***
Санс медленно раскрыл глазницы, которые невыносимо болели из-за ночного плача. Каким-то образом, видимо, совершенно выбившись из сил, ему удалось уснуть, но похоже, отдых совсем не придал ему сил. На ватных ногах он поднялся, чувствуя сильную ломку по всему телу, от неудобной позы, в которой провёл остаток ночи. Напрягшись, он зажмурился от боли и жутковато прохрустел всем телом. Немного отпустило. Скелет схватился за голову, пытаясь подавить головную боль и тихо, хрипло простонал. Помощь. Пожалуй, единственным, кто мог поддержать его, был Гриллбз. Этот монстр никогда бы не отверг друга, даже если, может быть, тот сказал бы такие ужасные вещи. Влюблённость в брата — случай один на миллион, пожалуй… Можно податься на риск. Протерев глаза, Санс уставился на бар, который находился не так уж и далеко от братского… Пожалуй, уже нет… Дома. Всё такой же новогодний, обвешанный гирляндами и еловыми венками, изготавливаемыми из натуральных веток лучшими мастерами города. В этих краях царила вечная зима, а потому жители привыкли, что никто уже не трудится снимать новогодние украшения, всё же — время года праздничное. Из-за необычной магии Подземелье разбилось на четыре части и, как можно было легко догадаться, на четыре годовых сезона. Однако в отличие от Поверхности, в одинаковых местах эти сезоны не сменяли друг друга, а потому монстры расселились так, чтобы всем было комфортно. Стоит ли говорить о том, что живые огоньки и вулканчики заняли «летнюю» часть Подземелья, а монстры, похожие на лёд, большие снежинки, оленей, обычно живущих в холодных краях, заселили зиму. В «весне», правильно было бы назвать, Ватерфолле, Санс бывал довольно часто, но, будь его воля, не приходил бы вообще. Приходилось гулять по мокрым долинам только потому, что в этот конкретный день его пост должен был находиться именно в этой части Подземелья, и брат, на пару с начальницей голову бы оторвали вместе со «смешной костью», в которой, как сам Санс любил шутить, хранились все его каламбуры. За отступлением от темы он не мог понять одного. Почему Гриллбз, так схожий с монстрами Хотленда, да и вообще не любящий холод, поселился здесь? Открыто понимая, что другу некомфортно в таких условиях, Санс несколько раз пытался уговорить его переехать, но каждый раз получал отказ на свою заботу. И в какие-то моменты, в голову закрадывались мысли, что есть что-то, что не пускает его туда, где ему было бы лучше. Быть может, в этот день откровений, скелету удастся вытащить из друга все подробности? Санс настолько погрузился в мысли, что не заметил, как бар оказался перед самым носом. Ухмыльнувшись внутри, увы, не сумев вытянуть из себя видимую улыбку, он шагнул на ступеньку, уже подняв кулак для стука, и тут же, как назло, по скользкой поверхности нога съехала в сторону, тапочек слетел, и, бесполезно помахав руками в воздухе, скелет очутился в недавно прибранном к стенке бара сугробе. Ему не так уж и повезло: где-то под снегом оказался твёрдый выступ, и, не смотря на «подушку», парень здорово впечатался в него головой, из-за чего гул внутри усилился, и стало только хуже. Однако, даже не успев вылезти и отряхнуться, он услышал приглушённые торопливые шаги, а затем так знакомый всем звон колокольчиков и скрип наспех открывающейся двери. Кто бы мог подумать, что на помощь поспешил услышавший балаган Гриллбз. — Санс! Бог ты мой, ты в порядке? — Называть меня Богом совершенно не обязательно, — не очень приветливо буркнул скелет. Падение ещё больше испортило настроение. — Прости, я… Ты сильно ушибся? — заботливый характер продолжал играть в душе монстра, который от волнения не знал, с какой стороны подобраться, чтобы помочь другу подняться, — тебе повезло, что ты упал в сугроб, а не на ледяную дорогу… Чёрт, с твоим уровнем ОЗ это совсем не шутки, приятель! — Да знаю я, з-н-а-ю, — тон продолжал быть немного грубым, — я вообще хотел поговорить с тобой, а тут ещё и это… Башка раскалывается, Гриллбз, у тебя есть что-нибудь от головы? — У меня здесь совсем не аптека, но… Я могу предложить тебе что-то покрепче… — Даже и не смей. Мне нужно сохранять здравый разум. Попытка споить скелета, чтобы без особых опасений признаться ему в чувствах, торжественно провалилась, и мужчина на секунду нахмурился. Однако дружеский долг тут же занял место разочарования, и Гриллби наконец нашёл, как подступиться, обхватил скелета под мышки и вытащил парня из сугроба, из которого тот, по своей неуклюжести, уже несколько раз пытался тщетно вылезти. Это не составило труда: кости весили немного, а если прибавить одежду и, пожалуй, самый существенный из всего этого вес души, получился бы вес семилетнего — килограмм двадцать, не больше. — Спасибо, Гри, — низкорослый отряхнулся от остатков снега и вструсил капюшон, резко нацепив его на голову, из-за чего содержимое вылетело прямо ему на макушку, — зайдём?---
