***
— Не очень понимаю, зачем я здесь, — Питер поправил галстук и попытался удобнее сесть в кресле, но уютней от этого не стало. Кабинет штатного психолога выглядел, наверное, самым комфортным место в бюро. Мягкие диван и кресло, растения в кадках, стены, покрашенные в приятный бежевый тон. Никаких стеклянных перегородок и дверей. Но Питер однозначно чувствовал себя лучше в своем стеклянном кабинете на жестком кресле с ортопедической спинкой, где он был агентом и начальником, а не здесь, где он был тем, кого внимательно рассматривали проницательные карие глаза миссис Брэдфорт. — Вы пережили похищение, плен и оказались на пороге смерти от полученных ранений, — это достаточно веская причина, чтобы оказаться здесь. Я должна дать заключение о том, что вы готовы вернуться к работе, агент Берк. Питер прищурился, внимательно вглядываясь в ее расслабленное лицо и скрещенные ноги, и наклонился вперед, выныривая из мягких объятий неуютного кресла. — Риск — часть моей работы. Это не первый раз, когда я оказываюсь похищен. Мое пленение длилось несколько часов, а из травм на мне только порез и след от укола. Я здесь, потому что агент Хьюз развернул меня на входе и отправил сюда, не дав даже дойти до кабинета. Я хочу знать, почему. Тон Питера был раздраженным, но выражение лица миссис Брэдфорт не изменилось. — Потеря контроля над ситуацией вызывает у вас тревогу, Питер. Мы уже обсуждали, что это типично для многих агентов в бюро. Вы здесь, чтобы мы могли поговорить о вас и о том, что случилось с вами. Он снова откинулся в кресло, не сводя взгляда с психолога. Питер знал, что эти визиты — часть его работы. Иногда это случалось, ему приходилось бывать здесь ранее не один раз. Для молодых агентов-новичков — стандартная практика: первый выстрел в человека, первая потеря жертвы, первое убийство подозреваемого. Он прошел это много лет назад и стал воспринимать походы в кабинет Брэдфорт как само собой разумеющееся явление вроде квартальных отчетов. Не самый приятный, но необходимый элемент работы в бюро. Обычно у Питера не было проблем с тем, чтобы получить допуск. Один-два, иногда несколько сеансов, которые требовало бюро или сама миссис Брэдфорт. Были случаи, когда он приходил сюда по собственной воле. Совесть Питера всегда была чиста. Он вкладывал в работу все свои ресурсы и действовал в рамках закона, поэтому обычно ему не в чем было винить себя. Да, всегда можно действовать быстрее или хитрее при расследовании и спасти чью-то жизнь или имущество, но однажды Питер осознал одну простую истину. Он всего лишь человек, и он не святой. Он мог ошибаться, и его психологические ресурсы тоже были ограничены. Там, где он не справлялся, у него была подмога. Если все заканчивалось плохо, Питер знал: он сделал все, что было в его силах, и вечером спокойно засыпал в обнимку с женой. Но теперь все было по-другому. Походы сюда перестали приносить ему успокоение, они стали препятствием для возвращения на работу. Ему начинало казаться, что бюро теряет к нему доверие, и он переставал доверять самому себе. После того, что случилось с Нилом, он с трудом смог найти компромисс со своей совестью. Там, где он мог простить себя за недосмотр по отношению к расследованию, с Кэффри это не срабатывало. Любое дело Белых Воротничков было общим для отдела. Его, Риза, Дианы, Клинта и прочих людей, которые им помогали. Но Нил был его личной ответственностью. Зажатый между требованиями бюро и рвущимся в неприятности Нилом, Питер всегда был настороже, чтобы успеть сдержать одних от наказания, а другого от глупости. И в итоге облажался со всех сторон: ФБР использовало его просчеты, чтобы оставлять Кэффри в браслете, а Нил в попытках вырваться решил «отгрызть себе лапу» и перестарался. В прошлый раз он со скрипом получил разрешение, и, очевидно, теперь его дело имело дополнительные пометки, на которые Хьюз обязан был реагировать. Питер плохо помнил события того дня, когда он был в плену. Память напоминала разбитое мутное стекло. Четкими