Волчий клык, вороний глаз

      Если бы Наруто попытался объяснить, насколько его душит настоявшаяся в воздухе Конохи ненависть и готовность к битве, ему не хватило бы слов ни на одном из знакомых языков. Он как никогда остро ощутил контраст между свежим, чистым, диким духом Севера и этой удушливой копотью.       Даже если эта земля и была когда-то благословлена Богами, эти Боги погрязли в крови.       И это… печалит. Он в полной мере ощутил, как сомкнулись на его шее кандалы неволи, и оттого выть хотелось ещё больше: его душа с тоской смотрит вслед утерянной свободе, как ведёт волк носом по ветру, когда его увозят в клетке из родного леса.       Ему нужно некоторое время, чтобы смириться с невозможностью своего освобождения, уверить себя, что разница всё равно невелика: умереть здесь или в любом другом месте Западных земель, ведь дни его сочтены. Хотя Коноха всё равно была бы последним местом, где он бы хотел прощаться с жизнью. Божественный Лес был гораздо менее чужд, пусть он и не жаловал гостей. И там был Итачи-сан.       Теперь Наруто, по крайней мере, был уверен, что он жив, каким-то невероятным чудом, но он оправился после выстрела Тобирамы, так ещё и вытворил такое. Теперь, когда шок после происшествия прошёл, он мог вздохнуть свободнее.       Сакура не расспрашивала его по этому поводу, хотя юноша и видел, как ей было любопытно. Она знала, что они с наёмником вместе пришли, и что Наруто вышел из Леса благодаря Итачи — его просьбе, если точнее — но она не знала, кем они приходятся друг другу, не знала, какую роль сыграли в судьбах друг у друга. Видя этот трепет перед Учихой, когда тот появился как их ниоткуда, она не знала, что думать, хотя для Узумаки всё было довольно просто: Итачи спас ему жизнь и стал его покровителем на какое-то время. Не хозяином, а покровителем, потому что в их отношениях граница господин-слуга была слабо выражена, и то скорее в силу уважения к Учихе.       Наруто был рад, что Итачи поправился.       Он задавался вопросом, что же происходит сейчас в Лесу, как проходит — эм? — знакомство братьев, чувствуют ли звери надвигающуюся угрозу, но вслух спрашивать не смел. Более того, приходилось часто этот вопрос выкидывать из головы: было дело поважнее.       Это было неожиданно.       Маяться от тревоги, витающей вокруг, было уныло, но внезапно получить против неё оружие — как минимум неожиданно.       На какую-то секунду Наруто почувствовал острое разочарование, что всё-таки погряз в местных интригах, и у него нет даже возможности просто смириться со своей близкой смертью, встретить её в спокойствии среди цветов и травы, напитавшись теплом компании Сакуры. Но секунда прошла: он лишь шире расправил плечи, поглубже втянул носом воздух и устремил взгляд навстречу надвигающемуся бою.       Юноша давно понял, что постоянно сопровождающие их с Учихой вроны — не случайность. Они слишком упрямо лезли к наёмнику, а тот не гнал их и даже подкармливал, словно бы те были его старыми друзьями. Их пиршество и постоянное присутствие в Конохе после ухода братьев было лишним подтверждением.       Но это понимание не помогло ему не испугаться до смерти, когда на окошке комнаты выросла чёрная гаркующая тень.       Как только дыхание пришло в норму и перед глазами не плясали мушки, Наруто поднялся с пола, и птица смешливо щёлкнула клювом, наклонила голову. Испуг утих, проснулся интерес, почти что детское любопытство. Он подошёл к окну и протянул руку к ворону, проверяя, улетит ли тот, но божья тварь покорно стерпела приближение человеческой руки. Пальцы коснулись перьев, и юноша кожей ощутил низкое урчание, исходящее откуда-то из чужой грудки. Вопреки мыслям, что сейчас по фалангам пальцев потечёт чёрная густая жидкость, похожая на гнилую кровь — чём чёрт не шутит, божества и всякие духи имеют склонность обладать разнообразной фактурой — его кожа ощущает лишь мягкие гладкие перья, какие и положено носить любой здоровой птице. Ворон коротко и небольно прихватывает кожу руки клювом, после чего вскакивает на чужое предплечье и гаркает.       К тому моменту в комнату заходит Сакура, растерянная внезапным и странным набором звуков из соседнего помещения.       — В чём дело?       Обеспокоенно спросила она, прежде чем её взгляд упал на птицу, сидящую на чужой руке. Брови подлетают вверх.       Наруто неловко мнётся на месте, и уголки губ дёргаются в рассеянной улыбке, пальцы зарываются в волосы на затылке, ероша их. Ворон повернул голову и одним глазом уставился на девушку, радужка сверкнула красным, и Харуно вздрогнула: холодок пробежался по загривку, к корням светло-русых, отдающих розоватым оттенком волос.       — Я не уверен, если честно, ттебаё, но мне кажется, это один из воронов Итачи-сана.       Сакура с недоумением нахмурилась и подошла, с сомнением поглядывая на птицу. Та ответила ей щелчком клюва.       — И…?       — И я не знаю. Он просто прилетел.       Ворон, походу, решил, что время и ему вступить в диалог. Он одним слитным прыжком вспорхнул на плечо юноши и оглушительно гаркнул ему прямо на ухо, заставив его дёрнуться от неожиданности и накрыть ухо ладонью, чтобы хоть немного унять появившийся звон.       Харуно растерянно попятилась назад, после чего развела руками.       — И что?       Ворон снова гаркнул и вдруг налетел на девушку, хлопая крыльями и оттесняя её к выходу. Сакура вскрикнула и сделала несколько шагов назад, пока юноша пытался утихомирить птицу, но та успокоилась лишь тогда, когда девушка окончательно ушла из комнаты. Наруто вытер пот со лба, не понимая, чем вызвана подобная вспышка агрессии:       — Хей, ты чего? Что тебя так взбесило?       Недоуменно поинтересовался он, то протягивая руки, чтобы взять птицу за бока, то одёргивая их. Он уверен, что если бы это создание могло фыркнуть, оно бы непременно это сделало.       Ворон резко прыгнул ему обратно на руку, и на секунду Наруто показалось, что радужки не просто блеснули — они вспыхнули алым, и комната вокруг поплыла.       Синие очертания помещения смазались в полумраке, замерцали оранжевые, красные, белые вспышки, но лишь на несколько секунд — Узумаки показалось, что это место было охвачено огнём. На столике в комнате лежала выгнутая в местах сгибов бумага с красной печатью, юноше показалось, что он даже понял, о чём там говорилось. Через мгновение, когда это видение померкло, он не вернулся назад, но оказался в другом месте. Он сразу узнал его — это был Лес. Чёрная гладь воды странного озера, в котором он нашёл Итачи, была узнаваема, густая тёмная зелень стремительно жухла и осыпалась, похожая на лепестки красной ржавчины, но главное было не в этом: он стоял прямо перед Тобирамой, поднявшим исполосованное когтями и растениями ружьё, и в его взгляде мерцал страх. Мир вокруг казался вязким и нечётким, и Наруто пришлось приложить усилие, чтобы обернуться…       И встретиться взглядом с собой.       За секунду до того, как чужое — его собственное — тело начнёт меняться, обрастать уродливой красной плотью, превращаясь в нечто… Нечто…       Ками-сама, что происходит?!       Белые мазки волчьих шкур, оглушительный выстрел, мерцающее пламя, тучи и ветер, сошедшие с ума — всё это угасало, падало в черноту, тем не менее оставляя чувство полного ошеломления внутри. Нутро словно куда-то упало, похолодело, внутренности скрутило.       Наруто едва успел ухватиться за край окна, чтобы не упасть на пол. Он дышал тяжело, но, казалось, ни единого глотка воздуха не доходило до лёгких.       Ворон смотрел на него с пола.       — Что… что сейчас произошло.? — спросил он и сам не узнал своего голоса, непривычно сиплого и тихого. Непонимание вызвало вспышку злости, потому что то, что он видел, его однозначно не устраивало и пугало. — Отвечай чёрт возьми!       Ворон ожидаемо не ответил, и юноша, опустившись на корточки и зарывшись руками в волосы, тихо завыл. В комнату забежала Сакура, наплевав на страх перед агрессивной птицей. Та, выполнив свой долг, отпрыгнула с пути обеспокоенной девушки, вспорхнув на подобие подоконника.       — В чём дело?!       Сакура опустилась на колени напротив парня, взволнованно стиснув его плечи и пытаясь заглянуть в лицо. Юноша помотал головой, крепко зажмурившись:       — Я не понимаю, я не понимаю…       Он не знал, как воспринимать это видение, не знал, что ему с ним делать. Оно вызывало настолько стойкое чувство ужаса, что даже успокаивающий шёпот Сакуры не был способен дойти до его бьющегося в черепной коробке разума.       Успокойся.       Наруто распахнул глаза, уставившись в пустоту перед собой.       Живо.       Голос, заглушивший собственные панические мысли, был низким, рычащим и явно не дружелюбным. В словах сквозила злоба, презрение. Казалось, нечто настолько его ненавидело — его и его панику — что выучило человеческие слова, лишь бы только приказать ему заткнуться. Сакура отпрянула, когда Узумаки резко выпрямился, оглядываясь.       — Ты это слышала?       То, как вопросительно и изумлённо округлились чужие глаза, было красноречивее любого ответа. Юноша поджал губы и через силу вздохнул, стремясь вернуть ясность рассудка.       — Ладно, забудь.       — В каком смысле забудь? Что это только что было?!       Наруто выдохнул сквозь стиснутые зубы, чуть ли не простонав:       — Не знаю!       Он провёл рукой по лицу.       — Это… это было похоже на вспышку. Как будто я на мгновение увяз в болоте, окунулся с головой: я видел документ в пожаре, Тобираму и… — комок встал поперёк горла. — себя. Но… Ками-сама, как сложно это объяснить, ттебаё… Я не могу, Сакура. Я не могу.       Он резко встал.       — Нам надо найти Итачи-сана, он должен знать.       Сакура встала следом, изумлённо вскинув брови и всё ещё явно будучи в растерянности. Её пугало то, что происходит с чужеземцем.       — Документ!       Повысил голос Наруто, тряхнув рукой. Он стал нервно мерить шагами крохотное помещение.       — Я не умею читать ваши каракули, но, мне кажется, я знаю его смысл, я понял, о чём он, ттебаё! — он поднял на неё глаза. — Тобирама пойдёт на охоту за Лесным Богом, вот он о чём, чёрт возьми! Мы должны предупредить Итачи-сана с Саске!       Он было дёрнулся к выходу, но девушка одёрнула его:       — Ты с ума сошёл?!       — Нельзя медлить!       — Если нас поймают, ты уже никого не предупредишь! Нельзя кидаться в омут с головой, дурная ты голова! Надо действовать осторожнее, в Конохе неспокойно.       Наруто едва сдержал разочарованный стон, порывисто взъерошив волосы на затылке. Хмурясь, он посмотрел в окно.       — Можно пройти через лаз.       — Можно. Главная проблема в незаметности. — вздохнула Сакура. В конце концов, уж кто-кто, а Наруто был примечательной личностью, даже когда этого никому не хотелось.       — Пробьёмся, ттебаё.       Сказано — сделано.       Однако стоило выглянуть за стену, пролезая через подгнившие от морской воды брёвна частокола, Харуно вдруг замерла и прижалась обратно к стене. Наруто сделал тоже самое, нахмурившись.       — В чём дело? — спросил он. Сакура выглянула из-за укрытия.       — Самураи… Днём я слышала что-то такое, что они приехали к господину Тобираме, просить аудиенции. Тобирама-сама отказался. Теперь, видно, будут осаду держать.       Наруто сглотнул и тихо ругнулся на своём языке. Он помнил радушие этих людей: его могло спасти только чудо. А именно Итачи. Теперь они добрались и до этих земель…       Многочисленные лагеря рассыпались чередой огней на склонах перед Конохой. Высокие флаги то тут, то там торчали из земли, паслись лошади кавалерии, расставили палатки воины.       — Чтоб их всех волки сожрали… И всем замечательно будет, ттебаё.       Сакура тихо рассмеялась, но тут же замолкла.       — Так мы не доберёмся до Леса.       — Тц. Как назло…       Вдруг Наруто взволнованно поджал губы.       — Надеюсь, Шика убежал… — сипло, на грани слышимости прошептал он.       Они не могли взять его в Коноху, и Узумаки отпустил его. По крайней мере, позволил идти, куда вздумается. Он был уверен, что его друг где-то поблизости: олень был сообразительным и чертовски верным, мог позаботится о себе, учитывая, как много вокруг зелени. Было беспокойно, да, но всё же из их пары в неприятности чаще попадал именно Наруто.       Сакура положила руку ему на плечо.       — Не переживай. Он в порядке.       Парень поджал губы, но всё же кивнул и сжал тонкую девичью ладонь на своём плече.       Прошло несколько минут молчаливого утешения, прежде чем Узумаки проморгался и вернулся в реальность, проведя свободной рукой по глазам: слёз не было, но хотелось привести себя в чувство этим жестом. Лишь встретившись с Сакурой взглядом и благодарно улыбнувшись, он отпустил её ладонь.       — Спасибо.       Он шумно вздохнул и отпрянул от стены, возвращаясь к лазу.       — Давай вернёмся. Надо подумать, как добраться до Леса мимо этих придурков.       Девушка растерянно моргнула: Наруто за время их общения казался ей рассеянным, себе на уме, однако позже она почувствовала это. Его твёрдую уверенность где-то на дне, словно основание здания, опора земли для травы, деревьев, жизни. Каким бы беспечным он не казался, этот внутренний стержень поддерживал его, возвращал спокойствие ему и окружающим. Давал веру.       И, видя, как ему вернулось самообладание после вспышки эмоций, было… почти приятно.       Облегчение тронуло лёгкие. Несмотря ни на что: на проблемы, на самураев, на приближающуюся битву, на неопределённость будущего… Глядя на него, приходила уверенность. Не в чём-то — просто уверенность. Равновесие.       Такова была удивительная способность Наруто Узумаки.       Сакура прикрыла глаза и, подавив улыбку, последовала за ним.       — Да, идём.

