Кровавый плащ с лисьим подбоем.

Больше всего на свете Мирка любила смотреть в окно, даже больше возни с куклами и рисования восковыми разноцветными карандашами. В любое время дня и ночи, во всякую погоду, вне зависимости от времён года незримая сила влекла девочку на широкий, выложенный подушками и мягкими игрушками подоконник, откуда она наблюдала за происходящим снаружи, даже если ничего кроме дождя или меланхолично плывущих над крышами облаков там не наблюдалось. Но уж если приключалось какое событие, любопытная девочка буквально прилипала носиком к стеклу, замутняя поверхность своим взволнованным дыханием, и смотрела, смотрела... Смотрела, как огромный грузовик перегородил половину узкой, на старинный манер мощёной улочки, вынуждая прочие машины притормаживать и объезжать его. Как несколько человек, обливаясь потом и отдуваясь, вытаскивали из прицепа длинный, крайне тяжёлый ящик. Сухонькая пожилая дама встревоженно вертелась вокруг грузчиков, ужасно переживая за его содержимое. Она постоянно оглядывалась на распахнутую входную дверь, видно сомневаясь, хватит ли ширины проема. Вовсе ей не хотелось что-то ломать в новом доме, не успев толком в него заехать. Кто-то из работников предложил было вскрыть ящик и частями перенести сокрытые в его недрах ценности. Сделав страшные глаза, дама наотрез отказалась и запретила прикасаться ломиком к плотно сколоченным доскам. В сторонке от общей суматохи покуривал хмурый мужчина. Мирке он не понравился с первого взгляда. Был этот дядя бледный и мрачный, в пугающем смысле мрачный. Так выглядели злодеи в детективных фильмах, которые иногда смотрит мама. Квадратная грузная фигура, толстая бычья шея с плотно посаженной, лысой, круглой головой, низко нависающие кустистые брови и узкая щель вместо рта. Неясная, но очевидная угроза исходила от него, особенно ощущаемая маленьким ребёнком, доверяющим своей интуиции. Кроме прочего он пыхтел как старинный паровоз, а Мирке успели привить отвращение к курильщикам. «Они убивают не только себя, но и окружающих», - постоянно клеймила их её мама. В общем неприятный как есть человек, даже издали, и девочка старалась переводить на него взор как можно реже, интересуясь больше участью злосчастного ящика, кажется все ж таки застрявшего в проходе, куда он втискивался еле-еле. Но грузчики подналегли, и вскоре вся процессия, замыкаемая озабоченной хозяйкой вещей, скрылась в доме. Волей-неволей Мирка вернулась к мрачному типу и обнаружила, что тот так же пристально изучает её. Словно почувствовав слежку, он приметил ребёнка, распластанного по стеклу, и теперь недовольно хмурился. Глаза у него были пустые и холодные, похожие на глаза дохлых рыбин, что продают в супермаркете со льда. Покрывшись мурашками, Мирка трусливо бросилась наутёк, прибежала в кухню и забралась там под стол. «Что такое, малышка?» - спросила её мать, занимавшаяся приготовлением ужина. Девочка ничего не стала отвечать, затаившись. «Ты в порядке?» - допытывалась мама, заглянув под стол. Она утвердительно закивала, уверенная что теперь никакой угрюмый дядя не страшен. Правда, из своего убежища Мирка решилась выползти лишь после возвращения с работы отца, когда пришло время садиться за еду. Болтая ногами и скучающее ковыряясь вилкой в тарелке, она краем уха слушала родительские разговоры: «Я видел свет в доме пана Грабовски». «Да, кажется сегодня туда кто-то вселился». «Неужели он все же уступил кому-то, жадный еврей, - хмыкнул папа, - или нашёл наивного дурачка с толстым кошельком». «Но дом-то хороший», - пожала мама плечами. «Хороший-то хороший, но все равно сколько он запросил за него - грабёж средь бела дня. Видишь, почти год прошёл как Грабовски выставил его на продажу. Интересно, кто заехал? Ты не видела?» «У меня есть и поважнее дела, чем за соседями шпионить, - возмутилась мама. - Потом все равно узнаем». «Старушка и злой дядя с рыбьими глазами», - подала голос Мирка, гордая своей осведомлённостью. «Вот точно кто у нас все и всегда про соседей знает», - рассмеялся папа, погладив её по голове. «О Боже, Мирка, я надеюсь, ты не скажешь ничего подобного тому пану, если мы его на улице встретим. Это неприлично!» После ужина ей выдали печенье за бдительность и отправили играть обратно в комнату. Не зажигая света, Мирка снова с помощью стула взобралась