Пеплом осыпанная любовь

В Чон Чонгуке есть всё, что противоречит типу и собственным взглядам Лисы. Каким Чонгук известен в своих кругах? Нежный, чувственный и невинный, как она сама, и все её представления о парне мечты? В том то и дело, что нет. Он именитый бэд-бой с своей среде. Сплошной хаос, а встреча с ним — аттракцион без ремня. И совсем наплевать на то, что Лиса не переносит опасность. Она знает, что свидание с ним не будет проходить, как в романтической комедии, которую смотрит Лиса, когда вваливается домой уставшей от школы и от отсутствия внимания своего обожателя. И Чонгук точно не из тех, кто решится признаться в теплых чувствах, неловко кусая губы и медленно краснея при виде счастливого лица. Он не из тех, кто согласится на романтический перекус сэндвичами и любимым яблочным соком Лисы, на ленивые поцелуи, плетение венков и купание в озере голышом, с возможностью согреться без полотенец на заднем сидении его нового синего порше, подаренный ему матерью на день рождение неделю назад. Если свидание и свершится,то скорее всего ночью. С двумя и более соблазнительными телами, такие как Дженни из их класса. Этой ночью будет вино, звёздное небо, грязные танцы, голодные взгляды на открытое декольте и быстрый, но от этого не менее ахуенный, перепихон в туалете самого элитного клуба, который вполне может принадлежать ему в будущем, благодаря его папочке, и продолжение в VIP-зоне. Так почему же Лалисе Манобан, особе с романтическим мировоззрением до мозга костей, которой хочется подарков и милых открыток с признанием внутри, суждено было влюбиться в этого сумасшедшего дамского угодника? Два года — это немалый срок. Два года назад после гибели матери, что скончалась от долгой болезни, которую не смогли вылечить ни за какие деньги, она переехала вместе с отцом в прекрасный город Сеул из своего родного Бангкока. Новый переезд — новая жизнь и надежды, как бы тяжело не было, но это нужно было ей и отчаявшемуся отцу. С корейским языком и культурой у Лисы проблем никогда не было, да и в Сеуле они были частыми гостями, потому что её мама являлась коренной кореянкой. Язык Лиса уже изучала с детства, а сейчас может спокойно разговаривать на нём. Но Лалиса немного отличалась своей внешностью, хотя и с этим тоже проблем никогда не возникало, лишь пущий интерес и приятные комплименты в свой адрес. С Чонгуком Лиса познакомилась на второй неделе после перевода в новую школу, когда тот соизволил явиться, вспомнив про учёбу. Но так ли это было? Однозначно нет. Как потом выяснилось, что его внезапное появление было из-за взбучки с отцом, вследствие которой Гука лишили всех средств за прогулы в школе. Лиса помнит как этот мускулистый буйный мальчишка, уже познавший все унылости школьной жизни, тот ещё прогульщик и разбойник, которому не писаны никакие законы и правила, сел к ней за парту с тем ещё угрюмым лицом, оценил с ног до головы своими тёмно-кофейными глазами и сказал лишь слово. Не «привет», не вопрос, а просто: — Пересядь. Его проницательные глаза, в которые она нырнула за секунду и вынырнула за пару, оставив свою душу в них глубоко внутри, не оставили ей выбора. Он пересел на её место, взглянул в окно, а потом вновь вскочил и выбежал из-за парты. Лиса завороженно наблюдала за ним, как и другие с восхищением, не смотря на то, что всё ещё шёл урок, но тогда отвести взгляд от него казалось чем-то невозможным, что вообще не входило в привычки всезнающей Манобан, которая ещё на первой неделе влюбила в себя всех учителей. За три минуты Чонгук успел потянуться к карману, подойти к учительнице и незаметно подложить под её классный журнал кругленькую сумму денег. Так же он безумно соблазнительно липнул к стоящей перед доской однокласснице, он прижал её спиной к этой доске и стал бесстыдно целовать её вишнёвые губы, на удивление Лисы, та лишь поддалась не только поцелую, но и прикосновениям. Лиса ещё долго смотрела ему вслед, прожигая немного отрешённым от сего мира взглядом. И даже дойдя до своего дома, не могла успокоиться и не думать об этом безумце. Часы c мыслями о нём перешли на дни, дни