***

      Листья хрустели под широкими сильными лапами, сминающими короткую сочную траву. Встречающиеся на пути ветки кустарников и молодых деревьев несильно хлестали по голове и плечам, но Саске не обращал на это внимания, лишь изредка отмахиваясь от особо упругих ветвей. Блики полуденного солнца скользили по коже, и юноша время от времени щурился от яркости света.       Выше.       Выше.       Выше.       Моро ждала их у одного из высоких обрывов на краю залива. Её могучее тело лежало меж деревьев, укрытое листвой, бока мерно вздымались под густой белой шкурой.       Саске легким движением спрыгнул со спины одного из волков, лёгкой поступью достигая матери и останавливаясь у её плеча. Волчица даже не взглянула на него, продолжая наблюдать за происходящим внизу. На самом деле воин был… рад видеть её. Он ждал её столько лун, желая попросить совета — до сих пор! — но увы, сейчас было не до его душевных метаний. Юноша перевёл взгляд, чуть отодвинув ветку для лучшего обзора. Его лицо скривилось в пренебрежении.       — И как мы до сих пор их не перебили, если они сами друг друга убивают с такой готовностью…       С нескрываемой досадой пробормотал он, наблюдая за тем, как-то и дело вспыхивают заряды ружей, пушек, как омерзительно дымят костры и разрушенные лагеря, как в беспорядке несутся кони и люди. Моро лишь хмыкнула. Коноха держала оборону далеко от линии Леса. Те, кто не сражался, рубили деревья на рубеже с владениями Лесного Бога.       Юноша поморщился и накрыл нижнюю половину лица предплечьем.       — Ну и вонь…       — Они пытаются отбить наше чутьё.       Негромко произнесла она с ноткой усталости.       — Даже для этого красноглазого ублюдка слишком самонадеянно воевать на два фронта.       Фыркнул Саске, сложив руки на груди. Под локоть ткнулся нос одного из братьев, и он рассеянно провёл по чужой морде ладонью, прочёсывая пальцами жёсткую короткую шерсть.       — У них нет выбора. — Моро усмехнулась. — Они выманивают этой дешёвой провокацией наиболее слабых волей стражей, вроде вепрей.       Юноша выдохнул, резко повернувшись к волчице.       — Но разве вепри поведутся на такую уловку? Это же глупая ловушка!       — Они слишком горды и упрямы. Пойдут на бой, даже если полягут все до единого. Даже если это ловушка.       Саске поджал губы и опустил голову, со злостью уставившись себе под ноги.       — Как они могут так подставлять себя, если они — стражи Леса, стражи Лесного Бога?!       Прорычал он, но Моро лишь усмехнулась.       — Такова их природа.       Юноша с досадой стиснул кулаки, собираясь ещё что-то выпалить, как вдруг осёкся, глядя куда-то в сторону плавильни. Его рука дёрнулась на ветке, и он подался вперёд, пристальнее всматриваясь в происходящее. Слышался шум и множество окриков, ситуация явно в чём-то изменилась.       — Этот.!       Не зная, как охарактеризовать то недоразумение, которым являлся его случайный человеческий знакомый, Саске рыкнул и дёрнулся в сторону. Моро ухмыльнулась краем рта.       — Неужели щенок так повлиял на твоё отношение к людям?       Воин обернулся, нахмурившись.       — Никогда. — он глубоко вздохнул и опустил взгляд. Итачи был исключением, он… Он другой. Словно и не человек вовсе, нечто отдельное, нечто… прекрасное. И всё, что было дорого ему, становилось важным и для юноши. — Просто… Этот выродок важен.       Выпалил он, не зная, как сказать это иначе, после чего вскочил верхом на одного из волков, рысцой устремившись вниз по склону и скрывшись из поля зрения матери в первые несколько секунд. Он не планировал умирать, только не из-за человеческого придурка, а потому не посчитал нужным прощаться. А мама… Она божество. Мудрое божество. И пусть ей не дано жить вечно, она не умрёт сейчас, нет, ни за что.       Моро ничего не ответила.       Наруто знал, что это было чертовски рискованно, и всё равно он, походу, недооценил ситуацию. Однако другого выхода не было: путы самураев вокруг Конохи смыкались всё сильнее с каждым часом, и промедление могло стоить возможности выбраться.       Единственный шанс — в разгар битвы, когда силы врага сосредоточены на главных воротах Конохи.       Сакура обозвала его безумцем и дала несколько подзатыльников, её руки тряслись — Ками-сама, это слишком безумный и самонадеянный план! — но она не могла оставить Наруто без поддержки. Сама она не могла покинуть Коноху, однако девушка сделала подарок, о котором Узумаки не мог и мечтать, который мог хоть как-то помочь ему сохранить жизнь. Все в плавильне были с железом на ты, и тем не менее он почувствовал, как радостное трепетное изумление стучало в груди, когда его взгляд упал на короткое, надёжное лезвие боевого клинка, сделанного просто, но достаточно изящно и легко. Руки Харуно были способны на чудеса. Собственное родное копьё, напоминание о доме, осталось где-то в Лесу, он даже не знал, где оно и сохранилось ли оно.       Наруто глубоко втянул грудью воздух и, сжав зубами рукоять короткого клинка, нырнул в воду.       Вдох через плечо.       