***
Все свои утренние дела Ригальдо проспал. Исли проснулся от раздраженного бормотания и, заложив руки за голову, наблюдал, как тот шарит под одеялом. — Где этот ебаный телефон? Почему он не зазвонил?! — Потому что ты не поставил его на зарядку, — Исли зевнул. — Если на то пошло, меня больше интересует, где наш ребенок. Он говорил совершенно искренне — Бекки каждый уикенд просыпалась первая и всегда приходила, шлепая босыми ногами, ввинчивалась под одеяло, как маленький бур, чтобы крючком свернуться между ними. Иногда она снова засыпала, пригревшись, но чаще начинала скучать и ворочаться, тихонько повторяя: «Папа, ты спишь? Спишь? А ты, пап?..» Не раз бывало, что с трудом разлепив глаза, Исли уже видел, как она прыгает по Ригальдо. Но сейчас по ощущениям было уже много времени, комнату заливал поздний утренний свет, белый и густой, как будто прошедший через матовое стекло; давно пора было пить кофе, а Бекки не было ни видно, ни слышно. Ригальдо исподлобья посмотрел на него, выругался под нос и заметался по комнате. Глядя, как он прыгает в одном носке и перекинутом через плечо галстуке, пытаясь на ходу вскочить в брюки, Исли демонстративно, с удовольствием потянулся. — Сделай нормальную рожу, — буркнул Ригальдо. — Выглядишь томным, как Симба, когда лижет яйца. — Ты выглядишь не лучше, когда тебе лижут. Я даже припоминаю, что кто-то просил еще… Ай!.. Ригальдо, два раза хлестнув его галстуком, запустил руку под одеяло, шаря по простыне. Исли его пожалел и вытащил телефон из-под задницы. Ригальдо помедлил — и взял его, а потом наклонился вперед и чмокнул Исли в щеку: — Больше не попрошу, если будешь дразниться. Он отстранился, забрал костюм вместе с вешалкой и утопал за дверь, громко выкликая Бекки на лестнице. Походка у него была немного странной — незаметно, если не вглядываться, но Исли знал, на что обращать внимания. Думать в этом направлении было приятно, но он стряхнул сонную разнеженность и поплелся в ванную. Взлохмаченный, с распухшими губами Ригальдо выглядел так, что его хотелось затащить обратно в постель. Как будто они не занимались сексом все время, пока дом спал, а округ заносило снегом. Стоя над раковиной с зубной щеткой во рту, Исли прикрыл глаза. Да, именно. Они еблись всю ночь, закрывшись в спальне, молча и одержимо. Ригальдо искусал ему всю шею, как вампир, а Исли валял его по простыням, раскладывая и так, и этак. Ригальдо был ненасытен. Он смотрел из-под влажных темных ресниц с вызовом и притягивал Исли к себе, как магнит. Конвектор они с вечера не отрегулировали, было свежо, и в этом холодном воздухе каждое соприкосновение тел обжигало. Исли потерял счет в этом марафоне — сколько раз они становились на четвереньки, а сколько раз кто-то из них падал сверху, чувствуя, как его стискивают горячие колени второго. В какой-то момент Ригальдо встал этими ободранными коленями по обе стороны его головы, шлепнул головкой по губам, и Исли послушно взял за щеку и начал сосать, а сам в это время мял крепкие ягодицы. Он тер вспухшую нежную дырку, дождался, пока Ригальдо не начал синхронно насаживаться на пальцы, а потом убрал их, вызвав негодующее шипение. Ригальдо смотрел сверху, тяжело дыша, его член во рту Исли подергивался, и тот не удержался — вытолкнул его языком и, схватив Ригальдо за бедра, усадил себе на лицо. Он не знал, сколько времени прошло: Ригальдо вздыхал, ерзал на нем, выгибался, просил еще, пока Исли трахал его губами и языком в чувствительное, сжимающееся отверстие. Ригальдо дрочил ему, заведя правую руку назад, не прекращая при этом дрочить себе левой, ему было неудобно, и в конце концов Исли просто скинул его с себя на матрас, придавил и дотрахал черти как, полубоком. Они лежали, закинув друг на друга ноги, перемазанные смазкой, спермой и слюной до ушей, и Ригальдо вдруг взял его обеими руками за голову и сцеловал пот с ресниц. И сказал: «С тобой не замерзнешь даже во время снежногеддона». А Исли притиснул его к себе и мечтательно протянул: «Был бы я режиссером, я снял бы про это кино. Как люди, чтобы не замерзнуть, беспорядочно трахаются». Поток этих жизнеутверждающих воспоминаний был прерван Ригальдо, который начал ломиться в дверь ванной и орать, что должен бежать, а ребенок там внизу брошенный, голодный и неодетый. Наскоро умыв морду, Исли спустился в гостиную. Ригальдо уже торопливо всовывал руки в пальто. А Бекки тихо стояла у ростового окна, придерживая спадающие пижамные штаны, и смотрела во двор. Рядом с ней сидел кот, дергал шкурой. Снаружи было очень тихо и светло, но Исли не обольщался: он читал прогноз и знал, что это всего лишь короткая передышка перед следующей тучей. Снег медленно кружился, оседая на ветвях сосен, перилах веранды и на двух кособоких снеговиках, которых Бекки вчера ухитрилась слепить прямо во время шторма. Землю покрывал толстый белый ковер, на котором отпечатались два ряда следов: Ригальдо успел сбегать к гаражу и обратно. — Поесть приготовишь ей сам, — командовал Ригальдо. — Не доводи омлет до состояния подошвы. Если пойдете гулять, не забудь вставить стельки в ее сапоги. И пусть она почитает тебе хотя бы пару страниц. — Хорошо, мамочка. — Иди ты… сам знаешь куда. Вместо того чтобы соревноваться с ним в остроумии, Исли поймал его за шарф. Притянул к себе — и отпустил, обаятельно улыбнувшись: — Я подожду до вечера. Сходим туда вместе. Ворча, как бешеный еж, Ригальдо сбежал во двор. Глядя, как он прет через снег к своему «Мустангу», с кошачьей гадливостью поднимая ноги в брюках, Исли покачал головой. Вот же трудоголик. Он подошел к Бекки и потрепал ее по голове. Она повернулась к нему, потерлась носом о футболку: — Первый снег — это так хорошо, это лучше, чем все старые снега вместе взятые! — А по мне, весь снег — это здорово, — не согласился Исли. — Но в самом первом, конечно, приятнее валяться! В глазах Бекки вспыхнула надежда, и Исли прищурился: — Ну что, по омлету… или сразу во двор? — Во двор! — взвизгнула она.***
Позже, когда Бекки уже сидела с тарелкой перед телевизором, румяная и лохматая, а на сушилке сохли две пары штанов, Исли разжег камин. С появлением Бекки пришлось установить дополнительную решетку безопасности, потому что живое пламя просто гипнотизировало ребенка: где бы она ни была, Бекки бросала все дела и прибегала смотреть на огонь. Вот и сейчас она мгновенно задышала за спиной Исли, сидящего на полу, обхватила его шею руками и пробормотала в затылок: — Я так рада, что пришел этот… снежно-гедец! — Потому что можно валять дурака? — Угу, — она прижалась щекой к его волосам, шумно засопела. — А ты расскажешь папе, как мы играли в «воскресших покойников»? — Я думаю, ему не очень понравится, что ты сидела в сугробе на корточках, а мы с охранником заваливали тебя снегом. — Зато так здорово было выскакивать из-под снега и кричать: «Воскресшие мертвецы-ы-ы!» Я знаю: надо будет снять это на твой телефон! — Боюсь, твой папочка тогда меня самого закопает. — Да! — Бекки напрыгнула ему на спину. — Точно! Надо зарыть в снег тебя, тогда он не будет сердиться! Я буду закапывать, а Стив снимать!.. Потом они смотрели мультфильмы и доедали подсохшую яблочную шарлотку, которую нашли в холодильнике и признали съедобной. Исли переключал каналы, когда Бекки вдруг произнесла: — Как хорошо, что можно не ходить в школу. За пять дней миз Норрис как раз забудет про творческое