Антипатия

Поселение волков дремало. Этот сон был беспокойным, дерганным, на грани с постоянным ощущением опасности — змеи, свернувшейся клубком где-то глубоко в норе. Для Жана эта ночь была самым спокойным временем, потому что большинство волков и другие жители городка, не занятые патрулем, спали. Во время бодрствования они все еще были невыносимы, даже хуже, чем прежде. Джереми ушел спать пару часов назад. Он всегда приходил к Жану, когда не был занят делами стаи. Его компания была приятной, всегда теплой, иногда даже слишком; Жан, отвыкший от человеческого ощущения температуры, зачастую обнаруживал, что его ладони потеют, хочется сделать глоток свежего воздуха. В такие моменты он предлагал Джереми прогуляться. Наверное, это было частью волчьей магии. Жан никогда не утруждал себя изучением оборотней. Он жил в окружении древних вампиров, в их имениях и холодных, но роскошных подземельях, где было безопасно. Но по правде сказать, в тех кругах оборотней в принципе не рассматривали как угрозу, скорее к ним относились как к чему-то посредственному и даже грязному. О них не упоминали в беседах, не учитывали в своих планах. Заботу о них поручали низшим звеньям, которым удавалось занимать местных оборотней мелкой беготней, буквально водить их за нос, чтобы они не мешали воплощению «высших целей». Проведя в окружении оборотней уже довольно много времени, Жан все еще не смог сделать вывод, правы ли были насчет них вампиры. Возможно, ими не стоило так уж пренебрегать. Жану была знакома боль от их зубов, которая долго не проходила; он знал ощущение от раны, которая могла быть фатальной для вампира. Они были грозной силой, способной при должной организации заставить вампиров задуматься и сбросить с них спесь высокомерия относительно волков. Но в этом и был ключевой момент — оборотням не хватало организации. Они были вспыльчивыми и горячими существами. В большинстве своем честными и простыми, не способными тягаться с вампирскими интригами. У них не было корыстных, хитрых лидеров, потому что сила избирала вожака сама. О том, какой древний механизм был заложен в этом, не знали толком даже старейшины. Жан подозревал, что какие-то знания должны были храниться в их библиотеках и пещерах, но они не горели желанием их расшифровывать. Несмотря на всю свою горячность, они казались какими-то инертными, особенно после того как обзаводились «щенками». Может быть, в этом и крылось их нежелание ввязываться в глобальную войну с вампирами. Они, в конце концов, были живыми, предпочитали заботиться о своем потомстве и справедливо охранять вверенные им территории. Они охраняли баланс, следуя заложенной в их крови истории. И если оборотню предоставить выбор: попытаться поставить вампиров на место или же сохранять мир и не допускать чрезмерной вампирской активности, волк, несомненно, при всей своей ненависти, выберет второй вариант. Иногда Жан вспоминал бесконечные разглагольствования Джексона, который хоть и любил смешивать оборотней с грязью, но в целом в его рассуждениях было зерно истины: оборотни не развивались так быстро, как вампиры. Но теперь Жан знал Джереми. Последнее время, когда наступило некоторое затишье после той потасовки с Джексоном, им удавалось много разговаривать. Однажды Джереми просто сказал, непринужденно пожав плечами: — Вампиры просто бесятся со скуки, потому что не знают, что делать со своей вечностью. И я не говорю, что это плохо; они делают этот мир интереснее. Хотя, я бы предпочел, чтобы они увлеклись, может быть, технологиями или попробовали пробраться в космос, например? — Мы не сможем выжить в космосе без крови, — напомнил ему Жан. — Да, точно, прости… Но все равно, исследования? Литература? Искусство, в конце концов? У вас есть все время мира, чтобы создавать шедевры. — Ты слишком недооцениваешь силу жажды… Ты не можешь понять, что это такое. Если говорить о чем-то первобытном, не брать в расчет развитие и интеллект, именно жажда способна отбросить все назад, именно на крови строится вся иерархия, мотивы и так далее. Это самое сердце нашей сущности, и про нее нельзя забывать. — Сказал мне вампир, способный ее контролировать? — Джереми улыбнулся. От этой простой и доброй улыбки, в которой было слишком много восхищения и наивной надежды, Жан поежился. — Брось, ты же знаешь, что моя сила ограничена и временем, и расстоянием, а еще… Она не будет работать, если я буду недостаточно хорошо питаться. Мне тоже нужна кровь. И к тому же… Скорее всего, я такой один. В теории, если мы будем рассуждать глобально, я не смогу разорваться на весь земной шар. — Ты уникальный, да, — Джереми довольно кивнул, и Жан снова почувствовал это неуютное, сбивающее с толку чувство, которое все чаще появлялось при общении с Джереми. — Как и остальные. И все наши способности, хоть и редки, но в целом направлены на совершенствование убийств. И если люди прочухают про наше существование, распробуют угрозу, я не думаю, что этих сил хватит, чтобы защититься. Поэтому, например, мой бывший клан и работает на опережение. — Ты сейчас пытаешься пропагандировать мне свою идеологию? — Джереми напустил на себя серьезный вид, но Жан видел, как блестят его глаза, в которых не было злобы. Ему захотелось сказать, что Джереми тоже был уникальным среди оборотней, но прикусил язык, пока эти слова не сорвались с него. — Я просто пытаюсь объяснить тебе примитивные причины. Чтобы ты понял, что за этим стоит. У каждого вида, живого или мертвого, на этой планете свои интересы. — С этим не поспоришь. Но методы… Я не могу одобрить ваши. — Больше не мои, — тихо произнес Жан. — Я буду рад, если это окажется правдой. Жан подбирался к нему осторожно. И маленькими фразами, вроде этого разговора, и долгими описаниями быта главенствующей семьи. Он внимательно слушал то, что Джереми рассказывал ему об оборотнях и не слишком спорил там, где так сильно хотелось высказаться (особенно когда Джереми каким-то образом начинал защищать своих брюзжащих старейшин). Он не знал, к какому итогу он шел. Но нельзя было не признать того факта, что общение с Джереми его увлекало. Гораздо больше, чем ему хотелось бы. Сегодняшняя луна была увядающей и оранжевой, она горела тонким полумесяцем из пламени, теплое отражение солнца падало на темные, тихие леса. Жан все еще не спал после ухода Джереми. Сегодня они не говорили про текущие дела, не обсуждали прошлое. Джереми вернулся после очередного собрания стаи совершенно выжатым, такое случалось с ним редко, но Жан подозревал, что будет случаться чаще. Слишком многое начинало происходить на их территориях, и даже одного присутствия Жана на окраине было достаточно для общего негодования, не говоря уже обо всем остальном. Смерть молодого волка во время визита Джексона и компании была сильным ударом. Джереми пришел около полуночи и сказал, что просто хочет упасть на диван и смотреть какой-нибудь глупый человеческий фильм. Жан хотел спросить его, что произошло, но решил сделать это попозже. Когда Джереми расслабится, немного отдохнет и станет более разговорчивым. Жан очень сильно нуждался в информации, потому что пребывал в неведении. Кевин и остальные вампиры не объявлялись, ничего не рассказывали, а с оборотнями стоило быть еще более осторожным. Джереми почти сразу притащил в домик после появления Жана старенький ноутбук, чтобы тому «не было совсем тоскливо», именно им они и воспользовались сегодня. Жан относился к такому досугу скептически. Если подумать, то Жан не мог толком понять, что делал в такие моменты раньше. У него всегда было занятие: анализировать расходы имения, выполнять мелкие поручения Рико, обслуживать его, отчитываться, ожидать приказов или отбирать кандидатов для нужд. Заниматься текущим бизнесом