Галстук в звездочку

      Чан сидит за кухонным столом и нервно отбивает ритм ложкой о край керамической тарелки. Разумеется, ему следовало бы использовать эту ложку по прямому ее назначению и донести уже изрядно размякшие кукурузные хлопья до рта, но он может только ритмично, будто в трансе, стучать ею об тарелку. Странно, что сидящий рядом Чанбин не замечает такого странного поведения лидера и спокойно продолжает жевать свой бутерброд. Или наоборот, все прекрасно замечает, просто уже так привык к неординарным действиям Бана, что принимает лучшее решение в этой ситуации – игнорировать.       Крис раздражен, максимально раздражен, раздражен так сильно, будто бы кто-то, как минимум украл его лэптоп, а как максимум – крутится весь такой в школьной форме возле буфета, укладывая обед в яркую пластиковую коробочку. Весь такой в жилетке ярко-желтой, да в рубашке, выглаженной до хруста, с темным воротником, туго затянутым галстуком в мелкую звездочку. До чего выглядит по-дурацки, по-детски. Отличная форма для младшеклассника, но никак не для выпускника. Чан пытался убедить себя в этом каждый божий день, когда перед его глазами маячил Ян Чонин, спешащий в школу.       У Чана был вагон и маленькая тележка всевозможных кинков и фетишей, которые он более чем успешно сублимировал музыкой. Почти всегда навязчивые мысли, вроде Минхо в кожаных штанах или Феликса, который экспериментировал со своим голосом, исчезали, когда Крис переступал порог студии и начинал писать музыку. А если же что-то плотно заседало в его голове – быстрая дрочка под горячими струями воды глубокой ночью, приводила в чувство и стирала из неспокойной крисовой головы любые похабные мысли.       Но с Чонином в этой дурацкой школьной форме первый способ с крахом провалился, как Крис не пытался. А ко второму Чан боялся подступиться, что-то в подкорке мерзко шептало – «О, Кристофер Бан, ты собрался дрочить на такого малыша? Как тебе не стыдно?». Но глаза-то видели совершенно обратное. Совсем не маленького и невинного мальчишку. Отчего хотелось эти глаза закрыть и не открывать их ближайшую вечность. Еще, желательно, стереть из памяти все, увиденное ранее. Чан видел, как вырос Чонин, как мягкие щечки сменились острыми скулами, как губы все чаще изгибались в совершенно дьявольской улыбке, а во взгляде проявилось что-то такое из-за чего совсем скоро перед макнэ очередь из девушек выстроится. Ян вырос и Крис это прекрасно видел, но никак не хотел принимать.       Чан пытался быть предельно честным с собой и смириться с тем, что его взгляд начал недвусмысленно останавливаться на макнэ задолго до этого утра. И если уж совсем не врать – то года так два назад. Когда Чонин щеголял с брекетами, совсем детской мордашкой и взглядом загнанного в тупик олененка. Но тогда в голове Криса, как и подобает хорошему лидеру, напрочь отсутствовали любые мысли, которые сейчас он предпочёл бы сжечь, выбросить и никогда к ним обратно не возвращаться. Два года назад Чан смотрел на Яна и радовался каждому его успеху, в танцах и в вокале. И почему-то всегда хотел быть рядом, чтобы поймать, если младший вдруг оступится и начнет падать. А Чонин смотрел преданно и «спасибо» каждый раз говорил, когда Крис секретами индустрии делился. И в груди от такого щемило нещадно, а где-то пониже, в животе – рой бабочек порхал и крыльями о ребра бился, напоминая как-бы. Чан привязался намертво, а все возникшие нежные чувства списывал на особое проявление дружбы. И мурашки по телу от каждого объятия тоже игнорировал.       