Сухарики

Трагики у Бессмертника голодали: во-первых, еды практически нигде не было, а во-вторых самому режиссёру не нужны были ни сон, ни еда, и потому он свято верил, что его подопечные в подобных вещах тоже не нуждаются. По крайней мере очень желал в это верить. Однажды он всё-таки обнаружил, что если трагики начинают голодать, то перестают быть способны продолжать репетировать и играть. Тогда Бессмертник раздобыл для них пакет сухарей и в целях экономии решил для начала выдать им всего один на толпу. Актёры и не жаловались, думая, что на большее рассчитывать никак не могут, поэтому усердно делили один сухарь на всех. После этого Бессмертник пришёл к выводу, что одного сухаря на целый день труппе вполне хватает. Трагики Марка тоже голодали, хоть он и старался решить эту проблему – каждый день приносил орехи, сухари, частенько удавалось достать несколько яиц или банок консервов, а то и копчёное мясо. Правда, для целой труппы этого всё равно было маловато, но хоть что-то. Компенсировать он столь затруднительное положение старался всяческими проявлениями заботы о своих подопечных, – в конце концов сейчас осень, а они вынуждены в одном трико бегать туда-сюда по городу, – находил для них шарфы и иногда даже чрезмерно настойчиво пытался узнать, хорошо ли актёры себя чувствуют. Оба режиссёра давно уже поняли, что, несмотря на свою схожесть, взгляды у них во многом расходятся, и договорились ни за что не работать вместе. Каково же удивление Марка, когда прямо во время его репетиции в зал заявляется Маэстро-Номер-Два, направляясь прямо к нему, постукивая тростью, с гордо вскинутой вверх головой и сухарём в руке. В дверях останавливаются трагики Бессмертника, которые прежде явно хотели всеми силами остановить своего руководителя, а теперь лишь волнительно переминаются с ноги на ногу, не решаясь идти дальше. – Мне казалось, что вы человек честный, и наш мирный договор нарушать не станете, – начинает Марк, всё ещё не понимая, чем может быть вызван столь неожиданный визит. – Да разве ж я нарушаю? Всего лишь решил заглянуть, узнать, как вы тут проводите время, да что происходит в театре днём, – со свойственной ему ухмылочкой отвечает Бессмертник, после чего протягивает коллеге сухарь. Несколько секунд Марк недоумевающе разглядывал предложенный ему высушенный хлеб. То есть тот пришёл и занимает время от репетиции только для того, чтобы предложить сухарь? Это точно его двойник перед ним, а не какой-нибудь пародист? Или это просто новый, особый юмор такой у Бессмертника? – Зачем? Это мне? – Вам, вам, – первый вопрос старший режиссёр предпочёл проигнорировать. – Это несерьёзно. Отдайте его кому-нибудь из своих подопечных. – А они своё съели уже на... На сколько там? – Маэстро бросает осуждающий взгляд в сторону своей труппы. – На десять дней вперёд, я полагаю? Ну кто же виноват, что голодные трагики не устояли перед раскрытым пакетом сухарей! И Бессмертник совершенно случайно оказался на перекуре – вот они и бросились на этот сушёный хлеб как мухи на мёд. Нет, невозможно. Нельзя так срывать репетиции, тем более чужие. – Хорошо, давайте сюда ваш сухарь, я передам его своим актёрам, – Марк поднимается с места, опираясь на трость, но со следующей фразой стучит ею по полу, – а лучше бы давно уже взяли и сами его сгрызли, чем мешать мне работать. – Вы вроде человек вовсе не глупый, мой дорогой Марк, а понять простую фразу не можете – это для вас, вам подарок, – он шагает вперёд, сокращая дистанцию между собой и двойником. Ну если уж толпа трагиков наедается одним сухарём на целый день, то уж одному-единственному младшему режиссёру его хватит за глаза и за уши. Чем не ценный подарок, который точно поможет показать, что даже если их мнения во многом не совпадают, Марк для Бессмертника остаётся крайне интересной личностью? – Чем больше я вас слушаю, тем больше понимаю, что среди нас двоих не понимает простых фраз только один человек – вы, – младший режиссёр опасливо отшагивает назад, а дальше идти некуда – за ним стул, перед ним, причём на достаточно близком расстоянии, сам Бессмертник. И чувствуется от него какая-то угроза, эта его неожиданная настойчивость ещё хуже, чем обычно, это странное поведение – что происходит? По крайней мере, одно Марк знает точно: при таком количестве трагиков вокруг его точно не убьют и не покалечат, хотя Бессмертник может и что-то страшнее выдумать. Но конкретно сейчас он просто берёт сухарь в зубы, освобождая руки и пугающе оскаливаясь. – Бессмертник, что вы... делаете?.. Во взгляде у старшего режиссёра всё ещё читается его обыкновенная ухмылка, он делает ещё полшага вперёд, окончательно нарушая какое-либо личное пространство Марка. «Маэстро, только не кусайте...» – слышится где-то от двери, и Марк совсем не понимает, почему это он должен не кусать сухарь, который теперь держит его двойник в зубах. Увлечённый этой мыслью, он не сразу замечает, что Бессмертник уже держит одной рукой его за запястье, а другой придерживает за затылок, не позволяя больше отходить назад и даже немного притягивая к себе; наклоняется и утыкается сухарём в сомкнутые зубы, слегка стискивает волосы на затылке младшего режиссёра. Марк не в силах и шевельнуться: по телу проходит приятная дрожь от осознания своего положения, но несколько мгновений назад он усердно сопротивлялся даже попыткам Бессмертника просто поговорить, а теперь, когда начало твориться чёрт знает что, он просто не хочет больше противиться, даже будто бы слегка поддаётся, приоткрывает рот. И трагики вокруг замерли, будто даже не дыша; им, как и младшему из двойников, крайне интересно, во что это выльется и чем кончится. Бессмертник, не обнаружив никакого сопротивления, предпочитает переходить сразу к делу, уже сжимает руку на чужом затылке и проталкивает свободную половинку сухаря в чужой рот. Глаза Марка широко раскрываются, он издаёт какой-то звук, словно теперь снова резко передумал и решил всё прервать, но губы двойников мягко соприкасаются, заставляя Марка замолкнуть. В тот же момент старший режиссёр отпускает его, отстраняется, оставляя младшего с целым сухарём во рту; усмехается, но ничего не говорит, и исчезает вместе со своей труппой также быстро, как и появился. Марк раскусывает сухарь, ловя отвалившуюся половинку рукой – щёки его все красные и взгляд растерянный. Это очередная неожиданная импровизация старшего режиссёра, или... да какие тут "или" вообще могут быть! Но уточнить стоит. Потом. Трагики медленно стекаются к нему, несмотря на то, что обычно они остались бы на месте, замерев – так потом будет проще продолжить репетицию. Но сейчас они очень удивлены и у них есть множество вопросов, в частности, один из них – всё ли в порядке с их руководителем. Марк отмахивается, мол «всё хорошо», убирая остаток сухаря в карман и усаживаясь обратно на своё место, и тихо просит продолжить репетицию. Да и хорошо, что он не понял, кого и что чужие актёры просили не кусать – младшему режиссёру совершенно ни к чему знать, что Бессмертник учился целоваться сначала на сухарях, раскусывая их, когда уже совсем размокнут, а затем перешёл на трагиков – привычка кусаться осталась.