клана, иногда тренировать вампиров для отбора людей и пробовать кровь, ради своего господина. И еще множество других обязанностей, которые можно было объяснить одним словом — служение. Когда Жан оставался один, он любил наслаждаться окружением. Если они пребывали в Японии, он пользовался часами спокойствия, наблюдал за природой, пейзажами. Наслаждался временем, когда Рико не испытывал на нем свою силу. Именно поэтому ему было в новинку думать о том, чем заняться. Безусловно, он планировал, охотился (очень осторожно, не убивая), но во всем остальном он столкнулся с проблемой. Он просто не знал, что делать, чего хотеть для себя. Джереми в этом плане был гораздо более продвинутым. Он мог подшучивать над Жаном за то, что тот не был в курсе тенденций смертных и их популярных медиа (как вы вообще собираетесь ими управлять, если не интересуетесь интернетом?), но не злобно, скорее он старался его просвещать, несмотря на то, что у него хватало своих забот, да и ситуация в целом была неспокойной. Жан встречал эти его порывы с сарказмом, и был удивлен, когда его увлек какой-то глупый сериал, над которым хотелось смеяться, даже если шутки были не слишком ему понятны. Сегодня Джереми включил фильм и смотрел его без интереса, Жан не мог не заметить складку между его бровями, временами отсутствующий взгляд и сдержанные реакции. Это говорило о том, что что-то все-таки происходило, просто держалось в секрете от Жана. Ему не доверяли. Они провели полтора часа почти в полной тишине. Мягкий, старый диван, продавленный со всех сторон, создавал ощущение комфортного уюта, которое Жану совсем не нравилось, оно заставляло его нервничать. Он не мог долго сдерживаться, поэтому ближе к концу фильма, на который практически не обращал внимая, тихо спросил: — Они снова требовали от меня избавиться? — Это обязательная тема, без нее никуда, — сказал Джереми. — И что ты сказал? — Как обычно, — отозвался Джереми. Он немного передвинулся, его горячее плечо коснулось Жана, и грело, как надоедливая печка. Жан хотел отодвинуться, но решил, что лучше этого не делать, надо потерпеть. Джереми не был тактильным существом, но Жан уже успел заметить, что подобные жесты делали его сговорчивее. — Ты знаешь мою позицию, я сказал все то же самое. — А что с остальными? Есть какие-нибудь новости от Ваймака? В своих вопросах Жан всегда использовал Ваймака, как главного. Оборотням такое отношение к нему, как к вожаку, было привычнее, хотя и было понятно, что Жан интересовался Нилом Джостеном. Температура тела Джереми повысилась. Жан чувствовал своей кожей, всем своим существом, как увеличивается градус, как напрягаются мышцы. Это было физическим ощущением, непривычной сенсацией, заставляющей его холодное мертвое тело сопротивляться и отстраняться, как от болезненного огня. Эта противоположность оборотней была пугающей, но в тоже время такой странной. Если к жизненной силе людей тянуло, ее хотелось поглотить, то энергия оборотней была обжигающей. Жан слышал уверенное сердцебиение Джереми, чуть учащенное, что было нормально для волков в обычном состоянии, чувствовал его волчью природу, полыхающую повсюду в его теле. Инстинкты, обоняние (ох уж этот запах паленой псины), все кричало о том, что нужно держаться от этого подальше. — Ничего, — ответил Джереми. — У меня нет никакой информации для тебя. Прости. Джереми не умел толком врать. Если он пытался это делать, то у него получалось крайне неловко, у него появлялось при этом такое выражение лица, будто слова выступали против всей его природы, как бы он ни старался. Именно такое выражение было у него в этот момент, а в его «прости» звучала настоящая просьба, как будто он был в чем-то реально виноват. Жан проглотил это и кивнул. — Жаль, — сказал он тихо. — Я бы хотел помочь, если бы мог. — Ты и так очень много делаешь, особенно для Эбигейл. Спасибо. Жан помогал этой молодой вампирше больше не совершать непоправимых поступков. Он сопровождал ее на охотах, облегчая ее жажду достаточно для того, чтобы она не убивала, но не слишком сильно, чтобы понимала, по какой грани ходит. Она находилась на том этапе своей осознанности, когда вскоре перестанет нуждаться в его силе. Поэтому она все чаще разговаривала с ним, и эти беседы Жану не нравились. Эта женщина когда-то была слишком близка к Веснински и Морияма, а затем стала слишком далека. Она говорила общими воспоминаниями и имела свое мнение на все происходящее, задавала вопросы Жану, но не с целью получения информации. Она больше интересовалась его ощущениями и мыслями, что еще больше выводило его из себя. Ее практичная и в то же время эмпатичная натура, сохранившаяся после обращения, доставляла Жану неудобства эмоционального характера, с которыми он не хотел бы сталкиваться. — Это меньшее, что я могу сделать сейчас, — скромно ответил Жан. — Не притворяйся, я знаю, каких усилий это тебе стоит, — искренне ответил Джереми. Он повернулся к Жану, наконец-то, посмотрел ему в глаза своим прямым честным взглядом, и Жан не смог его выдержать. Просто не смог. Когда Джереми смотрел на него вот так, со всей своей волчьей непосредственностью, как будто ожидал прямой передачи мыслей и чувств, словно внутри своей стаи, Жан терялся. Он не был частью стаи. Такой Джереми действовал на него, как отравляющий элемент, забирался ему под кожу, расстраивал мысли и заставлял думать в другом ключе, слишком добром для восприятия Жана. Кто бы мог подумать, что пресловутое сочувствие и доброта могут быть такими токсичными. Самое страшное было в том, что Джереми не притворялся насчет того, что делает это просто так. Он говорил, что если спрашивает что-то из интереса — то ему было действительно интересно, а если он хотел получить информацию о кланах вампиров взамен — то заявлял об этом перед вопросом, а не после. Он не раз упоминал о самой первой их договоренности за спасение Жана, не стыдился ее. Именно поэтому, чем больше Жан узнавал его, тем больше понимал, как сложно было им манипулировать. — Спасибо. Мне очень непривычно это говорить, но спасибо. Что видишь это, — Жан выдохнул. Ему захотелось выйти на улицу, подышать, как человеку, свежим воздухом. Джереми нашел его ладонь, обернул вокруг нее свои горячие (раскаленные) пальцы, и улыбнулся, не глядя на Жана. Он уставился на экран ноутбука, Жан почувствовал, как он расслабился, и не мог не думать о том, что сейчас наступил один из лучших моментов, чтобы свернуть ему шею. В кармане Жана потяжелел мобильный телефон. Там было сообщение, которое пришло многие часы назад, которое он видел, но на которое никак не мог решиться ответить. Если бы Рико сейчас видел его колебания, то помог бы ему. Без церемоний и предупреждений, он бы сразу нашел способ привести Жана в чувство. Он бы пригласил его к себе в покои, приказал бы опуститься на колени и долго бы молчал, занимаясь своими делами. А потом, в любой момент, не смотря на Жана, применил бы свою силу. Жан бы закричал, но в то же время был бы уверен, что хозяин его видел, что он не был бесполезным вампиром, стоящим на коленях. Он получал бы благословенное внимание. — Тебе нужно отдохнуть, — сказал Жан. Фильм еще не закончился. — Ты смертный, хоть и волк, тебе нужно спать, чтобы восстановить силы. И есть. У тебя же есть еда дома? — У нас всегда есть еда в холодильнике, — сказал Джереми. — Всегда есть мясо, любое, и овощи. Всегда есть полуфабрикаты, целая морозилка, а у вожака…. Хоть открывай домашний ресторан, на любой вкус. Бесконечные запасы замороженной пиццы, которую может приготовить в микроволновке даже такой болван, как я, и быстрорастворимая лапша. Целый шкаф… Чего ты смеешься? Волки очень много едят. Жан не знал, почему хихикал. Понятие еды ограничивалось для него запасами