А время шло, макнэ танцевал все раскрепощённей и эмоции ему несвойственные выдавал все чаще, отчего у Криса мир сначала сам с собой не состыковывался, а потом вниз летел с бешеной скоростью. Но лидер себя контролировал, по перерезанным тормозам давил отчаянно и пытался не обращать слишком много внимания на повзрослевшего Чонина. Пытался игнорировать изо всех сил, отвлекался на Феликса с его голосом убийственным, но помогало это все совсем ненадолго. До очередных сборов Яна в школу. Все чаще, в душе, под обжигающим напором воды, бьющим прямо по спине, в неспокойных чановых мыслях то и дело возникал уже совсем не светлый образ Чонина, искрящийся дерзостью и всем тем, что Чан никак не мог с ним ассоциировать. Крис гнал прочь эти фантазии и как следствие, мастурбация, которая по замыслу должна была принести ему приятную разрядку, приносила только лишнюю головную боль. Кошки на душе скреблись от мыслей о неправильности всего происходящего, а в голове стереотипы яркими красками расцветали. Чонин – макнэ, а ты чертов извращенец. И плевать этим кошкам было, что АйЭну уже почти двадцать и что он уже давно не тот потерявшийся олененок.       Ложка все-таки достигла крисова рта, но его взгляд все также продолжал блуждать по телу Чонина. Снизу вверх. Ян переминается с ноги на ногу и неспокойный взгляд Чана цепляется за босые порозовевшие ступни с выступающими на них жилками, мысль о том, что хотелось бы их почувствовать, скользящими по своему члену, Крис сжигает сразу же. Если он разовьет эту пагубную фантазию, то тяжелый утренний душ повторится снова. И снова. Взгляд ползет все выше, изучает идеальные стрелки на брюках, обтягивающих то, что лучше бы не обтягивали. Потом цепляется за длинные пальцы, сжимающие нож. Совсем не хотелось увидеть, как Чонин свои же пальцы облизывает и темными глазами на Криса просяще смотрит. Еще больше не хотелось увидеть то, как этот дьяволенок галстук свой невозможно дурацкий развязывает и Чану его преданно протягивает, мол, не хочешь найти ему другое применение, хен? Чан кусает губы до боли, чтобы хоть как-то отстраниться от изучения своего донсэна. Совсем не помогает, в голове буквально стреляет мысль, что его губы так может кусать кто-то другой. Хочется выть и почувствовать чужие зубы, смыкающиеся до крови на собственной губе. На лицо макнэ Бан смотреть даже боится, там, он уверен, картина страшнее для его самообладания, чем все, увиденное до. – Да блять. – стонет Крис, со стуком падая лбом о деревянную столешницу. Хочется еще сильнее ударить себя по тупой голове и надеяться, что от этого все из нее улетучится волшебным образом, и ты вернешься к обычной жизни, с уже привычным залипанием на заднице Минхо, а не на Чонине в этой дурацкой форме, с этим блядским галстуком. – Ты палишься. – из ступора выводит Чанбин, который ни на минуту не отвлекается от поедания своего бутерброда и чтения сообщений в Какао. Парень совершенно спокоен и говорит также – тихо и размеренно. И даже как бы не к Чану обращается, а в пространство вещает, будто бы размышляя о чем-то, а не факт, очевидный для себя, изрекает. – Что? – Чан пытается спокойно вернуться в положение «сидя», выходит сквернее некуда, а Бин на такие маневры только хмыкает и даже в сторону Бана не смотрит. – Только слепой не заметит, что ты буквально сжираешь мелкого одним только взглядом. – рэпер меланхолично отпивает из белой кружки с рисунком поросенка и продолжает говорить также тихо, чтобы его умозаключения слышал только Чан. – А он, – быстро переводит взгляд на Чонина и обратно – совсем не слепой.       