задание! — Какое? — рассеянно спросил Исли. Как раз шли местные новости. Снег парализовал движение на магистралях и повредил линии электропередач. Сиэтл стал равномерно дымчатым. Снова показывали сады в Истлэйк под шапками снега, одинаково низко прогнувшиеся под сугробами ели и пальмовые ветви. Тонкие деревья на тротуарах в Беллтауне смотрелись, как белые инсталляции. — Какое задание, детка? Бекки молчала, затихарившись, и он удивленно посмотрел на нее сверху вниз. — Родосемейное древо, — раскололась она нехотя. — С фотографиями. Мы будем смотреть, кто кого родил. Но я… У меня же нет родосемейного древа. Вот я и думаю: может, после снежно-попалипсиса уже не нужно будет его приносить? — Родословного, — машинально поправил Исли. — Надо говорить «родословного». Ты… о господи. Ты поэтому радуешься, что можно не ходить в школу? — Ну да, — призналась Бекки. — Ведь у меня нет никого, кто бы меня… родил. И бабушек нет. Все увидят, что мне некого туда вклеивать. Исли выключил телевизор и развернулся к Бекки. — А ты говорила папе про это задание? — Нет, — глаза Бекки неожиданно повлажнели. — Я только спросила, почему у всех в классе есть бабушки, а у нас нет. А он сказал, что его мама умерла, когда ему было столько лет, сколько мне… Поэтому он не помнит ее… И я тоже свою не помню… Ее голос подозрительно задрожал. Исли быстро пихнул ей пульт в руки: — Так. Смотри, что хочешь, к камину не подходи. Мне срочно надо позвонить папочке. Ресницы Бекки мгновенно просохли: — Скажи, чтобы он скорее приезжал! — Обязательно. Исли не стал уходить далеко, просто поднялся по лестнице и сел на верхней ступени, убедившись, что из-за работающего телевизора Бекки не может его слышать. Ему повезло: его муж, похоже, уже возвращался со встречи. Динамик фонил: Ригальдо разговаривал по гарнитуре. — Как дела? — вежливо начал Исли. — Как там снежногеддон? — Аварий полно, — буркнул Ригальдо. — Все закрыто. Снег сверху, снизу и сбоку. Все ебанулись и лепят снеговиков. А что? — Хуй в пальто. Ты чего наговорил ребенку про свою мать? — Сказал, что она умерла. Что ее сбила фура, пока не рассказывал. — Спасибо хотя бы за это, — резюмировал Исли. — Ты тактичен, как весь пиздец. — А что я, по-твоему, должен был скрыть это? — было слышно, что Ригальдо занервничал. — Что у меня была мать? Что ее давно нет? Мы с тобой никогда не обсуждали, как отвечать на вопросы о бабушках! Если на то пошло, лучше подумай, что ты будешь рассказывать о своих! У Исли потемнело в глазах, словно ему влепили коленом под дых. –…а-а, чтоб тебя! — пробился до его сознания голос Ригальдо. — Исли, ты как?.. Не молчи! Прости, я опять не подумал… — Да все нормально, — он потер лоб. — Ты прав. С моей стороны получается как-то совсем плохо… Как бы ей все это так аккуратнее пояснить… — Что происходит? — было слышно, как Ригальдо кому-то сигналит. — Зачем вам сдались родственники? — Твоей дочери задали нарисовать генеалогическое дерево. Ригальдо долго молчал и наконец произнес: — Вот отстой. Исли кивнул, забыв, что Ригальдо не может его видеть. Он думал, что у Бекки довольно пестрый класс, но есть пара семей, которые гордятся своей родословной чуть ли не от «Мейфлауэра». И пара родительниц-активисток, которые наверняка скажут детям, что нельзя дразнить бедную детку без семейных корней. Ригальдо меж тем продолжал развивать свою мысль: — И ведь ничего не сделаешь, не принесешь в школу родословное древо, где вместо мамы и папы — два мужика… Фыркнув, Исли поднялся на ноги. Он уже все придумал. — На самой длинной родословной в мире, чтоб ты знал, Авраам родил Исаака. И никого этим не удивишь. После долгой паузы его муж сказал: — Не поспоришь. — Вот что, папаша, — скомандовал воодушевившийся Исли. — Купи-ка по пути ватман. И цветную бумагу. И новые маркеры. — Где?.. Магазины закрыты! И я только пробку проскочил… — Где хочешь. Я уверен, ты справишься. И давай потихоньку к нам, у нас будет мозговой штурм. Я не скажу детке, но мне хочется обозвать это «арт-проект ожившие мертвецы». Что он любил в Ригальдо — для того не существовало неразрешимых рабочих задач. Вот и сейчас тот мгновенно включился: — Ладно, я поворачиваю к универмагу. Мне уже прямо хочется увидеть твой креатив.***
— О господи, — произнес Ригальдо, осторожно по кругу обходя разложенные на ковре схемы. Он даже не снял пальто, и на пол уже нападал снег. — Это эскиз, — скромно потупился Исли. — Его надо будет перенести на ватман. — М-да. Не думал, что твоя родословная настолько длинна. — Не от «Мейфлауэра», конечно. Всего лишь первые поселенцы на северо-западе, Нью-Йорк-Алкай. И среди них Фёрсты-выходцы из Норвегии. И лучшие лесорубы, само собой. — Так ты норвежец? Вот почему ты такой белобрысый… — Папа, тебе нравится? — вмешалась Бекки. Она лежала на ковре на животе. — Оху… охренеть можно, — Ригальдо изогнул шею, читая наброски Исли. — Я думаю, из всего класса эту родословную переплюнет только мальчик Йицхак. Слушайте, а почему ваше геральдическое древо — пихта Дугласа? Бекки встревоженно заморгала: — А это плохо, да? Исли крепко ухватил Ригальдо за руку и оттеснил к окну: — Потому что так захотела твоя дочь. Не придирайся. Она каждый день видит из окна сосны, кедры и тсуги. Что еще она могла нарисовать? — Да я не придираюсь. Пихта — значит пихта, — Ригальдо снял пальто. — А как она отнеслась к тому, что почти все на ее картинке уже умерли? — Я показал ей в интернете родословную Габсбургов и сказал, что все эти люди тоже уже умерли, но их до сих пор очень уважают. — О, — Ригальдо помолчал и взглянул на Исли с каким-то новым прищуром. — Ну тогда хорошо. Пошли, оживим еще парочку мертвецов на этой схеме. Мне тоже есть, что добавить со своей стороны. Через пять минут они сидели на корточках, и Ригальдо чиркал маркером по листу. Бекки воодушевленно вырезала портреты из фотографий, которые Исли пожертвовал из задвинутого на полку семейного архива. Получилось довольно выразительно: от цифровой фотографии к снимкам на пленке, от репортажной съемки девяностых к чинным черно-белым снимкам двадцатых годов. — А как Фёрсты пережили Депрессию? — внезапно спросил Ригальдо. — Благодаря Блэкмэнам, — неохотно ответил Исли. — Эти засранцы всегда умели держать нос по ветру. — Пап, ты сказал!.. — Я знаю. Не надо это повторять, милая. — Ладно, вернемся на правую сторону пихты, — вздохнул Ригальдо. — Я знаю, что у бабки было еще два брата, а у деда — родственники в Су-Сити. Все они были фермерами. Много-много фермеров. Все, кроме самого первого Сегундо. Он… черт, я надеялся, что это никогда не всплывет. — Ты вряд ли чем-то удивишь меня, моя радость. Давно хочу узнать о твоем предке с красивой испанской фамилией. — Маргарет говорила, он был укротителем львов. Бекки восторженно взвизгнула, а Исли положил маркер: — Скажи, что это ты сейчас так пошутил. — Да прямо, — Ригальдо смешно сморщил нос. — Бродячий цирк, уроды, акробаты, шапито… На вторую неделю гастролей в Эймсе лев сдох, и предок с тоски увлекся бурбоном и фермерской дочкой, а когда протрезвел и обнаружил, что женат, цирк уже давно съехал… — Ты врешь, — уверенно сказал Исли. — Такая история… Ты стопроцентно раскололся бы раньше! Ригальдо несильно двинул ему под ребро, а Исли в отместку шлепнул его по затылку. Они повалились на ковер, хохоча. Бекки обежала их, оседлала ногу Ригальдо и затеребила его штанину: — Папа, скажи, что это неправда! Ужасненько льва жалко! — Конечно, правда, — прорычал он. — Откуда, по-вашему, в почти стопроцентно белом штате мог взяться какой-то Сегундо!.. Пока они так барахтались, на разложенные документы пришел Симба и опустил толстый зад на семейную пихту, выражая глубокое довольство собой. — Свали, мужик, тебя тут только не хватало, — слегка потрепанный Ригальдо нежно пересадил кота на диван. — Не хотите верить — и не надо. И так родственников хватает. — А что за предки у тебя со стороны Смита? — Пусть идут к черту вместе с ним. Я вообще не знаю, зачем ты его распечатал. Не хочу, чтобы он был на этом листе. Исли покосился на «арт-проект». Он нагуглил довольно ранний снимок «Детей Салема», где Харви Смит, еще не очень спившийся и очень молодой, потрясал лохмами со сцены. Рядом лежала еще не обрезанная фотография Деборы Эстеллы, из тех, которые они привезли из дома Маргарет. — Потому что тебя не в капусте нашли, моя радость. Уж какой был, такой был. Или ты хочешь выпилить с пихты и Джессику, и Сару? — Не хочу, — проворчал Ригальдо. — Эти дурочки мои сестры, зачем их выпиливать. — А без Смита непонятно, откуда они взялись. — Ладно, хрен с ним, пусть остается. Некоторое время они сосредоточенно клеили и рисовали, пока, в очередной раз взглянув на лист, Ригальдо замер и произнес: — А она что здесь делает?! Исли взглянул на снимок перед ним — и почувствовал, как занемела левая рука, а лицо, наоборот, запылало огнем. Он быстро встал на ноги, потянув Ригальдо за собой: — Давай не при ней. Отойдем. По пути на кухню Ригальдо все время оглядывался, как будто не мог поверить тому, что увидел. Стоило двери за ними закрыться, как Исли сразу же оказался припертым к стене. — Поверить не могу! — слово в слово озвучил Ригальдо его мысли. — Ты поместил Присциллу рядом с теми, кого она… Исли, я не особо силен в этике, но это нихуя не этично. Исли прикрыл глаза, потер лоб, чтобы прогнать легкое ощущение головокружения, и невпопад сказал: — Ей там тринадцать лет. Он помолчал, собираясь с мыслями. Ригальдо тоже молчал, на удивление не торопя его. Исли налил себе воды и попытался объясниться: — Вначале я не хотел, но Бекки… Она спросила: кто это там рядом с маленьким Лаки, и я бездумно ответил: это его сестра, а она принялась ее вырезать… И я подумал: ничего уже не изменишь. Это всего лишь родословная, а Присцилла ее часть, как ни крути. Но если хочешь, я уберу фото, — торопливо сказал он. — Останется только подпись. Ригальдо молчал. Его грудь медленно вздымалась, руку он держал на животе. Исли подумал о рубцах у него под рубашкой — и повторил, уже более уверенно, положив ладонь ему на плечо: — Я потихоньку отлеплю фото. Скажем, что отвалилось. Ригальдо дернул плечом, взял недопитый стакан и сделал долгий глоток. И сказал, повернувшись спиной к Исли: — Оставь. Я не Вальпурга Блэк, чтобы выжигать родственников с фотографий. Они вернулись в гостиную. Бекки самозабвенно штриховала пихту зеленым маркером, от усердия высунув язык. Исли оглядел «арт-проект» и не удержался: — По-моему, здорово получилось. Ригальдо косо покосился на него, но промолчал. Бекки поместила их портреты внизу, друг напротив друга. «Папа Исли» безмятежно сверкал зубами, «Папа Ригальдо» смотрел своим фирменным взглядом «через прицел». По стволу пихты Дугласа карабкалось что-то, похожее на белку-мутанта. — А это кто, детка? — Это Симба, — важно сказала Бекки. — Он тоже должен быть в нашей… гинекологии! — Генеалогии, — поправил Ригальдо. Он обошел плакат, скрестив руки на груди. — Господи, ну и компания подобралась. — Ни одного программиста, — вздохнул Исли. — Для Сиэтла прямо нетипично… — Что значит «компания подобралась»? — спросила Бекки. — Ну как тебе объяснить. Я думаю, ни у кого в классе больше не будет так, чтобы на одном листе оказались промышленные магнаты, укротитель львов, рок-музыкант, королева красоты штата, фермеры, учительница, хирург, плотник… «И даже серийная убийца», — подумал он и уставился себе под ноги. Ригальдо издал сдавленный смешок и вдруг обнял Исли за плечи: — Бедная наша учительница, миз Норрис. Мы-то нарисовали, а ей теперь с этими знаниями жить!..***
Посреди ночи Исли проснулся от тихого стука в дверь. — Папа, открой, — еле слышно скреблась Бекки. — У вас заперто… Он включил ночник, посмотрел на часы — третий час; соображалось на редкость туго. Ригальдо спал сном младенца, приоткрыв рот и разметавшись на две трети кровати — в пижаме; значит, можно было открывать дверь. Они заперлись с вечера, вроде как с желанием продолжить вчерашний марафон, но два бокала вина, выпитых за ужином, недосып и ленивая снежная погода сделали свое дело — Исли вырубился, пока ждал Ригальдо из ванной. — Что, детка? — он впустил ее вместе с котом. Симба тут же прыгнул на кровать, крадучись обошел Ригальдо и свернулся на одеяле. — Опять надо поменять простыни? — Нет, — Бекки смотрела очень внимательно, наклонив голову к плечу. — Я сходила в туалет, все в порядке. Просто я лежала и думала про родословную и вдруг поняла, что мы не нарисовали Тома и Лиз. Исли зевнул так, что свело челюсть. Нет, все-таки две бессонные ночи подряд — это перебор. Иначе его запасы спокойствия истают, как заряд батареи в севшем телефоне Ригальдо. Уже не мальчик, с какой стороны не взгляни. — Бекки, мы всех нарисовали, кого хотели. Я сейчас не могу ни во что играть. Надо лечь спать, а то завтра утром нам будет плохо. — Но ведь снежногеддон! Завтра не надо никуда идти! Она таращилась так жалобно, что он сломался: — Ладно, не стой на полу, иди в постель. Ложись с краю, вот так, чтобы папа не проснулся. Бекки немедленно уместилась рядом, подтянула одеяло до груди. Исли вздрогнул, почувствовав ее ледяные стопы даже через пижаму и сжал их, согревая. Приглушил свет и шепотом спросил: — Я не понял, что у тебя случилось. Кого мы забыли? — Тома и Лиз, — ответила Бекки тем же несчастным шепотом. — Которые были до вас с папой, и до Майкла и Энн. Которые, ну, тогда… Она зябко вздрогнула, а Исли нахмурился. Он вспомнил. Фостеры, которые потеряли ее в «Сауз Кингдом». Они тоже планировали ее удочерить. — Но ведь они не были нам родственниками, — осторожно заговорил он. — Мы же не можем вписать в родословную всех друзей… — Но ты же вписал меня, хотя я ни от кого не родилась, — упрямо сказала Бекки. — Это другое. Мы семья. Ты, я и папа. — Но Лиз тоже говорила, что мы семья! Исли вобрал полную грудь воздуха, медленно выдохнул. Два часа ночи — не самое лучшее время для кустарной проработки травм, но просто так выставить Бекки он не мог. Ригальдо рядом с ним мотнул головой по подушке, перекатился на другой бок. Исли подумал, стоит ли его разбудить, и решил, что нет. — Скучаешь по Тому и Лиз? — вместо этого спросил он. Бекки заерзала под одеялом. — Иногда, — призналась она наконец. — Лиз была очень добрая. У нее были такие мягкие руки, и глаза черные, как изюм в булочке. Ты пробовал булочки с изюмом?.. — Пробовал. — Она все время говорила: «Ты моя золотая детка». И в тот раз они купили мне шар. Полицейский сказал, что они взорвались, а психолог — что они на большом облаке. А Колин — что на них упал потолок. Мне плохо, когда я про это думаю, папа. Спина Ригальдо, прижатая к боку Исли, вдруг закаменела. «Не спит, слушает», — подумал Исли и дотронулся под одеялом до напряженных лопаток. — Я думаю, Лиз и Том были очень хорошими, — негромко сказал он. Бекки тут же села в постели, открыла рот, но Исли не дал ей заговорить. — Я совсем не против, чтобы ты нарисовала их рядом с деревом. Как будто они там гуляют, взявшись за руки. — Правда?.. Как здорово! А можно, я нарисую сбоку свой «дом на дереве»? И наш лес, и Джоанну, и охранников, и лодку «Мария»? — Господь, жги, — отчетливо произнес Ригальдо. — Школа будет в восторге от этого зоопарка. Исли пятерней расчесал ее растрепавшиеся волосы. — Видишь, папа тоже не возражает.***