оставались только некоторые моменты. — Это Диана, не так ли? Она написала в отчете, что я говорил о Ниле, когда меня забрали полуживого на скорой? Миссис Брэдфорт ни подтвердила, ни опровергла его предположение. — Ваши друзья и коллеги волнуются за вас, Питер. Их беспокойство вынуждает вас чувствовать себя уязвимым. Он устало выдохнул, отворачиваясь, пытаясь отвлечься на вид за окном и унять колотящееся в груди сердце. Он не чувствовал себя уязвимым. Он злился, черт возьми! Почему они все не могли оставить его в покое, один на один с его утратой. Для большинства из них Нил был просто консультантом, коллегой, за которым нужно присматривать, некоторые его сторонились, кто-то восхищался его навыками, кто-то откровенно презирал. Для Питера он был близким другом, ближе многих коллег или приятелей, с которыми Берк общался годами, встречаясь лишь по праздникам или на официальных встречах. Бюро лишилось полезной рабочей единицы, Диана и Джонс лишились коллеги, кто-то избавился от головной боли и лишних бумаг. Питер потерял своего напарника, члена семьи… И его бесило, что он должен отчитываться бюро о своих чувствах, чтобы получить галочку в документе. Никому из них не было дела до Нила и до того, что пережил Питер на самом деле. Их волновало, годен ли он к работе, сможет ли он в следующий раз действовать наверняка, не будет ли слишком эмоционален или рассеян, находясь в поле. — Я не хочу начинать все это сначала, не хочу обсуждать смерть Нила, — он обернулся, чтобы встретиться твердым взглядом с миссис Брэдфорт. — Я в порядке. У меня нет кошмаров, я не испытываю приступы паники, мои руки не дрожат. Можете сами убедиться! — он вытянул вперед спокойные ладони, понимая, что, в самом деле, ни один мускул в его теле не напряжен больше обычного. Может, это была работа успокоительных лекарств, конечно… — Врачи решили, что я достаточно здоров, чтобы вернуться к работе в офис, я все еще продолжаю пить эти чертовы витамины горстями. Если вы хотите обсудить мое похищение — хорошо, — Питер сжал пальцами колени, впиваясь ногтями в кожу через ткань. — Но я больше не буду говорить с вами о Ниле. Мы закончили с этим десять месяцев назад. Миссис Брэдфорт спокойно открыла тонкую папку, лежащую у нее на коленях. — Здесь сказано, что как только вы очнулись в больнице, то запросили в бюро полную информацию по архивному делу мистера Кэффри. Питер почувствовал, как у него сводит скулы от натянутой улыбки. — Мой похититель изучал дела фальсификаторов, в том числе Нила Кэффри, которых хотел превзойти. Я хотел узнать, не пересекались ли они где-то в прошлом. — На момент вашего запроса вы уже знали, что Филипп Габен мертв и расследование окончено. — Изучение преступления и пути, который прошел преступник, помогает бюро в будущем проводить поимку таких людей быстрее. Миссис Брэдфорт выдохнула и сняла очки, зажимая одну из дужек между зубами. Питер выдержал ее взгляд, оставаясь твердым в своем намерении закончить с этим разговором как можно быстрее. Комната погрузилась в напряженную тишину, нарушаемую только приглушенным шумом шагов за дверью. Ожидание затягивалось, Питер ждал своего вердикта. Конфронтация с психологом — не лучшая тактика получения допуска, но ни к чему другому он не был готов сегодня. Она достала из папки лист бумаги и поставила внизу свою подпись, заставив Питера растерянно моргнуть. — Это все? Я могу идти в офис? — он с подозрением уставился на подпись, которую не видел издалека, переживая, что там может быть не допуск, а отказ. — Вы можете вернуться к работе, Питер. — А вы не совершаете сейчас должностного преступления, миссис Брэдфорт, допуская меня в офис без полноценного сеанса? Он должен был быть благодарен за подписанные бумаги, но не хотел способствовать административному нарушению, поощряя работника бюро к халатности в дальнейшем. Она тихо рассмеялась. — Конечно, нет. У вас ведь нет панических атак, тремора и кошмаров, не так ли? А похищение — это обычная практика в вашей работе, — она