Old fairy tales are great stories for witches

Сяо Чжань при всем желании бы не мог предвидеть такой расклад: он, сидящий в гостиной ведьминого дома, ожидающий, пока Ибо переоденется и спустится. Сяо Чжань в принципе никогда бы не стал представлять себя ожидающим. Это слишком невозможно. Но, однако, он прямо сейчас сидит в гостиной ведьминого дома, пока Ибо наверху. “Раз уж все так случилось, хочу за конфетами идти с настоящим чудовищем”, — заявил ведьмочка. И что бы это ни значило, Сяо Чжань собирается претворить это “хочу” в жизнь. — Он должен остаться живым в любом случае, — тетушка Эстер больно сжимает руку своей сестры. Госпожа Ван уповает на это, но она не может не думать, что с ее мальчиком сделает демон, ведь никто ему не указ. Может, лучше сразу быть съеденным? Но старая Эстер снова больно дергает ее руку. Она старше, мудрее, ее нужно послушать, даже если все слова кажутся такими не такими, какие хочется слышать. Они достают из шкафа наряд для ведьмочки, подгоняют сразу на нем, потому что тот требует ушивки, дарят новые сережки. Ибо натягивает мягкие сапоги выше колена, кисточки по бокам привлекательно свисают. Ведьмочка закладывает за ухо светлую прядь и улыбается самому себе в зеркало. Он одет совсем как взрослый, а штаны - белые! Спускается с лестницы в нетерпении. — Хочу сливочные ириски и леденцы, — говорит Ибо, проходя обеденный стол у себя на пути. С открытием правды в его интонациях поселяется это “хочу” таким органичным вплетением, словно демон всегда был тем, кто исполняет капризы юной ведьмы. А, возможно, это стало его наказанием за все сотворенное и утаенное. Сяо Чжань не может оторвать глаз от маленькой ведьмы. Малыш так прекрасен, что демон чувствует, как превращается в пепел. «Я высекаю искры в каменных сердцах». Мягкие кисточки на высоких сапогах колеблют демоническую выдержку в одну только им ведомую сторону. — Леденцы. На палочках, — повторяет Ибо. Он замечает странно замершего демона и вскидывает тонкие брови. Сяо Чжань медленно кивает. Пышный воротник рубашки Ибо распахнут, бледные ключицы оказывают давление не хуже изящных кисточек. — Мне нужен Чудовище, чтобы все ахнули. Темные брови ведьмочки демонстрируют всю его серьезность, но демон не может оторвать взгляд от сияющих глаз. Его сердце в собственных искрах тонет, жжет так сильно, под горлом просыпается действующий вулкан. Они выходят из дома только вдвоем, бесшумно ступают по дорожке к калитке. У самой калитки изгородь проглатывает их в живой кокон, тесно-тесно придавив друг к другу, не давая просвета увидеть, что творится внутри. Девятый прижимает Ибо к себе и целует, как искрами делится, сам хочет сжечь Ибо в адском пламени. Ведьмочка упивается собственными стонами, совсем не стесняется, реакция Сяо Чжаня неимоверно нравится. И льстит. — Хочу много леденцов, — задыхаясь, шепчет Ибо. Его полные губы, и без того притягивающие взгляд, покрасневшие, открыто манят повторить поцелуй. Из кокона живой изгороди демон выносит свою ведьму на руках. Сяо Чжань — самый страшный демон адской мифологии, но даже она не в силах представить, на что он способен. Девятый беспрекословно меняет облик сексуального мужчины на безобразное чудище в потертом сюртуке. Ибо в таком восторге, что почти светится. Он красавица при настоящем Чудовище! Они ходят отдельно от остальных подростков и детей; Ибо заливисто смеется, когда в некоторых двориках черепа на калитках падают, небрежно закрепленные, Сяо Чжань молчаливо носит корзину-тыковку за своей Красавицей. В далеко за полночь они сидят на старом диване в гостиной, диван так мал, что может вместить только двоих, тесно прижатых друг к другу, чем Сяо Чжань беспрецедентно пользуется. Счастливый Ибо жонглирует конфетами без рук, отбирая леденцы в сторону. Демон смотрит, как ведьмочка складывает над столом конфеты в две стопки, потом отделяет третью — сливочные ириски нельзя смешивать с остальными! — и не может решиться с каких начать первыми. Сяо Чжаню сдерживаться дальше не представляется возможным. Все конфеты падают с глухим стуком, потому что Ибо оказывается занят в поцелуе, а колдовать, когда сосредоточен на другом, ведьмочка еще не научился. — Ты меня съешь? — спрашивает он, облизывая искусанные губы. — Да, — честно отвечает демон. Он никогда не врет, а преимущественно сейчас испытывает мазохистское удовольствие сказать это «да» вслух. — Не в традиционном смысле, — вспоминает слова