на свой уютный наблюдательный пункт. Успело стемнеть, фонари разгорелись во всю мощь, наполняя мир апельсиновым теплым светом. На улице не было ни души, местные жители уже вернулись к теплым домашним очагам и не стремились снова в осенний холод, тем более поднялся кусачий ветер и то и дело занималась противная колкая морось. Совсем ничего для Мирки занятного, кроме разве гипнотически раскачивающихся ветвей деревьев и лисы. Девочка сморгнула, чтобы проверить не померещилось ли ей. Однако нет, по тротуару деловито спешила рыжая лисица. Когда она приблизилась, Мирка осознала, что зверь куда больше по размеру, чем виденные ею на картинках и в вольере зоопарка, к тому же бросались в глаза три роскошных пушистых хвоста. Целых три, она уже умела считать и видела ясно. Добежав до черной решётки, окружавшей палисадник дома пана Грабовски, зверь замер, настороженно поводя носом. Присев на задние лапы, лисица перехватила взгляд Мирки и заинтересованно склонила ушастую голову на бок. Девочка затаила дыхание. В комнате темно, на улице уже тоже, но она точно знала: лиса безошибочно обнаружила случайного свидетеля. Глаза зверя вдруг вспыхнули ярко-бирюзовым наэлектризованным всполохом, отчего ребёнок бросился тереть на секунду ослепшие свои. Отняв пальцы от век, Мирка обнаружила улицу такой же пустынной, как и минуту назад - трёххвостой лисицы и след простыл. «Маааам!» - закричала девочка, переполненная эмоциями. Мрачный дядька, так смутивший малышку Мирку накануне, сидел на корточках и, ворча себе под нос проклятья, заканчивал монтировать «собачью дверцу» - судя по размерам - для пса крупной породы. Внезапно открывшаяся дверь человеческая отменно приложила его по лбу. «Прошу прощения, Генрих, я не знал, что ты тут», - извинился просочившийся в прихожую совершенно голый худощавый мужчина, когда ушибленный, в ярости подскочив, навис над ним. Вопреки вежливому тону ухмылочка, кривившая губы новоприбывшего, свидетельствовала о полном отсутствии раскаяния. В руках Генриха остался молоток, коим он угрожающе поигрывал, но обнаженный гость лишь отвернулся снять с крючка предусмотрительно приготовленный для него домашний теплый халат. «Кстати, это так мило с твоей стороны, - завязывая пояс, тот кивнул на дополнительную дверцу, - проявить заботу об удобствах для меня». «Это я ему велела, господин Фукс, - сообщила та самая пожилая дама, облаченная в удобное домашнее платье и кухонный передник. - Надеюсь, вы не чувствуете себя оскорбленным». «Отчего бы мне оскорбиться, фрау Лёффель, - добродушно приветствовал её Фукс, - идея действительно неплохая. Вот только новые соседи будут спрашивать, какой породы наш домашний любимец». «Я об этом не подумала, - спохватилась женщина, меняясь в лице, - о боже мой, я совсем не подумала о других!» «О, не стоит так переживать, - успокоили её вкрадчивым и мягким голосом, - естественно мы все немного отвыкли от жизни в окружении посторонних глаз. Думаю, я смогу решить эту маленькую проблему и превратить эту дверцу в потайную». «Как наши дела?» - пройдя в изысканно обставленную гостиную, спросил Фукс, придирчиво осматриваясь. «Все готово, - гордо ответила фрау Лёффель, распрямив плечи, - остались незначительные мелочи». «Хорошо, - удовлетворенно кивнул тот, - как всегда, прекрасная работа». «Благодарю Вас, - польстилась экономка, - когда ожидать Хозяина?» «Ох, ну вы же его знаете, - вздохнул Фукс, подойдя к антикварному патефону, возвышавшемуся на колченогом столике, чтобы изучить коллекцию старых пластинок, хранившуюся в коробке рядом. - Явится когда пожелает». Стрельнув в неё многозначительным взглядом добавил: «Но совершенно точно ещё до рассвета». «Будете ужинать?» «Нет, фрау Лёффель, есть пока не охота, я немного вздремну. Завтра слишком много дел с самого раннего утра. Лучше порадуйте меня за завтраком». Распорядившись так, он удалился вверх по лестнице в жилые комнаты, оставив Генриха, ставшего матюгаться вполголоса ещё отчаянней, собирать инструменты, а экономку - натирать столовое серебро, коим никто в доме не пользовался, но она упрямо перевозила набор с собой из одного жилища в другое последние тридцать с лишним лет. В самый темный час ночи, последний перед неизбежным проблеском утра, вытесняющего черноту с небес, над старым прибрежным городком промчалась