повторила его слова. — Сегодня вы здесь, потому что вы потеряли близкого человека, Питер, но я не могу насильно заставить вас говорить о том, о чем вы не хотите. Я буду тут, когда вы решите, что вам нужен собеседник. Но ни я, ни кто-либо еще не может заставить вас пережить горе быстрее. Питер почувствовал, что сердце сбивается с ритма. Голос Нила, знакомый, настоящий, живой, все еще звучал эхом в его голове, словно они говорили только вчера. «Питер, у нее в волосах заколка. Воспользуйся ей. Ради Элизабет…» Ей не нужно было знать об этом. Никому не нужно было. Больше нет. — Десять месяцев прошло… — У смерти нет срока давности, Питер. Уходя из кабинета психолога с допуском, Питер уже знал, как поступит в следующий раз. Он не мог винить Диану за честный отчет и беспокойство о нем, но теперь он будет действовать через неофициальные источники, если захочет получить что-то по делу Нила или Пантерам. В коридоре никого не было. Нажав на кнопку вызова, Питер прижал ладонь ко лбу, чувствуя, как начинает болеть голова. Лифт приехал пустым, поэтому Питер позволил себе привалиться к углу кабины, который не попадал под обзор камеры, и прикрыл глаза, чтобы дать себе крохотную передышку перед возвращением в офис. В такие моменты он начинал понимать Нила, который выкручивался, как мог, действуя у него за спиной, когда законы и Питер запрещали ему что-то, преграждая прямой путь к цели. Кэффри выбирал окольные пути и добирался до того, что хотел, быстрее, чем агенты ФБР. Питер не любил действовать за спиной начальства и коллег, но… дело Нила было для него личным. Никому больше не стоит знать ничего лишнего. Он опустил взгляд на свою ладонь. Чернила давно стерлись, но Питер все еще ощущал, как ручка царапает кожу. — Три-три-один. Что же это, Нил?***
— Кар! На лицо Нилу упал блестящий пластиковый брелок, и он открыл глаза, сонно моргая. Со спинки кровати на него смотрел голубой галочий глаз. — Рависёр, тебе никто не говорил, что ты жестокий? — Кар! — галка крикнула еще громче и спрыгнула на протянутую Нилом руку, крепко впившись коготками в его палец. Крылья птицы дернулись, помогая удержать равновесие, когда Нил опустил ладонь на одеяло, чтобы оказаться лицом к лицу с маленьким шкодником. Рависёр любил кидать ему на голову блестящую мелочь, которую собирал по всему дому, раскиданную тут и там своим рассеянным хозяином. Монеты, фантики, ключи, кусочки фольги, оставшейся от завтрака, колпачки от ручек, банковские карточки — все попадало в лапы Рависёра и падало Нилу на голову в самый неожиданный момент. Особенно галка любила утро. За две недели это стало практически их ритуалом. Нил сладко спал до девяти-десяти утра, пока Рависёр не выдерживал и все-таки бросал что-нибудь ему на лицо, требуя за свои воровские услуги угощения. Сегодня это был потертый старый брелок, который галка открутила от ключей Поля, валявшихся на тумбочке в холле. Однажды Нил закрыл дверь в спальню и обнаружил накиданный мусор у входа, когда встал, а потом получил болезненный клевок в щеку от обиженной птицы. Опасаясь за свою жизнь и здоровье, он предпочел просыпаться от упавшей на лицо бумажки, чем быть заклеванным смертельно уязвленной невниманием птицы. Он провел пальцами другой руки по пернатой грудке. Галка внимательно рассматривала его лицо, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону, ожидая, когда Нил решит встать и покормить ее. — Мы даже не знаем, самец ты или самка. Поль уверен, что ты мальчик, потому что ты воруешь и клюешься, а я говорю, что ты девочка, потому что любишь привлекать внимание и любишь все красивое. В твоем понимании красивое, конечно. — Кар! — галка нетерпеливо каркнула, видя, что человек занят болтовней, от которой лакомый кусочек не появится перед ее клювом. — Да-да, уже встаю. Он начал подниматься, и Рависёр тут же взлетел, поспешно покидая спальню и крича уже откуда-то из кухни. — Мяу, — тихое мяуканье возвестило о том, что не только галка ждала его сегодня. Жизнь Нила со скрипом вошла в странную