тетушки Эстер Ибо. Хотя не может их интерпретировать. — Да, — Сяо Чжань улыбается кривоватой ухмылкой того, кто уличен в отсутствии совести и остальных показателях добродетели. — Почему? — Ибо задумывается, насколько это будет неприятно, а насколько — больно. — Потому что хочу тебя, — ухмылка превращается в хищный оскал, который призван пугать всех, кто его видит, но Ибо заинтересованно водит по губам демона теплыми пальцами. Кажется, ему тоже хочется. Демон перетаскивает его к себе в объятия, утыкается лбом в плечо. Ибо кладет руку ему на затылок и с удивлением чувствует мягкость, а не жесткие волосы, как, он думал, должны быть у демонов. Пропускает пряди между пальцев. Оттягивает на пробу и оказывается снова зацелован. Сяо Чжань несет свою ведьму по лестнице на руках. Кажется, он заводит новое правило. Ибо отказывается спать, он притягивает Сяо Чжаня на себя, заставляя улечься сверху, и взглядом требует продолжения. Там внизу все так сладко захвачено истомой, демон должен с этим что-нибудь сделать. — Нельзя, — глухо говорит Девятый. — До обряда нельзя. Ибо гладит его шею под воротником рубашки. — Потом будет хорошо? — его ноги оплетают демона не хуже живой изгороди, а Сяо Чжаню кажется, что его холодное сердце сжимается от боли. — Потом будет очень хорошо, — говорит он, перед тем как попробовать на вкус впадинку на шее маленькой ведьмы. — Почему меня опять вертят как хотят? — Ибо не возмущается, ему слишком лениво, сонно и как-то наплевательски. Кажется, более близкое — скорее, более правдивое — общение с недокотом наложило свой отпечаток. Ведьмочка томно тянется в кровати. — Обряд, дорогой. Ко Дню Всех Святых дом оживает еще больше. А мама, мама совершенно не подозревает об изменениях в единственном сыне. Волнение сбивает все материнские радары с нужных ориентиров. Возможно, оно и к лучшему: Ибо бы точно не смог ей объяснить того, что с ним происходит, когда Сяо Чжань оказывается так близко. А уж если мама спросит, о чем он говорит, Ибо скорее проглотит свой язык, чем признается. Ведьмочку снова одевают как куклу из старого сундука. Вертят в стороны, трижды окатывают странным ароматом из лавандового облака. Это личное облако тетушки Фэн, она дорожит им строже единственной алмазной заколки, подаренной ей в пыльном году испанским королем. Католиков ведьмы особенно любят. Тетушка Фэн рассказывает, как красива была в молодости, наверняка драгоценный Ибо унаследовал внешность от нее. Драгоценный Ибо, видевший фотографии ее молодости, хочет поспорить, но Эстер больно колет его иголкой. Под десятком слоев красного шелка Ибо чувствует себя задушенно-тяжко. Зачем все это? Он ведь уже согласен, полноценно согласен стать собственностью высшей нечисти, что ходит за ним по пятам. — Это романтично, — признается Эстер. Никто другой бы не сказал так просто и открыто, принято говорить об этом как о чем-то очень сокровенном и важном. Когда как вся сокровенность уже проведена: договор заключен, демон свое право уже огласил. Но кто не любит красивых зрелищ, захватывающей истории, демонстрацию силы? Это красиво. Размах обряда оценивается ступенью в иерархии самого демона. Он, конечно, в праве никого не приглашать, но слетится весь мир верхов адской мифологии, а они жуть какие зануды. Попробуй забыть мелочь какую или алгоритм принадлежности провести не в том порядке — живо настроение испортят. Ибо все равно. Он мысленно считает, сколько еще обещаний должен ему Сяо Чжань. Наряд феникса служит напоминанием: красный — цвет той силы, которая теперь тебя защищает, которая поглотит в случае неповиновения. Ибо повиноваться не собирается, но красный ему носить нравится больше, чем черный. Ибо своевольный: под нижнее платье он надевает те самые сапоги с кисточками. Только слепой бы не заметил, как на них смотрел демон. И пусть это может быть от его “кошачести” — завораживаться качающимися кисточками — ведьмочка предпочитает думать, что Сяо Чжаню они нравятся именно на нем. К вечеру двор и весь обрыв у дома с живой изгородью кишмя кишит разной нечистью. Демоны двух высших кругов собираются под черными сводами большого шатра. Совершенно недовольные присутствием ведьм, они вынуждены смириться с нахождением рядом. — В этом году на разлом посмотреть не выйдет, но в следующем я бы пригласил тебя к большой Северной звезде, — предлагает демон восьмого круга. Сяо Чжань согласно кивает. Ибо точно понравится остров Северной