Крис с легким испугом смотрит на друга, а тот все такой же умиротворенный, разве что губы в легкой усмешке кривит, делая вид, что знает о своем лидере абсолютно все. И это пугает. Либо Чанбин действительно его хорошо выучил за все эти года крепкой дружбы, либо Чан действительно палится. И если все так очевидно, то предмет его фантазий, наверняка тоже все заметил. Не слепой же, в самом деле. Чан снова кусает губы, особенно сильно в тех местах, где уже образовались маленькие ранки. Пытается отвлечься теперь уже от мыслей о том, что кто-то заметит его позорное увлечение. – Эй, Чани-хён, - из своеобразного транса в этот раз выводит голос, который хотелось бы не слышать, или хотя бы слышать, но не в том состоянии, в котором сейчас находился Крис. Голос Яна был слишком сладким, приторно сладким, как переслащенный кофе, от которого скулы сводило. Так и с этим голосом. Внутри все сжалось и Чан почувствовал себя снова школьником в момент, когда кто-то разболтал предмету твоих воздыханий о твоих чувствах. Руки морозило то ли от мерзкого волнения, то ли от того, что пальцы сжимали керамическую тарелку с холодным молоком в ней. То ли от совокупности. Крис поднял взгляд на младшего, без мыслей о том, что он сейчас увидит. Слышал ли Чонин то, что сказал Чанбин? Или все знал задолго до? – Да? – У тебя, – Ян уже закончил собирать свой ланчбокс и держал его своими убийственными руками. На лице – легкое беспокойство, немного приподнятые брови и взгляд озадаченный. – кровь на губе. – Чонин касается указательным пальцем розовых губ, показывая, мол, вот тут, хён.       И Чан, который все это время пытался не останавливать свой взгляд на лице макнэ – смотрит ему прямо в глаза. В эти обеспокоенные глаза. Чан старается не смотреть ниже, иначе итак шаткое спокойствие в его душе рухнет каменной стеной. Эта каменная стена, отделяющая его от пропасти, уже давным-давно трещит по швам. И в итоге рушится, с шумом, когда Крис переводит взгляд на ярко-розовые губы макнэ с касающимся их пальцем. Лидер повторяет движение своего донсэна, прикасается к нижней губе. И правда, кровь. Но на это как-то плевать, когда в крисовой голове уже развернулось целое представление с Чонином в главной роли. Мэкнэ почти незаметно кивает, подтверждая, что да, вот тут, хён. Потом лучезарно улыбается, хватает с буфета бутылку с водой и скрывается в дверном проеме, на прощание помахав ручкой. Чанбин желает ему хорошего дня, а Крис сидит все также – нервно касаясь кровоточащих ранок. – Я даже не знаю как тебе помочь.       Но Чан прекрасно знает и встает из-за стола, с шумом задвигает стул и также молча тащится к выходу под недвусмысленное хмыканье Чанбина. Бан как знал, что это утро ничем хорошим не закончится и лучше бы он ушел в студию, пока все еще спали. Но нет, он решил в кой-то веке позавтракать нормально, дома, а не перекусить, сидя в такси. И все, как обычно, обернулось против него. Звезды сошлись и планеты в ряд встали, не иначе.       Парень заполз в пустующую ванную, из которой совсем недавно выбежал проспавший все что можно Джисон, оставив после себя запотевшее зеркало и воду на кафеле. В другой бы ситуации Чан возмутился бы, но сейчас было совсем без разницы. Крис скользит ладонью по влажной зеркальной поверхности и смотрит на себя в маленький чистый его кусочек. Хотелось бы взгляд от себя отвести, но Крис знает, что лучше смотреть на свое лицо, от которого буквально тошно, сконцентрироваться, чем снова погрязнуть в водовороте саморазрушающих мыслей.       Правда, внизу живота ноет, отчего в голове становится сразу же до жути противно. Чан лицо холодной водой ополаскивает и волосы темные назад пятерней зачесывает. Не помогает. – Пиздец. – Крис материт и проклинает себя на всех четырех известных ему языках. Он возбудился только от вида макнэ, который просто касается своих губ, чтобы показать своему хёну, где тот поранился. Бан может уже и свыкся с мыслью, что у него нещадно, до боли, стоит на Чонина, но ему только предстоит пытаться принять факт, что он так быстро разгоняется до совсем не безопасной скорости. Врезаться бы сейчас в какой-нибудь столб.       