Assassin's Creed - Частичка братства. (Примо Фумагалли)

      После смерти сестры мы с братом решили разделиться. Все-таки мы двое вполне могли о себе позаботься сами. Только Адэлина не могла. Ради нее мы и держались вместе, а теперь мы направились в разные стороны. Туда, где каждому было проще: я – на улицы, где мне было легче добыть себе денег, а он решил пойти к наемникам, коих мы не редко встречали на улицах.       Я знал, что воры в Риме редко ходят по одиночке, а многие и вовсе состояли в гильдии, о которой, я почти ничего не знал. Потому спустя пару дней я сменил свое решение, и счел нужным найти себе компанию. Так все же легче, чем одному. Пока я был один, даже спать было трудно. На утро все еще сильно хотел спать, просыпаясь от своей дремы каждый раз, когда слышал какой-либо шорох, хоть и находился в укромном месте на одной из крыш домов.       Найти воров было не трудно – рыбак рыбака: я стал четвертым в дружной компании, с которой мы в первый же день прошлись по улицам близ Тибра – широкой реки протекающей через весь Рим. Они сделали из меня неплохого карманника.       У Алессио Вакка было смазливое, можно сказать, аристократическое лицо. Статные осанка и походка, которые так же были подчеркнуты изящно укутывающей его тело одеждой – синяя рубашка, облегающая тело, на плече серый плащ до пояса, который мог скрыть его правую руку, если тому будет надо ее спрятать, зеленый шарфик плотно закрывающий шею, подвязанные штаны не висели, как у остальных, мешковиной, и пояс, на который можно было повесить пару-тройку мешочков с деньгами или прочим добром. И все же его внешность не была вызывающей. Характер же граничил между скромностью и гордостью. Я никогда не мог понять, что это было на самом деле. В любом случае, говорил он только по делу, ровно столько, сколько нужно, в конфликты не влезал, всегда оставаясь хладнокровным. Двое других были раскованы и вели себя всегда немного по-озорному. Доменико был весьма эмоциональным малым, легко сменял радость на грусть, ярость на смущение, был очень раним, много волновался без повода и часто нервничал. Его внешность особо ничем не выделялась. Простенькая шапочка на голове, темные бегающие глазки, нос картошкой, небольшие усики под ним, казалось бы, немощное телосложение. Его было не очень хорошо заметно, потому что он ходил сгорбившись и опустив взгляд вниз, просто держа руки по бокам, изредка нервно их теребя. Я посчитал это невероятно удобным. Кто подумает на такого, что он может и украсть не мало, и исчезнуть весьма быстро? А бегал он не медленно. Впрочем, эта была черта всех, троих. Ренцо, шутник и самая горячая голова среди нас, всех поддерживал и был душой компании, вызывая желание действовать, хотя звание самой дельной головы принадлежало не ему, а Доменико. Во внешности Ренцо все говорило "вот он я, смотрите!" Это были и расстёгнутая на груди рубаха, и порванные штаны, которые опоясывал небрежно свисающий ремень с крепежами для ворованного, небольшой желтый платочек абы-как повязанный на шею и взлохмаченные волосы. Хотя последним, пожалуй, отличались все четверо. Его лицо говорило о том, что некогда он уже ответил за свою горячую натуру. Левый, из пары голубых глаз, был немного подкошен. Под ним красовался бледный протяжный шрам. Нос горбинкой. Мне иногда даже казалось странным, что тонкие губы и прижатые уши остались целы, не дополняя картину. Самым старшим среди нас был Алессио, которому, как он говорил, было двадцать два года. Хотя в наших глазах он был старше – всегда собран и спокоен. Ренцо было двадцать лет, а Доменико девятнадцать. Я был сильно младше всех, но никто на это не обращал внимания, как и на то, что Алессио был сильно всех старше. Я очень быстро осознал, как мне повезло попасть в эту компанию, где все относились друг к другу, как к семье.       Каждый из них так же, как и я, еще в детстве стал сиротой. У Алессио и Доменико судьба отчасти была похожа на мою. Последний всего полгода назад нашел себя как вора.       