в недели, а невинные недели перетекли в месяцы, а после и в годы. Ещё тогда Лиса понимала, что чёрная пантера и рыжий лисёнок подружиться не смогут. Это является фактом и до сегодняшнего дня, спустя столько времени. Нежность и грех не совместимы, лёд и пламя не одно и то же. Они не могут быть вместе, не уживутся. По крайней мере, так продолжает твердить Пак Чимин. Чимин — староста класса и лучший друг Лисы. Кто бы, что не говорил про его одержимость учебой, но Лиса как никто лучше знает про него все, да и ее страсть к новым знаниям от него немногим отличалась. Ровно до поры, пока Чонгук не забрал больше половины ее времени, а она не может с этим ничего поделать. Так или иначе, даже с потерянным разумом, полным мыслями только об одном человеке, Лиса все равно преуспевает на уроках, или Чимин ей не позволяет скатиться в этом плане, часто проверяя материалы и вместе делая уроки. — Ведёшь себя, как конченная сасэнка. Кончай уже трагически вздыхать и пожирать его своими умалишенными глазами! — Чимин не сильно толкает Лису в затылок с задней парты, лишь бы отрезвить ее и чтобы она перестала так открыто палиться. Она в ответ лишь негромко шипит, бросает на друга позади смертельный взгляд, в котором его беспощадно топит пару недолгих секунд, а свой фирменный, полный мечтательности и восхищения возвращает Чон Чонгуку, сидящему позади нее во втором ряду на предпоследней парте. Лиса, которая вообще не рассчитывает на его внимание к своей персоне, опять расплывается в глупой улыбке, наблюдая за тем как Чон Чонгук, к которому боятся подойти даже по простым вопросам, просто сидит и увлеченно играет в свою любимую игру на смартфоне. Каким бы овердофигом его не считали, каким бы пафосным и крутым чуваком со стальными яйцами он не выглядел, но когда он вот так сидит, захваченный любимой игрой про машинки и гонки, в школьной форме, сшитой будто на него. Когда он зараженный, закусывает нижнюю губу, обнажая свою родинку на остром подбородке и взволнованный, что не сможет побить собственный рекорд. Да что там, в такие моменты Лисе хочется самой стать машинкой, которой он так сосредоточенно управляет, хочется ворваться вперед, лишь бы не видеть его заломленные брови в огорчении. Она смотрит и забывает, что находится в школе, а не в облаках. Не замечает как звенит звонок, а к Чону со спины подходит та самая Дженни со своими шикарными и соблазнительными формами, просовывает руки под его руки, прижимается к крепкой спине, кладет подбородок на плечо. И Чонгук словно в одну секунду расслабляется, наклоняет шею, принимая горячий поцелуй. Сейчас главная проблема заключается в том, что эта чертова Дженни что-то шепчет ему на ушко, пока Манобан наконец заметив ее, готовится плеваться ядом, орать матом и таскать за волосы. Брюнетка гадко смотрит на нее и кивает головой. Чонгук следует за ее взглядом и останавливается на Лисе, которая на секунду затаив дыхание, расширяет глаза еще больше, когда Дженни поднимает руку и показывает ей средний палец. Лиса давится слюной и отвернувшись, начинает сильно кашлять, услышав за спиной: «На мое зариться - себе дороже!» Судя по ее шипению, Лиса готовилась к истеричной шумихе новой-старой игрушки Чонгука и к еще пущему позору на свою голову, но громкое учительское «Чонгук!» заставляет лопнуть уши и почему-то только её . Новый учитель — высокий и статный мужчина, который преподает им вместо прошлой учительницы, которую подкупить было раз плюнуть, подзывает Чона. Тот на удивление, как обычно не пререкается и смиренно подходит, не забыв, проходя мимо Лисы, пробарабанить тонкими пальцами по ее парте. Ходят слухи, что этого учителя подобрал отец Чона и это становится правдоподобным по мере того, как Гук чаще начал посещать уроки и засиживаться на них. Если присутствовать на них его заставили, но вот слушать уже другой разговор. По мере того как все расходятся и даже Чимин, предварительно бросив на нее взгляд «я же говорил», выходит, сказав что будет ждать у ворот. Манобан тоже начинает собираться второпях, лишь бы не бросить взгляд на понуро разговаривающего Чонгука с учителем