звезды. А уж небесный разлом в самайн, когда поглотители душ спускаются на Землю, должен оставить у ведьмочки неизгладимое впечатление. Хотя неизгладимое впечатление оставляет лишь ведьмочка. Оказавшийся в центре внимания, Ибо испуганным взглядом ищет того, кто все это затеял и впутал его самого. Сяо Чжань при всем желании не может быть рядом: у всего свое время. Эстер с непоколебимым выражением ведет Ибо под руку к импровизированному алтарю. Тот странно занавешен от всех полупрозрачной завесью красного с золотым. Ибо рад, чтобы будет отделен от пытливых взглядов, но ревностно хочет стребовать, почему тут золотой. Тетушка помогает сесть на подушечку, расправить складки одеяния. Она неимоверно горда племянником: он держится лучше, чем можно было надеяться. Как только Ибо принимает верное положение, под черным куполом зажигаются серебристые звездочки. Но ведьмочка ждет, что на завеси золотой тоже сменится; напрасно ждет. Золотистые всполохи остаются прежними. Ведьмочка расценивает это как флирт на стороне. Его цвет серебристый, его звезды серебристые. А на огненной завеси золотые вплетения. — Почему здесь золотой? — строго спрашивает Ибо, когда Девятый наконец тоже садится на свое место напротив него. — А? — не сразу понимает Сяо Чжань. Он не ожидает такого простого вопроса, потому что готовился к капризам и долгому объяснению тех или иных действий во время обряда. — Золотой. Почему на красном золотой? Ибо прожигает его насквозь — преимущественно сейчас — очень ревностным взглядом. — Потому что желтые блики огня ближе к этой драгоценности, — просто отвечает демон. Для него это так же обыденно, как кленовый сироп на горячих блинчиках. Ибо недоверчив, сжимает губы в тонкую полоску, но молчит. Сяо Чжань, опешивший, совершенно ничего не понимает. Подвигает все в сторону маленькой ведьмы и берется за основное. Как только пальто оказывается на земле, а кисть в его руках, все разговоры стихают. Нечисть синхронно делает шаг ближе, но за черту дозволенного переступить не решается. Они образуют круг вокруг алтаря, но расстояние и желание самого Девятого не дают им расслышать, что происходит внутри. А красная завесь надежно скрывает двоих от любопытных глаз, давая лишь разглядеть силуэты. Высшая нечисть считает ниже своего достоинства предпринимать попытки узнать, что же там происходит, поэтому некоторые переговариваются вполголоса, а некоторые стоят с высокомерным выражением лица. И только тетушка Эстер, невзирая ни на что, стоит ближе всех и не страшится пытаться разглядеть, что делается у алтаря. Ее драгоценный племянник приручит этого демона, она уверена. Сяо Чжань раскатывает между ними свиток, ведет кистью легко и непринужденно, словно Ибо, когда тот танцует. Сначала на бумаге появляется их калитка, изгородь, маленький дом. И обрыв. Острыми мазками у обрыва вырисовывается маленький силуэт в шляпе, а рядом кто-то в длинном пальто. Звезды над ними и лилии в огне. Ибо завороженно смотрит, ему так волнительно узнавать в каждом мазке их историю. С первыми росчерками кисти по бумаге под черным куполом раскатываются красные всполохи. Дальше Ибо становится страшно, потому что демон рисует незнакомые ему символы, некрасивых птиц и снова изгородь. — Я пообещаю, что со мной ты всегда будешь в безопасности, — говорит демон, не откладывая кисть. Ибо не нужно это обещание вслух, он и так знает. Он хочет обещание исполнения желаний. — А ты пообещаешь следовать за мной всегда. Ибо хмурится. — Ты должен пообещать, — Сяо Чжань рисует новый символ. Ибо знает его: этот символ есть на всех старых книгах. — Как я должен пообещать? — он не перестает хмурится. Небольшой страх окутывает медленно, от кончиков пальцев: не хочется боли, не хочется всяких кровавых обрядов. — На словах, — улыбается Сяо Чжань, который как никто знает его нелюбовь к виду крови. — На словах? — Ибо переспрашивает удостовериться, что от него ничего другого не требуется. — Просто пообещай, остальное все сделаю я сам. Ибо видит в нем своего любимого кота, единственного друга и тот самый оплот надежности в своей жизни. Что бы ни случилось, Моцарт всегда был на его стороне. — Я обещаю, — твердо говорит он, немного дрожи все же врывается в его голос. Но этого все равно достаточно, потому что согласие — всего лишь повторение. На самом деле каждый из них понимает, что вся церемония лишь обертка для зрителей, Ибо давно уже принадлежит демону, и тот в праве