Чан сидит в ванной комнате добрых пятнадцать минут, пытаясь привести себя и мысли в порядок. Желательно каким-то приличным способом, подумать там о котах, музыке, мороженом, Одним словом, выгнать из головы все мысли с сексуальным подтекстом. Он ходит по маленькой комнатушке туда-сюда, сидит на холодном кафельном полу, пялясь в одну точку, снова умывается ледяной водой. Хотелось бы сказать, что из этого максимально гениального плана что-то да вышло, но, увы. Чан уже и успел покорить себя за то, что он весь такой правильный и в клубы не ходит и с людьми не знакомится. Вспомнил, что его последний секс был что-то около года назад и то, ему не сказать, что понравилось. Снова проклял все, на чем свет стоит и сделал вывод, что его не совсем здоровая реакция – это всего лишь следствие длительного недотраха. Не обошлось и без очередного сеанса самолинчевания, чуть не перекатившегося в глубокие размышления о любви и смысле жизни. Чан бы и продолжил терзаться, но его мысли перебили три ритмичных удара в дверь. – Я не знаю о чем ты сейчас думаешь или еще что… – Чанбин запинается, в попытке подобрать нужные слова или не сболтнуть лишнего. – Но, ничего сверх странного не произошло, – Чан, сидящий в углу с притянутыми к груди коленками переводит взгляд на дверь, как будто пытаясь разглядеть собеседника, а Бин все молчит. Он всегда был очень осторожен с чувствами других, всегда пытался подобрать наиболее правильные слова, чтобы человек не просто что-то понял, но и не почувствовал себя как-то паршиво. А еще был слишком проницательным. Правда, никто не знал, считать это за достоинство или за недостаток. – Да ну. – Я понял, видимо ты один среди нас слепой. К чему я, как закончишь, приезжай в студию, мне нужно показать тебе новый материал, – снова молчание, – и если хочешь поговорить… – Чанбин решает не заканчивать очевидное предложение и за дверью слышатся удаляющиеся шаги.       Цель-то у рэпера, конечно, благороднее некуда – подбодрить, убедить, что все не так плохо, но его речь вызвала прямо противоположный эффект. Мысли только сильнее спутались, а в голове был ворох из всего, начиная от музыкального материала, который подготовил Со и заканчивая традиционным Чонином, который напрочь не хотел покидать мысли Бана. Это все походило на какую-то сцену с неудачным обезвреживанием бомбы. Вот оно, перерезанный красный провод, но что-то идет не так и таймер не останавливается. Чан готов был завыть, взорваться и волосы на голове рвать.       Входная дверь хлопает, как будто специально. «Да к черту!». Чан себя прекрасно знает и знает, что без разрядки, второй, блять, за утро, день пойдет по крутой такой пизде. И Чонин из головы никуда не исчезнет, будет ошиваться там как у себя дома.       Крис стягивает через голову мятую пижамную футболку, вместе с серыми спортивками. В белье Бан принципиально не спит, от чего почти каждое утро и ловит ощущения на грани боли и наслаждения. Сначала, как и полагается, совсем мимолетные, когда член только немного касается шершавой ткани и каждый раз усугубляется тем, что Чан специально не касается себя руками какое-то время. Это граничит с каким-то мазохизмом. Чан всегда просыпается в одиночестве. Минхо, как правило, проснулся пораньше, чтобы поторчать в душе подольше, а Крис пришел домой слишком поздно и его режим сбился к чертям. Во снах – как обычно, темнота, сменяющаяся смутными мужскими образами, но где-то в подсознании Бан знает, что образ - проекция конкретного человека и безбожно возбуждается. Чан просыпается и чувствует себя самым натуральным подростком. Даже в свободных штанах тесно и каждое неверное движение отдается разрядом по всему телу. Утренний ритуал – побродить по комнате, убрать кровать, порыться в шкафу и ни разу не коснуться себя и довольствоваться только болезненными скольжениями напряженной плоти по хлопку. Мазохизм чистой воды. Потом парень хватает полотенце и как ни в чем не бывало идет в душ, хорошо бы, если не встречая никого по пути.       