Каждый из них проникновенно поведал историю, которая не тронула других собеседников. Все мы, казалось бы, пережили похожие истории и просто уже привыкли к несправедливости в своей жизни. Несчастье в этом городе уже стало обыденностью. Борджиа без жалости подчиняли Рим, для войны с соседями.       Я понравился своим новым друзьям, и они пообещали, что если смогу научиться бегать по крышам, то буду в их компании.       Так что проснувшись с утра я подкрепился на оставшееся с предыдущего дня "состояние", коим оно было для меня, потому что набрал я больше, чем раньше, и только для себя. После чего мы отправились на улицы, где друзья учили меня бегать по крышам.       Выйдя на улицу, мы залезли на ближайшие крыши и просто пошли по ним куда вел Алессио, а потом Доменико. Пробегав так час, мы остановились передохнуть.       – Я знаю одно единственное правило, - сказал Ренцо, – никогда не бойся ни высоты, ни расстояния. Но всегда полезно знать, как далеко ты можешь прыгнуть. Это придет с опытом... Главное больше бегать.       Даже этот час стал для меня трудным, и небольшая передышка не особо помогла. Но отдохнув пару минут мы двинулись дальше. Меня учили взбираться на невысокие препятствия – стены, дома одного этажа и подобные препятствия. Учили прыгать как можно дальше, приземляться, дышать... На все это ушло чуть больше недели. В начале дня мы бегали, а с полудня ходили по городу обирая карманы незадачливых горожан, соревнуясь в том, кто больше сможет набрать к заходу солнца, после чего собирались в назначенном месте, чтобы отдохнуть, перекусить, выпить. Когда солнце приближалось к горизонту, мы искали себе ночлег. Обычно это были какая-нибудь крыша или подворотня, в которой люди были редким делом. Реже мы ночевали в тавернах, если на улице это было делать невозможно из-за холода или дождя. Я не понимал, почему мои друзья предпочитали тавернам или гостиницам сон под открытым небом. И не спрашивал их об этом, хотя иногда хотел, но каждый раз что-то заставляло меня молчать. Впрочем, спать под открытым небом мне нравилось, да и я давно уже к этому привык за время скитаний с братом и сестрой. Каждый раз, когда я о ней вспоминал, мне становилось грустно. Она всегда была добра и к родным, и к чужим людям, а в результате ее ждала смерть в какой-то дрянной канаве.       В тот вечер, когда Ренцо затеял разговор, который еще не раз у нас затевался и который еще не раз я вспоминал в течение своей жизни, мы нашли хорошее местечко около большого стога сена. Мы растянулись у основания стога, мы с Алессио по краям, а между нами Доменико с Ренцо, и грелись последними лучами солнца, поливавшими нас тусклым оранжевым светом. За предыдущий день я почти ничего не ел. И вот, сейчас, когда мне было голодно и грустно, я снова придался тоске, думая о несчастной судьбе моей сестренки и о неизвестной судьбе моего брата, о которой я ничего не знал, после нашего расставания. Я хотел заснуть, чтобы эти мысли прервались мгновением между закатом и рассветом, но они все настырней пытали мой ум, унося меня в пучину страхов и отчаяния.       Ренцо потянулся и широко и громко зевнул.        – Во-о-о-от пройдет еще несколько лет, и мы все баснословно разбогатеем! – разглядывая оставшуюся еще над горизонтом часть солнца сквозь пальцы произнес он. – Что вы будете делать?        – Воры, таскающие на улицах из карманов гроши, до которых могут дотянуться, заработают этим приличное состояние?! Ты как это себе представляешь? – устало откликнулся Доменико, как всегда абсолютно серьезно восприняв вопрос. – Я вообще не думаю, что мы выберемся из этой клоаки, которую мы жизнью зовем. Нам бы хоть не помереть.        – Ой, а то и без тебя не знаю, что все мы когда-нибудь подохнем! – обиделся Ренцо.        – В тебе нет ни капли романтики, Доменико. – тихо произнес Алессио и по-доброму усмехнулся. – А ты представь, что такое все-таки случиться. Что будешь делать?        – Ладно, ладно. Ваша взяла. – отмахнулся Доменико. – Что делать буду? Ха! Да чего тут думать? Куплю себе ресторан, чтоб сытно есть, паб, чтоб много пить, да бордель, чтобы девок тискать. А то и не по-одному, это же мне еще и денег принесет!       Мы рассмеялись, такой речи от Доменико никто не ждал, хотя было понятно, что он в каждой ситуации попытается найти выгоду.        – Ну, а ты? – Ренцо кинул взгляд на меня.        – А что я? Мне много не надо. Когда я был маленьким, отец начал учить меня шить одежду. Я рос, мое мастерство росло, и рос мой интерес к этому ремеслу. Мне это нравиться, и я хочу быть портным. Будут деньги – куплю себе лавочку, да и буду тихо жить. Сейчас нам именно тихой жизни не хватает. Хотя и приключения я люблю. А вот, может быть, да! Буду бродячим портным!        – Ого! – протянул Ренцо, и они на пару с Доменико рассмеялись, на что Алессио лишь улыбнулся.        – Да! А что? Куплю себе большую повозку, пару-тройку лошадок, да и поеду по миру колесить. – продолжал я. – Посмотрю на мир, на то как шьют портные в других странах, сам научусь... Мои одежды ведь там тоже будут диковинками, продавать можно дороже, чем здесь!        – Грандиозно! – усмехнулся Доменико.       Я только пожал плечами.        – Да уж. Много ему не надо. – передразнил меня Ренцо, и мы все снова рассмеялись.       Посмеявшись, мы ненадолго замолкли. Каждый погрузился в свои мысли.        – Я бы купил себе домик где-нибудь в глуши, – вдруг тихо заговорил Алессио, – и жил бы там с женой и детьми. Долго, тихо и беззаботно.        – И все?! – воскликнул Ренцо. – Никаких авантюр, стремлений к богатству или власти? Без пьянства и разврата?        – Почему нет? – ответил Алессио, сонно потянулся и стал делать себе маленькую подушку из сена под головой. – Я в жизни повидал достаточно, да и человек я такой. Так что да, вот и все. А ты-то, чтобы делал?        – Не знаю, не знаю. Я даже и не думал, мне интересно было о вас послушать. – протараторил он и задумался, глядя в темнеющее небо, после чего встрепенулся и выдал. – Да ладно, кого я буду обманывать?! Буду пить и блудить, пока деньги не кончатся, а потом просто возьмусь за старое! Мне нравиться воровать, спать, где придется, бегать по крышам. И с вами мне весело. Ну, а что, в самом деле!? Зарабатывать по-другому мне ума не хватить, и заниматься я больше ничем не умею.        – Еще много времени, ты можешь научиться. – сказал Алессио.        – Говорю же: ума не хватит. – только и ответил Ренцо.       Доменико усмехнулся, и мы снова погрузились в молчание. На этот раз уже надолго.        – Мама! – Простонал я и все обратили внимание ко мне. – Прости меня.       Я лежал, отвернувшись от них, а когда заговорил перевернулся на спину. Сквозь закрытые глаза текли слезы.        – Примо, ты чего? – тихо спросил Ренцо и потянул ко моему плечу руку.       Ее поймал Доменико.        – Он спит, не тревожь. – прошептал он.       Алессио сел и посмотрел на меня. Подумав немного, он снял свой плащ и накрыл им меня, словно одеялом. Я вцепился в плащ дрожащими руками, укутался и снова отвернулся в сторону, изредка всхлипывая от тревожного сна.        – Жалко его. – прошептал Ренцо откидывая голову на солому.        – Он не так давно лишился дома и семьи. – сказал Алессио, ложась на прежнее место. – К тому же, он еще очень молодой. Мы все прошли через что-то подобное.        – Да, – вздохнул Доменико, – только вот мы привыкли.        – И он привыкнет. – ответил Алессио. – Нужно время.              О том, что случилось, после того, как я заснул, мне рассказал Алессио на следующее утро. Мне стало стыдно, но он лишь подбодрил, сказав, что такое бывает со всеми. После его слов мне стало легче, и жизнь продолжалась так же, как и раньше.       