The Lost and Forgotten

Питер прижал два средних пальца к запястью и нажал. Переплетенная нить паутины выстрелила в стену перед ним, прилипая к дереву и туго натягиваясь. Потребовалось бесчисленное количество попыток, но в конце концов Питер нашел способ использовать свои новые веб-шутеры. Ну, он решил, что больше не может так это называть. Эти паутины были настолько далеки от механики, насколько это вообще возможно. Но они были похожи. До жути похожи. Он знал, что для других это будет выглядеть так, как будто нет никакой разницы вообще. Для них все будет выглядеть одинаково. Но он чувствовал разницу; теперь, вместо того чтобы ощущать тяжесть самодельных веб-шутеров, обвязанных вокруг его запястьев, он мог чувствовать паутину под кожей, ее тяжесть сидела глубоко в его руках; а также вместо того, чтобы идти ближе к его ладони, как это делал механизм, они вместо этого шли дальше по его руке, в добрых трех или четырех дюймах от основания запястья. Ну что ж, подумал Питер, отпуская паутину и наблюдая, как она отрывается от его руки, он предположил, что на самом деле не было «до» для кого-то еще. Никто не мог вспомнить веб-шутеров, которые он создал с нуля, так что для них это будет только то, кем он был. Кто такой Человек-Паук? Он сомневался, что Тони будет слишком взволнован в долгосрочной перспективе, видя, что все его собственные идеи и улучшения для веб-шутеров теперь будут бесполезны, и... Питер моргнул, реальность внезапно настигла его. А, ну да. На мгновение он действительно забыл об этом. Питер невесело ухмыльнулся про себя, глядя на свои запястья с кривой усмешкой. Прошло уже много времени с тех пор, как что-то заставляло его так забывать. Подняв глаза, Питер оглядел комнату своего чердака и со вздохом прислонился к стене. Паутина свисала почти со всех возможных мест в маленькой комнате. Она смутно напоминала комнату в доме с привидениями на Хэллоуин, как будто миллион пауков решили поселиться здесь и настояли на украшении. Питер полагал, что в каком-то смысле это было правдой. Он вернулся на чердак незадолго до рассвета. Он даже не потрудился оглянуться, чтобы убедиться, что совершенно один на улице, прежде чем начал ползти по стене. Он поскользнулся несколько раз, его пальцы все еще отказывались работать должным образом, прежде чем он, наконец, добрался до окна. Оказавшись внутри, Питер практически рухнул на кровать и проснулся только ближе к вечеру следующего дня. Он все еще чувствовал себя отвратительно. Он полагал, что именно поэтому его способность лазать была испорчена; что бы они ни сделали с ним в той лаборатории, было ли это из-за попытки вивисекции или химических веществ, которыми они отравили его, это испортило его способности. Очевидно, она дала ему новые, но в то же время решила поиздеваться над теми, что у него уже были. Как только все выровняется должным образом, все станет лучше. Он надеялся. Питер поморщился, когда опустился на матрас; его плечо пульсировало от боли. Он прижал к ней руку, массируя то, как мог, чтобы облегчить небольшую и неприятную боль. Пуля все еще оставалась внутри, его кожа теперь была темно-черной, и цвет распространялся. Несколько часов назад он попытался выковырять его ножом, но из-за того, насколько глубоко оно было и насколько болезненны были попытки выудить пулю, ему это не удалось. Всего через двадцать минут после «покушения» кожа уже покрылась