин ещё с пару секунд обдумывает, а после все-таки решается написать:
Чимин: «Прекрасно, тогда жду тебя вскоре. Кстати, ты почему до сих пор не спишь? Мне кажется, что даже твои элективы так много времени не заняли, чтобы ты засиживался всю ночь».
Чонгук: «Хах, особого ничего, Чимин-и. Весь вечер просидел за конспектами, а теперь решил отдохнуть, как ты мне написал, поэтому отказать тебе в общении я не мог, как и не пожелать позже “хорошей ночи”».
—
Прошу, не ври мне, — жалостливо смотрит в экран телефона Чимин и перечитывает ещё раз последнее сообщение Чона.