сотворить с ним все, что захочет. Однако у каждого теплится желание давать обещания и их же выполнять. Как еще показать другому, как он важен. Ибо на секунду щурится с сомнением, закусывает полную губу слишком уж явно. Блеск в его глазах вызывает у демона смех. Сяо Чжань издает едва слышный смешок, перед тем как все золотые блики в шатре меняются на яркий серебряный оттенок. Даже ободки кистей и браслеты на его руках становятся серебряными. Ибо удовлетворенно вздыхает. — Я обещаю. Никто из присутствующих не слышит его слов, но все прекрасно чувствуют, как нечто в атмосфере неуловимо меняется. Небольшое затишье подергивает холодная дымка, мурашки покалывают всех, воздух словно трескается от напряжения, которое внезапно подсвечивается пурпурным. Ибо замечает эти маленькие всполохи и уже готовит новую тираду о флирте на стороне, и собирается стребовать, чтобы адский демон запретил все, кроме его собственного цвета. Возможно, со временем он даже на его официальные одежды сможет навесить свои маленькие звездочки. Демон внимательно смотрит на едва уловимые эмоции на лице ведьмочки, которые так быстро сменяются; его немного пробирает на смех, но он точно держится: что-то подсказывает, что весь пафос большой церемонии пойдет прахом, если Ибо налетит на него в порыве ревности. К счастью тетушка Эстер никогда не тушуется и всегда знает, что делать. Она снова затягивает одну из старых песен, которую все ведьмы подхватывают. Морщинистые ладони высекают настоящие пурпурные искры, соприкасаясь друг с другом. Старые тетушки повторяют за ней, и вскоре все вокруг наполняется четким ритмом хлопков, а пурпурные искры ярко подсвечивают их лица. — Пурпур, — ошеломленно вздыхает Ибо. Он не замечает как плюет на условности и кидается на демона, руки отлаженным движением ложатся на сильные плечи. — Цвет твоего ковена, — посмеивается Сяо Чжань. — Разве он не должен стать красным? — Ибо с толикой злорадства рассматривает, как демоны-снобы с отвращением на лицах смотрят на действия его тетушек. — Твоя боевая тетушка выторговала принять в приданое всех их. Сяо Чжань не перестает посмеиваться. Боевой дух и бесстрашие тетушки Эстер вызывают в нем уважение. — Тогда я тоже могу тебя съесть, — Ибо делает вывод в свою сторону. На что получает утвердительный кивок и просто виснет на шее у демона. Он думает, что Сяо Чжань легко может накинуть еще завесь, чтобы уж наверняка никто не смог ничего разглядеть, но тот откидывает все, излюбленно подхватывает свою ведьму на руки и уносит в темноту, в сторону живой изгороди, которая расцветает изо всех сил. Когда он переступает порог дома, у Ибо внутри все замирает, сладкой истомой сковывает сердце и низ живота, а губы начинает покалывать. Как только дверь за ними закрывается, живая изгородь распускает свои ветки, укрывая весь дом от посторонних. Весь дом объят ее колючими объятиями, они оказываются отрезаны от всего остального мира: изгородь крепким коконом скрывает все, что должно будет произойти. Сяо Чжань хотел подождать еще до следующего праздника с консумацией, возможно, дать Ибо право свыкнуться с этой мыслью, набраться теории, однако это ведь его Ибо, с которым никогда не загадать ничего с достаточной уверенностью. И ждать вдруг становится невыносимым, неосуществимым от слова совсем, когда собственные искры выжигают сердце, а под кожей температура поднимается лишь от одного осознания, что все обещания даны, ничто не может помешать. Сяо Чжань может заставить его себя захотеть, может внушить возбуждение, граничащее с сумасшествием, и мысль, что лишь только он дарует освобождение, но никогда не станет делать этого с Ибо. Чистые эмоции ведьмочки слишком драгоценны. Демон верит, что чистые эмоции, которые читаются на лице Ибо, сильнее тех, что Сяо Чжань мог бы ему внушить. Последней здравой мыслью мелькает понимание, что теперь его жизнь перестанет быть скучной, и он сам в этом виноват, но отказываться он не собирается. Самый страшный демон адской мифологии готов променять свою скуку и ненависть заодно на один только взгляд и закусывание полной губы, на одно только “тогда я тоже тебя хочу”. Кажется, острой сладостью его так тяжело накрывает впервые, и впервые он совершенно точно шагает навстречу такому урагану. А утром на Ибо кроваво-красные отметины по всему телу, поверх вязи красивых чернильных рисунков, и он хочет байк такого же цвета; кто Сяо Чжань такой, чтобы ему отказывать.