холодной крови и теплыми, живыми сердцами на улицах. Довольно скудное сравнение с полными холодильниками, как описывал Джереми. Жан с удовольствием навернул бы сейчас лазанью, если бы вспомнил, что такое людской голод. — Так иди поешь. Уже ночь, а после еды хорошо спать, даже для таких как я. — Не могу не согласиться, — ответил Джереми. — Кстати, сегодня ночью должны подвезти запас пакетированной крови. Я зайду к тебе, как будет возможность. — Уже и так поздно, не утруждай себя. Это потерпит до завтра. — Тогда мне придется его спрятать… — Придумаешь что-нибудь, — отмахнулся Жан. — Не стоит сюда так часто бегать. Хочешь, чтобы твои опять начали болтать? Джереми пришлось согласиться, хоть и ему это и не нравилось. Когда он, наконец, ушел, Жан выключил свет и с тяжестью опустился на диван. Он сидел неподвижно, не замечая течения времени, ему не хотелось ни о чем думать. Выяснить, что происходило с Нилом Джостеном ему так и не удалось. Телефон в его кармане завибрировал. Жан вздрогнул, сжал зубы и сдавленно выдохнул. Он задрожал, холод прошелся по всему его телу, когда вибрация не прекратилась, оказавшись настойчивым звонком. Он не мог не поднять трубку. Проводя по экрану, его пальцы тряслись так сильно, что он чуть было не промахнулся. — Привет. Как ты? Голос Рико был таким мягким и желанным, что Жану захотелось завыть от нахлынувшей на него тоски. Если бы Рико находился сейчас рядом с ним, Жан припал бы к его ногам и поцеловал ладонь. Такое настроение Рико, судя по интонациям, было всегда самым опасным, и сгладить его можно было лишь одним способом — абсолютной покорностью. — Со мной все в порядке, мой господин. — Хорошо там устроился? Видимо, слишком уж хорошо, раз не читаешь мои сообщения, — Рико усмехнулся. — Я был занят волком, — тихо ответил Жан. И тут же подумал, что не стоило этого говорить, потому что он сам сейчас вырыл себе могилу. Как будто до этого он уже не был в этой могиле. — О, это похвально. И каков же он? — Ничего особенного, слишком наивен, — ответил Жан. — Если ты не понял, мне нужны подробности. Неужели ты успел забыть, как нужно разговаривать со мной? Это приказ, докладывай, — голос Рико был все еще спокоен и, можно сказать, добродушен. Жан не видел выражения его лица при этом, но мог поклясться, что Рико сузил бы глаза и одарил его острым, нетерпеливым взглядом. — Я не нашел ничего, что отличалось бы от базы данных… — Характер, привычки, эмоциональная и сексуальная характеристики. Почему я должен разжевывать тебе все, как маленькому? Ты расслабился. Жан съежился, как будто приготовился к удару. Он представил, как Рико положил бы ладонь ему на голову и потрепал по волосам, как несмышленого еще щенка, снисходительно. Он не позволял себе задаваться вопросом, почему Рико вообще интересовался Джереми в таком ключе. Какой извращенный план созревал в его голове. — Он серьезно относится к своим обязанностям вожака и следит за дисциплиной, но довольно лоялен, не наделен предрассудками, в отличии от старшего поколения, особенно насчет вампиров. Он справедливый, добрый, любит глупые человеческие сериалы, спортивные матчи, кулинарные телешоу и научную фантастику. Много улыбается, особенно когда хочет, чтобы собеседник чувствовал себя с ним комфортно, и любит шутить. Нет вредных привычек, но говорит, что раньше, до того как появился Нил Джостен, мог выпивать немного с друзьями, иногда курить и не только табак, в небольших количествах, как все обычные молодые люди. Он кажется простым, но с ним можно разговаривать часами. Он обладает сочувствием, но не жалостью, иногда он довольно вспыльчив, из-за наследия оборотней. Всеядный, особенно любит готовить мясо на костре, обожает лето и океан и… — Прекрати. Все это звучит как признание влюбленной девочки, а не доклад. Ты уже спал с ним? — Нет, — Жан выпалил ответ быстрее, чем рассчитывал. — Он не… — Ты расстраиваешь меня, Жан, — Рико замолчал, а внутри у Жана все похолодело. — Я верен моему господину… — Если бы ты был верен, то не лажал бы так сильно. Могу представить, как от тебя воняет после такого близкого общения с собаками. Все еще недостаточно близкого, ты тратишь время впустую. Или ты передумал возвращаться и решил отрастить себе хвост, как у них? — Рико, я не— — Ты жалок. Отпустив тебя, я думал, что ты возьмешься за голову, увидишь, насколько отвратителен мир вне клана. Жан молчал. Если бы не расстояние разделяющее их (пусть Жан и не знал, где именно сейчас находился Рико), он должен был бы приготовиться к порции боли. Она возникла бы где-то в голове, разнеслась бы по всему телу, конечности свело, а никаких мыслей не осталось, только белая вспышка чистейшего страдания. Она была бы короткой, но сильной. И когда боли не последовало, Жан почувствовал себя еще хуже. Теперь он был лишен даже этого. — Чем занимается Натаниэль? — Рико продолжил, как ни в чем не бывало. Хотя он звучал более раздраженным. — Я не знаю, — прошептал Жан. Это был худший ответ, который он мог предоставить. — Я не знаю, они не говорят мне. — За все это время ты так и не сумел сделать так, чтобы тебе доверяли. Провал по всем фронтам, не находишь? — Прошу прощения, мой господин… — Ты самый бесполезный кусок дерьма, — плюнул Рико в трубку. — Когда мы снова встретимся, я буду обращаться с тобой так же, как с волками. — Я исправлюсь, клянусь, обещаю, что сделаю все возможное. — У тебя не будет больше шансов, — произнес Рико тихим, шелковистым голосом и положил трубку. Жан выпустил телефон из ладони, он упал на пол. В темноте и тишине его жилища, насквозь пропахшем псиной, стоял холод, точно такой же, как и внутри Жана. Где-то вдалеке выл волк, который скорее всего не был оборотнем, но и этот звук был отвратительным. Опустошение, последовавшее за звонком, было абсолютным, как будто внутренности заполнились ледяным вакуумом, скрутились в камень под давлением пустоты и умерли еще раз, снова. Жан был потерян, ведь больше не было остаточных спазмов после силы, которую Рико обрушил бы на него из-за гнева. Лучше бы он был рядом, тогда у Жана хотя бы были силы, чтобы двигаться дальше. Пустота и разочарование в себе отравляли похуже грубых слов и гнева, это было невыносимо. Пошатываясь, Жан поплелся на кухню. Ему не нужен был свет, чтобы видеть в темноте, она была даже приятнее, роднее. Этой частью дома он никогда не пользовался, единственным полезным для вампира предметом был холодильник. На этот раз Жан отправился не к нему. Он чувствовал себя недостойным крови в данный момент. Он не думал, что именно собирался сделать, ему просто хотелось почувствовать хотя бы что-то похожее на былую принадлежность. Кроме темноты прямо сейчас ему было доступно только одно. Боль. Он открыл все немногочисленные ящики и дверцы, в которых не нашел ничего, кроме пары ножей и вилок. Этого было совсем, совсем недостаточно. Вилки дешевые, зубцы не острые, ножи тоже не точили уже слишком давно. Жан никогда не задумывался, кто мог бы пользоваться этим временным жилищем до него и зачем оно вообще существовало там, где стая могла спокойно передвигаться на четырех лапах и не бояться свидетелей. Эти мысли промелькнули в голове неясной дымкой и тут же рассеялись, когда Жан медленно провел ножом по внутренней стороне ладони. Он выдохнул. Порез был глубоким, нож тупым и немного ржавым, и мертвая темная кровь сразу выступила за края, как переполненная река. Жан не питался как следует, как он привык, поэтому кровь была густой и как будто ленивой. А боль была недостаточной, лишь жалкий отголосок того, что он мог бы получить, если его бы господин был рядом. Руки Жана дрожали, и это была дрожь от злости, от разочарования, от своей собственной никчемности. Жан тихо прошипел ругательство на французском, как