Tentation par l'amour

Доверься мне безоговорочно: Всё идёт по плану, Отвязать или оборвать связующие нас нити — Это лишь в моей власти. Положись на меня без остатка, Оставив невинный взгляд, Тебе только и нужно и дальше любить меня. VIXX — Depend on Me

По утрам и на протяжении всего дня Натаниэль был именно таким, каким его привыкли видеть все вокруг. До ужаса правильный парень в идеально сидящих, ослепительно-белых джинсах и тёмно-синем лонгсливе, открывающем медовые полукружия ключиц. Поразительно вежливый, с этой невинной на первый взгляд улыбкой на губах, всегда готовый прийти на помощь, если, конечно, это не выходит за рамки полномочий старосты класса. Вот и сейчас, стоило Кастиэлю показаться на пороге кухни, недовольно сощурив мескалиновые моря глаз, как блондин моментально обернулся, отставляя в сторону открытую банку клубничного джема, и негромко спросил, невесомо улыбнувшись одними уголками губ: — Тебе как обычно? — получив в ответ многозначительный взгляд Кастиэля, как бы намекающий на отсутствие пары важных извилин в мозгу старосты, спрашивающего одно и то же на протяжении вот уже нескольких месяцев, Натаниэль неопределённо хмыкнул, возвращаясь в исходное положение. Так, чтобы в поле зрения Кастиэля стопроцентно оказалась пятая точка, надёжно упакованная в клетчатые пижамные штаны. Ловко орудуя ножом, он нарезал тонкими ломтиками нежную пармскую ветчину, затем ноздреватый, щекочущий нёбо едва заметным кисловатым запахом сыр. И тихо выдохнул воздух сквозь сомкнутые губы, когда цепкие ладони Кастиэля взяли в плен острые запястья, а хрипловатый голос приглушённо шепнул на ухо, тревожа тонкие волоски на нежной коже шеи: — Я проголодался, Нат, — пепельная изморозь глаз неуклонно таяла, не в силах сопротивляться пылающему шафрану взгляда Натаниэля, отложившего в сторону остро заточенный нож. С лёгкостью выпутавшись из объятий, он протянул Кастиэлю исходящую жаром бриошь, оставившую на тонких пальцах старосты россыпь крошек: — Вот. Булочка. Ешь, — Натаниэль ловко отступил в сторону, улыбаясь по-прежнему невинно и непорочно. Так, словно не понимал намеков Кастиэля, донельзя истосковавшегося по терпкому вкусу соблазнительно приоткрытых губ и чувственным ласкам умелых рук блондина. Тех самых, что, как ни в чём ни бывало, раскладывали по тарелкам ветчину и сыр и выстраивали некое подобие пирамиды из круассанов и слоёных булочек с шоколадом. — Чай с сахаром или без? — Натаниэль обернулся, определённо издеваясь над ним. Иначе назвать этот обмен взглядами Кастиэль никак не мог, сколько бы ни старался. — А с тобой можно? — парень отщипывал от булочки маленькие кусочки и раскладывал на столе так, чтобы, в конце концов, составить из них что-то наподобие окружности. На старосту он при этом старался не смотреть, дабы не повышать градус желания, и без того прицельно бившего чуть ниже солнечного сплетения каждые десять-пятнадцать секунд. — Боже, опять ты за своё, — Натаниэль преувеличенно печально вздохнул, отобрав булочку, расчленённую с особой жестокостью, и поставил перед Кастиэлем чашку с ароматным, густо пахнущим предрассветным лесным туманом чаем, опасно плескавшимся у самых краёв жгучим янтарным прибоем. Тем самым, что осел мельчайшей охряной взвесью на дне глаз блондина, глоток за глотком расправляющегося со своей порцией, — ешь быстрее, не то мы снова опоздаем, — водрузив поверх тонкого поджаристого ломтика хлеба коралловый лепесток ветчины, Натаниэль мгновенно расправился с ним, после чего легко поднялся со стула, сгружая грязную посуду в раковину. — Эй, я не успел допить, — возмутился Кастиэль, не желая просто так расставаться с остатками чая, лениво плещущимися на дне чашки блёклым озерцом. Бесполезно. Натаниэль уже опустил её в раковину и преспокойно напевал себе под нос, вытирая руки ярким полотенцем. — Т-ты просто… — Что-то не устраивает, Касси? — вернув полотенце на своё законное место, насмешливо поинтересовался Натаниэль, поддёргивая так и норовившие сползти ниже положенного пижамные штаны. — Не. Называй. Меня. Так, — выдохнул в ответ Кастиэль, вцепившись пальцами в отполированное дерево столешницы. В ответ Натаниэль, сощурив свои невозможные кошачьи