тень. Прилетев со стороны перекатывающего седые волны Балтийского моря, скользнула едва уловимая для смертного глаза над черепичными крышами, особо никого из горожан своим прибытием не обеспокоив. И только читавшая на кухне за чашкой чая книгу фрау Лёффель подняла взгляд от строчек и, взволнованно подскочив, выглянула в гостиную, где мрачный Генрих апатично пялился в экран работающего без звука телевизора. «Он здесь», - проникновенно сообщила она. По лестнице резво сбежала лисица и выскочила в новенькую собачью дверцу. Перемахнув через калитку, зверь припустился темными улочками прямиком к высившемуся неподалеку лесистому холму. С вершины открывались чудные виды на город, поэтому горожане обустроили его удобным подъемом и оплели выложенными камнем прогулочными дорожками, а для лучшего обзора установили ещё и пятнадцатиметровую смотровую вышку, возносящую любопытных над кронами деревьев. Облаченный в темное длинное пальто мужчина стоял там в раздумьях, любуясь мерцающими городскими огоньками. Стремглав примчавшийся встретить его лис выжидательно уселся рядом, задрав хитрющую морду. - Надо отдать тебе должное, Рейнеке, - с высоты своего внушительного роста заговорил долгожданный Хозяин, - город по-прежнему прекрасен. Счастливый похвале лис привстал на задние лапы и замел хвостами по доскам настила. - Нисколько не сомневаюсь, - улыбнулись ему, - что и дом тоже великолепен. Решив пренебречь лестницей, мужчина, легко перемахнув через ограждение, спрыгнул с вышки. Зверь, не задумываясь, нырнул следом. Без видимых затруднений оба уверенно приземлились - на обе ноги и четыре лапы - и, переглянувшись, в прогулочном темпе зашагали обратно. По пути они беседовали, впрочем не издавая при том ни звука, так как отлично слышали голоса друг друга у себя в головах. Ведь животные анатомически к речи не приспособлены, даже такие волшебные. А идти и вести односторонний диалог с молчаливым спутником Хозяин так и не приучился, во многом потому, что это почти всегда привлекало внимание случайных припозднившихся прохожих. И без того странно встретить незнакомца, глубокой ночью выгуливающего здоровенного лиса, а ещё и непринужденно болтающего с ним о том о сём - совсем из ряда вон. Хозяин же, как и его спутники, не особенно любил без нужды привлекать к себе внимание. На известной уже читателю улочке из всего ряда аккуратных домишек светились лишь окна особняка пана Грабовски, с трепетом ожидая нового своего владельца. Едва странная парочка дошла до калитки, неугомонная Мирка проснулась в своей кроватке будто от толчка. То ли дурной сон, то ли естественный позыв организма, то ли странное предчувствие оборвали детский сон. Ночник разбрасывал по стенам комнаты золотые силуэты фей с ажурными крылышкам. Один из них лежал на плотно задернутых шторах. Рука феечки простиралась к тонкому просвету между ними, словно призывая подойти и отдернуть завесу. Как завороженная Мирка откинула одеяло и босиком с любимым плюшевым бегемотом в обнимку подошла к окну. Сначала, одним глазком буквально, она выглянула наружу и застала там уже знакомого треххвостого лиса и высокого человека в распахнутом, почти чёрном пальто. Он разглядывал украшения фасада старинного дома, сцепив руки за спиной. - Рейнеке, - вслух обратился Хозяин к лису, - тебе тоже кажется, что за нами подсматривают? Насмешливо фыркнув, зверь оглянулся на окно, где в глупой надежде спрятаться притаился не в меру любопытный ребёнок. Человек в темном тоже повернулся к дому напротив и галантно поклонился юной барышне, весьма его внезапным поступком ошарашенной. Пораженной настолько, что не придумала ничего лучше как высунуться целиком и робко помахать ему в ответ. Он не показался ей ни страшным, ни уж тем более опасным, каким днем выглядел дядька с рыбьим дохлым взглядом. Наоборот, вполне себе заурядный человек, только с крайне бледным лицом вытянутой лошадиной формы и потешно большим носом. Лис снова фыркнул, уже менее дружелюбно, подобрался, по вздыбившейся шкуре его рассыпались зелёно-голубые искорки. - Не нужно, - велели ему вкрадчиво и твердо, - это всего лишь наивное дитя. Потухнув, в буквальном смысле, зверь, стремясь поскорее увести Хозяина с чужих глаз, засеменил к калитке. Ещё раз с теплой улыбкой взглянув на Мирку, тот последовал за ним, оставив девочку изнывать