он часто делал, когда выходил из себя. Рико не знал французского, и если бы услышал это, то наказал бы еще сильнее. Рана затягивалась слишком быстро. Жан обновил порез, затем еще раз, по той же полосе, еще глубже, старался достать до костей, чтобы прочувствовать эту боль, приблизить ее к чему-то родному и стабильному. Он разрезал запястье и суставы, и только когда понял, что не может пошевелить пальцами, испытал некоторое облегчение. Твердые ткани заживали чуть медленнее и болели сильнее. Жан не замечал, что его кровь впитывалась в деревянный пол, когда ее тяжелые капли проливались вниз. Волков не было рядом, никто не узнает, можно было притвориться, что он где-то далеко, что рука Рико гладит его по волосам, пока его сила бушует и заставляет кричать, лишает возможности двигаться. Жан почти ничего не видел перед собой, кроме тьмы и воспоминаний об остром взгляде. Он шептал себе под нос слова, которые слышал в телефоне: ты жалок, бесполезный кусок дерьма. И радовался тому, что к нему хотя бы так, но обращались. Молодой господин не забыл про него. Ладонь жгло, но ткани соединялись снова благодаря той ужасной древней магии, что поддерживала существование. Забавно, почему же не билось сердце, но кровь по венам все равно текла. Иногда, в ту самую секунду, когда Жан забирал чужую жизнь, можно было почувствовать что вот оно, сейчас заколотится, оживет как в былые времена, а глоток кислорода будет упоительным, свежим и сладким. Это мгновение исчезало так же быстро, как останавливалось чужое сердце. Этой боли от старого ножа было недостаточно. Жан быстро огляделся, увидел одинокую табуретку в углу кухни и засмеялся. Какой же он глупый, боже мой. У людей было это суеверие про осиновый кол, пошло кажется где-то со средних веков, когда кому-то впервые удалось заколоть вампира. Все это чушь, на самом деле могло подойти любое дерево. На вампиров было не так уж много рычагов воздействия, но так сложилось, что дерево было тем материалом, который был самым близким к жизни. Не камни, не металл, а именно та субстанция, которая когда-то росла и дышала. Да, зубочистками вампира не заколешь, но символическое значение некоторого оружия с правильным применением имело толк. И могло обеспечить больше боли. Жан легким движением отломал ножку от табуретки, положил уже заживающую ладонь на пол и занес над ней свой импровизированный кол. — Прошу, пожалуйста, — прошептал Жан на французском. Запретный язык, заслуживающий наказания. Ему нужно было это, как дыхание было нужно живым. И сильная боль пришла к нему, быстрой вспышкой благословения, такой же быстрой, как его удар. Он вскрикнул, мельком ощутил, как текут слезы, но не обратил на них внимания. Все равно они смешаются с его кровью на деревянном полу. *** Эрик позвонил неожиданно, как гром среди ясного неба. Их предыдущие разговоры, все это про силу и мотивы, они вдруг перестали быть лишь словами и планами на перспективу. Теперь они лежали на кухонном столе в виде нескольких листов, исписанных от руки, во плоти. Эрик был осторожен, он опасался любого слишком долгого контакта с ними, и поэтому во время короткого звонка назвал лишь координаты и само место, где оставил информацию. Ваймак отправился за ними один, потратив на это полный день. Эрик позаботился и о нужном расстоянии. Ночью они собрались в полном составе, включая всю семью, Нила с Эбби и даже Джереми, который чувствовал себя по меньшей мере неуютно среди такой толпы вампиров в небольшом пространстве, судя по его сложному лицу и скрещенных на груди руках. Нил мог его понять. Эбби держалась скованно, Бетси Добсон обнимала ее за плечи. Находиться в компании Нила так близко и без присутствия Жана было все еще рискованно, но кажется, они приняли меры. Эбби определенно была сыта, а воздействие Бетси, которое пусть и не могло отключить жажду, помогало ей держаться. Нил все прекрасно понимал и искренне радовался ее прогрессу и силе воли. В городе было неспокойно. Рэдхилл не мог оправиться после той череды смертей, повсюду дежурили полицейские, с опаской вглядывающиеся в тени с наступлением сумерек. Ники завел разговор о самой насущной для вампиров теме — пропитании. Дэн считала, что нужно потерпеть, или во всяком случае охотиться не в Рэдхилле, а намного дальше, они уже делали так, чтобы не привлечь лишнего внимания. — Мы должны быть сильными, — сказал Эндрю. Все вампиры сразу поняли, что он имел в виду. — Неизвестно, с чем мы можем столкнуться на самом деле. – Охота обязательна, — кивнул Ваймак. — При чем основательная, чем больше, тем лучше. — Но нам нужно быть осторожными. Город все еще кипит после всех тех убийств, — сказал Эндрю. — Уж кто бы говорил об осторожности… — тихо усмехнулся Ники. — Что-то произошло, пока нас не было вчера вечером? — Элисон, добрая душа, конечно же услышала то, что нужно. По правде говоря, возвращение Нила и Эндрю домой было настоящим фурором. Эндрю сделал только один звонок Кевину, просто спросил, кто был дома. Аарон как обычно ближе к ночи отправлялся к оборотням, Дэниэль и Мэтт заботились о своем пропитании вместе с Элисон. Свидетелей оставалось всего трое. И Эндрю это устроило. Нил не заблуждался насчет того, какое зрелище они собой представляли. Резкий запах крови и секса, запятнанная и местами порванная одежда, для вампирского взгляда и обоняния это было даже более очевидно, чем для самого Нила, который это пережил. — О боже мой, — прошептал Ники, встретивший их еще перед домом. — Я ведь сомневался, что Нил мне наврал, потому что я не могу понять, когда он врет, но Эндрю, что вы наделали, его кровь пахнет как амброзия богов на целый километр вокруг, — Ники зажал рот и нос ладонью. — А вблизи вы воняете вообще непристойно. — Заткнись, — сказал Эндрю и на вампирской скорости проскользнул в дом. — Ты сумасшедший! — крикнул Ники ему вслед. — И ты тоже, — тихо добавил он, повернувшись к Нилу. — Это ужасно. Сделай что-нибудь или я тебя сожру, без обид. В этом доме Нил иногда как будто бы мог забыть, какие существа жили с ним под одной крышей. Забывал и то, насколько сильно он должен был быть благодарен Ники и его силам, из-за которых все это вообще было возможно. Несмотря на весь самоконтроль и сознательность его друзей, вампиров, без Ники их сожительство стало бы настоящим адом для всех. — Спасибо, — сказал Нил. Ему не следовало задерживаться у входа, нужно было быстрее сменить одежду и смыть кровь. — Правда… Спасибо за все, что ты делаешь. — Иди помойся, пожалуйста, — Ники закатил глаза, но выглядел довольным. — И сожги одежду. Стиралка тут не поможет. Нил поспешил в дом, постарался быстро выполнить все необходимые процедуры, но не успел он выйти из ванной, как услышал разъяренный крик Ваймака с первого этажа. — Вы вообще в своем уме? Совсем долбанулись?! Ладно бы все было тихо, но устраивать такое сейчас? Эндрю, ты ебнутый? Хотя что ж я, это не вопрос. Это, мать его, бесспорный факт! Спустившись, Нил застал довольно интересную картину: Ваймак матерился и рвал салфетки на мелкие кусочки, а Эндрю стоял рядом с ним, скрестив на груди руки, и смотрел… в пол? Нил мог бы поклясться, что понял все неправильно, если бы не обновленная, все еще живая связь. Эндрю был смущен. И, конечно, раздражен. Как подросток, которого отец поймал за мастурбацией и курением травки одновременно. — Ладно, — Ваймак выдохнул и потер переносицу. — Ты позаботился об уликах? Не нужно обладать сверхчувствительным обонянием, чтобы учуять такую кровь. – Все сжег, — быстро ответил Эндрю, едва ли не прорычал. — Ни следа не осталось. — Ну слава богу, хоть на это хватило мозгов. А ты? — Ваймак резко повернулся в сторону Нила, который так и замер на нижней ступеньке лестницы. — Еще один дебил, а я ведь