колею. Как он и полагал, громкие дела с картинами и маньяками были скорее чем-то из ряда вон выходящими для Арно, чем обыденностью. Еще пару дней после отправки отчетов и получения благодарностей от американских товарищей участок гудел, а потом все улеглось. Навалилась рутина. Нил сделал скучный отчет о копии картины, которую принес Будро, и теперь он пылился в одной из папок, ожидая подтверждение от официального эксперта, который собирался приехать, но до сих пор в участке его еще никто не видел. Картина валялась в отделе вещдоков вместе с отчетом Нила. Помощь эксперта-искусствоведа больше не требовалась полиции. Позавчера Нил снова посетил врача в Сальпетриер и получил рекомендации по реабилитации, а так же рецепт на новые лекарства. Доктор предложила ему сеансы с психологом, чтобы попробовать восстановить его память. — Как мне обращаться к вам, месье? — пожилая дама в строгом костюме, с крашенными хной волосами предложила Нилу пройти в мягкое кресло, а сама села напротив. Кабинет казался Нилу странным гибридом больничной палаты и офиса. На его взгляд все в этом месте выглядело безвкусно: мягкое кресло не сочеталось с плиткой на полу, а массивный деревянный шкаф, забитый папками и бумагами, выглядел чужеродно, как и женщина в светло-розовой одежде среди мрачно-белых стен. Пришлось напомнить себе, что он пришел сюда не для того, чтобы обсуждать дизайн. Идея с гипнозом была одновременно соблазнительной и пугающей. Нил и так имел слишком мало контроля над тем, что происходило в его жизни в последнее время. Его держали в плену, пытались утопить, лечили, пока он был в беспамятстве, а теперь он живет у инспектора полиции в качестве домработника. У него даже не было официального договора, Поль обещал давать ему денег на карманные расходы, и Нил не возмутился только потому, что знал: в случае нужды он сможет добыть деньги без проблем. А пока стоило вести себя тихо. Он не имел власти над своей памятью, лишившись ее, и ничего не мог с этим сделать. Мысль о том, что какой-то другой человек возьмет под контроль его сознание, пусть на короткое время, и сможет заставить его сказать и сделать, что угодно, давала Нилу как минимум повод нервничать. Мадам Руссель выглядела располагающей, но Нил чувствовал, что должен быть осторожным. Она могла спросить его о чем угодно, а ему уже было, что сболтнуть: кража кошелька, преступный сговор с Полем для проникновения в дом, кошмарные сны, от которых Нил помнил только смутные обрывки. Она могла добраться до них, но там же могло скрываться то, что не стоит знать порядочным людям. Если Нил совершил какое-то преступление, мадам Руссель имела право донести на него в полицию, предоставив в качестве доказательств запись сеанса. — Питер. Это не мое настоящее имя, но, думаю, если бы меня звали «Эй, ты», могли возникнуть трудности. Мадам Руссель улыбнулась его шутке, и Нил слегка расслабился. — Питер, вы знаете, как работает наша память? — Ну, я читаю текст с намерением запомнить его, а потом просто достаю его из памяти в нужный момент? — Примерно так и есть. В мозгу между нейронами образуются связи, благодаря которым информация остается сохраненной. Если эти связи нарушаются, человек забывает определенные моменты. Ваша амнезия скорее всего имеет двойную причину: удар и психологическая травма. Вы пережили тяжелый предсмертный опыт — чуть не утонули, получили серьезное ранение. Спасение потребовало от вас всех ресурсов организма и психики. Нил почувствовал, как у него пересыхает во рту. Он старался не задумываться, как близок был к смерти в тот день. Его спасение было скорее везением, чем закономерностью. То, что он не помнил, как тонул и получил удар по голове, не позволяло ему пережить эти события и обдумать их. — Все это нарушило ваши нейронные связи и лишило вас доступа к воспоминаниям, предшествующим травме. Они не исчезли, но прямая связь между вашим сознанием и памятью оказалась разорвана. Нам просто нужно найти другой путь. — Попасть в подсознание? — Именно. Я