в ожидании рассвета, когда можно будет поделиться с родителями виденными чудесами. - Господин Зюсс, наконец-то, - экономка и Генрих, как и подобает хорошей прислуге, встречали господина своего у порога. - Здравствуйте, фрау Лёффель, - стягивая кожаные перчатки, улыбнулся тот, - простите, что заставил вас всех ждать, но очень уж хотелось полетать над морем. Он передал ей пальто и отправился изучать новое место обитания, неизвестно какое по счету, он лично давно перестал считать. Забежавший вперед лис остановился посреди гостиной, нетерпеливо метя хвостами по ковру. Скользя внимательными голубыми глазами по деталям обстановки, в большинстве своем старинным и очень изысканным, господин Зюсс одобрительно кивал. - Да, я угадал, - сказал он в итоге, опускаясь в кресло у мраморного камина, растопленного специально для услаждения глаз и душ (в доме имелось вполне современное отопление), - выше всяких похвал. Лис запрыгнул в соседнее кресло, где с видом абсолютного триумфатора разлегся, вытянув подмерзшие от уличной сырости лапы поближе к потрескивающему огню. Его миссия была выполнена, результат одобрен и теперь можно было с полным на то правом расслабиться. - А Вам как наше новое убежище, фрау Лёффель, - спросил Зюсс экономку. - Мне очень нравится, господин, - отозвалась та, опустившись на краешек дивана, - единственное, тут довольно старомодная кухня и я бы кое-что туда докупила. - Конечно, все что вы посчитаете нужным. Вы же наша хозяйка, ваше слово для нас закон. Я надеюсь надолго здесь задержаться, так что есть смысл обустроиться основательно. - Спасибо, господин Зюсс, - поблагодарила она. - Не за что, и идите-ка уже спать, фрау Лёффель, я вижу, переезд вас утомил. Действительно выглядевшая вялой и сонной женщина откланялась, дежурно пожелав всем присутствующим «приятных снов», хотя на востоке уже просачивался свет наступавшего нового дня. - И чем ты снова недоволен, Генрих? - менее светским тоном обратился Зюсс к угрюмому молчуну, забившемуся в дальний угол гостиной. Разомлевший в тепле и с виду задремавший лис заинтересованно дрогнул ушами. - В Швейцарии было лучше, - лаконично буркнул Генрих. - Почему же? - Соглядатаев меньше, - пояснил ответственный за безопасность, - мы тут будем как бельмо на глазу. Город недостаточно большой. Райончик из тех, где все друг друга знают и приглядывают за соседями. Кругом костелы. - И что же такого в церквях, - усмехнулся Зюсс. - Местечковые церквушки часто бывают очаровательно красивыми. Я слышал, в местном соборе играют на органе, надеюсь услышать. - В самих зданиях ничего, - противно и громко хрустнул пальцами Генрих, - а вот люди тут почитай поголовно ревностные католики. Значит суеверные. «Мы умудрились прожить в южной Италии целых три года, там люди куда более религиозны», - ехидный голос Фукса вклинился в живую беседу, зазвучав в ушах собеседников. При этом лис даже не пошевелился. - Город был большой, - смерив разлегшуюся в кресле поганую шкуру взглядом, флегматично заметил Генрих, - легче было затеряться и не отсвечивать. - Когда ты успел стать параноиком? - спросил Зюсс. - Я всегда им был, - пожал тот плечами, - вы просто не помните. Глаза лиса распахнулись, и он приподнялся на передних лапах, без угрозы, но с явным предостережением. Когда хозяин перевел на него взор, он убедительно потянулся и немного поменял положение, якобы удобнее устраиваясь. - Чтобы ты был так пессимистично настроен, - между тем продолжил господин, — такого вправду не припомню. «Мы всегда осторожны и никому не причиняем вреда, да и нынешние люди видят лишь то, что хотят видеть, или что им покажут». - Во все времена, Рейнеке, - поправил Зюсс авторитетно, - люди во все времена одинаковые. Современные просто еще менее внимательны и чувствительны к тонким материям, одержимые благами постиндустриальной цивилизации. Они не заметят ничего, даже если ты швырнёшь им правду в лицо. - Надеюсь, вы не станете пробовать, - на полном серьёзе обеспокоился Генрих. - Нет, конечно, - заверил Зюсс, — но мне надоело жить совсем в изоляции. Это скучно. Почему я должен постоянно скрываться? Мы же только и делаем, что скрываемся, хотя никто нас не ищет. Я хочу быть среди людей и наслаждаться в полной мере всем тем, чем могут наслаждаться они. Испытующий взгляд Генриха упёрся в Рейнеке, на