рассчитывал на то, что ты будешь поумнее этого психопата. — Я… — Нил даже не знал, что сказать. Поддался моменту? Адреналин от обострившихся сил дал в голову? — Ничего не говори, — Ваймак опять вздохнул и обратился к Эндрю. — За вами точно никто не следил? — Сто процентов, — снова отрапортовал Эндрю. Ему разве что не хватало встать по стойке смирно. — Хорошо, я тебе доверяю. Но дальше без таких приколов, поняли? Попрошу держать клыки во рту, а интимные места в штанах. Максимум чтобы где-то рядом был Ники. Черт, даже не думал, что когда-нибудь буду читать такие нотации. Я не против ваших отношений, не подумайте, но это разрушительно, в текущей ситуации. Нил точно мог поклясться, что где-то в доме тот самый Ники в этот момент бессовестно заржал. После этого Ваймак не разговаривал с ними и как будто бы продолжал злиться. И теперь, когда они все вместе собрались в гостиной внизу, он все еще косо поглядывал на Эндрю и Нила. Ники ничего не ответил Элисон, только тихо посмеивался, пока она пыталась расспрашивать остальных. Нил был благодарен за то, что они держали язык за зубами. — Эрик хочет наведаться в одну из кормежных точек, — сказал Дэвид без прелюдий, как только все более менее успокоились. — Он оставил всю информацию на этих листах, а если чего-то нет, то указал на то, где можно об этом узнать. Его прямые слова были восприняты по разному. Элисон с энтузиазмом закивала, как будто ожидала этого, Кевин откинулся назад на спинку стула и тяжело выдохнул. Нил ощутил лишь только, как его сердце забилось сильнее, все вокруг как будто притихло. Это был страх, смешанный с каким-то не вполне здоровым азартом. Нил сильно изменился с тех пор, как сталкивался с другими вампирами не из семьи, и наверное, ему все же не терпелось это проверить на практике. В то же время монстры из его прошлого и ночных кошмаров все еще были живы и по-прежнему сильны. Нил не позволил себе анализировать свою реакцию, проваливаться в это и тонуть в захлестнувших его эмоциях. Он был близок к этому. Эндрю несильно сжал его колено под столом, холодное короткое прикосновение вернуло в реальность. Нил выдохнул, почти так же, как Кевин. Ники перегнулся через стол и взял один из листов. Он держал его осторожно, пальцы немного дрожали. — Это точно почерк Эрика, — тихо сказал Ники. — Он обожал писать письма. — Старомодно, — сказала Рене, погладив Ники по спине. — Но что-то в этом есть. — Это не любовное послание, — резко произнес Аарон. — Скорее, предсмертная записка. Он зовет нас на совместное самоубийство. — Какой же ты придурок, — прошипел Ники. — И этот придурок от части прав, — Ваймак заговорил жестко, может, даже слишком серьезно, разом прекращая развитие перепалки. — На этих страничках не увеселительное путешествие. Вы должны понимать, что это реальный шаг против клана. Да, мы уже и так заявили о себе, но это было скорее личным делом. Вот это, — Ваймак поднял листы со стола. — Это не останется незамеченным для главной семьи. Эрик делает ставку на эффект неожиданности. И самое главное — они не должны узнать, кто именно за этим стоит. Джереми, услышав это, сделал шаг к столу. — Это значит, что оборотни не могут участвовать, — сказал он. — Нас они почувствуют точно. — Ты прав. Я позвал тебя, чтобы вы были в курсе плана. И всех вытекающих последствий. Именно они будут касаться стаи, если что-то пойдет не так. — Лично я не хотел бы оставаться в стороне, — сказал Джереми, нахмурившись. — Но если честно, стая и старшие поддержат такое решение. Ты еще не рассказал, что будет сделано, но как же сильно мне это уже не нравится. Ваймак встал с места, уперевшись руками в стол. Нил еще никогда не видел на его лице такой сосредоточенной решительности. — Если коротко, то наша задача — разрушить один из пунктов по сбору крови. И прежде, чем я стану вдаваться в подробности, а нюансов очень много, я бы хотел дать слово Бетси. Мы все должны понимать, что представляет собой вся система. — Многие из вас в курсе моей истории, — сказала Бетси. Ее голос был ровным, мягким полотном. — Я расскажу все, что мне известно на данный момент. Я состояла в семье Морияма примерно с начала двадцатого века, если правильно помню. — Что? — Нил резко повернулся в ее сторону, едва ли не подскакивая на месте. — Я объясню тебе все мое путешествие позже, Нил, обещаю. У тебя, как ни у кого другого, должно быть больше всего вопросов. Нил не мог ничего произнести, в горле застрял ком. Он никогда толком не вдавался в подробности, каким образом Бетси появилась в его жизни, когда ему было примерно девять или даже меньше. Они тогда мало контактировали, он помнил их беседы и единственное, о чем он знал наверняка, была ее неоспоримая помощь в их с Эбби побеге. Тот день остался в его памяти лишь отдельными яркими вспышками и образами, потому что он часто оставался без сознания. Пожар, кровь, мертвые вампиры, теплые руки Эбби и другие, холодные, принадлежавшие его матери. — Я заверяю тебя, что Бетси наш давний друг, — тихо сказала Эбби. — Без сомнений. — Вы все знали? — выдавил Нил. — Да, — кивнул Ваймак. — Кто-то из семьи частично, кто-то, например я, во всех подробностях. Это давняя история, начавшаяся задолго до тебя. Сейчас тебе нужно это просто принять, все объяснения — позже. Ты не против? Нил кивнул, немного остолбенело. Ему следовало уже давно поговорить с Бетси и Эбби, просто события последнего месяца своим хаосом перекрыли этот момент. Нил был слишком сосредоточен на себе. — Спасибо, — сказала Бетси. Эбби сжала ее ладонь на столе. — Итак, вам известно, что Морияма ведут свой бизнес и траффик крови за счет огромной сети медицинских учреждений. Из-за моих способностей я курировала несколько точек, даже регионов, часто приезжала с проверками. В мои задачи входил гипноз людей, чтобы те были покорными, не сходили с ума. Иногда наоборот. Я также убирала свидетелей, если они появлялись и становились опасными, а привлекать внимание чрезмерными убийствами было нельзя. Еще были новообращенные, которых нужно было обрабатывать, чтобы те не сбегали и сохраняли преданность. Сначала я делала это искренне, но со временем, примерно к моменту знакомства с Дэвидом, очнулась. Затем я оставалась там, чтобы помогать людям, облегчить их боль. Дэвид и члены семьи, которые на протяжении последних ста лет к нам присоединялись, знали об этом. Поэтому я хорошо знакома с внутренним устройством таких «домов», как они их называют. — Бетси иногда пропадала на месяцы или годы, — добавила Рене. — Уходила к ним. Мы не встревали, но с ее помощью все-таки оставались на связи. Следили за тем, чтобы не стало хуже. — После нашего побега все стало явным, — продолжила Бетси. — И хотя я официально считалась погибшей, как и Нил с Эбби, все равно стала как бы предательницей. Так что я не в курсе, что происходило с системой за эти годы. Однако я знаю, что в корне все осталось так же, с некоторой оговоркой на развитие. Я буду вас вести. В какое место мы отправимся, Дэвид? — Частный госпиталь Арсон, в Бойсе. — Ох… — Бетси опустила взгляд. — Далековато, — сказал Ники. — Что ты знаешь про него, Бетси? Почему Эрик выбрал это место? — Если ничего не изменилось, то по сути это обычный донорский дом. Но есть там одна особенность. Туда отправляли по большей части женщин, чтобы экспериментировать с полукровками, пытаться их вывести, — Бетси поморщилась. — Это ужасное место. — Моя мама…? — спросил Нил. — Тоже прошла через этот дом, — ответила Бетси. — Попала туда еще совсем девочкой, потому что была особенной. Ее кровь– — Стой, — Нил сглотнул ком в горле. — Не сейчас, — он посмотрел на Бетси. — Не при всех. Бетси кивнула. — В Бойсе нет оборотней, — продолжила она. — Их истребили уже очень давно. Территории вокруг гористые