Просыпаясь, мы снова пускались в путь. Мы начали устраивать гонки между собой по прохождению пути из одного места в другое. Поначалу я все время приходил последним, но потом, когда моя физическая форма стала приходить в норму, я стал вырываться вперед. Моя первая выигранная гонка была выиграна малой хитростью: я не забирался на крыши, как это делали мои друзья при первой же возможности, а бежал по улице пока это было возможно, а когда не оставалось выбора карабкался вверх.        – Ну, это нечестно! – возмутился Алессио, уперев руки в бока и согнувшись пытаясь отдышаться.       – Ну, тогда можно установить правило: весь путь должен быть пройден по крыше, – сказал Ренцо, – спускаться на землю нельзя.        – Ладно, – развел руками я.       Но проигрывать при новых правилах я не стал.        – Да как ты это делаешь?! – уже после третьего дня только моих побед Ренцо был зол ни то на меня, за мои победы, ни то на себя, за проигрыши.        – Сам смотри, – ответил я, уперев руки в колени, пытаясь отдышаться, – вы бежите по всем крышам напрямую, а я выбираю путь, где высота почти не меняется, или только там, где она только снижается. Так бежать легче, будто по земле, со спуском и того легче. А карабкаться вверх только если выбора нет.        – Да, это действительно неплохо. – усевшись с размышлениями сказал Доменико.       Конечно проблем мы не избегали. Уже на четвертый день тренировок нас заметил стражник. Всех, кроме меня. И пока он держал арбалет наготове, расписывал долгую и мучительную смерть моим товарищам, со страхом глядевших на него и боясь даже двинуться, я подкрался с сзади к нему. Стражник с криками, которые могли бы услышать даже в Ватикане, полетел с крыши, расшибив голову о тротуар. Так я впервые в своей жизни кого-то убил, прочем это не произвело на меня особого впечатления. Только кровь ударила в голову, породив панику. Я пошатнулся и отошел от края.       Быстро оправившись я посмотрел на друзей, которые стояли одной кучей и смотрели на меня, и крикнул:        – Давайте быстрей! Валим!       После чего я прыгнул на соседнюю крышу, а они последовали моему примеру.       Отбежав подальше и успокоившись, мы уселись на разгоряченную солнцем крышу.        – Я к ним и подходить всегда боялся. – сказал Доменико нервно потирая локоть и бросил взгляд на уходящее из зенита солнце.       – Они враги, – сказал я, прислонившись к трубе, торчавшей прямо в середине крыши, – они по своему желанию служат Борджиа и их террору. Хотя убивать это...       Меня передернуло. Убивать мне не хотелось и не понравилось.        – Верно! – сказал Алессио. – Так с ними и надо.        – Хорошо, что ты с нами. – грустно улыбнулся Доменико и хлопнул меня по плечу.              Мы с друзьями бегали пять месяцев, будто к чему-то готовясь, пока они вспомнили, чему забыли меня научить. Хотя я действительно тренировался не просто так.       Один раз наш путь лег через Тибр и тогда они, втроем, как один, перепрыгнули через ограды на краю реки и нырнули в воду. Только добравшись до другого берега, они обнаружили, что я остался на том, с которого они ныряли.        – Ты чего? – крикнул мне Ренцо со своего берега.        – Я боюсь! – ответил я.        – Почему это, котенок? – усмехнулся он.       Я послал ему злобный взгляд.        – Я не умею плавать!        – Э-э, что? – удивился он.        – Мы об этом даже и не думали. – Алессио нахмурился.       Ренцо указал мне рукой на крышу и сделал знак, который у нас означал, что мы встречаемся там. Собравшись там вчетвером, мы посмеялись над нашей проблемой, и через три дня меня уже научили плавать. Это было мне весьма полезно, ведь иногда не оставалось выбора, когда нужно было убежать или спрятаться, и тогда река, преграждавшая мне путь, становилась спасением.       Еще спустя месяц Алессио принес хорошую весть.        – Мы можем попасть в гильдию воров! – воскликнул он, только войдя в таверну и у видев нас.       С этого момента внимание трех остальных было ему обеспечено. Мы думали, что это как-то повлияет на нашу жизнь, но это едва ли было так.