глаза, беззвучно, по слогам, повторил: «Касси, Кас-си, Ка-а-с-си-и», — и громко рассмеялся, заметив убийственный взгляд Кастиэля, изо всех сил пытавшегося сохранить хоть какое-то подобие спокойствия. — Кстати, ты не забыл написать Лизу, чтобы он выгулял Демона? — поинтересовался староста, натягивая на себя лонгслив. Его аппетитная, туго обтянутая боксерами задница, мешала сосредоточиться, и Кастиэль прикрыл глаза, собирая расползающиеся по углам черепной коробки мысли в мало-мальски аккуратную кучку. — Не забыл. Но вечером придется гулять самому. У него на восемь часов назначено какое-то ужасно важное собрание литературного кружка на другом конце города, — нервно передёрнув плечами, ответил Кастиэль, ожесточённо сражаясь с ни в какую не желавшим застёгиваться плетёным кожаным браслетом с металлической вставкой. — Без проблем, — пригладив ладонью выбившиеся из прически пряди, Натаниэль мазнул по запястьям стиком своего любимого парфюма со свежими нотками цитруса, щедро сдобренными горчащей сосновой хвоей. — Давно хотел прогуляться вечером с твоим чудо-зверем. Помнится, в прошлый раз он мне едва пару пальцев на левой руке не отхватил, — звякнув одиноким брелком на рюкзаке, Натаниэль вышел в коридор, где с изяществом, достойным самой Марии-Антуанетты, сидела малышка Бланш, недовольно изучавшая совершенно пустую миску. — Демон просто разыгрался, вот и всё, — попытался оправдать питомца Кастиэль, отлично понимая, что тот не ограничился бы какими-то жалкими пальцами, а откусил бы Натаниэлю по меньшей мере ногу, если бы на самом деле этого захотел.  — Охотно верю, учитывая количество шрамов разной степени давности на твоём теле, — отозвался Натаниэль, насыпая сухой корм кошке, неподвижно замеревшей рядом с коробкой, полной хрустящих подушечек, изобильным дождём наполнявших нежно-розовую керамическую миску. — Но лишний раз проверять достоверность этого утверждения не намерен, уж прости, — накрыв ладонью миниатюрную представительницу семейства кошачьих, Натаниэль пропустил сквозь пальцы бархатистую шёрстку, отчего Бланш утробно замурлыкала, не отрываясь от корма. В такие вот моменты Кастиэлю казалось, что Натаниэль отнюдь не человек, а самый настоящий кот, на время прикинувшийся симпатичным одноклассником, с легкостью растопившим заледеневшее сердце своей чеширской улыбкой. — Ну, чего застыл, говорю же, опоздаем, — Натаниэль легонько пихнул его в бок, приоткрывая дверь квартиры ровно настолько, чтобы любопытная Бланш не выскочила на лестничную клетку в поисках приключений. Оказавшись на улице и предварительно оглядевшись по сторонам, парни направились к школе. Естественно, разными путями. Для всех, кроме Лизандра, они до сих пор оставались непримиримыми врагами, на дух друг друга не переносящими. С каждым новым днём эта нехитрая ложь всё больше и больше тяготила обоих, но ни Натаниэль, ни, уж тем более, Кастиэль, пока что не были готовы к обнародованию своих во многих смыслах странных отношений. Кастиэль с едва ощутимым недовольством следил за тем, как Натаниэль заученно улыбается Мелоди, с упорством профессионального сталкера поджидавшей старосту во дворе школы, и даже позволяет коснуться плеча дрожащей от волнения рукой. Эта тихоня никогда ему особо не нравилась, а теперь и подавно. Вся из себя такая паинька, а, чуть отвернись, и глазом не моргнув, воткнёт острый нож в спину только лишь из-за того, что ты посмел взглянуть на её «любимого Натаниэля». Чего только стоила последняя ссора со Сладкой, попросившей старосту проводить её до дома из-за участившихся в последнее время нападений на молодых девушек в их районе. И это при том, что та уже примерно пару месяцев встречалась с Армином, который именно в этот день заболел и в школе не появился, а, значит, и выступить в роли провожатого просто-напросто не мог. Иначе Сладкая и не просила бы Ната о подобном одолжении. Но Мелоди всё было нипочем: изображая из себя оскорблённую добродетель, та шипела не хуже ядовитой змеи и размахивала руками в разные стороны до тех пор, пока Кентин, очень кстати оказавшийся рядом, не увел её в класс, не обращая никакого внимания на оскорбления, которыми девушка покрывала его на протяжении всего