Конечно же, вернуть сон оказалось нелегко. Бекки давно сопела носом в теплом коконе из подушек и одеял, а Исли смотрел через темноту на прямоугольник окна. Снег снова падал, рыхлыми необильными хлопьями. Снаружи стекла нарос небольшой сугроб. Ригальдо тоже не спал, Исли знал это по тому, как тот ворочается и как дышит. Заснуть не получалось, хоть убей. — Кофе? — предложил он со вздохом. — Парадокс, но после полуночи иногда помогает вырубиться. — Клин клином, — буркнул Ригальдо, выпутываясь из одеял. На лестнице Исли чуть не грохнулся, наступив на игрушечную машинку. Ригальдо поймал его за футболку в последний момент. А сам, задумавшись, напузырил им в кофе по полчашки молока, как привык делать ребенку. Запоздало осознав, чертыхнулся и хотел вылить в раковину, но Исли ему не позволил: — Да черт с ним. Давай сюда, может, так срубит быстрее. «Теплая сладкая гадость», — подумал он, сделав глоток. Они ушли с кухни в гостиную и сели на диван, не включая свет. Ригальдо раздвинул шторы и оказалось, что снег уже не идет — небо было залито глубокой звездной чернотой. Звезды пульсировали, выпуклые и холодные. Застывшие в безветрии сосны топырили снежные лапы, как великаны. Ригальдо пошевелился, положил руку на спинку дивана и с мягким ворчанием сказал: — Прямо захотелось каких-то глупых признаний, но я теряюсь, с чего начать. Исли засмеялся и завозился, приваливаясь к нему полубоком: — Можно признать, что кофе сегодня фантастическое говно. — Мне тоже не нравится! — с облегчением воскликнул Ригальдо. Получилось слишком громко, и Исли прижал пальцы к его губам. Ригальдо накрыл его руку своей, но вместо того, чтобы убрать, поцеловал ладонь. Через секунду они уже целовались, вжимаясь друг в друга переплетенными ногами, с мычанием и вздохами комкая одежду. Исли не заметил, когда они поднялись и пошли, не размыкая объятий, чертыхаясь и спотыкаясь о раскиданные игрушки. Их швыряло от стены к стене, они налетали на двери, но не прекращали целоваться и потираться друг о друга. Ригальдо открывал двери и тянул за собой Исли, и тот шел и думал, до чего же хорошо. Когда Ригальдо толкнул его в темноте к каким-то полкам, задрал пижаму и опустился на колени, выцеловывая живот, Исли вдруг содрогнулся от холодного воздуха и отстранился: — Господи, где мы?.. — В гараже, — невнятно произнес Ригальдо. — Ты ебанулся?.. — Здесь хорошая звукоизоляция. Не мешай, я не смогу говорить с членом во рту. Исли запрокинул голову и рассмеялся. Все верно — он сразу почувствовал запахи железа и масла, а уже после опознал контуры обеих машин в полумраке, и аккуратно составленные пластиковые канистры, и стеллажи у дальней стены. Было свежо; голый зад покрылся мурашками. Ригальдо стоял перед ним на коленях и терся колючей щекой о живот. Когда щетина задевала член, Исли простреливало от удовольствия. Он пошире расставил ноги, прижался спиной к стеллажам. Делать то, что они собирались, вот так — посреди зимней ночи, в темноте, среди воняющих растворителем и маслом железок — было странно, неуютно… и здорово. Возбуждение концентрировалось в животе. По прерывистому, шумному дыханию Исли чувствовал, что Ригальдо тоже заведен. Исли положил ему ладони на плечи, коснулся затылка, пропустил сквозь пальцы скользкие прямые пряди. Между ними проскочила искра — волосы наэлектризовались от холода. Исли отдернул руку — и задохнулся, потому что в этот момент Ригальдо наконец вобрал член в рот. Сперва только головку, сильно надавливая губами, массируя влажным широким языком так, что Исли очень быстро стал задыхаться — чувствовать это было просто невыносимо, страшно хотелось вогнать поглубже, двигаться сильней и быстрей. Он нетерпеливо толкнулся бедрами, но Ригальдо отстранился и снова расчетливо медленно его облизал. Исли испытывал что-то близкое к обмороку — головка почти потеряла чувствительность, яйца поджались, скользкий от стекающей слюны член ныл, требуя, чтобы по нему поводили рукой. Ноги подкашивались, он с трудом сдерживался, чтобы не ухватить Ригальдо за волосы и не воткнуть мордой в пах за инквизиторские замашки. Когда тот наконец заглотнул целиком, Исли ахнул — стало так хорошо, что потемнело в глазах. В ушах гудела кровь, ноздри щекотал запах машинного масла; Ригальдо сосал с чмоканьем и прихлюпыванием, смело насаживался горлом на ствол. Его ладони, обнимающие ноги Исли, дрожали. Когда он опустил одну руку вниз, чтобы сжать себя через штаны, Исли вцепился ему в плечо: — Нет, не хочу так, давай вместе! Ригальдо выпустил его с протяжным горловым звуком, шумно сглотнул и с заметным напряжением произнес: — Уверен? Мы уже близко… — Уверен, — прошептал Исли в холодную темноту. — Хочу тебя целовать. Ригальдо встал на ноги резким, неловким движением, с грохотом свалив что-то на зацементированный пол; Исли проворно притянул его к себе, дернул вниз резинку штанов, стиснул оба горячих и мокрых члена. Ригальдо вжался в него всем телом, взялся руками за стеллажи. Его лицо было совсем рядом — бесшумно раздувающиеся ноздри, скользкий от нестертой слюны соленый рот, длинные вздрагивающие ресницы. Исли дышал ему в приоткрытые губы, задыхаясь от нежности и азарта, не прекращая быстро дрочить. Ригальдо толкался ему навстречу, пытался навязать свой ритм, но Исли опережал его, двигая кулаком слишком быстро и жестко. Он торопился, и его первым накрыло оргазмом, похожим на электрическую вспышку в темноте. Он задохнулся, жадно проживая все это — протяжное судорожное удовольствие, тут же накатившую слабость, разом обрушившиеся острые запахи возбуждения, холодного помещения и машинного масла. Ригальдо тяжело дышал, наваливался всем телом; его голова легла Исли на плечо — доверительно, как будто в безмолвной просьбе; и Исли знал, что от него требуется, и двигал рукой, пока Ригальдо не содрогнулся всем телом и не повис у него на плечах. Потом они приводили себя в порядок. Исли включил свет и обнаружил, что Ригальдо свалил банку с гвоздями. Пока тот, ругаясь, собирал их по всему полу, он пошел проверить, все ли в доме в порядке. На этажах было тихо; кот не бродил, Бекки досыпала в родительской спальне. Шторы в гостиной по-прежнему были раздвинуты, звездное небо все так же лениво мерцало. Исли устало опустился на диван — и понял, что засыпает, только когда стало тесно и тепло, потому что Ригальдо накрыл их обоих пледом.***