чьей морде проскользнуло легкое беспокойство, или ему померещилось. Самоуверенный лис сказал ему, перед тем как они покинули уединенное шале в швейцарских Альпах, будто прошло достаточно времени и более нет никакой опасности: они уже опробовали это в крупных городах - и никаких эксцессов. Дурачок, так и остался ведомым, заносчивым исполнителем, не способным противостоять воле своего обожаемого господина. - Так что, - ультимативно закончил Зюсс, - отставить панику. Соблюдаем осторожность, придерживаемся меры во всем и получаем удовольствие. Это приказ, Генрих. - Яволь, - гулко отозвался тот, по какой-то дурацкой неискоренимой привычке щёлкнув каблуками. - Так-то лучше, - решил хозяин, выдергивая крупное свое тело из кресла. - Пойду я тоже прилягу. Увидимся вечером. - Приятных снова, господин, - автоматически пожелал Генрих, обречённый вечно пребывать неусыпным стражем. - Мне не нравится, когда они мне снятся, - доверительно признался Зюсс уже с лестницы. Рейнеке как обычно увязался за ним следом, поэтому никто не видел злобную гримасу, исказившую и без того малопривлекательную физиономию оставшегося в одиночестве Генриха. Он знал, что его хозяина периодически беспокоят кошмары, однако то были вовсе не трюки подсознания, ведь насколько ему было известно, существам вроде него не снится снов. Во всяком случае ему думалось, что они не должны ему снится. То были судороги памяти. Воспоминания терзали Зюсса, отчаянно вырываясь из ящика Пандоры, куда их упрятала чужая воля. И учитывая обстоятельства, Генрих не сомневался, что вскорости ненадежное хранилище не выдержит напора и таящиеся в нем демоны отвоюют сознание господина обратно. Солнце над балтийским побережьем успело подняться довольно высоко, когда фрау Лёффель, укреплённая пусть непродолжительным, зато удивительно крепким сном, спустилась готовить завтрак. Церемонно бросив «доброе утро» по-прежнему торчавшему у телевизора и ничуть не утомлённому продолжительным бдением Генриху, она, мурлыча под нос безнадёжно устаревшие мелодии, загремела-застучала посудой. Вскоре дом наполнился всепроникающими заманчивыми ароматами пышущих жаром ванильных булочек и свежезаваренного кофе. Просочившись и на второй этаж, дразнящие запахи потревожили лиса, ночевавшего в хозяйской спальне, вопреки солнечному дню погруженной во мрак с помощью черных экранов на окнах и плотно задернутых тяжёлых портьер. Свернувшийся рыжим колечком посреди широкой высокой постели Рейнеке, чуть приоткрыв глаза, потянул носом воздух и сонно облизнулся в предвкушении. С явной неохотой, сладко и медлительно потянувшись, он разогнал кровь по всем четырем своим конечностям и под конец, окончательно избавляясь от остатков навязчивой дремы, хорошенько встряхнулся, распушившись от макушки до кончиков всех трех своих хвостов. Стуча когтями по паркету, лис отправился в ванную, откуда через полчаса вышел уже не зверь, но энергично сушивший волосы полотенцем господин Фукс. Включив в комнате свет, он распахнул двери гардеробной, где быстро обрядился в деловой, в меру изысканный костюм, наиболее подходящий к запланированным официальным встречам. Наводя внешний лоск, он с досадой обнаружил, при застегивании на запястье ремешка часов, что начинает опаздывать. Торопливо прихватив с собой пальто, шарф и зонт на случай непредсказуемой приморской погоды, он, как ни спешил, остановился у самой двери и оглянулся на заправленную, но примятую лисьим телом постель. Совершенно внезапно всегда уверенного в собственных возможностях и силах Фукса охватили неведомые прежде сомнения. Ведь и вправду слишком часто в последнее время Зюсс жаловался на кошмарные видения, иногда навещавшие его в часы дневного отдыха. Сделав несколько шагов обратно, Фукс сосредоточенно наблюдал за тем, как из-под кровати, влекомый незримой силой его сверхъестественной воли, медленно выдвигается длинный черный гроб. Превосходный образец лакированного дерева, без вычурного декора, но с позолоченными ручками. Тяжёлый как грехи владельца, отчего транспортировка его каждый раз превращалась в приключение для всех вовлечённых, зато, как бы оно не звучало, вполне просторный. Присев рядом на корточки, Фукс провел рукой по гладкой, накануне до блеска отполированной фрау Лёффель поверхности и с некоторой опаской поднял крышку. Зюсс был