струпьями и снова пыталась зажить. Это было, по меньшей мере, на сорок минут быстрее, чем обычно, и Питеру оставалось только гадать, какие еще изменения произошли в его теле. Кстати, об изменениях... Питер приподнял подол рубашки, осматривая себя. Шрам тянулся от ключицы до самой грудины. Он все еще был раздраженный и ярко-красный, хотя кожа сморщилась в слабой неудавшейся попытке заживления. Или, возможно, просто медленной попытке. Что бы Гоблин ни использовал против него, это не позволяло его телу – даже в том виде, в каком оно было сейчас – исцелить его полностью. Казалось, он чувствовал, что Питеру нужно постоянное напоминание об этом событии, отказываясь позволить ему спрятаться в своем маленьком уголке мира и вести себя так, как будто ничего не произошло. Питер не знал, что ему делать. Логически он понимал, что пуля должна выйти наружу, что, если он не хотел рисковать дальнейшим заражением и необратимым повреждением, ее нужно было удалить. За исключением того, что он не знал никакого способа сделать это, кроме как сделать это самому. Хотя он уже однажды потерпел неудачу, очевидно, что это был единственный вариант, который у него был. Ему нужно было выпить чего-нибудь, чтобы притупить боль. И что-то, чтобы извлечь пулю, но чтобы не разорвать плечо. И то, и другое было бы легко найти, но не так легко получить. Он сумел накопить всего ничего денег, и все они должны были быть использованы, когда ему исполнится восемнадцать и он сможет наконец-то выбраться из этого места. Он не притрагивался к ним уже почти два года, с тех пор как начал откладывать деньги, и не испытывал особого восторга при мысли о том, чтобы использовать их сейчас для чего-то столь нелепого. Значит, единственный выход – воровать. И вполне возможно, что именно это ему и придется сделать. Он и раньше воровал, когда наступали особенно тяжелые времена. Он ненавидел каждую минуту, каждую секунду, когда делал это, но когда вставал выбор между воровством и голодом, он, конечно же, выбрал первое. Питер вздрогнул, по его телу пробежал холодок. Он посмотрел в окно, где небо было затянуто бело-серыми облаками. Он поднялся на ноги, не обращая внимания на многочисленные нити паутины, которые касались его на ходу. Он постоял у окна несколько мгновений, просто глядя на знакомые здания снаружи и небоскребы вдалеке. Несмотря на то, что окно было закрыто, он все еще ощущал в воздухе запах снега, который должен был выпасть в течение часа. Последние две зимы были ужасными. Застряв на чердаке без отопления и даже без утепленных стен, Питер провел много холодных ночей на своем комковатом матрасе, не имея ничего, кроме куртки и тонких одеял. Он смутно задавался вопросом, впадают ли пауки в спячку, поскольку он не раз засыпал, клянясь, что это было воскресенье, а просыпаясь, находил на газетных киосках газеты на следующий четверг – иногда даже на субботу. Это было немного неприятно, но по большей части Питер не обращал на это внимания. Когда каждый день был таким же, как и предыдущий, ни один из этих дней не имел особого значения. Питер обхватил себя руками и снова задрожал, прежде чем повернуться и направиться обратно к матрасу. Он с глухим стуком сел на нее, схватил одеяло и накинул его на плечи. Он лег, свернувшись калачиком в углу, и закрыл глаза, надеясь, что когда проснется, ему исполнится восемнадцать. А еще лучше, если он вообще никогда не проснется.