пути. Выждав положенные десять минут, во время которых он успел на мелкие клочки разорвать завалявшуюся в кармане куртки бумажку с наброском очередной песни, Кастиэль, напоследок скользнув узловатыми пальцами по металлической решетке ворот, ступил на школьный двор. Коротко кивнул Лизандру, что с нескрываемым интересом слушал витиеватые разглагольствования Розалии, негромко шикнул на крутившихся под ногами младшеклассников и, ловко пнув камешек, срикошетивший о кирпичную стену, зашёл в здание школы, направляясь в класс. Натаниэля ещё не было: судя по всему, староста ошивался в учительской, погрязнув в ежедневной рутине выпавших на его нелёгкую долю дел и поручений. Вместе с чёртовой Мелоди, которая на данный момент тоже отсутствовала. Зато была Сладкая, наглядно продемонстрировавшая недвусмысленный жест из трёх пальцев в ответ на незамысловатую, но уже ставшую своеобразной традицией шутку про размер её груди. А вместе с ней и Армин, отреагировавший на перепалку в своей типичной манере. Не отрывая взгляда от очередной игры на приставке, он лишь показал Кастиэлю большой палец, за что моментально поплатился, получив от Сладкой подзатыльник. Однако это не помешало ему выиграть очередной раунд в неравной борьбе орков против эльфов. О чём брюнет тут же не преминул сообщить брату, стянув с того наушники. Алекси, впрочем, данная новость нисколько не обрадовала. Жаль, что Кастиэлю со своего места было плохо слышно, каким именно эпитетом Алекси наградил Армина, но, судя по лицу последнего, данное звание он носил едва ли не с гордостью. За пять минут до начала урока в класс вошли Розалия с Лизандром, а вместе с ними и Мелоди, отчего-то злая, как сто чертей. Зато Натаниэль как сквозь землю провалился. Или, что было куда как логичней, его просто-напросто накрыло стопками бумаги, обретавшимися на самой верхней из полок учительской. Ну, или засосало в сканер. На какую-то долю мгновения Кастиэль даже забеспокоился, но потом расслабленно откинулся на стуле, когда ровно за минуту до звонка староста таки зашёл в класс. Чеканя шаг, он прошёл к своей парте, стараясь не глядеть в сторону Мелоди, как по команде зыркнувшей в его сторону на пару с Ирис, которой вторая староста явно уже успела пожаловаться на несправедливость этого мира и на Натаниэля в частности. Мысленно пообещав самому себе расспросить блондина о том, что же такого могло произойти за закрытыми дверями учительской, Кастиэль, подложив под голову толстенный учебник истории, как можно удобнее устроился на парте. Намереваясь на первых двух уроках как следует выспаться, восполнив недостающие два часа ночного сна, потраченные на нечто другое, под страхом смертной казни не подлежащее огласке. Время тянулось подобно приставшей к подошве ботинка жвачке, скрипело на зубах прогорклым песком пустопорожних фраз. И, если бы не урок физкультуры, втиснутый между биологией и физикой, и не улыбка Натаниэля, словно бы невзначай повернувшего свою блондинистую макушку в сторону их с Лизандром парты, Кастиэль свалил бы домой сразу после перемены на обед. Предварительно перекусив в столовой картофельным салатом и распихав по карманам пару клементинов про запас. В начале седьмого, крепко вцепившись в Лизандра и стараясь не попасть в эпицентр толпы подростков, орущих так, что уши закладывало у всех находящихся в радиусе пары метров, он вышел на воздух и облегченно выдохнул, радуясь долгожданной свободе. Дожидаться здесь Натаниэля было бесполезно. Обычно тот просиживал в учительской едва ли не до половины девятого вечера, уткнувшись в свои пыльные бумажки. Поэтому, набрав короткое: «Жду тебя в десять в парке. Постарайся не опоздать», Кастиэль отправился домой, дабы принять душ и покормить собаку, подозревая, что лучший друг мог позабыть о подобном нюансе. Собственно, так и оказалось. Но, вопреки опасениям, Демон встретил его вполне себе благодушно, хотя, прыгая по квартире, подобно вырвавшемуся на свободу заключенному, тут же притащил в зубах пустую миску, тонко намекая хозяину на пропущенный по вине одного гетерохромного товарища завтрак. Насыпав собаке двойную порцию корма и клятвенно пообещав после вечерней прогулки угостить любимым печеньем, Кастиэль