Рывок.       Выдох.       Вдох через плечо.       Рывок.       Выдох.       Солёная вода обволакивала тело, прибивая одежду и щипля глаза, попадая в рот и нос, щипля глаза, ботинки тормозили его, но он не останавливался, стремительными движениям рассекая рябую водную гладь. Наикратчайший путь был слишком опасен, и ему нужно было проплыть по большой дуге к противоположному берегу, чтобы минимизировать риск привлечь внимание самураев. Уж в собственном теле он не сомневался.       «Ты всё равно не дашь мне подохнуть, тварь.»       Если названный Моро «Курамой» демон и слышал его, он не отреагировал, чтобы не сбить владельца с ритма.       Узумаки удалось уплыть достаточно далеко от частокола Конохи, прежде чем наметилась проблема. Он сбавил темп, удерживаясь относительно на месте, и невнятно из-за рукояти клинка во рту шикнул:       — Чёрт…       В направлении плавильни шустро гребли двое вражеских каноэ вместимостью в пять человек.       Юноша, оглядываясь, пытался придумать, как выбраться из ситуации — холодная вода оптимизма не добавляла, скорость приближения лодок тоже. Его заметят в любой момент, а достать не такого уж ловкого в воде чужеземца стрелой труда не составит-       — Хей, гляди!       Раздалось откуда-то с лодок вместе со свистом.       «Ну всё.»       Узумаки вытащил клинок изо рта, пытаясь держаться на воде ровно, чтобы хоть попытаться защититься, когда послышался свист стрелы. Однако стреляли не по нему. Казалось, самураи забавлялись — слышался их смех. Наруто нахмурился и вытянул шею, пытаясь разглядеть из-за волн, куда они стреляют. Увидев Шикамару, он чуть не ушёл под воду.       Крик застрял в горле, когда он стиснул зубы. Нельзя. Но если эти ублюдки застрелят Шику….       Олень плыл к нему, но оставались добрые десятки метров.       Наруто судорожно слизал солёную воду с губ. Вторая лодка была довольно далеко. Лучник со смешком снова вознёс стрелу, забавляясь и собираясь стрелять по высокой дуге. Лук был ещё только у одного, остальные — их было трое — гребли и единственным оружием у них были катаны в ножнах.       Кожа рукояти затрещала в руке.       — Не трать стрелы, хватит дурью страдать.       — Да ладно, это же всего-то-       Свистящая в полёте сталь с чавканьем вонзилась в горло, перерубив трахею и артерии. Кровь брызнула на стоящего рядом самурая, когда лучник с перерубленной глоткой рухнул в воду, как подкошенный.       — Что за чёрт?!       Все в лодке на мгновение оторопели, и лишь это мгновение было у Наруто, чтобы втянуть полную грудь воздуха и уйти под воду до того, как его заметят внимательно стреляющие вокруг глазами гребцы и выхвативший из колчана стрелу лучник. О Шикамару они и думать забыли.       Узумаки морщился под водой от разжигающей глаза соли, но тем не мене смотрел вперёд. Он подплыл к покачивающемуся на волнах мёртвому лучнику и, вцепившись рукой ему в ворот для опоры, выдрал второй рукой клинок. Ленточки крови потянулись от разрубленных артерий, и юноша поморщился. Грудь начинало жечь от недостатка воздуха, и он метнул взгляд наверх, где виднелось искажённое водой изображение второго лучника. Его, Наруто, единственное спасение — неожиданность.       Он стиснул кулаки и подплыл вплотную к каноэ. Его рука накрыла деревянный борт под водой, и мир замер на три долгие секунды, прежде чем Наруто резко вынырнул из воды и, подтянувшись на бортике, перерубил тетиву лука, заставив вражескую стрелу соскочить, а самого самурая растерянно с досадой оглядеть испорченное оружие. Прежде, чем он успел бы перейти от досадливой растерянности к агрессии, Узумаки, наполовину чуть ли не залезая в лодку и тем самым раскачав её, мазнул лезвием по обратной стороне чужих коленей, перерезав незащищённые сухожилия. Самурай с воплем рухнул в воду. Наруто отцепился от бортика как раз в тот момент, когда катана чуть не отрезала ему пальцы, и схватился за упавшего лучника, вонзив клинок между защитных пластин на груди и спине, чувствуя, как скользнула по кости рёбер сталь.       Самурай тотчас затих, перестав волновать воду конвульсиями. Но юноша не спешил отпускать его. Пальцы было невозможно разжать от холодной судороги, к тому же он начал выбиваться из сил. Лёгкие горели, они никак не могли насытиться воздухом, слабость словно ножницы перерезала мышцы, лишая их натяжения, сил. Схватка потратила накопленные на переплыв силы, сбила с ритма, и страх, что он просто возьмёт и утонет здесь, в этом вонючем заливе, коснулся сердца. Наруто тряхнул головой, частично сбросив влагу с прилипших волос, и измождёно огляделся, выплёвывая попадающую в рот влагу. Его с телами двух самураев соответственно отнесло в сторону от вражеского каноэ ближе к Шике, и юноша чуть не рассмеялся от облегчения, когда почувствовал под пальцами жёсткий мех. Кое-как перебросив ногу через чужой хребет, Узумаки обхватил одной рукой чужую шею, а второй, с клинком, кое-как вцепился в рог. Откашливаясь от воды и стараясь отдышаться, он слабо, но искренне рассмеялся:       — Как же я рад тебя видеть, дружище…       Олень фыркнул, помотав головой и чуть не ударив нерадивого хозяина, вздумавшего в одиночку переплыть залив, но Наруто знал, что он тоже рад. Вдруг он похлопал его по шее и потянул за рог назад.       — Стой-стой-стой, погоди!       Он потянулся к телу самурая, подтянув его, чтобы не унесло течением раньше времени, и с некоторым затруднением стянул с него колчан стрел. Некоторые уплыли, но штуки четыре осталось.       — К тому греби.       Юноша указал на второго, чуть подальше, и Шикамару послушался. Наруто подобрал целый лук, перекинув его через голову.       — Всё, теперь плывём.       Шикамару с одобрительным фырканьем побрёл к берегу в обход второго каноэ. С ним даже попасть в поле зрения самураев было почти не проблемой. Те пустили в них несколько стрел, но будучи верхом Узумаки было гораздо легче их отбить, с хрустом переламывая древки. Спустя четыре выстрела они уплыли достаточно далеко. Да и у самураев были дела поважнее двух непонятных беглецов — их главной заботой была плавильня.       Наруто стиснул зубы: они явно собирались окружить Коноху со всех сторон, отрезав плавильню от возможного подкрепления и истощив её осадой. Ему было плевать на плавильню, но там осталась Сакура с дедушкой…       Он должен торопиться. Он не знает, как, но если он как-то переманит на свою сторону силы Леса, если он сделает хоть что-нибудь, чтобы ослабить натиск хотя бы с одной из сторон, если он…       Если он проживёт ещё хотя бы чуть-чуть до того, как демон внутри дожрёт его, он найдёт выход. Но для начала надо выжить. Сосредоточься.       Каменистая почва берега под ногами — и копытами — показалась благословением после опасной и холодной глубины. Вода ручьями стекала по шкуре и коже, одежда неудобно и комковато облепила тело, соль засыхала на коже. Наруто спешился, чуть покачнувшись. Выдохнув, он вытер лицо руками, убирая наполовину высохшие и ставшие неприятно твёрдыми волосы со лба. Шикамару опустил голову и стряхнул воду, разбрызгав её во все стороны, на что юноша лишь поморщился — и так весь в воде, какая разница, в конце концов.       Наруто поднял взгляд, оглядывая гребень холма перед ними. Дальше по линии берега подплыть было бы невозможно из-за каменистых отвесов, они и так подплыли к самой опушке. Звуки битвы всё ещё были слышны даже отсюда, но слабее, однако вместо оглушающей стрельбы его пугало другое: нотка отвратительного смрада, которой тянуло откуда-то из-за травянистого холма перед ними. И это было гораздо омерзительнее обычной вони плавильни. Тянулись ниточки дыма.       Юноша прикрыл нос запястьем, хмурясь. Что бы там ни было, им придётся идти туда.       Шикамару повиновался жесту руки, подойдя и подставив рога. Узумаки схватился и вскочил верхом, чувствуя себя хоть немного восстановившимся после опасной, беззубой пасти воды, что чуть не схлопнулась над ним и не сожрала его.       Вложив клинок в небольшие ножны чуть выше колена, которые изготовил ему дедушка Сакуры специально для сделанного ею клинка, юноша пустил Шику лёгкой рысцой вперёд, не зная, чего ждать, но чувствуя, что ничего хорошего уж точно.       Он был прав.       Стоило оказаться наверху холма, Наруто резко выдохнул, распахнув глаза и зажав рот с носом рукой от волны окатившей его вони. Под копытом Шикамару чавкнула чья-то оторванная и уже начавшая разлагаться рука, и олень дёрнулся, отшатнувшись в сторону.       Ками-сама…       Перед Узумаки растянулось поле боя.       Хотя это больше напоминало побоище, месиво из людей и зверей, их оторванных конечностей и погребённых под тушами и комками почвы тел. Некогда благородная, усеянная травой и цветами земля теперь была разрыта, перекопана, вывернута вверх тормашками. На замерших, потемневших и опавших размякших тушах пировали падальщики, и Наруто не без содрогания узнал в большинстве из них воронов Итачи.       Юноша отвернулся и ещё крепче прижал руку к лицу, едва сдержав порыв рвоты.       Он почти что с болью смотрел вперёд, где почти без проблесков свободного места лежали падшие. Другого пути не было, в обход был слишком густой лес. Слабым толчком он приказал Шике идти.       — Простите… Простите меня… Простите…       Шептал он и жмурился, не в силах смотреть, как под копытами продавливаются шкуры и кожа, хрустят кости. Холодом и желчью в желудке отдавало ощущение того, как они идут по чьим-то телам, как по мягкой пружине. Кровь и ставшая податливой плоть хлюпали и липли к копытам, стеклянные взгляды вепрей и людей были устремлены в пустоту, не показывая страха или решительности, мрачного смирения или вопиющего ужаса, которые эти создания могли испытывать в свои последние минуты…       Наруто задрожал от того, с каким холодом сжались внутренности, когда он случайно встретился взглядом с одним из мертвецов: его чёрные глаза были направлены куда-то наверх, челюсть отвисла без напряжения, а нижняя половина тела была раздавлена одним из вепрей. А в глазах было небо.       Наруто не знал, почему извинялся. Им точно не было больно, не теперь. Но он продолжал просить прощения срывающимся голосом:       — Простите…       Юноша старался больше никуда не смотреть, зажмурив глаза и низко опустив голову, позволяя Шике самому дойти до края побоища. Но он не мог не вскинуть взгляд, когда послышался чей-то окрик:       — Эй! Ты!       На секунду сердце словно остановилось, он почувствовал острую радость, что среди кровавого месива нашёлся живой человек, что он не один застрял на пиру у смерти. Однако эта ниточка облегчения быстро оборвалась, когда рядом вонзилась стрела с самурайским оперением. Шикамару отшатнулся от неё, и Узумаки втянул грудью пропитанный смрадом разложения воздух, не успев даже поморщиться от вони. Нельзя мешкать, но здесь слишком крутые и резкие овраги, в Лес не зайти, Шика себе все ноги переломает. Путь к более редкой опушке стремительно пересекался несколькими самураями, бегущими наперерез. Один из них снова целился из лука.       Наруто свёл брови к переносице, закусив губу. Он не хотел никого убивать, ну почему, почему на этой земле никогда никто не обойдётся без насилия? Здесь, среди мёртвых тел, опять и опять проливается кровь, обесценивая любые жертвы, которые несла каждая из сторон…       Быстрым движением вытащив клинок из ножен, юноша стиснул его в руке, чувствуя, как вскипает чужеродная ненависть. Она обостряла его зрение, придавала сил в держащей оружие руке, и Узумаки чувствовал, как затих весь остальной мир, оставив только его, глухой пульс в ушах и стрелу, что была готова сорваться с чужой тетивы по высокой дуге. Он чуть потянул Шику назад, неотрывно следя за остриём, когда то взмыло в воздух. Зрачки расширились, улавливая смертоносный силуэт в небе, и дыхание замерло. Он уже делал это, уже отбивал стрелы, но в этот раз почему-то всё нутро сжалось в ожидании.       Наруто не хотел убивать этих людей…       Стрела со свистом летела вниз, и Наруто молниеносным движением перерубил её.       Но ему не оставили выбора.       Не успели обломки древка упасть на землю, юноша быстрым движением стянул с себя лук и вознёс собственную стрелу. В отличие от самурая, он целился прямо — наконечник пробил чужое горло, и лучник упал замертво. Тут же была вознесена вторая стрела — незащищённая голова была пронизана насквозь. Третья отлетела от доспеха на груди, покрывающего всё, даже горло, но тем не менее Наруто нашёл брешь между деталями, и мечник упал замертво, лязгнув железными пластинами.       Узумаки уже смотрел на следующего, как вдруг пальцы схватили воздух за спиной. Стрелы кончились.       Наруто выдохнул и повернул голову, оборачиваясь и смотря себе за спину, попутно пытаясь хоть что-то отыскать, словно бы оружие могло чудесным способом вдруг оказаться в колчане. Увы, пусто. Юноша сжал кулаки и метнул взгляд на приближающихся самураев. Копейщики с нагинатами и мечники с катанами. Он не справится в ближнем бою, и бежать некуда: позади залив, а туши слишком мягкие и упругие, чтобы по ним можно было набрать скорость…       Не успел Узумаки довести мысль до конца, как в одного из самураев с размаху вонзилось лезвие копья, пробив грудину насквозь. Наруто узнал его — это было его родное копьё с Севера. Мужчина пошатнулся, и не успел он упасть, из Леса выскочил волк с наездником.       Группа самураев в ужасе отшатнулась, все попадали кто куда, когда зверь пронёсся прямо сквозь скопище людей. Саске рывком вытащил копьё из чужой груди и им же заколол ещё одного, пока оставшихся двух рвали зубами волки. Клыки с чавканьем рвали плоть, хрустело крошево костей. Крики оборвались через несколько секунд, оставляя в тишине лишь хлюпанье крови и низкое утробное рычание, исходящее откуда-то из глубины грудной клетки.       Наруто в шоке раскрыл рот, глядя широко распахнутыми глазами на представшую перед ним кровавую картину. Он обомлел, пальцы похолодели: почему-то он был уверен, что сейчас защитники Леса примутся за него.       Однако этого не произошло.       