Неправильная любовь

      Резко замерев в опасной позе, Папирус несколько раз судорожно сомкнул глазницы. Ему не показалось?       Скелет огляделся. Пустые стены, никем не занятый проход, все было чисто, никаких признаков жизни кроме него и… Непонятно кому принадлежащего тонкого голоса. — Эй, я внизу! — возмущённо произнёс голос, и Папирус наконец додумался опустить взгляд. Между длинных вытянутых ног, хмурясь от того, что его не сразу заметили, рос живой цветок. Судя по всему, это был один из многочисленных подвидов монстров, которых парень ещё не успел повидать в жизни. Папирус дружелюбно, как только и умел, взглянул на нового знакомого. В глазах читалась грусть, несмотря на приветливость, он не знал путей отхода, кроме как ответить честно. — Мне уже причинили слишком много боли. Почему бы мне не завершить это дело? — скелет сжал в пальцах острый камень, не намереваясь изменять решения и выпускать его. Глазки цветка наигранно округлились. — Что бы ни случилось, у тебя должны были остаться причины жить. Неужели у тебя не осталось никого, кто смог бы поддержать тебя? — он начинал медленно, по сантиметру подбираться ближе, тихо шурша змеями-отростками по рыхлому полу. Последнюю фразу цветок произнёс шёпотом, так, чтобы лишь он мог услышать: — захотел бы умереть — ранил бы душу. — Один монстр. Но даже за счёт её поддержки я не начну верить в себя. Не хватает самого главного. Рана слишком глубока.       Собеседник приподнял одну бровь. Выражение лица его не было таким уж искренним. Но сквозь пелену слёз, практически не глядя на знакомого, Папирус вряд ли мог разглядеть это. — Меня зовут Флауи, — словно пытаясь разрядить обстановку, цветок вдруг решил сменить тему, — цветок по имени Флауи. — Я Папирус, — скелет вздохнул, даже не удосужившись повернуть голову и протянуть руку. Он всё ещё не выпускал камень из ладони.       Они сидели молча ещё несколько минут, но высокорослый так и не осмелился продолжить начатое дело. — Что с твоей душой? — цветок будто знал. Даже не видя расколотое не до конца сердце, он каким-то образом чувствовал, что рядом с ним горит, нет, пылает, израненная, но сильнейшая магия.       Скелет подчинился, как по команде. Из последних сил он щёлкнул пальцами и немного напрягся изнутри, и теперь уже и он мог видеть душу. Совсем потрескавшуюся, дрожащую от любого ветерка. Не доставившую беспокойства уровню ОЗ, но медленно разрушающую парня изнутри. — Она сильно повреждена, — начал Флауи, — эта рана… — Стой, ты тоже её видишь?!       Папирус в замешательстве смотрел на нового знакомого, не смея двинуться с места, дабы не повредить слабое сердце. — Нет, но я… Чувствую её. Я знаю, что она повреждена. — Ты можешь её вылечить?       Цветок раздражённо закатил глаза. — Ты прекрасно знаешь, что нет. Но хотя…       В маленьких глазах блеснул недобрый огонёк, и Флауи чуть заметно приподнял уголки рта, но тут же наигранно состроил внимательное выражение лица, пристально наблюдая за душой. Маленькие, ещё слабые стебельки и длинные листья тянулись к свечению, будто оно могло дать им оживляющий свет и энергию. Или же на самом деле могло…       Силой воли монстр заставил себя держать отростки в руках, даже если тех у него не было. Вокруг создавалась тесная, давящая обстановка, и гробовая тишина, оба монстра боялись даже вдохнуть немного воздуха. Завороженные светло-оранжевым, уже наполовину угасшим свечением, они не могли оторвать взгляда, как будто это было чем-то новым, иным, не только для бездушного цветка. Однако, того душа интересовала намного больше.       Почему вдруг между знакомцами создалась такая атмосфера, не понимал никто. Да и пытаться что-то сообразить сейчас было проблематично. Оба молчали. Скелет от того, что не было сил, цветок — задумался. Треснутая душа не внушала надежды, но настоящая сила, хранящаяся в ней, могла заинтересовать любого. Все же, магия Папируса могла быть намного мощнее, чем он сам думал. И, быть может, при должном старании, он мог бы сравниться с братом.       Тем не менее, любая душа — это сосуд. Место для содержания магических способностей и разума монстра. Хрупкий сосуд был бы худшим выбором. Но если обращаться с ним правильно…

***

      Пошатываясь, выйдя из бара, Санс с ненавистью оглянулся на его вывеску. Он больше сюда не вернётся ни под каким предлогом.       Замечательно. Ещё одно любимое место скелета уничтожено. Последние несколько дней действительно сильно ударили по спокойной жизни.       Пока Санс угрюмо плёлся к дому, вокруг него в радиусе нескольких метров собрались мелкие монстры. Они наверняка слышали, какой шум стоял в опустевшем баре. Но это не их дело. Шёпот пронзал несуществующие уши, и скелет натянул на голову капюшон, не находя в себе сил даже глянуть на кого-либо.       Оставалась единственная надежда на то, что Папирус все-таки вернулся домой. Хотя и та постепенно угасала, стоило памяти скелета немного проясниться. Он выгнал его, крича о разрыве братских отношений. Как на этой почве можно строить новые, и совершенно не платонические? Да и вообще рассчитывать на что-то хорошее. Санс впервые почувствовал на своей шкуре, что значит выражение про одну ошибку, стоящую всей жизни. У него уже не было надежды, что что-то будет нормально.       Звонок — Я не могу дозвониться до Папируса, он в порядке?       Выбрала же ты время позвонить, рыба… — Да. Он приболел. — Я хотела…       Санс отключился, не дав договорить. Неужели проснулась совесть, после того, как ты лишила младшего работы мечты? «Хотела…» взять его обратно?       Этих качелей и так уже было предостаточно.       Андайн-Андайн… Неужели сплетни ещё не дошли до тебя? Или же они успели вовсе практически затихнуть? Тем не менее, пока иметь с ней контакт Санс желанием не горел.       Скелет опустил руку на ручку двери. Хотя бы минутку спокойствия… И если Папирус не здесь, он немедленно пойдёт его искать. Сможет ли Санс извиниться за все, это уже было делом десятым. Главное — хотя бы удостовериться, что брат в безопасности.       Но попав внутрь, скелет почувствовал, как все его надежды окончательно рассыпаются. Нет, не мог дом быть таким безжизненным, если бы здесь был брат.       На всякий случай Санс проверил все комнаты. Надежды уже не было, и он почти не расстроился, что никого не нашёл. Вполне вероятно, что Папирус пошёл в сторону Ватерфолла, иначе Санс уже встретил бы его.       Совершенно опустошенный, он рухнул на диван, уставившись в пол. Ещё никогда он не уставал так сильно. Казалось, и лень отошла на второй план. Это было на него совсем не похоже. С другой стороны, кто бы смог сохранять расслабленное состояние при таких условиях? Глаза закрывались сами собой, и Санс мысленно корил себя за то, что не в силах прямо сейчас отправиться на поиски. Это грозило бы потерей сознания, а он знал, как это бывает опасно. В особенности, для состояния души.       Он уснул, сам того не заметив. В том же положении, уронив голову на колени. Уснул без сновидений, провалился в пустоту.       Он и представить себе не мог, что сейчас, где-то в краях водопадов, передвигается ранее неведомое существо, что когда-то было его младшим братом.