***

Следующие два дня он провел, экспериментируя со своей паутиной, стреляя то так, то этак, видя, насколько они похожи и непохожи на веб-шутеры. Он обнаружил, что паутина была именно такой, как он думал, в том смысле, что она была сильнее, чем паутина на основе раствора, которую он делал сам. Прочность и гибкость – все это было намного сильнее, намного лучше, чем химическое вещество. Как это было и выдержит ли она проверку, Питер не знал. Но все равно это было захватывающе. Пулевое ранение становилось все хуже и хуже. Питер втайне желал, чтобы каким-то образом его тело само вытащило пулю; чтобы все его прежние целительные способности были усилены вместе с остальными его силами, и чтобы их действие могло доходить до самоизвлечения инородных предметов. Но этого не произошло. Ему придется выйти на улицу. Вот в этом-то все и дело. Он избегал этого, надеясь, что сможет выздороветь самостоятельно, что ему не придется резать собственные ткани и мышцы и копаться в них, пока он не найдет и не вытащит пулю неизвестно какой величины. Он мог делать это и раньше, когда получал раны, которые могли быть слишком серьезными для человека, но были слишком бессмысленными для Мстителей, оставляя его ждать, пока они не заживут сами. Он довольно хорошо научился зашивать себя; если бы только его тело сделало то же самое сейчас, только само. Но этого не произошло. И Питер логически понимал, что этого не произойдет, пока пуля не будет извлечена. Нарастающий жар в коже и тупая головная боль в затылке говорили об этом громко и ясно. Его тело замедлило распространение заразы на несколько дней, но Питер знал, что больше не может ждать. А это означало, что он должен уйти – немедленно. Тяжело вздохнув, Питер встал и подошел к окну. Он открыл его, дрожа от холодного ветра. Поднявшись и присев на подоконник, он посмотрел вниз, на землю. Он прижался губами к здоровому плечу и закашлялся; тот факт, что на земле лежал снег, но ему все еще было жарко, был сильным намеком на то, что ему нужно срочно идти. Или что он должен был уйти задолго до этого. Вопрос был в том, будут ли его пальцы работать? Питер полагал, что причина, по которой они останавливались раньше – или стали очень ненадежными – заключалась в изменении его способностей, в изменении его молекул и его тела. Прошло уже почти четыре дня с тех пор, как он сбежал от Гоблина, так что теперь все стабилизировалось, верно? Он лазил по стенам и потолку чердака, пока проверял свою паутину, и все было в порядке; но разница между пятнадцатифутовым и пятидесятифутовым падением была немного велика, и Питер не был уверен, как его тело перенесет падение. На него накатила волна тошноты, и Питер сглотнул. Пора было уходить. Выйдя на стену, Питер крепко держался за подоконник, пока наконец, глубоко вздохнув, не отпустил его. Он остался. Не теряя времени, Питер быстро спустился по стене, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что он один. Не то чтобы это имело какое-то значение в данный момент. Сейчас ему просто нужно было достать большую бутылку виски, что-то вроде пинцета и кусочек дерева, чтобы прикусить. Самохирургия была сукой. Ступив на землю, Питер поплотнее закутался в свою тонкую куртку и зашагал прочь. Винные магазины были очевидным местом для нападения. Но, будучи очевидным, они также были теми, у кого было больше всего камер безопасности. И парень, который выглядел и одевался как уличный бродяга, входя в такое место, должен был быть под пристальным наблюдением как только войдет внутрь. Значит, это был круглосуточный магазин. На открытом воздухе было бы проще всего. Он мог войти и выйти через пятнадцать секунд, и он был уверен, что его не поймают. Воры были известны тем, что у них «липкие пальцы», но, к счастью для Питера, у него они действительно были липкими. Пинцет придется искать в другом месте. Может быть, в аптеке. Но чем дороже был магазин, тем более неуместным становился Питер. И он не мог просто войти в магазин с бутылкой спиртного в руках. Так что ему придется найти место для хранения спиртного, куда он сможет быстро добраться позже. Его