Саске поднял керамическую маску, в которой был до этого, и теперь на Наруто смотрели не пустые чёрные дыры Мононоке, а уже знакомый жгучий взгляд прищуренных злобных глаз. Воин спрыгнул с волка, оставив того дожирать плоть, и направился к иноземцу. Тот сглотнул.       — Ты что, совсем идиот?!       Наруто опешил от чужого упрёка, растерянно вскинув брови. Саске тем временем подошёл вплотную и рывком сдёрнул наездника с оленя за ногу, заставив его вскрикнуть и распластаться на том небольшом клочке земли, на котором они находились. Не успел Узумаки опомниться от удара о почву, как почувствовал остриё собственного копья у своей груди. Он замер, вскинув руки в безоружном жесте и смотря на воина над собой, щурясь от бьющего в глаза солнца.       — Итачи, — имя явно далось юноше с трудом. — чуть не отдал жизнь за тебя, и ты смеешь разбрасывать этот дар с такой небрежностью?! Хочешь ускорить свою кончину, придурок?!       Узумаки поражённо смотрел в искажённое яростью лицо, в искрящиеся чёрные глаза, неотрывно уставившиеся на него. Он потерял дар речи, услышав в гневных словах едва ощутимый призрак заботы. Не о нём. Об Итачи, о его жертве для Наруто. Он не понимал, что изменилось между этими двумя за время, пока он находился в Конохе, но это что-то явно было настолько глубоко, что изменило чужое пылающее сердце.       Наруто захлопнул рот, удержав комментарий, что, вообще-то, ради Саске Итачи тоже чуть не отдал жизнь, что он рисковал ей для него, бросившись в центр Конохи, чтобы спасти. Это было ни к чему.       Он хрипнул:       — У меня не было выбора… Я бы не пришёл, если бы у меня не было чего-то срочного. Это важно, это очень важно, Коноха собирается совершить нечто ужасное, даттебаё, и вы должны это знать!       Под конец он почти сорвался на крик, стиснув кулаки. Саске прищурился, стиснув древко копья, однако то не шевельнулось ни на дюйм.       — Какая тебе выгода защищать Лесного Бога? Ты скоро погибнешь, разве ты не хотел бы забиться куда-нибудь в угол, чтобы существовать до конца своей жизни в мнимом спокойствии, а не бегать и сражаться, даже когда эта битва не твоя?       Наруто поджал губы, и его взгляд окрасился чем-то, что было так…. Знакомо воину. Готовый отдать свою жизнь за свой дом, он узнал боль, он узнал эту решимость заплатить чем угодно, лишь бы защитить то, что дорого. Юноша на земле заговорил чётко, почти что с вызовом, и взгляд его пылал:       — Я защищаю не Лесного Бога! Я защищаю тех, кто не заслуживает смерти от вашей войны с Конохой! Мне жаль, что люди постоянно вредят вам, вашему Лесу, но не все они виноваты! Эта земля благословляет их также, как и вас, — Наруто вспомнил крохотный садик с пёстрыми цветами, овощами, травами, небольшой оазис среди глиняной империи. — для божеств, для жизни нет разницы, кому себя даровать, мы все одинаковы перед ней, и никто из нас не в праве решать, кто достоин её, а кто нет! И я… Как я смею решить уйти в сторону, когда я могу что-то сделать, когда я могу спасти то, что мне дорого?! Отдать все силы, которые у меня есть, ведь это уже всё равно ничего не стоит для меня — я скоро умру, так какого чёрта я должен умирать бесполезным и ничего не сделавшим трусом, если я могу помочь?! Даже если ничего не получится… — он тяжело сглотнул, зажмурившись. — я хотя бы не сдался.       Саске смотрел на него уже без былой ярости. Он казался ошеломлённым, уставившись на столь самоотверженного и искреннего человека под собой.       — Если Коноха. Нет, если Тобирама сделает то, что собирается, то погибнет слишком многое… Это место… Оно так красиво… Оно отвергло меня, но разве это важно, когда здесь так прекрасно.? Я не хочу, чтобы оно погибло. Ваш дом. Я не позволю этому произойти, ттебаё.       Голос сорвался на шёпот, и Наруто откинул голову назад, глубоко вздыхая. Настал долгий момент тишины.       Вдруг Узумаки ощутил, как рядом с его рукой стукнуло древко копья. Он распахнул глаза и недоуменно посмотрел на воина. Тот смотрел куда-то вниз, под ноги, озадаченно — или задумчиво? — хмурясь, словно бы все те слова, которые раздались здесь, посреди побоища, устроенного Конохой и Лесом, что-то глубоко затронули внутри него. Без вечной злобы и надменности, презрения, Наруто он сейчас казался как никогда живым и целостным, чистым, прозрачным, словно бы спокойствие обнажало кусочек его сути, показывая вместо ненависти простое понимание и сочувствие, единство с тем зелёным миром вокруг.       Они были похожи.       Наруто тоже это понял.       Он втянул носом воздух, уже почти не морщась от вони, и схватился за предложенное древко копья, опираясь о него, как о трость. И поднялся, подхваченный чужой рукой.