отправился в душ, стягивая с себя влажную, липнущую к телу футболку. Косые струйки воды стекали по телу, образуя причудливые переплетения дельт и рукавов, ласкающие кожу морской прохладой Лазурного берега. Ровно за двадцать минут до назначенного времени он уже стоял у двери, поправляя капюшон старой застиранной толстовки, надёжно спрятавший небрежно приглаженные гренадиновые пряди. Проверив карабин, скреплявший между собой наборный кожаный ошейник и трёхметровый поводок Демона, оскалившего зубы в непритворной радости и порывавшегося ухватить любимого хозяина за край толстовки, и, потрепав собаку по лобастой голове, Кастиэль вышел на лестничную площадку, закрывая дверь на оба замка. Телефон негромко пискнул, оповещая о новом сообщении. «Опоздаю на несколько минут. Мелоди хотела проводить до дома, пришлось выбираться из школы окружными путями». Кастиэль протяжно вздохнул, наматывая поводок на руку. Эта девчонка определённо начинала раздражать. Насколько он помнил, Натаниэль уже не раз говорил ей о том, что она ему неинтересна, и в максимально вежливой форме отвергал ухаживания второй старосты. Но, судя по всему, до Мелоди всё никак не доходила простая мысль о том, что блондин действительно не горит желанием видеть её своей девушкой. Особенно сейчас. Кастиэль криво усмехнулся, в ярких красках представив реакцию Мелоди на новость о том, что Натаниэль уже пару месяцев как находится в отношениях. И не с гипотетической девушкой или Сладкой, которую та невзлюбила с того самого момента, когда новенькая подружилась со старостой. А с ним, Кастиэлем, главным источником проблем «бедненького Ната». Ах, если бы Мелоди только знала! Сумерки наползали на город с востока, накрывая всё вокруг чернильно-лиловым покрывалом, сквозь прорехи в котором выглядывали озорные звёзды, матово мерцающие подобно светлячкам, променявшим туманную темноту лета на антрацитовое море небес. Демон, возбуждённо обнюхивающий каждый метр окружающего его пространства, тянул поводок с поистине неимоверной силой, и Кастиэлю с трудом удавалось с ним справиться. На подходе к парку он заметил мадам Шермански, выгуливающую Кики. Завидев в поле зрения босерона, чёртов корги оглушительно залаял, отчего директриса моментально схватилась сначала за сердце, потом за свою собаку, поднимая нелепое создание на руки. После чего, сощурив глаза за толстыми стеклами очков, попыталась разглядеть, кто это посмел напугать любимца. — Пойдём, — дернув поводок, шепнул Демону Кастиэль, — эта мелкая шавка не стоит твоего внимания, парень, — в ответ босерон лишь недоумённо склонил тёмную голову, напряжённо втягивая воздух и пытаясь понять, отчего рыжий комок шерсти, сучащий короткими несуразными лапками, так истерит. А затем, словно согласившись с мнением хозяина, резко рванул в противоположную сторону, огибая парк по дуге. Петля поводка больно врезалась в ладонь, но Кастиэлю было всё равно, лишь бы поскорее скрыться с глаз директрисы. Во избежание, так сказать, проблем в школе. С трудом поспевая за собакой, мчавшейся по улице с завидной прытью, он едва успевал уклоняться от встречавшихся на пути прохожих и чуть не вписался в тяжёлые кованые ворота, когда Демон резко затормозил, подозрительно принюхиваясь к потемневшим от времени кирпичам забора, окружавшего парк. — Очередное письмо от собратьев, а? — в ответ босерон дернул правым ухом и замолотил хвостом в воздухе, утягивая в тёмное чрево парка, расцвеченное лимонным соком фонарей. В ожидании Натаниэля он медленно прогуливался по песчаным дорожкам, чуть ослабив поводок так, чтобы Демон мой спокойно обнюхивать близлежащие кусты и клумбы с ночными фиалками, чей невесомый фимиам тревожил рецепторы собаки, и та периодически вскидывала голову и недовольно чихала, пытаясь избавиться от пыльцы, забившейся в нос. Тихие шаги за спиной заставили обернуться и мгновенно утонуть в сияющих топазах янтарных глаз Натаниэля, ступавшего с грацией дикого кота, охотящегося на ничего не подозревающих птичек. — Ты почти не опоздал, — притянув блондина к себе, выдохнул ему в губы Кастиэль, мгновенно отстраняясь, дабы этот собственнический жест не привлек к себе излишнего внимания, — ммм, ментоловый гель