Утром Исли возил семью на озеро Венатчи. Он любил те места: снежные горы, отражающиеся в воде, крохотные сосновые острова, вынесенные течением комли гигантских лиственниц. Хотелось тишины — такой, чтобы кружилась голова. Бекки упросила прихватить с ними Сандру; Патрик с благодарностью отдал ее на весь день, сказав, что заберет после дежурства. На вопрос Ригальдо, много ли дел прибавилось у полиции в связи со снегопадом, тот проворчал: «Не то слово, просто пиздец». «Брабус» тихонько шуршал переобутыми шинами по дорогам и снегов не боялся; девчонки безостановочно трещали сзади, каждая в своем кресле. Ригальдо, который грозился развлекать Исли беседой, бесславно заснул уже через пять минут. На его безукоризненно выбритом горле красовался свежий засос. Исли поглядывал на растекшегося по пассажирскому сидению супруга с неожиданным умилением — в свитере с высоким воротом, расстегнутой спортивной куртке тот казался совсем мальчиком. Не открывая глаз, «мальчик» сказал: — Держи свои шустрые лапы на руле, — и Исли, фыркнув, повиновался. Машину пришлось оставить в лесу, как только начался гравий: «Брабус» — это не послушная девочка «Эскалада», которая так выручала их в прежние годы. К озеру подошли уже взмокшие, с красными щеками и слегка выбившиеся из сил. Исли несколько раз услышал в свой адрес про выпендрежника в пальто. Ригальдо тащил на себе рюкзак и жаровню, и, собственно, имел моральное право ехидничать, но Исли не удержался, чтобы не встать к нему полубоком, подняв телефон: — Зато красивый! В ответ Ригальдо молча дернул тяжелую ветку. Девочки радостно завизжали, когда Исли осыпало снежным дождем. Оказалось, что озеро не замерзло, кроме узкой ледяной каемки у берегов, которую дети тут же принялись разбивать палками. Пока Ригальдо возился с растопкой, Исли устроил девочкам прогулку по сугробам, прокладывая дорожки в снегу. Снег здесь был королевский: чистый, глубокий, нехоженый, он покрывал опущенные лапы елей, громоздился по берегам, нависая над неподвижной и ровной, будто отполированной водой. Гор не было видно: белые еловые пики, взбегающие на склоны, терялись в тумане, а выше было одно только «молоко». Стоя на берегу, Исли дышал холодным воздухом очень медленно, чувствуя, как очищаются легкие, а на душе становится необыкновенно светло. — Воскресшие мертвецы-ы-ы!.. — тоненько донеслось сзади, и он улыбнулся: как хорошо, что Сандре нравились те же игры, что и Бекки. А следом раздался рев Ригальдо: — Вы что, воспаление легких захотели?! Исли, кто их такому научил?.. В итоге бекон слегка пригорел, свиные колбасы полопались, и сок из них вытек, с шипением капая на решетку для барбекю, зато берег украсился страшноватыми снеговиками, протягивающими руки-ветки к озеру. Любуясь ими, Исли обнаружил несколько новых деталей. — А что означают еловые щупальца у него на лице? — Это борода, — огрызнулся Ригальдо. — Что тут может быть непонятного? — То-то я думаю, на Кроноса похож. Сандра подкралась сбоку и невинно спросила: — Значит, это снеговик-мальчик? — Типа да. А… Дорогая, что это ты сделала?.. — Твой мальчик был, как девочка с бородой, — важно сказала Бекки. — А теперь у него есть все, что надо. Они с Сандрой захихикали и убежали ковырять лед. — О боже, — было заметно, что Ригальдо старательно не пялится на «мальчика», горделиво выпятившего еловую шишку. — В каком возрасте пора начинать эти самые разговоры?.. — Чем раньше, тем лучше, — уверенно сказал Исли. — Девочки быстро взрослеют. Это тебе не Лаки, который до пятнадцати лет спал с плюшевой уткой и на спор с друзьями писал на машины с моста. Домой вернулись после обеда. Машину вел отоспавшийся утром Ригальдо — на всех остальных горный воздух подействовал, как наркоз, и на обратной дороге Исли начал неудержимо зевать, тяжело вцепившись в руль. Он с облегчением поменялся с супругом местами, отметив, что девочки уже дружно сопят в своих креслах, и его вырубило до самого съезда к дому. Здесь «Брабус» слегка тряхнуло, и Исли поднялся на поверхность сна, сквозь шорох шин и тихую музыку фиксируя повороты лесной дороги. А потом Ригальдо произнес: «Что тут происходит?», и он окончательно вынырнул из своей теплой дремы и прищурился, глядя в боковое стекло. Охранник Марк маячил в дверях КПП, как грустное изваяние, всем видом выражая неловкость и терпеливую тоску, а перед ним, как кузнечик, прыгала маленькая загорелая женщина в теплой куртке. Своим смуглым пальцем она время от времени тыкала Марка в грудь, от чего терпеливого страдания на его лице становилось все больше. На снегу, возле ног охранника, стояла картонная коробка без опознавательных знаков, вроде тех, которые обычно выдают в день увольнения. Женщина наклонилась, схватила коробку и попыталась пихнуть ее в руки утомленному Марку. Тот заложил ладони за спину, качнув головой, и сделал полшага назад. Тогда противница увлеченно принялась теснить его к проходной, выставив коробку перед собой, как оружие. Увидев автомобиль, Марк просиял, но тут же снова был вынужден отступить к КПП. — Свидетельница Иеговы? — произнес в тишине Ригальдо. — Или нет, погоди… Церковь Сайентологии? Я всегда знал, что твоя дружба с тем лысым священником не приведет ни к чему хорошему. Как думаешь, там брошюры или кровь девственниц? Исли хмыкнул — Ригальдо не одобрял его дружбы с отцом Винсентом, милым старым мошенником, кочующим из одной секты Сиэтла в другую в поисках просветления. Прекрасно зная, что Исли не из тех, кому можно впарить мировоззрение, отец Винсент каждую осень приглашал его в домик в горах — порыбачить и приобрести несколько баночек ежевичного варенья. — Дорогой, надо быть немного внимательнее к людям, — сказал он, отстегивая ремень. Бекки и Сандра тоже проснулись и пытались освободиться. — Это Жаннет из нового коттеджа на той стороне озера, она переехала из Канады. Вряд ли ты помнишь, но они с мужем приходили знакомиться полгода назад. Вроде бы они оба работают в «Амазоне». — Не помню. — Само собой, ты же фыркнул и убежал. Ригальдо отмахнулся, удивленно всматриваясь в творящуюся вакханалию. — Может, она просто берет работу на дом? Агрессивно пиарит услуги, зарабатывает баллы?.. Исли пихнул его под ребро — тише, нехорошо стебаться над соседями. Он вылез наружу и оперся на приоткрытую дверцу: — Я могу помочь? Жаннет обернулась, облизнула пересохшие губы, уперла руки в бока — и вдруг пронзительно завопила. Кричала она почему-то по-французски, как будто от волнения забыла другой язык. Хлопнула дверь — Ригальдо выбрался из машины. Теперь Жаннет, крича, наступала уже на него. Исли выпустил девочек, которые уже давно скреблись изнутри салона, и неторопливо обошел капот. Ему было немного неловко и до смерти любопытно, что подвигло соседку так орать. Он повернулся к Ригальдо, собираясь просить о переводе — и обнаружил, что его строгий муж вдруг побагровел. — Ты что? — только и успел спросить Исли, прежде чем Ригальдо сделал вдох — и заорал так, что с сосны сорвалась сорока и, возмущенно стрекоча, улетела в лес. Конечно, он орал на французском, интеллектуал херов. — О господи, — простонал Марк. — Босс, простите. Я не знал, как поступить. У меня фобия таких тварей. — Каких тварей?.. Жаннет наклонилась и, ловко раскрыв коробку, извлекла из нее… горгулью. Крупное, жилистое, необыкновенно уродливое существо с кожей цвета асфальта. Она держала его за лысый загривок, встряхивая, как тряпку, а тварь в ее руках мрачно сверкала огромными желтыми глазами, свесив тощий изогнутый хвост между сильных ног. За спиной Исли громко ахнула Сандра: — Мамочки, что это? Оно кусается? Оно злое?.. — Да нет же, — утешительно протянула Бекки. — Это котик. Котики добрые. Только этот больной. — Да не больной! — рявкнул Ригальдо, слава яйцам, переходя на понятный язык. — Просто страшная лысая кошка! — Сам ты лысый! — Жаннет тоже переключилась на