Rosehip & Peony

Арсений всегда пах пионами. Причем не сильным сшибающим запахом розовых пионов, а нежным ароматом хрупких белых. Антон до встречи с Арсом не акцентировал внимание на запахе цветов, но после только пионы и мог отличать. Да, флорист из него был такой себе. Арсений пах нежностью и изяществом, что не всегда ассоциировалось с буйным нравом, но в руках альфы он становился под стать запаху, особенно когда Антон мягко касался губами шеи. Как раз на ней, за ушами, запах концентрировался сильнее. Альфа любил обнимать Арсения со спины, уткнуться в затылок и медленно глубоко дышать, впитывая в себя спокойствие и уют омеги. Тот смеялся с этого, но в желании не отказывал, чаще всего засыпая во время процедуры. Во время течки запах обретал густоту, он буквально обтекал альфу, ложился тонким слоем на кожу, лип на ресницы и губы. Казалось, что его терпко-сладкий вкус собирался на теле омеги, маня к особенно чувствительным местам. Антон слизывал его, мягко сцарапывал зубами, не желая упускать, пока Арсений метался по кровати, полностью отключаясь от реальности. Запах мог быть слабее, мог становиться сильнее, но это всегда были нежные белые пионы. Однако во время беременности с ним начали твориться странные дела. Запах то становился сильнее, то почти пропадал, то горчил не хуже запахов альф, то становился совсем не Арсовым. Антон ничего не помнил из школьного курса по биологии, но у него был друг-медик — который был не гинеколог, но кого это волнует — потому ему вновь провели лекцию об особенностях омежьего организма. Дима также не забыл прикольнуться, и провел дополнительное занятие на тему «Откуда берутся дети». Антон бы послал его, но больше знакомых врачей у него не было, поэтому пришлось перетерпеть все издевки. Шаст снова узнал, что после зачатия происходит гормональная перестройка организма, а потому запах может меняться, причем в первый триместр он может так и не прийти в норму. Это было не очень хорошо, потому что Антон любил Арсов запах, а его изменение приводило в замешательство. Порой Антону казалось, что он живет вообще с другим человеком. Был один маленький плюс, которым альфа пользовался втайне от своего благоверного — пока у него не установился запах, то всегда можно было почуять перемену настроения. Антон не сразу до этого дошел. Это был путь проб и ошибок, которые альфа переживал с болью, но тем не менее он научился. Легкое раздражение — которое бывало все чаще — пахло миндалем. Стоило только появиться миндальной нотке в запахе Арсения, как Антон настораживался и продолжал принюхиваться после каждого слова и действия. Если она затухала и появлялся вновь цветочный запах, то буря миновала и все хорошо, но если миндаль сменялся жареным арахисом, то жаренной становилась вся ситуация, потому что это признак злого Арсения. Во время скандалов — которые были на самом деле редки — горелыми орехами пахло сильно. После этого Антон перестал покупать орешки к пиву, ассоциации были неприятные. Обиженный омега пах кислыми яблоками. Это было проблемой, потому что Арсений яблоки ел часто, поэтому, приходя домой, Антон не всегда понимал, это Арс обиделся опять или просто яблок переел. У него был контрольный вопрос для уточнения ситуации — ты как? Если омега улыбался — иногда немного вымученно и устало — то значит, это из-за яблок, но если говорил спокойно и ровно «Нормально», то это звоночек. Обиженный Арсений — как в принципе и любой другой — был непредсказуем. Но Антон понял после нескольких неудачных попыток, что лучше обиду превращать в игривость. Арсений любит театральность, она у него в крови и заднице, а также любит каламбуры и шутки, устоять не может. Поэтому альфа давал повод. Если обида была легкая и больше гормональная, то проходило все быстро, и Арс вновь пах прекрасными пионами. Беда была, когда появлялся запах роз. Антон ненавидит розы, всегда не любил, а после начала беременности возненавидел всей душой, потому что это начало