для душа, мой любимый, — добавил он, касаясь кончиками пальцев ещё влажных светлых прядей парня. — Ты бы видел, как я на ходу натягивал штаны, — хитро усмехнулся Натаниэль, облизывая губы. — Бланш наверное подумала, что хозяин клинический идиот, раз так прыгает в коридоре! — он звонко рассмеялся, широко распахнув свои невозможные глаза, и, оглянувшись по сторонам, направился в сторону спрятавшейся под деревом лавочки. — Не отказался бы взглянуть на подобное шоу, — хмыкнул Кастиэль, подзывая Демона. Собака подозрительно покосилась на идущего впереди Натаниэля и рванула за ним, сверкая угольками глаз. — Нат, осторожнее! Натаниэль запоздало развернулся, выставив вперед ладони, и едва не свалился на землю, когда почти пятьдесят килограмм живого веса толкнули его в грудь мощными лапами, пытаясь подмять под себя. — Я тоже рад тебя видеть, Демон, — староста осторожно протянул руку, памятуя о том, как в прошлый раз ужасающие челюсти едва не сомкнулись на пальцах, оставив инвалидом на всю оставшуюся жизнь. Но на этот раз собака лишь лизнула руку, от души, так, что тонкая ниточка липкой слюны застыла на светлой коже ладони несмываемой меткой. — Хороший мальчик, — осмелев, Натаниэль коснулся лобастой головы, почесывая за ушами. В ответ Демон негромко рыкнул и блаженно сощурил глаза, удивив этим не только блондина, но и хозяина, наблюдающего за творящимся на его глазах чудом с безопасного расстояния. — Не думал, что скажу подобное, но, кажется, он тебя принял. Может оставить Демона на ночь у тебя? — прекрасно понимая абсурдность подобного предложения, всё же ляпнул Кастиэль, подходя ближе и сматывая провиснувший поводок. — Чтобы он сожрал малышку Бланш и даже не поморщился? Нет уж, уволь, — Натаниэль протестующе скрестил руки на груди и сделал шаг назад, наконец-то усаживаясь на скамейку. — Не такая уж она и малышка, раз качается на шторах, словно цирковая акробатка, — парировал Кастиэль, присев рядом. Демон же, помедлив, тяжело вздохнул и, на всякий случай обнюхав урну, опустился рядом с хозяином, подняв в воздух мельчайшую пыль. — Эй, не обижай Бланш, — шутливо насупился староста, легонько толкая Кастиэля в бок, — не то я всё ей расскажу, и она сделает тебе пакость. — Она может, — Кастиэль коротко усмехнулся, незаметно приобнимая Натаниэля сзади. В эту самую минуту откуда-то из-за дерева выкатился щенок овчарки, припадающий то на одну, то на другую лапу. Завидев Демона, расслабленно разглядывающего суетящихся перед ним крошечных жучков, щенок негромко тявкнул, привлекая к себе внимание. Босерон насторожился, втянул носом воздух и неторопливо поднялся на лапы, внимательно разглядывая пришельца. Щенок меж тем приближался, смешно поводя мохнатыми ушами. Золотой колокольчик на ошейнике переливчато звенел, пока он торопливо семенил лапами. — Тебе не кажется, что он подозрительно похож на Куки? — спросил Натаниэль, оглянувшись по сторонам в поисках хозяина. — Не кажется. Я в этом стопроцентно уверен. Посмотри на цвет ошейника, — Кастиэль покосился на щенка, с превеликим старанием обнюхивающего Демона, замершего каменным изваянием, и продолжил: — Этот растяпа снова его потерял. Сто раз говорил Кентину, чтобы водил Куки на поводке, но ему, похоже, наплевать на собственную собаку, — Кастиэль презрительно скривил губы, этим нехитрым жестом выразив всё, что он думает о подобной безответственности. — Брось, — мягко улыбнулся Натиниэль, вставая со скамейки и опускаясь перед щенком. Кажется, его нисколько не заботил тот факт, что пыль с белоснежных брюк будет трудно отстирать, — пусть свободно гуляет, пока может. И вообще, может, Кен просто спустил его с поводка, побегать по траве. Не будь таким категоричным, тебе это не идёт, — Куки перевернулся на спину, подставляя мохнатый мягкий животик тонким пальцам Натаниэля, и довольно гавкнул, вздымая пропеллером хвоста фонтанчики пыли, оседающие на коже старосты хаотичной взвесью мельчайших песчинок. В ответ Кастиэль показал ему язык и, заметив знакомую фигуру в штанах цвета хаки на горизонте, встал со скамейки, пряча лицо в капюшоне толстовки. Кентин, а это был именно он, нервно теребил пальцами цепочку кулона, встревоженно глядя по сторонам, и