английский. — Тавифа идеальный сфинкс! С безупречной родословной! Ни разу не вязанная! Призер выставки! Вы вообще понимаете, что вы наделали! Куда я их таких дену?! Она сорвала с себя пуховик, укутала в него тварь и прижала к груди. Начиная догадываться, Исли ботинком откинул крышку коробки. Внутри сидели шесть маленьких горгулий. Они одновременно вскинули морды и посмотрели на него желтыми, как топазы, глазами, а их огромные уши одинаково чутко задвигались. Они были… странными. Асфальтовый цвет на их шкурах мешался с песочно-рыжим. Сама же шкура была… на язык просилось слово «полулысой». Потешнее существ он не видел никогда. — Жуткие твари, — подал голос Марк. Одновременно с ним Бекки выдохнула: — Какие хорошенькие! — И что мне теперь с ними делать? — простонала Жаннет. — Ублюдки никому не нужны. Их даже в зоомагазин не возьмут! Даже на ферму! — А мы-то при чем? — рявкнул Ригальдо. — Смотреть надо было за своей суперкошкой! Мало ли, с кем она спарилась! — Смотреть? — визг Женнет перешел в ультразвук. — Я уже посмотрела! В домах вокруг озера кот есть только у вас! И он шляется по всему лесу, дорогие соседи! Да если я еще раз увижу этого желтого говнюка, я яйца ему отстрелю! — Только посмей. Я буду судиться с тобой до конца жизни, — набычившись, выдал Ригальдо. — Сперва докажи, что у них это было без согласия! — Не, ну, а чего, — подал голос молчавший до того Марк. — Она все-таки не лисица, хоть и страшная. Должно быть, орала. А кот, он того, не откажет даме. Все это, конечно, спровоцировало новый виток криков на двух языках. Из весьма бурной жестикуляции соседки Исли понял, что Тавифа сбежала в лес еще в сентябре, к огромному горю хозяев — ее искали вместе со службой спасения животных, писали объявления в соцсетях. Он вспомнил, что и в самом деле видел такие объявления, но сам в добрососедских поисках не участвовал — у них тогда появилась Бекки, они были в своих делах по уши. Жаннет оплакала сфинкса, решив, что ту сожрала лисица или сова. И вот теперь отощавшая и потрепанная Тавифа вернулась домой как ни в чем не бывало, приведя с собой выводок причудливых котят. — Хватит! — Ригальдо поморщился, повернулся к Жаннет спиной и рывком рванул водительскую дверь. — Устал я от этого бреда — подумаешь, кошка родила. В Эймсе у Симбы было много котят, и никто не орал на Маргарет. Исли, можешь вызвать полицию, если леди будет надоедать. Он завел двигатель, и Марк поспешил открыть перед ним ворота. «Брабус» медленно въехал во двор и остановился. Ригальдо высунулся в окно: — Ну что, вы идете?.. — Папа, — Бекки тихонько подергала Исли за полу пальто. — Мы вынули котят из коробки, им холодно на снегу. Куртки на них с Сандрой смешно топорщились и шевелились, будто живые. Исли оглядел все это — распахнутые ворота, сугробы, оскорбленного Ригальдо, взъерошенную Жаннет, прижимающую к себе утепленного сфинкса, и две пары сияющих глаз. И сказал с истинно королевским величием: — Мадам, давайте решим это мирно. Я готов признать всех бастардов моего кота.***
— Ты как всегда! — А ты что, хотел, чтобы она их выкинула? — Да не выкинула бы. Видел — когда ты их забрал, она даже скисла. Они давно поели и лениво пили вино. Тарелка Бекки сиротливо остывала на столе. Выловить девочку для ужина не удалось — все ее внимание поглотили котята. «Страшилки криволапые», — припечатал Ригальдо, когда те только были выпущены на пол. Для них сделали загон с домиком, поставили блюдце с молоком, и Бекки каждую минуту бегала проверять, пытаются котята лакать или еще нет. Насчет Жаннет Ригальдо попал в точку. Когда Исли сообщил, что купит котят, та сразу же замолчала и, дернув плечом, сказала: «За кого вы меня принимаете». И потом еще зашла в дом, с кошкой на руках обошла гостиную, прежде чем проворчать: «Ну, кажется, у вас есть условия». — И что теперь? Тут с одним котом трудно справиться, а теперь их семь! Исли, вдумайся: семь. — Уже шесть. Сандра забрала одного с собой. Говорит, что папа-полицейский ей разрешил. — Папа-полицейский, наверное, сто раз пожалел, что отпустил дочку к пидорам. — Пидоры, они такие, — с удовольствием сказал Исли, массируя плечи Ригальдо, и тот расслабился и закрыл глаза. — Только зайди к ним, выйдешь уже с котятами… Интересно, как Симба воспримет потомство? — Да никак, — рассеянно ответил разомлевший Ригальдо. — Я читал, у котов нет отцовского инстинкта. Иногда самцы даже пожирают котят. Они переглянулись, и Ригальдо первым сорвался с места. В гостиной они сразу увидели, что Симба проник в загон. Его рыжий хвост торчал из домика толстой колбасой. Писка котят не было слышно. Ничего не подозревающая Бекки спала на ковре, подложив под голову подушку с дивана. Возле ее руки стояла миска с молоком. Ригальдо рывком поднял крышку и шумно выдохнул. Котята лежали единым конгломератом, пристроив ушастые головы на спины друг другу, а нависающий над ними Симба старательно вылизывал морщинистые загривки. Кот дернул шкурой на голос Ригальдо. Он осторожно вдвинулся глубже в домик, подтянул лапы и лег полубоком, размещаясь среди плешивых котят. Те завозились, подгребая к нему, и Симба самозабвенно продолжил вылизывать их макушки. — Я, кажется, понимаю, что он нашел в той анорексичной кошке, — задумчиво сказал Исли, поднимая спящую Бекки на руки. — Он ее грел. Как джентльмен.***
Наверное, весь этот ленивый и медленный уикенд, припорошенный снегопадом, что-то сделал с ними, думал Исли. Бекки спала у себя, и ее невозможно было разбудить, она только мычала и дрыгала ногой. Ригальдо почему-то даже не возмущался насчет пропущенного ужина. Исли как раз гуглил с планшета, какой бы треш-хоррор им посмотреть, когда Ригальдо вдруг возник в дверях и, опершись на косяк, объявил: — Я собираюсь надолго залечь в ванну, — а потом, потоптавшись немного, вдруг добавил: — Хочешь со мной?.. Исли отложил планшет. Он хотел. Ванных комнат у них было четыре, по одной на каждую спальню, но эта, «хозяйская», была самой большой. Исли считал гениальным решение разделить ее на несколько блоков, чтобы не мешать друг другу — две раковины, два унитаза, отделенный стеклянной перегородкой душ и лежачая ванна таких размеров, чтобы в ней поместились сразу два мужика. Когда они уточняли планировку комнат, Ригальдо пытался что-то нести про «зачем такой крокодил, можно было бы и скромнее», но Исли, глядя ему в глаза, сказал: «Нельзя. Ванна — вещь многофункциональная. Мало ли, придется кого-то в ней расчленять». Сейчас они вдвоем лежали в многофункциональной ванне, утопая в пару и пене, и Исли думал — черт, тесно, надо было брать еще больше, а через полминуты, когда вольно раскинувшийся на нем Ригальдо двигался, проезжаясь под водой ягодицами по стратегически важным местам, уже передумывал — а, нет, в самый раз. Мокрые волосы липли к шее, спину немного холодило. Под ложечкой иногда так томительно тянуло, и сердце время от времени принималось частить — то ли от влажного воздуха, то ли от того, что Ригальдо трудолюбиво тер его мочалкой, и иногда от этого трения кровь приливала к щекам. Было тесно, тяжело и приятно. — Пидорская романтика, — признал Ригальдо, вытягивая намыленные руки перед собой. — Не хватает только резиновой уточки. Зачем ты херачишь столько пены? — Затем, что мне нравится, — хмыкнул Исли. Ему было слегка неудобно — Ригальдо два раза чуть не задел ему башкой по носу, и ноги было нормально