нужно спрятать, чтобы никто другой не смог его найти... Питер что-то промычал себе под нос, и это перешло в кашель. Может быть, сначала ему придется взять пинцет. Тогда он сможет войти и выйти из винного магазина с обоими предметами, и тогда найти кусок дерева будет проще простого. Он мог бы просто сломать кусок пола на чердаке, если бы ему пришлось, и... По спине Питера пробежал холодок, волосы встали дыбом, и через секунду он услышал звуки борьбы. Какая-то женщина закричала. Питер собрался с духом и начал осматриваться, пытаясь найти другой переулок, по которому он мог бы сбежать; какое-нибудь место, где он мог бы быстро уйти от шума, гнева и горя, и идти до тех пор, пока он больше ничего не услышит. Но других переулков не было. Он мог идти только прямо или повернуть назад. Но идти прямо означало свернуть в переулок справа впереди, откуда доносились звуки борьбы, а Питер не хотел этого делать. Он всегда избегал подобных ситуаций, прежде чем мог их увидеть. Если бы он смог видеть их, это только усложнило бы задачу смотреть в другую сторону. Но если он избегал их, то всегда мог притвориться, что шум был не таким ужасным, как казалось, и мог поверить, что сразу после его ухода пришла помощь. Ложь всегда гораздо легче проглотить, чем правду. Питер глубоко вздохнул и продолжил свой путь. Он смотрел прямо, не оборачиваясь, не останавливаясь, не оглядываясь, чтобы посмотреть, что происходит. Не оборачивайся. Не останавливайся. Не смотри, не смотри, не смотри... Однако тело, брошенное буквально перед ним и врезавшееся в стену, было трудно игнорировать, и инстинктивно Питер вскинул голову и посмотрел направо. Семеро мужчин окружили одного человека, который яростно отбивался. На земле лежала женщина, ее куртка и блузка были разорваны, а на губе виднелся кровавый след. Глядя на мужчин, Питер сразу понял, что это банда. Тот факт, что они не дрались друг с другом, но каждый из них был сосредоточен на одном человеке, который сопротивлялся, доказывал это. Питер был удивлен тем, насколько хорош был этот человек; тем, как он все еще стоял, когда... Сражаясь, мужчины переминались с ноги на ногу, и Питер замер, увидев знакомые черты лица. Человек, с которым они сражались, человек, который достойно держался против семи нападающих, был... Это был Клинт Бартон. Питеру потребовалось немало времени, чтобы осознать, что то, что он видел, было реальным; что человек, который в данный момент пытался отбиться от семи других мужчин, на самом деле был Клинтом Бартоном – на самом деле был Соколиным Глазом. Он был в штатском, в куртке и джинсах, с парой варежек, брошенных в нескольких футах от него. Он не использовал ничего, кроме кулаков, и Питер удивился, почему он не использует свой лук. И только когда его глаза скользнули по земле, он увидел оружие в углу у стены. Питер нахмурился, его широко раскрытые глаза смотрели на бой. Очевидно, кем бы ни были эти люди, они были очень хороши, если действительно смогли обезоружить Мстителя. Женщина внезапно повернулась и огляделась, прежде чем поднять глаза и встретиться взглядом с Питером. Ее собственные глаза были широко раскрыты и полны ужаса. — П-пожалуйста, — прошептала она. — Пожалуйста, помогите... Помогите, он... Их слишком много, ему нужна помощь... Питер уклонился от неожиданного внимания, уткнувшись подбородком в куртку. Это было именно то, чего он всегда хотел избежать; если люди увидят его, они могут попросить его о помощи. И он больше не хотел заниматься этими делами; он не хотел быть вовлеченным ни во что подобное, он не хотел привлекать чье-либо внимание, он не хотел быть на чьем-либо радаре, он... — Сэр, пожалуйста! Он не мог. Клинт был Мстителем, он мог больше, чем просто позаботиться о себе. Он сражался против инопланетян во время нападения на Нью-Йорк, он сражался против Таноса, он сражался со всем, что нападало на них. Он не зря был в списке контактов Тони, он не зря был Мстителем, он... — Сэр, если вы не можете, тогда, пожалуйста... пожалуйста, позвольте мне воспользоваться вашим телефоном, или... или, пожалуйста, позовите на