смешно щурил глаза, пытаясь хоть что-то разглядеть в сгустившейся над парком темноте. — Эй, Кентин, — окликнул его Натаниэль, не замечая того, как вскинул голову Кастиэль, старательно косплеящий неприметный столб, — он здесь, — и шагнул навстречу однокласснику, непринужденно улыбаясь. — Ой, Нат, ты здесь, — неуверенно проговорил Кентин, подходя ближе, и тотчас же заметил Куки, чей розовый язык свесился набок из приоткрытой пасти: — Куки! Я думал, что ты меня бросил! — он кинулся к щенку, подхватил того на руки и закружил в воздухе, уткнувшись носом в тёмную шерсть на загривке. Ошарашенный таким поведением хозяина, Куки звонко лаял, отчего Демон то и дело дёргал ушами и неодобрительно морщил переносицу, косясь на Кастиэля. — Говорил же тебе, не отпускай его гулять одного, — хмуро проговорил парень, выходя из тени. Босерон устремился следом за ним, натягивая поводок. — Кастиэль? И ты здесь? — похоже, Кентин не слишком-то удивился, увидев их вместе, и уж точно не думал ни о чём таком, о чём вездесущая Пегги мигом бы накропала статейку в школьную газету. После общения с близнецами, особенно с Армином, его спокойствие мог нарушить разве что ядерный взрыв, и то не факт. — Привет, Демон, — шатен осторожно приблизился к босерону и, протянув вперед ладонь, замер, позволяя себя обнюхать. И лишь когда тот тихо гавкнул, склонив набок тёмную голову, осмелился погладить собаку, взъерошивая короткую шерсть. — Да, гуляю тут… — неопределенно протянул парень, скосив взгляд на Натаниэля, по-прежнему улыбавшегося с истинно непоколебимым спокойствием, тогда как сердце Кастиэля ни в какую не желало успокаиваться. Вынужденный скрывать ото всех, кроме Лизандра, конечно, свои отношения со старостой, он постоянно был на взводе и, в случае чего, усиленно делал вид, что в его личной вселенной Натаниэля просто-напросто не существует. Другой бы на месте блондина давно возмутился подобным положением вещей. Но, кажется, Натаниэль осознавал, каких трудов стоит резкому и упрямому Кастиэлю открыться другим, отчаянно боясь неприятия и досужих сплетен. Поэтому-то Натаниэль привычно усмехнулся, словно бы невзначай касаясь подрагивающей кисти Кастиэля, крепко сжимающей петлю поводка. — Спасибо, что придержали Куки, — доставая из кармана простенький поводок, произнёс Кентин, с негромким щелчком пристегивая карабин к ошейнику. — Ну… я наверное пойду… — он поправил воротник рубашки и, напоследок улыбнувшись им обоим, устремился вслед за щенком, припустившим за симпатичной болонкой, чинно вышагивающей за своей хозяйкой. Проводив одноклассника взглядом, Натаниэль, встал между Демоном и Кастиэлем и, коснувшись тонкими пальцами щеки последнего, обронил короткое и насмешливое: — Ну ты и трусишка, — янтарные глаза плескались тёплым океанским прибоем, а приоткрытые губы так и манили коснуться их хлёстким, несдержанным поцелуем. И наплевать на всех собравшихся в этом чертовом парке! — Пошли уже домой, становится прохладно, — Натаниэль взъерошил кроваво-гранатовые пряди и, соблазнительно вильнув бедром, направился к выходу, прекрасно зная, что Кастиэль последует за ним. И точно, пробормотав нечто невразумительное и засунув ладони в карман толстовки, тот шагнул вперёд, пытаясь нагнать старосту, успевшего оторваться от него на пару десятков метров. До дома они шли в полном молчании. Натаниэль насвистывал себе под нос до боли знакомый мотив, а Кастиэль напряженно думал о том, что до скончания века забиваться в нору при каждой встрече с одноклассниками — не выход. Рано или поздно правда всё равно выплывет наружу. И лучше бы поскорей научиться с честью встречать косые взгляды и перешёптывания у себя за спиной. Точно так же, как это делает Натаниэль. В себя он пришёл лишь тогда, когда староста отобрал у него ключ от квартиры и, провернув тот в замочной скважине до характерного щелчка, прошёл внутрь, старательно вытирая ноги о придверный коврик. Запустив Демона, он прикрыл за собой дверь и, стараясь не глядеть на Натаниэля, отправился на кухню, доставая с полки коробку с собачьими лакомствами. Босерон ловко поймал подброшенное в воздух печенье, проглотил хрустящий кругляш и сипло рыкнул, выпрашивая ещё одно. Получив