по обыкновению «мёртв», лежа в зафиксированной трупным окоченением прискорбной позе в окружении не атласа, а более приятного на ощупь бордового бархата. Выполняя заказ, господа из ритуального агентства немало потешились своеобразным требованиям клиента, но так как в ту пору просвещённое человечество уже сходило с ума по красочным и эротичным фильмам ужасов студии Хаммер, хитом среди которых был культовый Дракула, не стали задавать лишних вопросов, а просто расстарались на славу. Хотя всякие удобства, вроде ортопедической подушки, пожалуй и вправду были как «мертвому припарка». Зюсс не особенно любил отлеживаться в гробах, а с тех пор, как перестал впадать в естественную спячку с восходом, особенно. Чаще он предпочитал «отходить» на кровати как всякий смертный или же, тренируя свою сопротивляемость утреннему оцепенению, бодрствовал сутки напролет. Но после таких опытов ему неизбежно приходилось возвращаться в погребальный ящик и восстанавливать силы в глубоком, по-настоящему мертвецком сне, когда останавливаются все процессы в сверхъестественном организме, и Зюсс становился не более чем заурядным хладным трупом. Но это только с виду, кто-то вроде Фукса, способный проникать в более тонкие, скрытые материи, улавливал ментальные колебания сознания, едва тлеющего, но не погасшего, способного в миг разгореться вновь. Если материальное тело не позволяло ему перемещаться вплоть до захода солнца («воскресать» по собственному желанию у Зюсса пока тоже не получалось, сколь он ни пытался), то астральный его двойник мог бесстрашно разгуливать и в полуденный час. Они такое уже практиковали под чутким контролем более сведущего в поддержании нематериальной формы Фукса. За долгие годы они вообще многое исследовали в собственных возможностях и находились в постоянном самопознании, так как волею судьбы оба оказались лишены наставников, готовых открыть им секреты их подлинной сущности. Настроившись на нужную волну, Фукс прислушался. К собственному огорчению он не мог проникнуть в помыслы Зюсса без встречного желания. К сожалению между их видами существовал защитный ментальный барьер, совсем обойти какой не мог ни тот ни другой, что в общем-то в быту устраивало обоих. Однако это обстоятельство немного осложняло основную задачу Рейнеке. Пользуясь безграничным доверием старого друга, ничего не скрывавшего от него, лис имел полный доступ к подсознанию хозяина и умело манипулировал им, оставаясь ни в чем не уличенным. Но в периоды, когда “врата” были наглухо заперты, как например в период дневной отключки, он терял контроль над ситуацией и какие-то отдельные образы просачивались вопреки его стараниям окончательно изжить их из памяти Зюсса. Он как и Генрих знал, что кошмары вовсе не сновидения, а навязчивые воспоминания, искаженные, размытые и лишь потому воспринимающиеся как дурные сны. Впрочем Фукс не мог ручаться за то, что именно грезится хозяину, возможно терзают его действительно самые богомерзкие и отталкивающие события. Надо было как-то прекратить тревожные утечки, но увы, Рейнеке совершенно не ведал как добиться стабильной изоляции. Зюссова воля всегда была слишком мощной, превосходящей его собственную, а нрав непредсказуемым и исключительно скверным. Каждый новый спокойный день радовал его и обнадеживал, так как уносил в небытие прошлое хозяина. Капля за каплей. Однажды, он очень рассчитывал, оно рассосется само по себе. Не имея возможности увидеть, Фукс между тем удостоверился в ровной и умиротворённой пульсации дремавшего сознания друга. Кажется прибалтийский городок спровоцировал лишь приступы размытой, не имеющей определённого объекта ностальгии и не стоит переживать за его душевный покой в ближайшие дни. Несмотря на оптимистический прогноз Рейнеке, вернув крышку гроба на место, нащупал на корпусе потайную, мастерски спрятанную от неосведомленного наблюдателя пружину. Четыре штыря тот час же выпали из скрытых пазов, запирая мертвеца внутри. Тяжесть гроба обуславливалась не только количеством древесины ценных пород, но и титановыми пластинами. Хотя и на них не было большой надежды, поэтому предусмотрен был ещё один секрет в крышке и днище, под обшивкой, но Фукс уповал никогда не прибегать к нему. Никогда. Снова нажав пружину, он вернул механизм в исходное положение, испытав прилив уверенности