помощь, пожалуйста, он... Он сражается с семью мужчинами, он не может продолжать и... Все в Питере кричало ему, чтобы он уходил, и уходил немедленно. Ему нужно было уйти, выбраться отсюда. Клинт сам о себе позаботится, ему не нужна была помощь, он был Мстителем, он был опытным убийцей, он был... Он проигрывал. Клинт – Соколиный Глаз – падал. Семеро мужчин, которые окружили его, наверняка получили травмы, но... но Клинт также получил увечья. Их было слишком много. Он получал слишком много ударов, и... и... Но это было невозможно. Клинт был Мстителем, попасть в этот клуб нелегко, он не мог – он не мог – он не мог на самом деле проигрывать... Питер позвонит в полицию. Он побежит и найдет ближайший выход на большую улицу, затем побежит и найдет ближайшего полицейского, или кого-то с телефоном, или... Один из мужчин, стоявший ближе к задней части группы, отстранился, его глаза бегали по сторонам, пока не остановились на женщине. Широкая улыбка обнажила кривые желтые зубы, а блеск в глазах ясно говорил о том, что творилось у него на уме. Он двинулся к ней, и женщина закричала, отползая так быстро, как только могла, не могла убежать, а Соколиный Глаз не имел возможности добраться до нее, и... Женщина снова закричала. Что-то внутри Питера щелкнуло, и прежде чем он успел подумать хоть секунду, он внезапно бросился вперед. Его рука метнулась вперед и схватила запястье мужчины как раз в тот момент, когда он собирался ухватить женщину, останавливая его на полпути. Он дернулся и испуганно вскинул голову. Какое-то мгновение нападающий смотрел на Питера широко раскрытыми глазами, потом кривая усмешка вернулась. — Я не думаю, что ты действительно хочешь связываться с нами, приятель, — мужчина сильно дернул свою руку, и по появившемуся на его лице выражению было ясно, что он думал, будто это движение освободит его. Вместо этого его рука не сдвинулась ни на дюйм. Он посмотрел на Питера, и в его улыбке мелькнул намек на гнев. — Ну ладно, если ты действительно хочешь поиграть. Он повернулся и замахнулся ногой, пнув Питера в бок. Питер, однако, почти ничего не почувствовал, и его хватка на руке мужчины только усилилась. Он оттащил противника назад, уводя его как можно дальше от женщины. Мужчина боролся. Он пинался и бил, как сумасшедший, но Питер уворачивался и блокировал каждый удар. Нападающий продолжал пытаться вырвать руку из рук Питера, но тот железной хваткой держал его запястье и не отпускал. Волосы у него на затылке вдруг встали дыбом, и Питер почувствовал, что следующий удар придется прямо в затылок. Питер инстинктивно повернул голову влево, полностью уклоняясь от удара. Он отпустил первого мужчину и обратил все свое внимание на второго, стоявшего перед ним. Они обменивались пинками и ударами в течение нескольких секунд, прежде чем оба мужчины решили попробовать ударить его по голове сзади и спереди одновременно. В одно мгновение Питер присел и описал ногой полный круг, заставив обоих врагов рухнуть на асфальт. Появился третий человек, и драка продолжилась. Это было похоже на езду на велосипеде. Он не дрался, как ему казалось, целую вечность, но все еще точно знал, что и как делать, от каких ударов уворачиваться, а какие принимать. Драка была похожа на танец, который Питер думал, что забыл, но его тело все еще помнило каждый шаг. В конце концов Питер сбил одного из них с ног, и тот остался лежать, скорчившись от боли. На смену ему пришел другой человек, и Питер мгновенно поднял ногу и пнул его. Противника отбросило назад и он полетел через переулок, пока, наконец, не врезался в кирпичную стену, где быстро упал на землю в кучу осыпавшегося кирпича и не поднялся обратно. Питер продолжал спарринг с двумя другими мужчинами еще несколько минут, прежде чем, наконец, нанес нокаутирующий удар по обоим и отправил их без сознания на землю, присоединяя к остальным. Питер мог слышать учащенное сердцебиение Клинта, мог слышать его прерывистое дыхание еще до того, как увидел его. Голова Питера наконец резко повернулась, его глаза быстро остановились на последних трех мужчинах, которые все еще окружали