желаемое, он, зажав печенье зубами, отправился в свой угол, клацая когтями по паркету. Натаниэль, удобно устроившийся на диване, баюкал в руках подушку и терпеливо ждал, пока Кастиэль наполнит миску Демона кормом. С приоткрытого балкона тянуло ночной прохладой, и он тщательно закрыл дверь, отлично зная, что Кастиэль опять забудет об этом, погружённый в свои мысли. — Я закончил, — хриплый шёпот Кастиэля пепельным сигаретным дымом повис в воздухе, заставив Натаниэля невольно поёжиться, — можем идти, — серые глаза ощутимо поблёкли, выцветшими газетными листами застревая в трепещущем горле. Его ладонь, прохладная на ощупь, потянула старосту за собой, за пределы квартиры. И Натаниэль вдруг почувствовал острое желание коснуться губ парня самым нежным поцелуем. Таким, что точно сможет растопить изморозь, застывшую в уголках глаз Кастиэля невысказанной болью. Что он, собственно, и воплотил в жизнь, резко прижав того к стенке лифта, натужно скрипящего всеми своими шестеренками. В ответ Кастиэль широко распахнул глаза и попытался оттолкнуть старосту в сторону. Но попытка не увенчалась успехом: Натаниэль лишь дерзко улыбнулся, и губы его скользнули по шее Кастиэля, оставляя на коже влажные пунцовеющие метки, часть из которых уже к утру окрасится черничным соком засосов, ненавязчиво сигнализирующим всем и каждому о том, что этот парень давно и бесповоротно занят. — С ума сошёл?! — выдохнул Кастиэль, тревожа светлые пряди на макушке Натаниэля. — Как я завтра появлюсь в школе? — Могу одолжить тебе свою чёрную водолазку, — не то прошептал, не то мурлыкнул староста, обводя кончиками пальцев острые скулы парня, — думаю, тебе пойдёт. Кастиэль уже собирался высказать Нату все, что он думает о его неподобающем, учитывая укоризненно мерцающий глазок камеры прямо над ними, поведении. Но не успел. Двери лифта разъехались в стороны, и они буквально вывалились наружу, едва не задев какого-то мелкого мальчишку, задумчиво взирающего на них из-под ярко-красной кепочки с мультяшным героем. Дерзко сверкнув янтарем своих невозможных глаз, Натаниэль ослепительно улыбнулся ребёнку и потянул Кастиэля за собой, крепко вцепившись в заледеневшие пальцы. Окрылённый собственной выходкой, староста буквально летел по улице. Кастиэль едва поспевал за ним, но даже не пытался остановить блондина. Ибо чувствовал, что дома у Ната его ждет такое, о чём потом он никогда и ни за что не расскажет. Оказавшись дома, Натаниэль первым делом отправил его в душ, всучив нежно-зеленое махровое полотенце. — А я пока приготовлю всё необходимое, — произнёс он, облизнув губы так, что Кастиэль едва не подавился воздухом, и буквально впечатался в дверной косяк, не в силах оторвать взгляд от старосты, стянувшего с себя лонгслив. Все мало-мальски приличные мысли покинули его непутевую головушку в тот самый момент, когда вслед за лонгсливом Натаниэль принялся расстёгивать брюки, очевидно намереваясь устроить внеочередной сеанс стриптиза для единственного зрителя. — Чего застыл? — наклонившись так, что Кастиэль мог во всех подробностях разглядеть его упругую задницу, дразняще протянул блондин, выуживая из-под кровати комнатные тапочки. — Я, между прочим, тоже в душ хочу. Сглотнув, Кастиэль всё же пересилил себя и, хлопнув дверью так, что у соседей снизу стопроцентно случился инфаркт, заперся в ванной, отчаянно надеясь, что контрастный душ поможет ему прийти в себя и не думать ни о чём таком, о чём предприимчивые люди снимают фильмы для взрослых. Натаниэль меж тем спокойно и неторопливо убрал брюки в шкаф и, повесив на плечики лонгслив, потянулся за халатом, который накинул на плечи. Затем двинулся на кухню, следуя какому-то странному плану. Нырнув в холодильник, достал заранее подготовленную чашку со свежей клубникой, попробовал одну ягодку и, удовлетворённо кивнув головой в такт собственным мыслям, унёс её в спальню, поставив на одну из полок за изголовьем кровати. Следом извлёк из лакированной шкатулки алую шелковую ленту, улыбнувшись так соблазнительно, что, окажись сейчас Кастиэль рядом с ним, он бы окончательно спятил от такого вот старосты, на фоне которого сам змей-искуситель показался бы лишь скромной ящеркой, не стоящей