не разместить. Хотя… — Это еще что такое? — Рациональное использование ванны, — он легко перекинул мыльную правую ногу через борт. На пол потекла пена. Ригальдо шлепнул его по голени: — Отрастил тут, понимаешь. У тебя слишком длинные ноги, ты в курсе? — В курсе, — Исли плеснул на ладонь шампунь. — Мне говорили, что у меня самые красивые ноги экономического факультета. Белые, как веймутова горная сосна. — Ах ты самовлюбленный засранец. Наверное, весь факультет перетрахал? — Не то чтобы прямо весь, — он поерзал. — Но это в прошлом. Я уже и забыл, когда мои ноги лежали на чьих-то плечах, кроме твоих. Мокрые черные волосы маячили у него перед глазами, и он зарылся в них руками, принялся массировать кожу. Ригальдо замер, фыркнул и сжал пальцы на его колене: — Сильнее. Он послушно усилил нажим. Ригальдо замычал, откинул голову ему на плечо, растекся и обмяк. Мылить стало неудобно, но Исли старался. Закончив втирать шампунь, он толкнул Ригальдо вперед: — Ну-ка, сядь. Тот поменял положение, сел на пятки. Исли окинул взглядом красную спину, широкие плечи и узкую талию, руки, спокойно лежащие на бортах ванны, и сказал: — Закрой глаза. Ригальдо склонил голову. Исли поливал его теплой водой, прочесывал пальцами волосы, смывая пену. Его муж сидел неподвижно и терпеливо жмурился, и, конечно, Исли не удержался — смахнув воду, текущую по шее, он прижался к коже губами. Когда Ригальдо снова улегся спиной ему на грудь, интерес Исли уже весьма недвусмысленно упирался ему в задницу. — Черт, так и знал! — тот попытался рвануться, но Исли как спрут обхватил его поперек груди. — Исли, я немного устал. Давай потом, а? Пусти, упырь. Вместо того чтобы повиноваться, Исли подключил к обниманию ноги. Те самые, лучшие на экономическом факультете. Он скрестил их у Ригальдо на животе, лишая всякой возможности выбраться, и прижал его к себе еще сильнее. — Детка, ты вроде бы взрослый мальчик уже, — задушевно сказал он, обводя подушечками пальцев напряженные соски. — А до сих пор такой беспечный. Но даже ты не можешь быть настолько наивен, чтобы лечь в одну ванну с голым мужиком и надеяться на одну только светскую беседу. Он скользнул пальцами вдоль живота — и широко улыбнулся. У Ригальдо стоял. Исли нащупал под водой торчащий член, упругий и очень горячий, и сжал с намеком: попался, теперь не отвертишься. Пойманный в ловушку Ригальдо внезапно начал краснеть. Исли с замиранием сердца смотрел, как яркий румянец заливает его шею и плечи, а мочка уха становится рубиновой. При этом он беспомощно и как-то даже сердито молчал. Это так остро напомнило Исли начало их отношений, того Ригальдо, который ничего не умел, всего боялся и постоянно упрямился, что в груди предательски защемило — от первобытной, неистовой, жадной любви. — Чего ты? — с подозрением спросил Ригальдо и попытался вывернуться, чтобы посмотреть на него. — Чего ты так дышишь?.. — Чего-чего, — пробормотал Исли и поцеловал его в мокрое плечо. — Съесть тебя хочу. Ригальдо вздохнул, завозился в его руках, и как-то так ловко сел, что возбужденный член Исли вклинился точно между его ягодиц. Исли прикрыл глаза и принялся тихими движениями поглаживать Ригальдо в паху, одновременно медленно двигая бедрами. Член терся о задний проход, скользкий от мыльной воды, и Исли чувствовал, как низ живота каменеет, а мысли становятся спутанными и вязкими. — Ну съешь, что ли, — в тишине, наполненной плеском воды и сорванным дыханием, голос Ригальдо прозвучал особенно громко. Он завел мокрую руку за голову и кое-как обнял Исли за шею. — Я тебя тоже люблю. От этого ворчливого признания, неловкой близости, Исли вдруг захотелось сделать с ним что-то невероятное. Догадывался Ригальдо или нет, но для Исли он всегда был немножко «деткой». Едким, хмурым и, безусловно, очень самостоятельным взрослым мальчиком, которым он восхищался и которого обожал. Как бы они ни вели себя друг с другом обычно, Исли знал: Ригальдо останется для него тем же мальчиком и в сорок, и в пятьдесят лет. От этой мысли стало необыкновенно легко, а потом в лицо ему попала вода, и он зажмурился. — Эй! Он распахнул глаза. Ригальдо выворачивался из его рук, как угорь, чуть не задел Исли локтем по зубам и тут же цепко ухватился за шею. В ванне взметнулась и плюхнула на пол волна. Грудь Исли подпирали мокрые колени. Ригальдо как-то исхитрился сесть ему на живот, лицом к лицу. Его взгляд был затуманен, но голос звучал настороженно: — С тобой точно все хорошо? — Все отлично, — уверил Исли, поглаживая его по волосам, прежде чем начать целовать. Ригальдо подался к нему всем телом. Им было неудобно, на пол снова плеснула вода. Исли чувствовал, как Ригальдо ерзает по его животу, по прижатому пульсирующему члену, и выносить это было выше человеческих сил. Не прекращая целоваться, Исли поднялся из пены, увлекая Ригальдо за собой. Вцепившись друг в друга, как две амфибии, они кое-как перевалились через борт. Внизу лежал широкий прорезиненный коврик — привет «Пункту назначения». Они упали на него, чудом ничего себе не сломав — мокрые и горячие, сплетенные в живой шевелящийся клубок. Исли едва успел сорвать с крючка махровое полотенце, бросить на коврик и уложить на него возбужденного и тяжело дышащего Ригальдо. Голый, распаренный и скользкий от пены, тот ослеплял своей наготой. Исли окинул его взглядом от волос на груди до широко разведенных ног, задержавшись на ярко-розовом члене, и несколько раз двинул по нему рукой, а потом сгреб с подзеркальника купленную специально для таких заходов смазку и щедро выдавил на ладонь. В лице Ригальдо что-то изменилось, рот приоткрылся в беззвучном оскале; он раскинулся, как морская звезда, запрокинул голову и поерзал на полотенце, упираясь пятками в пол. Исли смотрел в его искаженное лицо, не прекращая своего занятия: он трахал Ригальдо пальцами в зад, сперва медленнее, а потом все быстрее, и тот метался, мотал головой, пытался насаживаться глубже. В ванну бежала вода, комнату затянуло паром. Исли тяжело дышал, опираясь другой рукой об пол. Ригальдо пошевелился, просунул ногу между бедер Исли, потер затвердевшие яйца: — Я сейчас сдохну. Иди сюда, а? Исли обрушился на него. Завесил весь обзор волосами, навалился, зацеловал. Он просунул руки под липкую, в испарине, спину, прижал Ригальдо к себе, уместил ладони на ягодицах. Вклинился между ног и вошел до основания, принялся трахать, быстро, размашисто и жестко. Ригальдо, прижатый им к полу, коротко и негромко стонал. Исли видел его глаза, полуприкрытые и мутные от удовольствия. Ноги, раскинутые в стороны, спазматически подрагивали при каждом толчке. Ригальдо держался за спину Исли, и его руки скользили от пота. Полотенце сбилось, но им обоим было наплевать. Исли еще несколько раз содрогнулся, вколачиваясь в Ригальдо, и кончил, не вынимая, по ощущению — целым каскадом. Прямо в дочиста вымытую, сверкающую задницу. — Скотина, — хрипло сказал Ригальдо, закатывая глаза. Он обхватил Исли за голову и со вздохом прижал к груди. Не давая себе и ему передышки, Исли осторожно развел его руки, сполз ниже, к покачивающемуся, скользкому от возбуждения члену — и отсосал так, что Ригальдо выгнуло над полом. Потом они лениво и бестолково возились на полу, пытаясь бороться с накатившей истомой, и Исли, вспомнив все свои мысли в ванне, первым поднялся и потянул Ригальдо в душ. Тот вяло отталкивал его: «Что ты со мной, как с сахарной принцессой», но Исли, не слушая возражений, сам намылил его и домыл. Ригальдо послушно поворачивался под струями, осоловевший, отъебанный и томный, зевал, упираясь руками в кафель, и Исли боролся с желанием сказать ему что-то бессмысленно-нежное. — Да хватит уже, — не открывая глаз, буркнул Ригальдо, когда Исли вытирал его махровым полотенцем. — Надо бы здесь прибраться и собрать воду… — Иди в постель, — серьезно и ласково сказал Исли. — Я все сделаю и приду. Он постоял еще немного под душем, довольно и сыто вертясь под водой, чувствуя себя так, как и должен был чувствовать не очень молодой и хорошо натрахавшийся человек, то есть счастливым и спокойным. Потом честно вытер потоп, который они устроили, расчесал и уложил волосы и вышел в спальню в слегка отсыревшем халате. Ригальдо спал в пижаме, вытянувшись наискось через кровать. Исли постоял над ним, разглядывая в свете ночника темные ресницы, приоткрытый рот и руки, сжимающие углы подушки, а потом погасил лампу и попытался как-то разместиться на том свободном месте, которое Ригальдо ему оставил. Не просыпаясь, тот тут же перекатился ему под бок. Они лежали в темноте. Во дворе дул декабрьский ветер, деревья скрипели и сталкивались ветками, сыпал и сыпал густой снег. Исли поглаживал Ригальдо по голове и думал — надо же, как хорошо: и этот спит, и ребенок спит, и коты спят, целый выводок, и у них даже есть семейное древо. Не дом — ковчег да и только. Исли хмыкнул и невесомо поцеловал Ригальдо в пахнущие шампунем влажные волосы надо лбом. У него иногда было чувство, что с весны они участвовали в гонке, в бесконечном марафоне достижений, и только сейчас, в эти ленивые дни снегопада, вроде бы попустило. Исли почти физически чувствовал, как Ригальдо расслабился, будто внутри него разжалась пружина. Поверил, что они все наконец сделали правильно. Теперь можно было позволить себе просто быть счастливыми.***
— Снегопокалипсис закончился, а никого так и не съели! — разочарованно объявила Люсиэла. — Все уже тает. Стоило панику поднимать. Она меланхолично поливала бонсай — так обильно, как будто решила сама устроить бедному дереву климатическую катастрофу. Бонсай был старый, выносливый и терпел. В приемной зазвонил телефон, и Люсиэла переместилась туда. Исли попытался вчитаться в отчет о ребрендировании целлюлозы, но ему снова помешали. В кабинет ворвался Ригальдо. — Фу ты, черт, это чудовище пищит так, что у меня звон в ушах, — он плюхнул Исли на стол контейнер для переноски животных, обошел президентское кресло и бесцеремонно вытянул из рук Исли отчет. — А вот это я не читал. — Ну так прочти, — Исли поскреб пальцами решетку контейнера. Изнутри тут же раздался жалобный писк. — Слушай, по-моему, его укачало. Ты так им размахивал на ходу, что у бедняги, наверное, мозги ссыпались в лоток… — Вот я на тебя посмотрю, как ты будешь устраивать остальных четверых, — Ригальдо, не глядя на Исли, плюхнулся в кресло для посетителей. Его глаза быстро скользили по строкам. — Как будешь стыдливо умолять знакомых, чтобы они тебя выручили. Исли вздохнул — и открыл дверцу: — Милый, иди ко мне. Я животным не враг. — Если он обоссыт тебе стол, будешь сам виноват. — Я в состоянии менять столы хоть каждый месяц. А Фортисью точно сегодня его заберет?.. — Исли пошуршал рядом с контейнером бумажной закладкой. Ригальдо вздохнул и перестал делать вид, что его интересует отчет. — Конечно! Куда она денется, — самодовольно сказал он. — Еще когда ты брякнул, что усыновляешь весь зоопарк, я сразу подумал о Фортисью. Она любит кошек, у нее их целых три. Я ей позвонил, и она согласилась! — Ах ты абьюзер, — вздохнул Исли. — Кларисса несчастная девочка. Ты пользуешься тем, что у бедняжки непреодолимый стокгольмский синдром. Она не может отказать шефу, несмотря даже на то, что больше у тебя не работает! — Кларисса теперь богатая женщина, — отрезал Ригальдо. — И все решает сама. Сказала, что в состоянии прокормить четырех котов, значит, в состоянии! — А ты и поверил, как молодой. — Да, черт возьми! Я жду не дождусь услышать через день-два, что Симбин приплод нассал О’Гвардиену в ботинки! — Мистер Фёрст, — Люсиэла распахнула к ним дверь. — Вас ждут в переговорной, все уже собрались… Она осеклась и выставила перед собой палец: — А это еще что такое? — Что именно? — вежливо спросил Исли, а Ригальдо коротко хмыкнул. — Вон то. Исли скосил глаза. Пятнистый серо-рыжий котенок с огромными ушами, морщинистой шкурой и длинным тонким хвостом, который он держал идеально прямо, как шпагу, возился у него на бумагах, хлопая лапой по загнувшемуся уголку протокола заседания промышленного конгресса. Сквозь панорамные окна на стол падал свет — случайный луч, пробившийся через слоистые декабрьские тучи, и в этом свете уши кота казались розовыми и прозрачными, а длинные усы на узкой треугольной морде шевелились словно сами по себе. — Это животное, — подал голос Ригальдо. — Теплокровное. Млекопитающее. Детеныш кота. Мисс Сауз, вы, наверное, слышали о таких?.. — Ну что вы, мистер Сегундо. Я в детстве дальше террариума в зоопарке не заходила, — Люсиэла уперла руки в бока и, покачивая бедрами, продефилировала внутрь кабинета. Она рассматривала котенка со странной гримасой на лице. — Я только не поняла, что оно делает здесь?.. Исли открыл рот — и, подумав, закрыл. Внимательно посмотрел на секретаршу и сказал: — Это вам, Люсиэла. Ригальдо, лениво листавший отчет, выронил папку из рук. Его глаза округлились. — Мне?.. — секретарша нахмурилась. — Шутите? — Нет, — Исли серьезно помотал головой. — Считайте это жестом признательности. Как дорогому, вернее, бесценному работнику. И тогда Люсиэла быстрым шагом пересекла его кабинет, схватила котенка, повертела в цепких лапах. — Это самец или самка?.. Исли не знал. Ригальдо издал странный звук, как будто поперхнулся. Люсиэла сноровисто оттянула заднюю лапу, заглянула под хвост и с удовлетворением протянула: — Значит, самец. А что это за порода? Ригальдо собрался было ответить, но Исли решительно его перебил: — Эймский полулысый. — Ага, — Люсиэла сосредоточенно сдвинула брови. Котенка она держала на вытянутой руке; он извивался, но Люсиэла сжимала крепко. — Хорошо. Сколько я вам должна? Вот тут Ригальдо уже не выдержал и прыснул. В отличие от него Исли мужественно держал лицо. Когда он заговорил, то постарался, чтобы его голос звучал невинно: — Я думаю, это лишнее. — Нет уж, — не выпуская котенка, Люсиэла воинственно извлекла телефон. — Я в состоянии купить кота. Или он стоит столько, что в банк надо ехать?.. — Да господи, — подал голос Ригальдо. — Вам же сказали, что это бесценный кот! Их всего таких в мире шесть штук! Люсиэла дернула плечом, но телефон убрала. — Значит, я могу забирать его? — спросила она, помолчав. — Прямо сейчас? Они с котенком внимательно смотрели друг на друга яркими хищными глазами. — Идите, — кивнул Исли. — Во сколько переговоры? — Через четыре минуты. Я уже все подготовила. Когда она царственно вышла, прижимая к себе кота, Ригальдо прикрыл лицо ладонью: — С ума сойти! Я одного не понимаю, что же я теперь скажу Фортисью? Исли закинул руки за голову: — Ничего. Просто отдай ей другого кота.***
Вечером Исли получил котопик с сообщением: «Полулысый нассал в туфли бывшему, ест то, что дают, и не вылезает из постели. Я наконец нашла идеального спутника жизни».