и сухие, город большой, но автономный. За ним не особенно пристально следят, потому что там нет ничего интересного. Но туда придется лететь самолетом. — Снова возиться с документами… — проворчал Ники. – Либо можем воспользоваться гипнозом Бетси, — улыбнулась Рене. — Мы частенько так делали. – Ну? Что думаете? — Ваймак обвел взглядом всех присутствующих. — Слишком опасно, — сказала Даниэль. Она взглянула на Мэтта, как будто искала поддержки. — Но мы слишком долго оставались в стороне, Дэн, — сказал Мэтт. — Когда-нибудь нам пора начинать действовать. Так почему бы и не сейчас? Элисон, которая приняла новости с энтузиазмом, встала с места. — Когда Сет был жив, — громко произнесла она, — Мы не были такими тихонями, как сейчас. И это было чертовски весело. Я не хочу больше сидеть на месте и ждать, когда кто-нибудь из них снова решит прийти за кем-то из нас, даже если не брать в расчет Нила. И я не собираюсь притворяться, что не хочу отомстить за Сета. Как и ты за себя, да, Аарон? Аарон, казалось, съежился под ее острым взглядом. Он ничего не сказал и прикладывал неимоверное количество усилий, чтобы не смотреть на своего брата, сидевшего напротив. — Кстати, что насчет Нила? — спросила Элисон. — Эрик четко дал понять, что участие Нила необходимо, — ответил Ваймак. — Нет, — послышалось сразу с нескольких сторон. Самым громким протестом был голос Эбби. — Зачем он там нужен? Даже если там не будет никого, кто про него знает, это все равно бессмысленно! — сказала Дэн. — Я согласен, Нил может остаться с нами, если вы все решите пойти на это, — сказал Джереми. Нил, который вдруг почувствовал себя безымянным, неодушевленным предметом обсуждения, сжал ладони в кулаки. Он слушал, как продолжался спор насчет него, как будто его здесь не было. Они не знали, не понимали ни черта, считали его слабой жертвой всей этой системы, так он подумал в этот момент. И его захлестнула злость, игнорирующая тот факт, что о нем попросту заботились, что он больше не был для них кем-то безразличным. Особенно для Эбигейл, которая посвятила свою молодость тому, чтобы его уберечь. — Я смогу помочь, — тихо, но твердо произнес Нил. Что-то в его голосе заставило всех замолчать. Он чувствовал, как энергия кипит в нем, и что все остальные ее тоже слышат. — Я не настолько бесполезен, как ты говоришь, Дэн. — Но… — Ты же чувствуешь, — сказал Нил. — Что со мной сейчас что-то не так. Я смогу понять, если кто-то устроит засаду. Волков не будет, вы не сможете сами узнать, сколько вампиров там будет. Не узнаете, на что они способны. Но я сделаю это. Свое присутствие я тоже смогу скрыть. А если что-то пойдет не по плану, я смогу сделать вас сильнее. — Он прав, — Рене протянула руку и коснулась Даниэль. — Я подтверждаю это, посмотрите и вы, если сомневаетесь. Джереми, ты тоже. Коснись моей руки. Нил не знал, что именно хотела показать им Рене. Он наблюдал, как Джереми и все вампиры, кроме Эндрю и Кевина, потянулись к ней, как изменились их лица, когда они узнали нечто, переданное Рене. — Это будет отличным приключением, — засияла Элисон. — Сету бы понравилось. — Подожди радоваться, — Ваймак кивнул в сторону лежавшего на столе плана Эрика. — Сначала ознакомимся со всеми деталями. Бумаги, исписанные красивым почерком Эрика, содержали в себе дерзость, перемешанную с безрассудством и надеждой. Им всем предстояло осознать это, подготовиться. Они не могли знать, что именно их ожидало, но одно было ясно точно — решено. Они сделают это. *** Джереми не знал, когда это случилось, да и в целом как вообще называть «это». Просто в какой-то момент он начинал ждать наступления темноты, когда почти все засыпали, а патрульные из стаи разбегались по границам, и от них не оставалось ничего, кроме настороженного и сосредоточенного гула в мыслях, который Джереми с удовольствием приглушал. Если что-то случится, он все равно узнает. Он все чаще ловил себя на мысли, что идет в определенном направлении быстрее, чем следовало бы, что представляет себе, какое лицо будет у Жана на этот раз, когда он его увидит. Джереми был не из тех, кто обманывал бы самого себя, но этот трепет, который сопровождал его встречи с вампиром, был все еще тайным. И довольно опасным. Не стоило строить иллюзий и насчет преданности Жана. Он стал вести себя гораздо живее и более открыто, чем прежде, однако в его голове все еще творился беспорядок, Джереми мог сказать это наверняка. И к его же собственному удивлению, его это нисколько не смущало. Приближение зимы делало шерсть оборотней гуще, а жар, исходящий от их кожи, еще прочнее. Вампиры не были особенно чувствительны к температуре, но Джереми нравилось думать, что его присутствие делает существование Жана теплее. В его маленьком домике всегда было промозгло и холодно, и Джереми был его единственным обогревателем. Он говорил себе, каждый день, не терять бдительности рядом с Жаном. Он старался замечать малейшие изменения в его поведении и жалел, что не мог находиться рядом с ним двадцать четыре на семь. Он должен был замечать скрытые смыслы и манипуляции, но больше всего находил искренних улыбок. Он подмечал те моменты, когда Жан опускал стены, позволял ему касаться своей израненной сути, почти не замечая этого, естественно. Казалось бы, Джереми буквально видел его внутренности, сломанные ребра и сломанную походку с нервным, психически нездоровым смехом. Улыбки все же значили больше. Сегодня, однако, Джереми решил, что сделает нечто плохое, в его понимании. Он шел по знакомой дорожке с тяжелым сердцем. Времени уже было намного ближе к утру, чем к полуночи, холодный ветер каким-то образом умудрялся петлять между деревьями, предвещая снег с океана. Будущее было простым и пугающим: Нил участвует, это не обсуждается. Это было обязательным условием всего их плана. Можно было даже не пытаться говорить, насколько это было рискованным предприятием, они все сами это прекрасно понимали. Как и тот факт, что участие оборотней на этот раз абсолютно недопустимо. Несмотря на то, с какой уверенностью вампиры подтвердили свою веру в силы Нила, Джереми не хотелось оставаться в стороне, особенно после всего, что они прошли вместе и как сильно теперь были связаны. Однако в этот раз от оборотней было бы только больше вреда, чем реальной пользы. Вся эта затея была тайной, согласно сведениям Эрика никто из вампирского «начальства» не должен был присутствовать. Именно поэтому Джереми решил рассказать об этом Жану. Он чувствовал себя скверно. От того, что не доверял, от того, что пользовался возможными травмами Жана. И несмотря на все это, он был готов так поступить. В маленьком доме было темно. Это было привычкой Жана — избегать лишнего освещения насколько это возможно. Вампир любил лунный свет, ледяные звезды, что отражались в океане, и холод. Полная противоположность самому Джереми, который отдал бы все на свете, чтобы переехать южнее, может быть даже к экватору. Жан не спал, почти никогда, что бы там ни говорил, Джереми знал это. Домик показался бы совсем пустым, если бы не явственный запах, тревожащий волчий нос, и дребезжащая, воинственная энергия, поднимающая дыбом шерсть любого волка, как только он оказывался в радиусе присутствия вампиров. Эта древняя магия могла сказать так же, что Жан бодрствовал. Джереми тихо постучал, хотя в этом и не было необходимости; Жан обладал такими же инстинктами по отношению к оборотням и не мог не заметить его приближения. — Привет, ты поздно сегодня, — сказал Жан, открыв дверь. Джереми оглядел его высокую, худую фигуру. Волки прекрасно видели в темноте, может, не так хорошо, как вампиры, но все же. Он не мог не заметить усталость под глазами Жана, обостренную жесткость черт, почти флуоресцентную бледность лица под