Чан напряженно вздыхает, крутит вентиль горячей воды почти до конца и залезает под обжигающий поток, касаясь спиной еще не прогревшейся плитки. Еще одно странное лидерское предпочтение, впрочем, снова на грани боли. От воды на груди расцветают красные пятна, а Бан издает первый тихий полустон. Сейчас можно было и не сдерживаться, но годы жизни в общежитии научили не издавать никаких лишних звуков. Крис подставляет голову под воду и сразу же убирает волосы назад, чтобы не мешались. В комнатке становилось душно, пар клубился, а стеклянная дверца запотела. Прямо как в старых эротических фильмах.       В паху продолжает тянуть и ощущения то ли болезненные, то ли приятные до покалывания в кончиках пальцах. Хотелось скорее прикоснуться к изнывающему органу, но Чан не спешил и хотел помучить себя еще немного. Стоило только прикрыть глаза, как воспаленный разум сразу же строит живописную картинку. Чан проводит рукой по шее, задевая нежную кожу короткими ногтями и ведет вниз, останавливаясь на сверхчувствительных участках на груди, а красные пятна становятся только ярче, Крис тихо поскуливает и сжимает пальцами один из сосков. Чан глаза жмурит, в попытке сбежать от уже четко сформировавшейся фантазии, но в голове Чонин в этой дурацкой форме сидит на парте сверху, положив ногу на ногу, наклонив голову вбок и закусывая губу так, как не подобает примерному макнэ.       Вторая рука быстро скользит от шеи до паха и сразу же сжимает напряженную плоть. Чан большим пальцем размазывает капельку выступившей смазки, большая часть которой стерлась тканью спортивок минутами ранее. От горячей воды головка неестественно красная и гиперчувствительная. Палец мажет по уздечке, а по телу будто бы ток пускают. Хочется разделаться с этим поскорее и вернуться к более важным делам. В фантазии Чонин раздвигает свои невозможные ноги и ослабевает узел на галстуке, а Чан в реальности сжимает член все крепче и делает первое движение, которое больше похоже на грубый рывок, чем на элемент самоудволетворения. Крис все-таки мазохист, он не сдерживается и кусает уже истерзанные губы, нажимает зубами на ранки и стонет почти во весь голос. Макнэ в чановой голове смотрит, будто бы прямо ему в глаза и расстегивает пряжку форменного ремня. Блять, как же Чан хотел бы отхлестать этого мальчишку этим чертовым ремнем.       От эмоций вода становится будто бы горячее, обжигая теперь каждый миллиметр тела, Крис делает пару резких движений вверх-вниз, подставляясь под напор воды. По влажной коже рука будто бы запинается, принося невесомый дискомфорт. Воображаемый Чонин дрочит вместе с ним, в том же ритме, но немного плавнее. Чану нравится представлять, что они отличаются, Ян весь такой чувственный, ловящий волны наслаждения, а Бан – готовый взорваться от одного грубого касания. Лидер кусает щеки с внутренней стороны, чтобы усилить ощущения, в его фантазии макнэ делает почти тоже самое – облизывает дьявольские губы, отчего те блестят в лучах заходящего фантазийного солнца. Глаза темные и почти закрыты, Ян раздвигает ноги чуть шире, немного стаскивая брюки. Блять. Чан не хочет думать о том, какого это стянуть их еще дальше, перевернуть Чонина на живот и трахнуть до искр из глаз. Прямо в этой форме, испачкав желтую жилетку белыми пятнами спермы. Но, в сегодняшней фантазии – только малыш Чонин, который не сдерживает стоны, плавно двигая рукой по своему члену. Чану больно, приятно и противно в своей голове. Отличный коктейль, чтобы кончить перед работой во второй раз.       Чан делает несколько круговых движений ладонью по ноющей головке, особо сильно надавливая на на уздечку, а второй рукой хватает себя за шею и немного сжимает, до цветных искр перед глазами, чтобы дышать становилось почти невозможно. Чану хватает пары рваных рывков, чтобы кончить, тяжело дыша и не испытать почти никакого удовольствия.