слез и долгой истерики. Крики «Ты меня не любишь!», «Я жирный!», «Я урод!», «Я буду отвратительным отцом!» не прекращались и остановить их было невозможно. Антон пытался вначале, но потом понял, что это бесполезно. Надо было просто ждать. Если Арс позволял, то Шаст обнимал его, поглаживая по плечам и спине, а если нет, то оставлял ненадолго одного, прислушиваясь к плачу и крикам. Вроде ничего страшного, но сердце каждый раз кровью обивалось, и альфа от отчаяния и беспомощности готов был выть, ведь помочь своему мальчику он никак не мог. Антон вновь пришел домой с работы, шурша пакетом. Удивительно, но пока у Арса не было странных и неожиданных потребностей в еде, он просто ел больше и все, однако альфа морально уже приготовился к самому страшному. В квартире было тихо, что уже подозрительно. — Арс, — позвал неуверенно Антон, но в ответ звучала тишина. Куртка и обувь омеги были в коридоре, а значит где-то в квартире он должен был быть. Шастун оставил покупки в коридоре, быстро стягивая верхнюю одежду. Он заглянул в кухню, прильнул к дверям в ванную и туалет — там несчастный омега проводил большую часть своей беременности — но нигде не обнаружил, отчего росло волнение. — Арсений, — громче позвал Антон, нервно теребя браслеты. Он посмотрел в комнате, но не увидел омеги, и серьезно испугался, пока не заметил, как шевелится комок из одеял на кровати. — Арсюш? — неуверенно произнес альфа, двигаясь по направлению к постели. По мере приближения Антон отчетливее слышал тяжелое сопение с тихими всхлипами. Волнение смешалось с облегчением — по крайней мере дома и живой, а с остальным можно разобраться. — Арсений, вылезай, — ласково позвал Антон, присаживаясь на край кровати и начиная распутывать одеяла. Они упорно сопротивлялись, злобно сопя. Альфа не знал почему, но на его лице невольно расплывалась улыбка, хотя волнение еще оставалось. Он продолжал эту странную борьбу, пока не почувствовал, что начал применять инстинктивно силу, и решил отступить, чтобы случайно не навредить. Но Арсений под одеялом запыхтел только громче — явно было жарко. Антон стал выжидать, пока жажда воздуха поборет упрямство. Итог был предсказуем. — Что тебе нужно? — спросил Арсений, высовывая раскрасневшееся лицо. Глаза припухли, ресницы слиплись — Антон уже выучил, что это значит. — Почему ты плакал? — спросил взволнованно альфа, поглаживая по спутанным кучеряшкам. — Я не плакал, — упрямо произнес Арс, недовольно хмурясь. Антон видел странную смесь во взгляде и постарался незаметно принюхаться, чтобы запах подсказал настроение омеги. И ничего не понял. Запах был какой-то смешанный, ничего конкретное не выделялось, но при каждом вздохе чувствовалось что-то новое. Антон забеспокоился. — Арсюша, что с тобой? — ласково поинтересовался Антон, стараясь приобнять Арса. Тот упрямо кутался, продолжая хмуриться, но Шаст не был бы собой, если бы не продолжал попытки. В итоге ему удалось немного припустить одеяло и обнять бунтаря за плечи. — Я не знаю, что со мной, — тихо произнес Арсений. — Я просто устал. Устал от этих чёртовых перепадов настроения, от того что плохо все время, что все со мной сюскаются. Я устал от этого состояния. Я… Арс испуганно замолчал, закусив губу. Пришло время Антона хмуриться и расстраиваться. — Ты жалеешь, что забеременел? — как-то отчаянно уточнил Антон, чуть сильнее сжав худые плечи. — Нет, я… Не знаю я ничего! — истерично крикнул Арсений, кажется вновь пуская слезы. — Просто не выдерживаю этого напряжения, Тош. Я мозгом понимаю все, но все равно… Антон пододвинулся ближе, прижимаясь к боку Арса и целуя его в висок. Он опустил ладони ниже, кладя их на живот, нежно его поглаживая. — Мне не понять, каково тебе, — честно признался Антон. — Но могу попытаться представить, но от этого мне страшнее за тебя. Я всегда с тобой. Я помогу тебе. Арсений развернулся, утыкаясь лицом в ключицы Антона, продолжая тихонько плакать. Но запах снова становился цветочным.