Сладкий лукум

» Демоны в ужасе вздрагивают всякий раз, когда человек прикрывает свои преступления одержимостью. Воодушевленным взглядом я обвожу свои будущие владения. Мои пальцы с остервенением цепляются в парапет балкона, а сердце так и норовит вырваться из груди. Присущие поздней весне ароматы витают в воздухе и оседают на моих носовых рецепторах, заставляя сделать глубокий вдох, чтобы продлить прекрасное мгновение. Но радует меня совсем не это, отнюдь. Я медленно разжимаю пальцы и машинально поправляю тюрбан, который не спешит покинуть моей головы, но постоянно дарует такое ощущение. Совсем скоро мне исполнится восемнадцать лет, а это значит, что престол станет моим, и никто больше не сможет мне перечить. К тому же, я обзаведусь супругой, которая будет подчёркивать своей красотой моё величие, тешить моё эго. В подтверждение своих слов ненароком я замечаю хрупкий силуэт девушки, который ускользает от моего взгляда за статуей Султана, а затем снова появляется, возвышающийся над аккуратно подстриженными клумбами. Лале? Девушка осторожно дотрагивается пальцами до нежных лепестков и что-то тихо напевает себе под нос, не переставая придерживать подол одной рукой. В одно мгновение она закружилась на месте, прижимая руки к груди. Ее щиколотки оголились, и мной стали овладевать смешанные чувства. Непозволительно девушке выставлять напоказ свое хрупкое тело, но есть в этом что-то волнующее… — Хм… — громко говорю я вслух и чувствую, как щеки начинают краснеть только от одного её вида. Движения Лале утонченные, невесомые, она продолжает свой танец, а до моих ушей доносится её тонкий голосок. Я прочищаю горло и решаюсь позвать девушку по имени, но та останавливается на месте и начинает всматриваться вглубь сада, замирая на месте в немом ужасе. Что же это? Кто-то решится напасть на Лале Хатун прямо под окнами Султана? Инстинктивно я хватаюсь за рукоять меча до боли в костяшках пальцев, но объектом её испуга оказывается не наемный убийца и даже не второсортный воришка, а рыжеволосый пройдоха, который постоянно крутится под ее ногами как назойливый дворовый пёс. От злости мои глаза покрываются красной пеленой. Не без презрения я провожаю взглядом Лале, которая медленно идёт к выходу из сада, не переставая смеяться, а вокруг неё скачет беспородное отребье, ведомое только утолением своих собственных нужд. Отвратительно. Мной овладевает дикая злоба. Теперь я ещё больше уверен, что правление Мехмеда II оставит след во всей истории Османской империи. Я возглавлю войско, и мои сапоги раздробят череп каждого, кто посмел перейти мне дорогу. Лучшая услада для настоящего правителя — крики боли ничтожеств, утопающих в собственной крови. Внутри головы я слышу тысячи голосов, скандирующих моё имя. — Мехмед! Силуэт Лале скрывается за горизонтом, и я победоносно раскидываю руки в стороны, на моих губах появляется тень улыбки. Отец нянчится с прислугой, от чего его слова теряют свою значимость. Настоящий правитель охотнее применит свои практические навыки, чем будет пустословить. — Мехмед! Как распоясанные шавки, ни разу не ощущая привкус железа во рту, могут заявлять о преданности своему хозяину? Моя губа брезгливо приподнимается, когда я вспоминаю надменное лицо рыжеволосого мальчишки, а я ведь даже не знаю его имени, настолько он ничтожен. Красная пелена перед глазами и не думает пропадать, я поочерёдно смотрю на свои ладони, по которым стекает бурая кровь, и чувствую невероятное возбуждение… — Мехмед! Уголки губ быстро падают вниз, когда я понимаю, что источник голоса находится в комнате. Взгляд проясняется, и я снова смотрю на свои руки, на которых нет и намёка на секунду назад происходившее безумие. — Отец, — я поспешно поворачиваюсь вокруг своей оси на одних каблуках и учтиво кланяюсь, пытаясь сохранять самообладание, — настало время чаепития? Султан Мурад смотрит на меня своим тяжёлым взглядом через густые седые брови. — Не меньше получаса тебя зовут спуститься вниз, Мехмед! — голос отца низкий, недовольный, — Трое слуг поочерёдно стучали в двери, но ты даже не соизволил впустить их внутрь. А ты прекрасно знаешь, что без твоего разрешения, они не имеют права это сделать. — Не имеют, — я утвердительно киваю и указываю длинным пальцем на сад позади себя, — я залюбовался невероятным видом, отец. Нет ничего прекраснее цветов, которые распускаются по зову солнца. Весна — любимое время года моей почившей матери, и я разделяю её восторг по этому поводу. Взгляд отца смягчается, и тот начинает медленно тереть свой подбородок рукой. Я вижу, как он колеблется и пытается подобрать правильные слова, признавая свое поражение. Муки его выбора забавляют меня: насколько же слабы духом люди, несущие за собой крест семейных ценностей. — Это правда, Мехмед, — спустя какое-то время говорит отец и протягивает руку вперёд, ободряюще сжимая ладонью моё плечо, — спустишься, когда посчитаешь нужным. Я понимаю. Султан нерешительно отстраняется от меня и прочищает горло, а затем разворачивается и медленно выходит из спальни, при этом наглухо закрывая за собой дверь. Я хмыкаю и провожу одними только пальцами по парапету, едва облокотившись о балкон. Терпение - залог успешного правления, Мехмед. До твоего дня рождения осталась неделя. Всего. Одна. Неделя.