Мстителя. Наконец Питер смог разглядеть лицо Клинта более отчетливо. Это было нехорошо. По всему его лицу текла кровь, и на нем уже начали появляться синяки. Его глаза, хотя и начали затуманиваться, все еще были полны гнева и предвкушения борьбы. Но он все равно проигрывал. Питер не стал больше ждать. Добравшись до места схватки, Питер быстро оттащил одного из мужчин назад и ударил его прямо в грудину. Противник тут же рухнул на землю, и еще один удар ногой отправил его в полет в переулок. Вражеский удар почти пришелся ему в затылок, но Питер снова легко увернулся, развернувшись, чтобы вступить в еще одну схватку. Он почувствовал приближающийся удар в живот еще до того, как его ударили, определенно точно зная, что не сможет увернуться, но легко сможет принять его. Однако он не почувствовал ножа в руке мужчины и не понял, что тот был там, пока острие не вошло ему в бок. Хотя нож прошел значительно ниже груди и вошел в нижнюю часть живота, ему все равно казалось, что кто-то ударил его в спину и вырвал весь воздух из его легких. Питер отшатнулся, на мгновение ошеломленный. Он потряс головой, пытаясь прийти в себя как раз в тот момент, когда второй удар пришелся ему почти по голове. Но прежде чем мужчина смог ударить, его внезапно отбросило в сторону, и он шумно ударился головой о асфальт, лишившись сознания. Питер поднял глаза и увидел стоящего перед ним Соколиного Глаза, а позади него на земле лежал последний член банды. Какое-то мгновение они смотрели друг на друга, а потом Клинт тут же рухнул на землю. Питер рванулся вперед, едва успев поймать голову, прежде чем она ударилась о тротуар. — С-Соколиный Глаз. Соколиный Глаз, Клинт, где... где ты ранен, ты... — М-моя спина, — прокряхтел Клинт сквозь стиснутые зубы, его лицо исказилось от боли, когда Питер двинул его. — О-они... они достали до спины, слева... внизу слева... Питер повернул старика на бок, провел рукой по его спине, пока, наконец, не почувствовал теплое пятно крови на своих пальцах. По отсутствующему выражению лица Клинта и тому немногому, что он знал об анатомии, Питер понял, что колотая рана была не очень хорошей. Это было совсем нехорошо. По телу Питера начала пробегать паника. Им нужна была помощь, им нужна была помощь прямо сейчас. Если они этого не сделают, Соколиный Глаз либо потеряет орган, либо истечет кровью, либо... Питер услышал позади себя хныканье и резко повернул голову, встретившись взглядом с перепуганной женщиной, которая все еще лежала на земле. — В-вам нужно идти, — выдавил он из себя. — Идти. Вам нужно сходить за помощью, у него кровотечение, ему нужна помощь, он... Женщина моргнула, потом кивнула и неуверенно поднялась на ноги. Через мгновение она скрылась за углом и исчезла. Питер некоторое время смотрел ей вслед, его сердце громко билось в груди, прежде чем он снова повернулся к Соколиному Глазу. Судя по выражению его лица, по тому, как горела и одновременно бледнела его кожа, было ясно, что если женщина не найдет кого-нибудь в ближайшие несколько минут, ему конец. Оставался только один выход. — Клинт, — сказал он, поворачиваясь к Мстителю, чьи глаза были теперь закрыты. Питер похлопал его по щеке, пытаясь разбудить. — Клинт, где твой комм? Где твой коммуникатор, Клинт?! Клинт моргнул, уставившись в небо на несколько мгновений, прежде чем, наконец, понял, о чем спрашивал Питер. — Правый... правый карман. Все, кого Тони считал важными – ну, во всяком случае, те, кого он считал обязательными и главными фигурами в рискованных ситуациях – получали коммуникатор, который им было велено брать с собой, куда бы они ни пошли. На самом деле это был не более, чем старый пейджер, но чуть меньше; он активировался либо с помощью отпечатка пальца владельца, либо голосовой командой, которая затем посылала сигнал SOS на базу Мстителей и предупреждала любого Мстителя поблизости, что вы в беде. Питер инстинктивно прижал большой палец к сенсору, но, разумеется, ничего не произошло. Он выругался, белые пятнышки заплясали у него перед глазами, и он зажмурился. Он глубоко вздохнул, борясь с болью в боку и пульсацией в