думаю, что окажусь права, если предположу, что вы видите события травмы или события из вашего прошлого во сне, особенно в моменты, когда вы засыпаете. Нил поднял руки ладонями вверх. — Вы меня вычислили, — он замолчал, но мадам Руссель, видимо, ждала продолжения, и ему пришлось уточнить: — Мне снились… не самые приятные сны в последнее время. Не всегда, но иногда, особенно если я сильно устал или у меня болит голова. Но я почти ничего не помню, когда просыпаюсь. Смутные образы — ни лиц, ни имен. Или помню, но это просто бредовые кошмары. — Во сне как раз работает наше подсознание. Вы забываете, потому что ваш разум вытесняет травмирующие воспоминания. Это защитная реакция психики, которая осложняет возвращение памяти. Доктор Кормье сказала, что у вас хорошие результаты томографии: кровообращение в мозге нормальное, нет осложнений, гематомы почти прошли. Конечно, вы только в начале своего реабилитационного пути, но если память не возвращается после купирования органических симптомов, значит, есть и психологическая причина. Мы с вами здесь, чтобы ее преодолеть. — Окей, — Нил кивнул и улыбнулся, незаметно вытирая влажные ладони о брюки, чувствуя, что хочет сбежать из этого кресла и кабинета, как можно дальше. Не стоило же уточнять, что он переживал о своих воспоминаниях, поскольку они могли стать его билетом в тюрьму? Его заверили, что они попробуют неглубокое погружение, чтобы прощупать почву, он сможет выйти из транса в любой момент, если что-то пойдет не так, и его не заставят делать что-то против воли, и не будут задавать никаких компрометирующих вопросов. Все звучало так хорошо, что Нил сразу понял: это закончится плохо. Он слушал расслабляющую монотонную речь врача, параллельно думая о том, что гипноз на нем работает. Расслабляя мышцу за мышцей, Нил продолжал ощущать себя напряженным внутри. Мадам Руссель попросила представлять его разные места и предметы из его обыденной нынче жизни: больничную палату, дорогу до дома, комнату, в которой он живет, человека, с которым общается, сад и цветы в саду. Мысленно вздыхая, он старательно вспоминал детали обстановки. Обеденный стол, заставленный тарелками и заваленный бумагами Поля, Рависёра, каркающего на подоконнике, мостовую с выбоинами у старого клена, мигающий фонарь на перекрестке соседней улицы. — Представьте, что вы в безопасном месте. Нил замер, остановившись в своей мысленной прогулке. Безопасное место? Какое из них могло быть безопасным? Сломанная камера в полицейском участке, разболтанные шпингалеты на окнах в доме Поля, который даже не запирал дверь, уходя на работу, низкий забор, неработающий фонарь… Охрана на посту больницы одним глазом смотрела футбол, а вторым — подмигивала медсестрам, вместо того, чтобы следить за камерами наблюдения и входящими людьми. — Нет… Не было места, в котором он был бы полностью в безопасности. — Где вы находитесь сейчас, Питер? — Я в доме Поля, стою в комнате. Окно открыто, ставни не запираются, на моей двери нет замка — здесь не может быть безопасно. — Хорошо. Возможно, в прошлом у вас было какое-то безопасное место? Место, в котором вы могли чувствовать себя защищенным. — Нет… — он покачал головой, не открывая глаз, чувствуя, как его мышцы напрягаются все больше. — Такого места нет. Нигде не безопасно полностью. — Нам не нужен бункер. Просто место, где вы могли бы почувствовать себя спокойно. Там, где никто не будет вас тревожить. Может быть, куда вы пойдете, когда вам плохо или страшно. Не обязательно комната — возможно, парк или лес, река? — Я знаю. Нил толкнул дверь, ведущую из его спальни в доме Арно, и оказался в гостиной, совмещенной с кухней. Но не той, что была в доме инспектора. Здесь не было сидящей на столе рыжей кошки, горы посуды и рассыпанных бумаг. Чистый обеденный стол, вымытая до блеска кухня, у которой была хозяйка, большой телевизор на стене, каминная полка с фотографиями. Свет горел только в кухонной части, погружая комнату в полутьму, и это однозначно успокаивало. Нил