в собственном всесилии. Настроение сразу улучшилось, и со спокойным сердцем он отправился по делам, пока гроб тем же жутковатым манером снова скрывался под свисавшим до самого пола покрывалом. Экономка встречала его сервированным на кухне завтраком и с кофейником в руке. - О, фрау Лёффель, вы богиня, - с восторгом протянул он, опускаясь на стул и наблюдая, как кофе наполняет кружку до самого верха. Черный живящий нектар, лучшая находка человечества и можно без сахара. Даже несмотря на то, что животная его ипостась признавалась зверем, ведущим преимущественно ночной образ жизни, занятый повседневными хлопотами по обеспечению их всеобщего благополучия, Рейнеке не мог позволить себе спать полдня как Зюсс, ночами же он как правило везде сопровождал друга. Таким образом лис спал от случая к случаю и компенсировал недостаток энергии иными стимуляторами. Самым доступным был кофе, какой он мог употреблять в любых количествах без эффекта привыкания. - Собираетесь уезжать? - поинтересовалась старушка. - Да, нужно уладить ещё кое-какие юридические мелочи, - поделился Рейнеке, жадно уничтожая булочки с джемом, так как со вчера ничего не ел, - но это совсем ненадолго, - пообещал он следом, - я вернусь до того, как господин Зюсс проснётся. - Он наверное тоже проснётся ужасно голодным, - с материнским удовлетворением наблюдая с каким аппетитом уплетает Фукс её выпечку, предположила фрау Лёффель, присевшая рядом. - Думаю прямо-таки зверски голодным, - хмыкнул Рейнеке в чашку, - но, дорогая моя, это не ваша забота. Понимая свою бесполезность в данном вопросе, экономка печально вздохнула, её любовь и преданность к хозяину были безграничны, но от обязанности прикармливать его он сам ее отлучил, едва той исполнилось пятьдесят. Снова скользнув взглядом по циферблату, Фукс округлил глаза, осознав как быстро убегает время. - Милая, - начал он, поцеловав трудолюбивую руку, - огромное спасибо, все было очень вкусно. Не могли бы вы вызвать мне такси, скажите, я поеду в Старый город. - Конечно, господин Фукс, - не торопясь отнимать у него свою ладонь, немного кокетливо улыбнулась она. Рейнеке невольно вспомнил, какой они приняли фрау Лёффель в свою странную опасную компанию — молодой, энергичной и настойчивой до безрассудства. Кажется тогда они все трое немного влюбились в бесстрашную молодую женщину, готовую мириться с неудобствами службы у загадочного господина Зюсса, впрочем в те дни он носил иную фамилию, Фукс не помнил какую, но тоже что-то еврейское. Сначала ему нравилось наблюдать негодование Генриха, а потом выбирать для новой легенды новые имена в заданном духе стало доброй традицией. Друг никогда не придавал особого значения своим вымышленным именам, принимая все одинаково охотно. Возможно потому что не мог вспомнить своего собственного. - Вы чудо, фрау Лёффель, - ещё раз припав к её руке, сообщил женщине Рейнеке, зная, какое удовольствие доставляет увядающему сердцу столь пылкое внимание. - Ой, да будет вам, - отмахнулась она, поднимаясь из-за стола, чтобы разыскать свой телефон. Пока она разбиралась со службой заказа такси, благо она прекрасно владела несколькими иностранными языками, изрядно помотавшись по Европе вместе с ними, Фукс, долив себе кофейку, отправился побеседовать с Генрихом. - Ну и что это было вчера? - поинтересовался он у бритого жирного затылка, встав позади дивана, к которому тот кажется прирос. - Что ты имеешь в виду? - не отрывая блеклых глаз от экрана, уточнил Генрих. - Кто разрешал тебе открывать рот и озвучивать свои надуманные опасения? - рассердившись на беспристрастный тон и подчёркнутое пренебрежение к его недовольству, сквозь зубы пояснил Фукс. - Он, - весомо ответил Генрих, - когда поручил мне охранять вас. - Вот тем и занимайся, - задушевно посоветовал Рейнеке, отворачиваясь от упрямого голема, - а не в свое дело не лезь. Даже не пытайся. - Я тем и занят, - качнул тот головой, - защищаю его. Это убеждённое заявление заставило Фукса остановиться и, пронзенного догадкой, в возмущении уставиться на Генриха. - От кого же ты его защищаешь? - От любой угрозы. - Я занимаюсь тем же, и подольше тебя, - напомнил Рейнеке. - О нет, - голем издал булькающий утробный звук, сходивший у него за скептический смешок, - ты манипулируешь им, упиваясь своей властью. - Мои действия оправданы