Спустя минут пятнадцать скелет так и не отваживался начать главную тему разговора, словно надеясь, что обсуждение плавно перетечёт к нужному мотиву. Но, Гриллбз, похоже, потеряв надежду на что-либо, тоже старался не начинать что-то подобное, может быть, мня о том же, о чем думал в этот момент Санс. Но фантазия не бесконечна, темы для разговора быстро заканчиваются, и вот уже совсем скоро оба не могли вымолвить ни слова, прикрыв глаза ладонями. — Знаешь, Санс, я… — Знаешь, Гриллбз, я… Оба тут же осеклись. Фразы были произнесены в один момент, и друзья застыли в одной позе, как будто стоило нажать на «пуск», и они продолжили бы говорить. Из уст обоих вырвался нервный смешок. — Давай ты, — Гриллбз решил пойти навстречу. — Нет-нет, давай лучше ты, — смущённо пробормотал в ответ Санс, и снова повисло неловкое молчание. Живой огонь вздохнул. Сейчас или никогда. — Хорошо… Я скажу, — как ни стараясь оттянуть момент признания, Гриллби всё ярче понимал, что деваться уже некуда, — Санс, прости меня, но я должен раскрыть тебе правду. Всё, что я когда-либо делал, действительно было неспроста. Я знаю, что ты для меня как самый лучший друг, и то, что ты собирался сказать, возможно будет важнее, чем тот бред, что я скажу сейчас. Я люблю тебя. Я знаю, что всё это неправильно, что мне бы лучше найти хорошую девушку, чем пытаться достаточно расположить к себе лучшего друга… Но это действительно так. Уже не отвертеться от истины, всё то, что я чувствую сейчас, сильнее чего-либо, что я чувствовал ранее. Я не рассказывал тебе, но… У меня была жена. Да, да, именно была. Однако её больше нет, как и моей дочери рядом со мной, если вторая всё ещё жива… Быть может, моё расколотое сердце настолько активно искало любви и поддержки, что ухватилось за единственный тёплый выступ — тебя. Уже несколько лет, сколько я помню нашу дружбу, я был привязан к тебе так же сильно, как когда-то был привязан к ней, а, быть может, даже сильнее. Прошу, Санс… Скажи, что ты понимаешь меня… Скажи, что не вывалишь на меня тонну оскорблений из-за моих странных предпочтений, как совсем недавно сделал я… Скелет сидел в оцепенении, пытаясь скомпановать в голове смысл сказанного в одну связную картину. То ли нахмурившись, то ли испугавшись, он замер, боясь сказать хоть что-то и просто смотрел в эти горящие огнём многолетнего пристрастия глаза. Гриллбз сказал лишь одну лишнюю фразу. — Ты… Сделал что? Внезапно осознав, что сказанул больше, чем надо было, монстр замахал руками в знак отрицания: — Н-нет, я не это имел ввиду… — Ты хочешь сказать, что это ты натравил на Папируса весь город? — тяжело дыша, Санс слез с барного стула, из-за чего начал казаться ниже, но не менее величественно. В одной только фразе он разглядел горькую истину — скелет был точно не из глупых, — хочешь сказать, что это из-за тебя я потерял брата?! И всё из-за твоей чёртовой ревности? Он резко схватил бутылку, ближе всего стоящую на барной стойке, и, замахнувшись, со всех сил запустил в бывшего лучшего друга, который так подло решил выдать своё предательство. Монстр уклонился. — Санс! Я знаю, я идиот, но прошу, не нужно крайностей! Ты знаешь меня слишком долго, чтобы не понять, как я эмоционален с теми, кого люблю или к кому хоть что-то чувствую! — снова пришлось отпрыгнуть в сторону от очередного стекла, — он сам решил рассказать мне о чувствах, я хотел уберечь тебя от похабщины, думал, что будет лучше! — Чтобы ты знал, его чувства взаимны! — проорал Санс, заглушив самого себя звуком бьющегося стекла. Оба тяжело дышали, вонзив яростный взгляд друг другу прямо в глаза. — Тогда убирайся, — рыкнул Гриллбз, — чего ещё ты ждёшь? Ты возненавидел меня, теперь моя очередь. Что этот мудак сделал, чтобы быть с тобой? Обделался из-за того, что ты прогнал его и даже не попытался ничего изменить из-за своей мягкотелости? — Этот мудак мой младший брат! — постепенно левый глаз начинал сиять еле-заметным голубым светом. Скелет сжал кулак, — и никто. Не смеет. Использовать. Мои каламбуры. Против меня! Из сжатой руки парня с неимоверной скоростью словно выросла длинная кость, и, не успев даже дёрнуться в сторону, Гриллбз оказался прижатым к стенке остриём оружия, направленного прямо в центр напряжённой шеи. На горячей коже проступили наполненные лавово-алой кровью вены. — Ты не посмеешь… — прошипел сквозь зубы Гриллбз, всем телом вжавшись в стену. — Я не убийца, дружище, — процедил скелет, — но я надеюсь, ты усвоил урок. Ты больше не приблизишься ни ко мне, ни к моему брату. Я пока что не убийца, Гриллбз.***