обернулся, чтобы удостовериться: окна зашторены, с улицы его не видно. Если не думать о том, что за стенами дома кто-то есть, кто мог бы ворваться сюда или в любое другое место в любую минуту, он вполне мог бы чувствовать себя здесь в безопасности. Пока разум кричал, что не стоит расслабляться, тело выдохнуло, уставшее от напряжения. Он зашел за колонну и опустился на пол, притягивая колени к груди. У задней двери стояла собачья миска. — Вы в доме, Питер? — Я в доме Питера. — Хорошо. Здесь никто не потревожит нас. Все ваши воспоминания здесь, в этом доме. Они стоят на полках, прячутся в шкафах, за картинами на стене, за занавесками на окне. Этот дом — ваша крепость, а ваши воспоминания — это ценности, которые вы спрятали, чтобы никто не смог их найти, даже вы сами. «— Ты их взял? О боги, признайся, что не смог удержаться!» — Я не делал этого, Питер!» Нил дернулся, чувствуя боль в затылке, стискивая зубы. Несправедливо. Питер обвинил его, не дав вставить и слова, без всякой презумпции невиновности. — Это был не я. Питер не стал меня слушать. — Расслабьтесь. Просто дышите. Мы говорим только о воспоминаниях. Они принадлежат только вам. Точно, воспоминания… Нил поднял взгляд от пола, осматривая кухню. — Давайте вспомним о чем-нибудь хорошем. Где бы вы спрятали хорошие, приятные воспоминания? Может быть, они на каминной полке? Так и есть. Там стоят фотографии. Нил встал, чтобы оставить свое место за колонной, но тут же вздрогнул, когда луч от фар проезжающей машины скользнул в окно и осветил кухню. Он прижался обратно к стене, чувствуя, как заполошно колотится сердце. Снаружи послышались голоса и хлопанье дверей. — Я не могу подойти к камину, на улице кто-то есть. Мужчины, они вышли из машины. Они хотят попасть в дом. — Они не смогут войти в дом, вам не о чем волноваться. Дверь заперта, окна… — Нет-нет, — Нил замотал головой, стискивая подлокотники кресла, прижимаясь к стене в своем воображении еще сильнее. — Они… — он судорожно выдохнул, сжимая пальцы до боли, — они пришли не за мной, они пришли за Питером. — Питер дома? Сложно было сосредоточиться на звуках внутри дома, когда все, что Нил мог слышать, стук своего сердца и голоса за окном. Хриплые, пугающие. Разобрать слова не получалось, они сливались в агрессивное гарканье. Нил шагнул как можно глубже в тень колонны, когда на лестнице раздались шаги. — Нет, не спускайся… — Послушайте меня, в доме есть задняя дверь, и вы должны выйти в нее. — Нет, я не уйду! — Нил выглянул из-за угла, чтобы увидеть мужчину, который спускается по лестницу. Одетый в домашнюю одежду, он шел к нему спиной, не подозревая, что Нил здесь и что люди за окном хотят вломиться в дом. Питер прошел мимо колонны и остановился у стола, чтобы налить себе кофе. — Питер, ты должен уходить! — Нил выкрикнул это из своего укрытия, но мужчина даже не обернулся, продолжая заниматься своими делами, ходя по кухне, собирая себе ланч. — Питер! Сдерживаемая паника поднималась внутри волной. Из-за гула в ушах Нил перестал слышать злоумышленников на улице, женский голос тоже почти пропал — отдаленный, едва слышимый, похожий на комариный писк. Его тело словно парализовало, он не мог сдвинуться с места, оставаясь в безопасной тени колонны, пока Питер представлял собой живую мишень. Нил видел отсюда только его мелькающую спину и стриженный темный затылок. — Питер, они здесь! Ты что не слышишь? Посмотри на меня! Он старался кричать как можно громче, но его голос все равно был слишком тихим. Он был так далеко от кухни Питера, что, конечно же, тот не мог его услышать. Их разделяли сотни миль, и Нил не мог докричаться отсюда. Только бессильно наблюдать за тем, что будет дальше. Ведь никто не может преодолеть такое расстояние за секунды. — Это только ваше воображение. Воспользуйтесь этим. На спине Питера появилась красная точка прицела, и Нил замотал головой, не веря в то, что произойдет дальше. Питер не мог умереть, он был жив! Нил точно это знал. А что если нет? Что если он не смог