плече, которое было поражено больше раз, чем он мог сосчитать. Он дважды постучал по коммуникатору, и раздался тихий гудок. — Пошлите... — он закашлялся на полуслове. — Пошлите сообщение Т-Тони Старку – Клинт ранен, ему нужна помощь, пошлите... пошлите кого-нибудь за помощью, или... — Голосовая авторизация не распознана, — из коммуникатора раздался механический голос. — Пожалуйста, попробуйте еще раз. — Черт побери, — выругался Питер и поднес коммуникатор ко рту Соколиного Глаза, схватив его за плечо другой рукой. — Скажи ему, чтобы прислали помощь, — тревожно сказал он. Соколиный Глаз не ответил, и Питер начал трясти его. — Клинт! Клинт, скажи этой чертовой штуке, чтобы она прислала помощь! Просто скажи ему, чтобы тебе помогли, или пошли SOS или что-нибудь... Глаза Клинта приоткрылись, и он посмотрел на коммуникатор. К счастью, он, кажется, понял, чего от него хотел Питер, так как он кашлянул несколько раз, а затем заговорил. — П-пошли... за помощью... Пошли... помощь... Коммуникатор пискнул один раз, затем начал мигать красным. Питер чуть не рухнул от облегчения, прижавшись к Клинту, когда адреналин в его теле начал медленно спадать. Питер оставался неподвижным всего несколько мгновений, прежде чем двинуться с места. Он должен был уйти, он должен был уйти отсюда. Ему все еще нужно было найти бутылку спиртного, ему все еще нужно было найти что-то, чтобы вытащить пулю из своего плеча, и если он не уйдет сейчас, то он сомневался, что у него вообще будут силы двигаться, а это означало, что он должен был встать прямо сейчас и... и... Питер вдруг почувствовал, как ему жарко, и смутно понял, что у него поднялась температура. Ну, во всяком случае, насколько он мог судить только по своему самочувствию. Не то чтобы у него был градусник или что-то в этом роде, так что он не мог знать наверняка, но он был совершенно уверен, что он начал получать его – или уже имел его раньше – и он сомневался, что лихорадке нравится, когда ее бросают без должного внимания, как он только что сделал. Или это его тело не любило, когда его бросали? Разве это не одно и то же? Они чувствовали одно и то же. Все его тело словно горело изнутри, и Питер был уверен, что во всем виновата эта проклятая пулевая рана, так что все, что ему нужно было сделать, это просто встать на ноги, встать и пойти, найти немного алкоголя, и... и... Головная боль, отодвинувшаяся на второй план после дневных событий, внезапно дала о себе знать с новой силой, взорвавшись в висках. Питер прижал ладони к глазам и застонал от боли. Боже, как же он устал. Теперь он казался таким же усталым, как всегда. Осушенный. Измученный. То ли потому, что он жил на диете бездомного, то ли потому, что у него был метаболизм льва, он не знал. Наверное, сразу оба. Так что на самом деле все, что ему нужно было сделать, это найти немного еды и немного поспать, и тогда он будет в порядке – конечно он будет в порядке – и тогда он сможет вернуться к поиску алкоголя: немного виски, что-то, что он будет зажимать в зубах, когда его плечо начнет гореть, и когда он вонзит пальцы в свою кожу и вытащит эту проклятую пулю, он будет в порядке... он будет... Питер не осознал, когда упал на землю, только то, что в одну минуту мир был перевернут вверх дном, а в следующую Леонардо Ди Каприо перевернул его на бок. Может быть, все это было только сном, очень ярким, ужасным сном. Сон внутри сна. Или, точнее, кошмар внутри кошмара. А это означало, что все, что ему нужно было сделать, чтобы выбраться оттуда – это умереть. Он может умереть, а потом проснуться, и тогда все будет как прежде, все вернется на круги своя. У него будет Нэд, у него будет Эм-Джей, у него будет Тони, у него будет тетя Мэй – но без Эндрю. Без глупого, дебильного Эндрю. Эндрю можно было вышвырнуть на обочину, потому что он был чужим. Он не имел к этому никакого отношения. Он мог бы уехать далеко, далеко, далеко, где никто другой не смог бы его найти, где он мог бы быть один, где он мог бы продолжать быть один, где он мог бы всегда быть один, и... и... Питер закрыл глаза, и мир вокруг погрузился во тьму.