Он шёл по Ватерфоллу, то и дело оглядываясь по сторонам. Пару раз его пытались окликнуть мелкие монстры, живущие в водопадах, не знающие о городских слухах, но парень не обращал на них внимания, а парочку даже грубо для самого себя оттолкнул в сторону. По скулам скатывались слёзы. Он соврал. Сказал Альфис, что будет в порядке, но на самом деле… Всё было далеко не так. Не горя желанием лишний раз беспокоить подругу, он еле сдержался, чтобы снова не разрыдаться у неё в лаборатории. Ни о какой надежде на примирение со старшим братом и речи быть не могло. Он сказал это просто так, чтобы успокоить подругу, а сам только копил в себе всю ту боль, теперь снова боясь её выплеснуть из-за возможного громкого шума, который мог бы обратить на себя внимание Андайн. Пару раз даже прижимая ладони ко рту, чтобы не закричать от переизбытка эмоций, он всё ускорял шаг, намереваясь уйти в самую дальнюю часть страны водопадов. Папирус буквально чувствовал эту боль. Боль, что пронзила его душу в прямом и переносном смысле. Ему хотелось кричать, но не было такой возможности. Хотелось плакать, рыдать, но даже слёзы постепенно заканчивались и отказывались течь из узких глазниц. Мотая головой из стороны в сторону, скелет наконец заметил проход в какую-то тёмную пещеру и резко завернул туда. В пещере было просторнее, чем он думал. Ответвление было размерами чуть больше его собственной комнаты, а потому не создавало ощущения дополнительного дискомфорта или опасения того, что на тебя давят стены. В углу был лишь один камень, на который поспешил бессильно опуститься скелет. Наконец он дал волю эмоциям. Бывший королевский страж, ранее никогда не позволяющий себе плакать так громко, сейчас рыдал навзрыд, застилая лицо уже промокшим от слёз шарфом. Хоть и не допуская истошного крика, который так и рвался наружу, он всё же чувствовал тот всплеск чувств, что накопились в нём. Он винил себя абсолютно за всё. Пусть даже за то, что сам когда-то родился. Сансу наверняка жилось бы лучше без него, вечно слишком эмоционального, даже немного эгоцентричного, путающегося под ногами скелета, тщетно пытающегося завести новых друзей или обрести популярность, но так и не добившегося такого успеха, как Санс. Брата знал весь город. Особенно посетители бара были его хорошими друзьями, а владелец же того бара… Как недавно удостоверился Папирус, был даже больше, чем его лучшим другом. Ну, а теперь… Он не нужен никому. Он потерял какое-никакое уважение всех знакомых, потерял любимую работу, потерял… Родного брата. Слёзы уже не капали. Тяжело дыша, скелет разглядывал камни на полу, как вдруг ему в голову пришла сумасшедшая идея. Он отыскал на земле самый заострённый из всех камней и аккуратно отодвинул край алой перчатки на левой руке. Тишину пронзил тихий стон боли. Несильно, но с некоторым нажимом, парень полоснул по костям, тут же инстинктивно сморщившись и сморгнув с глаз высупившие слезинки. Он понимал, что это абсурд. Но сейчас его мышлением владел будто кто-то другой. Звуковое сопровождение новой царапины не заставило себя долго ждать, и на этот раз она была куда глубже, чем первая, и Папирус скрючился, ощущая, как уровень ОЗ опустился, как минимум, на пару десятков единиц. Он смотрел на свои дрожащие руки, и будто понимал, что такими темпами скоро убьёт сам себя. Но сама безвыходность положения, ощущение полной никчемности, будто только подталкивали скелета на новый взмах каменным лезвием. Он не мог больше терпеть. Пусть он и снова ощутит эту режущую боль, но она хоть ненамного приблизит его к окончанию существования. Развернув камень в руке, он оголил руку до самой кисти, и замахнулся, готовясь нанести наиболее серьёзный удар… — Зачем ты причиняешь себе боль?