Тепло твоего сердца

      Я не хотела оставаться на одном и том же месте, но и бессмысленно бродить вокруг да около смысла не видела. Вот так можно определить сколько тебе осталось: если внутри пустота, значит ты мертв.       В тот день воздух начинал все больше холодать. Очередной выдох тёплого воздуха вырвался из груди белым паром, а потом постепенно рассеялся. Ветер, тормошивший еще подвижные растения и деревья, все крепче бил по щекам. С утра вся земля покрывалась кристальным инеем, который легко похрустывал под моими ногами. Все застилалось белым покрывалом и готовилось к длительной спячке и отдыху, пряча от глаз уродливую, истерзанную почву.       За столько лет ее изъездило, испахало, истерзало человечество, и сейчас, когда наступила идеальная тишина, можно было услышать ее шепот, дыхание, стоны.       Время близилось к зиме, поэтому нужно было сменить одежду на более подходящую, соответственно для этого я и выбралась в город.       Город, если его еще можно было так назвать, был наполнен различными животными: собаками, лисами, птицами, ведь там появилось много чего съестного. К примеру человеческая плоть.       Они выклевывали глаза, дрались за лишний кусочек мяса, вели себя как полноправные хозяева.       Я же была их гостем, на которого они с подозрением и опаской смотрели. Найдя первый попавшийся магазин, зашла, как обычно, через витрину и, схватив куртку потеплее, скинула рюкзак для примерки. Была на пару размеров большевата, но выбирать не приходилось и хорошо прошерстив помещение на наличие чего-то полезного, я вновь вышла на улицу.       Ветер ревел над ушами, заглушая биение моего сердца и шаги, которые обычно разносились эхом по кварталам. Я пошла дальше по улице и зашла еще в одно здание.       С того момента, как я ступила на улицы города, меня не покидало чувство, что тут я не одна. Что это? Животное? Страх? Паранойя? Или же человек?       Шумно вздохнув, я отвлеклась на ворон. Всегда их любила.       Они такие красивые и благородные. Не знаю почему, но вороны всегда у меня ассоциировались с силой, властностью и решительностью.       Черные глазки-бусинки смотрели на меня или же в меня, а затем другая, которая сидела далеко вниз по улице, каркнула и взлетела.       За ней последовали тысячи ее сородичей, и я поскользнулась, со всей силы приложившись головой об асфальт:       — Черт… — прошипела я, потирая затылок и вставая.       Где-то в дали слышались стоны ходячих, парочки, которые скорее всего отбились от стаи или вовсе ее не нашли.       Чувство все усиливалось, мерзкое, противное и всепоглощающее. Мне не было страшно, но оставалось глупое ощущение тревоги, сосущее где-то под ложечкой.       Значит нужно действовать первой — я пытаюсь замести следы, спрятавшись в магазине на втором этаже. Жду… Проходит десять минут, двадцать, сорок… На холоде быстро начинает клонить в сон, а в моменты долгого затишья всегда кажется, что это просто твоя паранойя, но голос внутри кричит, что это не так. Он старше меня, старше самого старого человека, жившего на земле, он древний и знает лучше. Это инстинкты. Это животные внутри нас. Скука затишья перехватывает инициативу, и я наконец выхожу из укрытия. Иду вглубь города по улице, изучая каждый новый закоулок.       Сердце начинает стучать где-то в горле, мешая дышать, я стараюсь не обращать на это чувство внимание. Руки сжимают кожаную рукоять ножа, следуя внутреннему кодексу — огнестрел для людей, холодное для ходячих.       Тонкий, едва уловимый скрип чужой подошвы, и я резко выворачиваю за угол, не успевая выставить вперед винтовку.       Резкий крик разрезает звенящую тишину и, ударяясь о стены, разносится сиреной над городом. Из ляжки торчит черная стрела, а пространство вокруг быстро заполняется теплой кровью, которая, испаряясь, паром замирает в морозном воздухе. Это последнее, что я помню перед ударом. Дальше тьма…

***

      Я лежу на чем-то ровном и холодном. Промерзшая земля? Бетонный пол? Слышу хруст огня и легкое тепло от него. Все тело ноет так, что даже пошевелиться невозможно.       — Я знаю, что ты очнулась, — сиплый голос прерывает безмолвие. — Кто ты, к черту, такая? И какого хрена ты преследуешь меня? — Мужчина подошел вплотную, возвышаясь.       — Я… — открыла рот, но мой голос был беззвучным. — Я не преследую тебя… Я даже без понятия кто ты…       С трудом разлепив веки, смогла получше рассмотреть силуэт мужчины с отросшими волосами, закрывающими глаза. Мешковатая одежда смотрелась нелепо на крупном теле.       Мир сделал из нас безумцев, которые никому не могут доверять. Лишь слепо полагаться на инстинкты. У нас ничего не осталось кроме интуиции, а это ровно то же самое, что с плотной повязкой на глазах пытаться забить гол Мануэлю Нойеру. Глупо.       Я была такой еще до их появления — никому не могла доверять. Вся жизнь меня учила этому. Начиная с детства, когда отец избил меня прикладом подаренного же мне автомата в двенадцать лет. Не сказать, что это было неожиданно, просто тогда он все время твердил:       «Никогда никому не верь! Все кругом предадут! Есть только ты!»       А моя кровь смешивалась с пылью его мастерской, крики ударялись о стены и замирали в ночной пустоте.       В его глазах блестел свет от уличного фонаря. В них не было ни ярости, ни ненависти, была лишь звенящая пустота, так казалось.       Мужчина присел сбоку, схватив меня за куртку, оторвал от земли и буквально выкрикнул в лицо:       — Ты врешь!       — Нет… — из груди вырвался глухой стон от острой боли в ноге и запястьях, что туго были перетянуты веревкой. Перед глазами все поплыло, настолько, что меня начало слегка подташнивать. — Я, черт подери, тебя не знаю… — протянула с трудом.       Мужчина разжал пальцы, и я упала на землю, вновь ударяясь головой.       — Черт… — Все вновь темнеет.