внимания. — Ты следующий, — придерживая норовившее сползти полотенце, Кастиэль замер на пороге, подозрительно сощурив пепельное марево глаз. Однако Натаниэль уже успел спрятать ленту и, как ни в чём не бывало, отправился в ванную, сдёрнув полотенце с бёдер Кастиэля, едва удержавшись от того, чтобы не коснуться пальцами розовеющих влажных полушарий. — С ума сошёл? — обернулся парень, но Нат, скорчив нахальную рожицу, уже скрылся в ванной, оставив Кастиэля в гордом одиночестве изображать Адама, изгнанного из райских садов, в чем мать родила. Чертыхаясь про себя, тот торопливо нырнул под одеяло, в ожидании блондина, каждый раз удивлявшего его своей непосредственностью. Ждать, впрочем, пришлось недолго. Спустя где-то десять минут староста уже стоял перед ним, сверкая обворожительной и отчасти демонической улыбкой. Чёртово полотенце непозволительно низко сидело на его медовых бёдрах, открывая жадному взгляду Кастиэля, широко распахнувшего глаза, плавные изгибы тазовых косточек, уходящие вниз, туда, куда в дневное время был запрещен доступ кому бы то ни было. — Закрой глаза, — не то попросил, не то приказал Натаниэль, тон его голоса, бархатистый и чарующий, пробирал до мурашек, явно игравших в догонялки друг с другом, и Кастиэль невольно передёрнул плечами. Но подчинился. Ибо перечить Натаниэлю он давно уже не мог, раз за разом попадая под гипнотическое действие смолистых, сверкающих глаз старосты. Пальцы блондина очертили контуры лица, откинули со лба гренадиновую прядь и, ловко управляясь с невесомой лентой, завязали её на затылке Кастиэля, раскинувшегося пред ним во всей красе первородной наготы. — Чувствую себя идиотом, — прошептал Кастиэль, безуспешно пытаясь хоть что-то разглядеть. — Тем самым, из фильмов для взрослых, если тебе интересно. — Отличное сравнение, — коротко хохотнул Натаниэль, проводя шероховатой ладонью по плоскому животу парня, тревожа кончиками пальцев молочно блестящую в неярком лунном свете кожу, — думаю, нам тоже надо попробовать снять свой собственный фильм. Когда-нибудь, в обозримом будущем. А пока обойдемся этим, — пылающие губы старосты накрыли губы Кастиэля, опаляя кожу самым сочным на свете поцелуем. Тем самым, от которого внутренности без остатка сгорали в бушующем верховом пожаре, и пальцы сами собой вцеплялись в тонкую ткань простыни, прося о пощаде. — О-ох, Нат, — сипло простонал Кастиэль, не в силах справиться с желанием, угнездившимся между судорожно сведённых бёдер. — Да, Касси? — дразняще протянул староста, протягивая руку за клубникой, — Я внимательно тебя слушаю. — П-продолжай, прошу, не останавливайся, — слова слетали с припухших от поцелуев губ Каса бледными ночными мотыльками, слепо летящими навстречу искрящимся вожделением глазам Натаниэля, чьи пальцы медленно, сантиметр за сантиметром, изучали тело парня, податливо выгибавшееся навстречу каждому прикосновению старосты. — Я и не собирался, — Кастиэль вздрогнул, когда приоткрытых губ коснулась спелая ягода, осторожно прикусил зубами карминовую кожицу, пробуя на вкус сладко-кисловатый сок, моментально окрасивший уголки губ кровавым пурпуром. — У нас вся ночь впереди. И я намерен провести это время с пользой, — Натаниэль расслабленно повёл плечами, слизывая капельки сока, стекающие с губ Кастиэля, и схватил ещё одну ягодку, удерживая ту губами: — Как насчёт клубничного поцелуя? Луна, всё это время стыдливо наблюдавшая за ними из-за пушистого ватного облака, скрылась в чернильной темноте, не выдержав томной страсти, невидимым коконом опутавшей два тела, предающихся великому искусству любви. Тому самому, о котором во все века слагали песни и посвящали стихи, большая часть из которых так и осталась лишь в воспоминаниях тех, кто послужил вдохновением писателям и поэтам. Вот только Кастиэль, едва слышно выстанывающий имя старосты, чьи поцелуи постепенно опускались всё ниже и ниже, об этом даже и не думал. Просто потому, что знал, что все последующие песни посвятит единственному на свете человеку. Тому самому, чьё имя на повторе крутится в мозгу и чьи жадные пальцы до утра будут разыгрывать на влажной коже пленительный ноктюрн из вздохов и стонов, складывающихся в волшебную мелодию любви.