черными кудрями. — Было много дел, — сказал Джереми. Жан пропустил его в дом и сразу включил свет в небольшой прихожей. — Поэтому я сразу к тебе пришел, у меня есть новости. — Правда? — казалось, Жан искренне удивился. — Я думал, что со мной не делятся новостями. Это замечание немного обидело Джереми, хотя и было правдивым. — Ты же знаешь, что… — Ничего страшного, я просто возьму все, что дадут, — Жан махнул рукой, как будто это ничего не значило, и быстро переместился в основную комнату, включил торшер и расслабленно опустился на диван. — Рассказывай, а то я умру со скуки. — Не умрешь, ты же вампир, — Джереми постарался улыбнуться, но кажется, вышло немного грустно. — И это еще хуже, — заметил Жан. Джереми сел рядом с ним. В комнате что-то было не так. Чутье никогда не подводило, особенно когда дело касалось пусть и едва уловимого, но все же знакомого запаха мертвой крови. — Тут пахнет кровью, — тихо произнес Джереми. Жан притих и застыл. — Я не сделал ничего противозаконного, — выдавил он. — Да, но это кровь… Вампира. Жан пожал одним плечом, но ничего не сказал. Джереми повернулся к нему, пытаясь заглянуть в лицо, и обнаружил там лишь пустое безразличное выражение, казавшееся до того наигранным, что даже Джереми это понял, пусть и чтение скрытых смыслов было не то что бы его сильной стороной. — Но откуда здесь… — начал Джереми, и не успел закончить, потому что Жан быстро перебил его. — Не волнуйся, это моя кровь. Я просто случайно поранился и был не слишком внимателен с уборкой, окей? Вампиры не могут просто так «пораниться», это все равно что сказать, что рыба разучилась плавать. Джереми промолчал, оставил эту ложь Жану, раз уж она была ему так нужна. Она протянулась между ними тяжелыми цепями. Запах крови Жана почему-то вдруг стал казаться удушающим, воздух стал невыносимо спертым и сухим. Джереми попробовал справиться с этим, предложил Жану поставить какое-нибудь незамысловатое кино на фон, пытался говорить с ним, но ничего не помогало. — Кажется, мне нужно прогуляться, — Жан все-таки не выдержал первым. — Я могу составить тебе компанию? — спросил Джереми, рассчитывая на отказ. Возможно, так было лучше. — Да, — сказал Жан. — Конечно, можешь. Они ушли к океану в тишине. Напряжение недосказанности исчезало потихоньку, как и ночная темнота вокруг. Было гораздо, гораздо ближе к рассвету, чем думал Джереми. Серая поверхность океана сливалась с небом, которое постепенно теплело. Облака висели низко, прямо над головой, можно было бы коснуться их, если протянуть руку, но у самого горизонта зияла пока чистая полоса, как будто специально выдолбленная в общей картинке. Было слишком светло. — Кажется, будет солнце, — сказал Джереми, вглядываясь в даль. — Мне нравилось солнце, когда я был жив, — сказал Жан. Джереми мог бы сказать, что всегда догадывался об этом. Мог бы представить Жана солнечным смуглым мальчиком, который не понимает ни слова по-английски, сидит на песке лазурного берега и жует багет. Только это было бы ложью, этой версии Жана не существовало, даже в его собственных воспоминаниях. — В Рэдхилле мало солнечных дней, — сказал Джереми. — Идеально для вампиров, чтобы жить посвободнее. — Жаль, что вампиры никогда не смогут стать свободными. Мы всегда будем зависеть от крови и будем мертвы, этого не изменить. Полоса океана у горизонта потемнела, а потом загорелась. Солнце потянулось по беспокойной поверхности воды золотистыми руками, пробежалось сверкающими пальцами по холодной земле и заключило Жана в объятия. Вампир прищурился, ослепленный светом. Джереми никогда не видел ничего подобного. По мраморной, ровной коже прошлась рябь, мелкая россыпь перламутра, отражающая солнце. Сияние было совсем не сильным, оно не касалось глаз, которые, наоборот, потемнели. Жан нахмурился, но не отвернулся от света. Солнце делало его по-настоящему сверхъестественным существом. Оно подсвечивало темные ресницы, сглаживало острые скулы мельчайшими кристаллами. Джереми не мог оторвать взгляда. — Ты выглядишь… — сказал он, не в силах подобрать слов. — Как чудовище? — Жан горько усмехнулся. Его губы дрожали, как и вся его фигура. Он явно чувствовал себя некомфортно. — Как драгоценность, — ответил Джереми. Жан снова поморщился. — Ты хотел что-то сказать мне, верно? Кажется, ты за этим пришел. — Тебе не больно? — не мог не спросить Джереми. Он не мог отвести взгляда от сияющей кожи. Он был поражен тем, насколько это казалось прекрасным, и в то же время его не покидало ощущение, что это было не совсем приятным опытом для вампира. Если присмотреться, то кожа не просто сияла. Это было похоже на странную химическую реакцию, которая только выглядит красиво, а на самом деле обладает разрушительным действием. Словно радиация. — Не больно, — сказал Жан. — Это сложно объяснить. Ты знаешь историю вампиров? — В общих чертах, самое основное точно знаю. — Тогда тебе должно быть известно, что древние, тысячи лет назад, не могли ходить под солнцем. Верная смерть, они просто сгорали. Что говорить, даже прямой лунный свет заставлял их пить кровь чаще, чем нужно. В течение многих веков вампиры менялись, становились совершеннее и опаснее. Кто знает, может когда-нибудь появится поколение, которое сможет спокойно разгуливать средь бела дня, не слепнуть от прямого света, их кожу не будет жечь, как на сковородке… — Так значит, тебе все-таки больно? — Джереми пытался понять по его лицу, насколько сильным могло бы быть мучение. Жан безмятежно улыбался. — Я же сказал, что нет. Просто… Знаешь, как будто прямо под кожей роятся миллионы насекомых, таких микроскопических, от них не избавиться. Может быть, толика боли здесь есть, но больше всего сводит с ума желание содрать с себя эту кожу, чтобы избавиться от паразитов… У вампиров, которым не повезло с наследством, все еще появляются ожоги. А те, кому повезло больше, чем мне, почти ничего не чувствуют. Так они говорят, по крайней мере. Джереми был порядком шире в плечах, чем Жан. Они были примерно одного роста, но фигура Джереми казалась мощнее, выше. Лучи солнца плясали мелкой серебряной пылью на лице и шее Жана, на его ладонях и тонких изящных пальцах. Джереми шагнул вперед и встал прямо перед ним, заслоняя собой этот безжалостный, живой свет, который он сам так любил. Приглушенное сияние исчезло. — Что ты делаешь? — Жан усмехнулся. Он не смотрел на Джереми напрямую, повернул голову в сторону. — Я же сказал, что мне нравилось солнце. — В прошлом, — тихо произнес Джереми. — Сейчас все по-другому. Я могу постоять вот так, чтобы тебе не было больно, а ты сможешь посмотреть на рассвет. — От тебя еще больше жара, чем от солнца, — пробурчал Жан. — Об этом не подумал? — Зато тепло, — Джереми улыбнулся. — Мне кажется, ты все равно мерзнешь. — Вампиры не особенно чувствуют разницу. Наоборот, холод даже получше будет. — Точно? Ты уверен, что так не лучше? Джереми чувствовал себя полнейшим идиотом, когда произнес это. Еще большим идиотом он стал, когда обнял Жана, пользуясь разницей в размерах. Холодное тело прошлось дрожью под его руками, напряглось, как в момент опасности. Джереми проигнорировал это, так же так и тот факт, что в прижатой к нему нему грудной клетке сердце не забилось сильнее, не пропустило удар от внезапной близости. Там были только холод и смерть, оглушительное молчание, разрушающее все ожидания. И несмотря на это, что-то еще. Джереми чувствовал запах мертвечины, ледяную твердость мышц и искрящуюся воинственность от тела из-за этой дурацкой природной противоположности. Он прижал это все покрепче и опустил голову к шее, вдыхая запах, который его волчья сущность описывала как отвратительный. — Жарко, — тихо сказал Жан, поднимая ладони, обнимая в ответ. — Хуже, чем на