Rosehip & Peony

Тишина. Господи, он скучал по тишине. Ее так не хватало после рождения двойняшек. Хотя альфа никогда после встречи с Арсением не был в покое — тихий Арс причина беспокойства окружающих. Он всегда собой покрывал все и всех, был вездесущ и всеобъемлющ. С маленькими детками это изменилось, просто потому что энергии и сил не хватало. Зато со своими малышами Арсений оставался таким же — широким, открытым, излучающим бешенную энергию. Омега обожал своих детей, и Антон это понимал и не ревновал. Помнил, как мечтал Арсюша о семье, как хотел, как плакался, что его — старого и странного — никто не сможет полюбить и создать с ним семью. Шастун чувствовал себя просто вечно влюбленным мальчишкой, а Арсений порой смотрел на него, как на божество, особенно когда в больших лапищах альфы засыпали младшие детки. Антон смущался такого восхищения и даже немного боялся. А вдруг не справится? А вдруг подведет? Больше лажать как в прошлом Антон точно не собирался, хотя сбегать на пару часов в выходные к Димке ему позволяли. Они старались доверять друг другу, но Шастун сам себя корил и загонял, что тогда дал слабину. Ему всегда казалось после, что Арсений как будто проверял. Но не проверял, просто существовал рядом, доверял, любил. Антон потянулся, а затем перевернулся на бок, беря в захват рук и ног теплое и расслабленное тело омеги. Арсений недовольно застонал во сне, но не стал отбиваться от загребущих лап альфы, продолжая спать. Он очень уставал, но малыши были еще слишком малы, чтобы оставлять их без присмотра папы. Шастун до сих пор удивлялся странно крепкой связи между омегами и их детьми. Он посмеивался с Поза, когда тот вздыхал, рассказывая о том, как прекрасна Катя с детьми. Сейчас Шаст сам каждый раз замирал, когда Арсений был с детьми, мягко их касался, целовал, укладывал. Это было слишком невероятно. Арс завозился — от тяжести и от жары. Антон прижал мужа к себе ближе, целуя в взъерошенную макушку. Совсем немного баловства, хотя не хотелось убивать сладкий отдых утомленного родителя. Шаст тоже не халявил, но все равно это было как-то иначе. Арсений больше эмоций отдавал, к ночи становясь практически пустым. Антон не жаловался. Он научился, когда ему нужно подластиться к омеге, чтобы получить свою долю внимания и любви. Именно утром, со сна, когда Арсений еще не влился в бурный поток дел и эмоций, когда его сознание еще плывет в дымке расслабленности и спокойствия. Податливый, нежный, покорный. Беззащитный и только его. Арсений ворочается во сне, переворачивается на спину, повернув голову в сторону Антона. Глаза закрыты, ресницы дрожат, грудь мерно вздымается, губы трогательно приоткрыты. Взъерошенный, с темными кругами под глазами и мятой от наволочки кожей на щеке. Антон старается невесомо коснуться красивого лица, но ему кажутся собственные руки слишком грубыми по сравнению со спящим Арсением. Как он смеет к нему прикасаться? Арсюша смешно морщится, потираясь щекой о подушку. Как котенок. Волосы сильнее лохматятся, взметаясь милыми завитушками. Антон продолжает мягко касаться, стараясь не разбудить, урывает свою долю тепла любимого. Хотя и мучает совесть, что отрывает от заслуженного отдыха. Но совсем чуть-чуть, особенно когда с тихим стоном-вздохом Арсений разлепляет глаза. — Прости, — полушепотом произносит Антон, убирая руку от лица Арса. Тот выпячивает обиженно-возмущенно губы, лениво и слабо хватая ладонь альфы и возвращая к себе на лицо. — Люблю такое «доброе утро», — сипло произносит Арсений, снова закрывая глаза, подтягивая на плечо одеяло и потираясь щекой о руку мужа. — Доброе утро, — все же произносит Антон, возобновляя нехитрую ласку, продолжая поглаживать омегу по лицу, волосам, шее. Арсений лениво улыбнулся, морща трогательно нос. — Дети еще спят? — спросил Арс, явно намереваясь еще поспать. — Судя по звукам да, но ты знаешь Лену, она даже если проснулась, то лежит тихонечко, — ответил Антон. Их дочурка порой пугала родителей, отличаясь особенным спокойствием, почти не плакала, только если действительно ей нужно было. Леша был наоборот активным, немного дерганным, его утихомирить было проблематично. Главной звездой все равно оставался пока Саша, который, почувствовав конкуренцию, стал больше требовать от папы внимания. Оба родителя молились на их маленький танк Леночку, потому что ее спокойствие было отрадой для измученных взрослых. — Скоро надо вставать, — вздохнул несколько печально Арсений. — Скоро, но не сейчас же, — ответил хитрым тоном Антон, аккуратно целуя в нос. Арс как-то непонятно фыркнул, то ли смеясь, то ли чихая, и открыл, щурясь, глаза. Красивые, сияющие, хоть и немного размытые из-за не отступившего до конца сна. — А говорят, я хитрый лис, — произнес Арсений с ноткой гордости. Научил Антона хитрить и выворачиваться, а альфа в свою очередь обучил своего графа материться по-дворовому. Идиллия. Арс начинает возиться, тихо по-стариковски кряхтя. Шаст хотел бы назвать омегу стариком, но обидится. Обижать своего мужа не хочется, тем более из-за возраста действительно волновался. Иногда у него начинались приступы на тему, что он для своих детей будет как дедушка, что стыдно будет ходить на родительские собрания и мероприятия. Антон утешал, успокаивал. Ведь маленькая собачка и в старости щенок. А его щенок будет вечно бодрым и вечно веселым, а главное любимым всей семьей. Арсений уложил голову на плечо альфы, глубоко вздохнув. Антон не мешал устраиваться удобнее, лишь когда тот успокоился, приобнял, рассеянно поглаживая. Нашел на ощупь ладонь, переплетая пальцы. Кольцо к кольцу. Сердце к сердцу. Жизнь к жизни. — Тош, — позвал тихо Арсений. — Давай всегда так? — Давай, — согласился Антон, даже не уточняя как «так». Чувствовал просто, как это должно быть. Спокойно, в понимании. Иногда, как сейчас, закрываясь в собственном мирке на двоих. — Как думаешь, еще долго мы сможет вот так поваляться? — спросил, посмеиваясь, Арсений, постепенно, несмотря на вопрос, просыпаясь. — Ну, это как Саша захочет, — усмехнулся Антон, целуя мужа в волосы. — Маленький вредина, — посмеялся Арс, знакомо лисьи щурясь. — Но любимый, хотя иногда и хочется его придушить. — Теперь ты понимаешь меня, как никто, — фыркнул Антон, получая легкий тычок под ребра. Чтобы не повадно было. — Всех троих люблю, — улыбнулся Арсений, переворачиваясь и поднимаясь на руках. — И тебя… — И я тебя, — кивнул альфа, заключая лицо омеги в своих ладонях. Даже целоваться было не так важно. Важно чувствовать, ощущать. Слышать. Даже то, что не говорилось, а лишь думалось. И сейчас они оба слышали — мы устали, но счастливы. И счастье теперь будет неизменно.