и незаметно слиться со всеми. Она быстренько закидывает на плечи свой рюкзак, с прикреплённым к нему любимым брелком «черная пантера», купленным в прошлом году, тихо вскакивает с места, намереваясь такой же тихоней вырваться наружу. Манобан не специально, но краем уха улавливает недовольство учителя, который просит Чонгука в сотый раз взяться за ум, тот лишь на автомате кивает, еще больше удивляя Лису,но потом она слышит, что ему кого-нибудь поставят из класса, чтобы подтянуть в учебе перед пробными экзаменами. «Опять какая-то шмаль липнуть будет к нему», — только задумывается Лиса, но застывает в ступоре, услышав: — Манобан, подойдите ко мне. — П-почему? У Лисы голова кругом катиться по полу, роняя из нее все разумные слова и вопросы, но хоть и с великим трудом делает один шаг вперед и что-что с места не сдвигается, парализованная взглядом черных глаз, которые сейчас, хмуря брови, смотрят на нее. — Твоим внеклассным учителем я назначаю Лалису. Она везде успевает и даже частое витание в облаках ей не мешает на отлично сдавать экзамены. Всего доброго, уже на следующей неделе жду от вас хороших результатов. — Что-что...? — Лиса переминается взглядом то на уходящего учителя, то на тяжело выдохнувшего Чонгука, который рад этому не меньше ее, да и по его глазам ему вообще похуй. Из-за своего дикого возмущения Манобан на мгновение забывает как дышать. Потому что любить Чонгука и восхищаться им на расстоянии это — другое, а вот уединиться с ним где-нибудь, объясняя школьный материал, во всех отношениях отличается от предыдущего. К таким резким поворотам жизнь Лису не готовила, и пока она душит в себе эти порывы, оставшись с ним наедине... блять, а тот будто масло огонь подливает, наслаждаясь её растерянностью. — Эй, — зовет ее Чонгук, но Лиса будто в прострации и ничего не слышит, даже тогда когда тот делает шаги в её сторону, пока не оказывается вплотную. Манобан на этот раз давится дыханием и его близостью, стоит наткнуться на его дикие глаза и резко отскочить назад от неожиданности, а еще прямо как в ее романтических дорамах, зацепиться боком об острый угол парты, и без пяти секунд ты на полу, если бы не охватившие талию крепкие руки моментально среагировавшего Чонгука, который на раз ее выпрямляет, возвышая на свой уровень, но не выпуская из ловких рук. Лиса не справляется с этой близостью и пальцами рук, впивающиеся ей чуток ниже поясницы, она делает резкий шаг в сторону, но ее не отпускают, вновь возвращая на место. Она снова делает попытку выбраться, гадает, что он собирается сделать. Глаза уже по пять копеек, сердце больше не выдерживает, грозится, что выпрыгнет из груди от его затуманенного, неизвестного взгляда. Этот взгляд с нее кожу снимающий, все такой же загадочный, нечитаемый, она за два года все его взгляды изучила, но этот ни на один не похож. Он не смотрит сквозь, это не тот взгляд, что он дарит своей пассии. Это какоё-то оценивающий взгляд, такой же каким она каждый день на него поглядывает. Чувственный, легкий и многозначимый, для которого она в своей потерянной голове отдельную полочку для него создаст и одним именем из шести букв назовет. Пусть со стороны это выглядит не совсем так. Потому что Чонгук впервые её вблизи рассматривает, оценивает по своим параметрам, даже нагло, подолгу на каждом сантиметре участка лица задерживается, а дикое пламя на дне черных зрачков больше разгорается. Видит, что ей уже дышать не чем, безвольно вырваться из цепких рук пытается, что выносить дальше становится невозможно, а Чонгук будто специально сильнее напирает, приближается, сверху нависает, в чьих сейчас руках показывает, совсем не нежно водя холодными пальцами вдоль хрупкой спины. — Слышала? — приближаясь к уху шепчет он. — Нужно добиться хороших результатов до следующей недели. — невесомо касаясь пылающей щеки кончиком носа. — Мой рюкзак там, — головой кивая ей за спину, — тетрадку купишь сама, — и снова возвращается, но уже к пухлым мелко подрагивающим губам, оставляя между своими лишь жалкие миллиметры, чтобы шепнуть совсем не скромное и тихое: — Не подведи, лисенок.