солнце. — Тебе настолько неприятно? — Да, — ответил Жан, но не оттолкнул его, не отошел подальше. Рассвет тем временем набирал силу, становился все розовее, ночной воздух свежел и превращался в утренний, со звоном отскакивал от белоснежной изморози и ледышек вместо росы. Джереми не хотелось, чтобы этот момент заканчивался. Но, как известно, не все бывает так, как мы того желаем. — Ты так и не сказал, зачем пришел, — тихо произнес Жан куда-то ему в шею. Дыхание было холодным. Джереми нехотя отстранился. Он позволил себе только оставить ладони на его плечах. — Да, ты прав. Он рассказал Жану о планах. Он старался говорить прямо и четко, игнорировать вновь появившееся чувство обмана, этого липкого, грязноватого ощущения. Джереми подробно описал все, что знал, все роли и явки, надеясь, что не ошибся. Жан слушал тихо и задумчиво, очень редко задавал вопросы. Как будто он был готов принять лишь то, что Джереми был готов ему дать. Кожа Жана все еще блестела. Солнце поднималось медленно, его лучи растягивались сначала на восточной поверхности океана, затем коснулись мертвых трав на камнях утесов. Становилось все холоднее, как это всегда происходит между рассветом и настоящим утром. Когда Джереми рассказал все, что знал, воздух вокруг сделался почти кристально чистым и холодным, океан начал темнеть, солнце вышло из-за спины Жана и подсвечивало его лицо и плечо с одной стороны. Его кожа была похожа на поверхность луны ночью, гладкую, с темными впадинами под ключицами. — Что думаешь насчет всего этого? — просил Джереми. — Я думаю, что они все сумасшедшие, особенно Нил, — ответил Жан с легкой улыбкой. — Он ведь помнит все, что с ним делал отец, и все равно… Он не боится. Наверное, я ему завидую. Я бы так не смог. — Тебе тоже нечего бояться, — сказал Джереми. Он слегка сжал ладони на его плечах. Жан казался хрупким под косым светом. — За тобой целая стая оборотней и компашка не дурных вампиров, — Джереми усмехнулся, — Надеюсь, мои старшие этого никогда не услышат. То есть, что я хорошо отозвался о вампирах. Жан покачал головой. Джереми не хотел засматриваться, но не мог не видеть того, как блестели его черные кудри, упавшие на глаза. — Спасибо, что рассказал мне, — Жан поднял лицо. Солнце поднялось достаточно, чтобы спрятаться за плотной массой зимних облаков. Сияние исчезло и сине-серый холод вернулся, словно нелюбимый родственник. — Мне кажется, это многого тебе стоит. — Как и тебе. — Я благодарен, — Жан поднял руки и коснулся ладоней Джереми. — Ты сделал для меня слишком многое, особенно для кровного врага. Я даже не знаю, как выразить эту благодарность. — Ты ничего мне не должен, все в порядке. — Я так не думаю, — Жан сделал небольшой шаг вперед. Они и так стояли слишком близко. Теперь же Джереми не мог смотреть ему в глаза, потому что его лицо, да и все его тело, находилось буквально в паре сантиметров. Джереми не замечал холода и усиливающегося ветра. — Я мог бы… Жан провел своей ледяной ладонью вверх, от запястья по предплечью Джереми, затем по плечам. Прикосновение остановилось у основания шеи, Жан провел пальцем до линии пульса, это не могло быть еще более очевидным. И все же, Джереми спросил, всеми силами пытаясь сделать так, чтобы его голос не звучал слишком низко: — О чем ты? Если бы оборотни были подвластны вампирским чарам, о которых люди слагали целые легенды, Джереми мог бы сказать, что находился именно под их воздействием, не иначе. Вампиры владели двумя видами воздействия на своих жертв: чистейшим ужасом, то есть первобытным страхом, и непреодолимой притягательностью. Силы были примерно равны, и Джереми мог точно сказать, что в тот момент не испытывал страха. Волки должны были обладать иммунитетом к такого вида магическому воздействию. С рациональной точки зрения его сердце билось слишком часто лишь по естественной причине, никакого дьявольского влияния. — Не строй из себя дурачка, — сказал Жан. — Ты знаешь, что я предлагаю. Или мне стоит быть настойчивее? Жан был вампиром, и мог двигаться очень быстро. Джереми и охнуть не успел, как почувствовал цепкие пальцы на своей талии, притянувшие его ближе к холодному торсу. Сколько же силы было в обманчиво стройном теле Жана. — Стой, — Джереми совсем несильно оттолкнул его, когда Жан совсем ненавязчиво вцепился ему в поясницу. — Стоп, стоп... — Но я настаиваю. — Нет, — Джереми собрал все свои силы, выпрямил руки и отодвинул его. — Так не должно быть. — Я тебе противен? — Нет, наоборот, просто… Мне не нужна благодарность, или, черт, это не должно быть услугой или оплатой… — У меня никогда не было по-другому, — тихо произнес Жан. — Я не знаю, каково это. — Ты имеешь ввиду, взаимно? — Наверное, — Жан больше не казался таким уверенным. Он убрал руки, стукнул себя по лбу. — Прости, кажется, я не то подумал. Мне показалось, что тебе это нравится, вот я и сделал так, как привык. Правда, извини. — Я бы хотел показать тебе, как это должно быть, — тихо сказал Джереми. Жан с подозрением посмотрел на него. Джереми еще ни разу не представлял себе, как это должно было быть, не фантазировал в таком ключе, и когда это случилось, то оказалось теплым и правильным. Он мягко поцеловал его в губы, обнимая так осторожно, как только мог, без давления. Чтобы Жан понял, что в любой момент он может убежать. А Жан застыл, но его неподвижность не была похожа ни на холодный мрамор, ни на ступор от ужаса, ничего подобного. Он просто был ошеломлен и смущен до такой степени, что никогда не признается в этом Джереми. Когда Джереми отстранился, то увидел, что Жан прикрыл глаза. Ему бы хотелось увидеть на его лице румянец, или улыбку, или что-то еще живое, вроде биения сердца под его руками. — Это было… — тихо произнес Жан, когда пришел в себя через пару мгновений. Ветер усилился, так что его глаз не было видно за разметавшейся копной волос. — Как? — … Совсем не так, как я ожидал. Не похоже на поцелуй волка, — Жан осторожно посмотрел на Джереми, как будто чего-то боялся. Но уголки его губ приподнялись в намеке на улыбку. — А как должен целоваться волк? Ты думал, я буду кусаться и пускать слюни? Жан тихо рассмеялся. — Да, что-то вроде этого. — Нет, я конечно могу… — Джереми снова приблизился, немного усилив объятия. Жан несильно оттолкнул его. — Подожди, — сказал он, все еще посмеиваясь. — Я пока не готов ко второму раунду. Оказывается, это уже слишком. — Конечно, — сказал Джереми и отступил на шаг назад. Он не чувствовал себя отвергнутым, наоборот, он был рад, что Жан пытается осознать то, что произошло. Для Жана это все же что-то действительно значило. — Я вернусь в деревню, пока меня не хватились. А ты можешь спокойно обо всем подумать. — Спасибо, — казалось, Жан сказал это от всего сердца. — Это очень важно для меня. И прости что… я сначала вел себя как идиот. — Все в порядке, — улыбнулся Джереми. — Это было даже мило. — Ой, иди уже, — Жан сделал вид, что нахмурился, и толкнул его в сторону поселения. — Увидимся ночью, — Джереми махнул ему на прощание. — Конечно, — сказал Жан и кивнул. Джереми уходил, и не в его силах было сдерживать глупейшую улыбку, которая случается на лицах людей, когда они оказываются где-то на пороге влюбленности. Он старался идти быстрее и не оборачиваться, чтобы Жан не увидел это его глупое счастливое лицо. Поэтому Джереми не видел, как Жан отвернулся к океану, как сгорбилась его спина и опустились плечи. Джереми чувствовал легкость и тяжесть на сердце одновременно, это была та самая сладкая смесь, которая словно бы шепчет, не думай, не порть момент. Джереми не мог знать, что Жан уже через пару часов, когда соберется с силами и когда его сердце превратится в черную дыру, достанет телефон и сделает доклад. На это раз тот, которого от него и ждали.