необходимостью. - Ты ему лжёшь и в некотором смысле обокрал... - Да что ты знаешь? - облокотившись на диван, в самое его ухо зашипел Фукс. - Лишь то, что наблюдаю лично, - пожал плечами Генрих. - и вижу я, что шатается твоя вавилонская башня, лис, ой как шатается. Как ты думаешь, когда она рухнет, он сможет понять твою «необходимость»? - Не злорадствуй, - решив быть выше ничтожной падали, распрямился Рейнеке и глотнул кофе, - все под контролем. - Почему-то мне кажется, ты лжешь, - посмеялся над его уверенностью Генрих, - иначе чего ты так сердишься на меня за парочку неосторожных слов? - Любая, даже самая идеальная система может рухнуть, - философским тоном начал Фукс, - если какой-то идиот будет копать под неё, - закончил он агрессивно. - Ты сам меня достал оттуда, - припомнил Генрих, - я не просил такой судьбы. Закатив глаза к небу, Рейнеке уличено вздохнул. Он не планировал приводить с «той стороны» именно этого негодяя, но на тот момент у него кот наплакал практического опыта в поиске и отлове душ. Ему становилось не по себе от самого перехода, и, чувствуя себя Там совершенно неуверенно, а откровенно говоря, испытывая непроходящий страх затеряться, заплутать в ином мире и никогда не обрести вновь материального обличья, застряв навсегда в астральной ипостаси, он решил пойти по простому пути. Выследить кого-то прежде знакомого гораздо проще, чем хватать первого попавшегося. От Генриха он хотя бы знал чего ожидать и напал на след довольно быстро. По незнанию они с ним едва на пострадали из-за ошибок на обратном пути, но, все же совладав со своими врожденными инстинктами демонического лиса, Рейнеке приволок Генриха обратно в мир живых к удовольствию Зюсса. Задуматься если, то принёс как послушный пес приносит трофеи хозяину, ради похвалы и чтобы покрасоваться. Но тогда идея действительно казалась увлекательной. - Поверь, мы быстро осознали свою ошибку, - задумчиво прокомментировал Фукс, смотря в пустоту перед собой и мысленно возвратившись к эксперименту сомнительной успешности. - Ты не сможешь морочить его вечно, - зловеще предрёк Генрих. - Можешь попробовать рассказать ему, - сладко улыбнулся Фукс, и его ясные голубые глаза угрожающе сверкнули льдистой вспышкой. Генрих не чувствовал ни боли, ни усталости, ни голода, не страшился ни холода, ни огня, но даже по отмершей коже прошелся табун мурашек от лизнувшего ее протуберанца энергии. С затаенной завистью он должен был признать, что тягаться с полумифическим существом, чье происхождение покрыто тайной и до конца не ясно, пожалуй себе дороже. Он не сможет ничего сказать при Зюссе, а едва попробует, язык откажет. Или он будет говорить одно, а слышать хозяин будет совершенно иное. От всего, способного послужить триггером, взгляд хозяина отводился, а информация, фильтровать которую без погрешностей в век доступных цифровых технологий невозможно, обтекала его как вода скалу. У них был компьютер, каким пользовались и Фукс и Зюсс. Последний правда гораздо реже, но тоже бывало приобщался к дарам Интернета, желая идти в ногу с прогрессом. Но даже это никак не смогло поколебать «идеальную систему обмана». Не совсем понимая как работают чары Фукса, Генрих не мог сообразить, как обойти их, пока лис держит оборону. Оставалось ждать, пока тот сам ошибется, или господина Случая. - Он тебя на воротник пустит, - весело оскалившись, пожелал голем лису, но, столкнувшись с полным жалости взглядом, снова помрачнел. - Знаешь, в чем твоя проблема, Генрих? – вкрадчивым тоном сочувствующего психоаналитика сказал Рейнеке. - В чем? - Ты размышляешь как смертный. Впрочем, - болтая кофейную гущу на дне чашки, добавил он злорадно, - ты же ведь и был всегда всего лишь ничтожным смертным, бесславно окончившим свою короткую жизнь. А та посмертная слава, оставшаяся после тебя, значительно превзошла твое бренное ничтожество. Вместе с его пальто и зонтом в гостиную вышла фрау Лёффель - такси уже ждёт. Обменяв чашку на одежду, он, на ходу одеваясь и ощущая приклеившийся к нему испепеляющий, полный ненависти взгляд голема, победоносно улыбался. Бывали дни, когда Генрих торжествовал над ним, когда он, стыдно вспомнить, даже побаивался его, но то было в другой, завершившейся человеческой жизни. Судьба расставила все по местам, и падаль должна была знать свое место.