предотвратить его убийство? — Это неправда, он не умер. Он не умер… Я должен его предупредить! Лететь слишком долго… — Тогда позвоните ему. Телефон! Конечно, как он мог быть таким дураком! Нужно просто позвонить! Нил сдернул трубку таксофона, висящего рядом, и, не глядя, набрал номер. Трель звонка была такой громкой, что практически разрывала его барабанные перепонки. Питер отвлекся от своего завтрака и поднял трубку. — Алло. Губы Нила раскрылись, но в тот же миг он понял, что не может произнести ни слова. Он пытался крикнуть, сказать, хотя бы прошептать, что Питер в опасности. Но не мог выдавить из себя ни слова. — Алло, кто это? Вас не слышно. Почему он не может ответить, черт возьми? Почему он молчит?! Нил мысленно орал на самого себя, не понимая, что происходит. «Потому что ты тонешь, дружок…» — хриплый голос раздался у него за спиной, и Нил понял, что невидимый человек прав. — Алло? — Питер все еще стоял, прижимая трубку к уху плечом, пока его руки были заняты сэндвичем, а точка прицела плясала между его лопаток. Но все, что мог Нил, открывать и закрывать рот, чувствуя, как ему в горло и нос затекает вода, не давая нормально вдохнуть. — Питер! Пора просыпаться! — женский голос вернулся, и Нил постарался открыть глаза, но он и так таращился в ужасе сквозь мутную грязную воду на кухню Питера. — Назови свое имя. Ты помнишь свое имя? Имя? Вопросы расплывались в голове вместе с водой, залившей легкие, не дававшей нормально дышать. Как его зовут? Ник? Стив? Джорж? Вереница имен и паспортов проносилась перед его взором, он не мог это остановить, не мог выцепить что-то одно. Куча имен и у каждого его лицо. — Как Питер обращается к тебе? «Добро пожаловать, Ник…» «Привет, Стив…» «Это мистер Армстронг…» «Пора, Крис…» «Мы тебя вытащим, приятель, все будет хорошо…» Хриплый голос вернулся, обдавая ухо Нила горячим дыханием: — Если ты еще раз попробуешь с ним связаться, то гарантирую, это будет ваш последний разговор. Просыпайся, дружок. Нил шумно втянул в себя воздух, широко открывая глаза и пытаясь понять, где он находится. В его легких только что была вода, и он попытался откашляться, но понял, что ему нечем кашлять — бронхи были сухими. Кто-то подошел к нему ближе, протягивая стакан воды, но он отшатнулся к спинке кресла прежде, чем смог сфокусировать взгляд и понять, что перед ним расстроенная и встревоженная мадам Руссель. — Все в порядке, вы в безопасности, выпейте воды. — Где он? Этот человек… — Нил быстро осмотрел комнату, убеждаясь, что они одни и только потом принял из рук мадам Руссель стакан. — Здесь только мы с вами. Вы в больнице на сеансе гипноза. Мне очень жаль, что наша работа пошла не по плану. Вы зацепили плохие воспоминания и не смогли выйти из транса так легко, как предполагалось. Нил присосался к стакану с водой, судорожно глотая спасительную жидкость, которая теперь текла туда, куда надо, а не заливалась в нос и дыхательное горло. Ему казалось, что он только что был в кухне Питера, и очнуться в этом аляповатом кабинете было настолько выбивающим из колеи, что он с трудом мог поверить в происходящее. Хотелось закрыть глаза и вернуться назад только без утопления и прицела, без хлопанья дверей и чужих голосов. Сесть у колонны и посидеть в тишине на полу, как в самом начале сеанса. — Питер — кто это? Ваш друг? — Да, он мой друг, — Нил опустил стакан, с трудом переводя дыхание и смотря куда угодно, только не на соседнее кресло, в котором сидела мадам Руссель. — Вы смогли вспомнить что-то еще? Его внешность, фамилию? Нил покачал головой. Он не видел даже лица человека с кухни, просто знал, что это Питер, и боялся, что его убьют. Как теперь понять: это его подсознание боролось с ним, топя в Сене и угрожая убийством, чтобы он не смог открыть ящик Пандоры и узнать о своем прошлом, или это были настоящие воспоминания, и Питеру кто-то угрожал убийством? Тыльной стороной ладони Нил стер пот со лба, осознавая, что весь взмок и мокрые волосы противно прилипают к шее. Он впервые подумал о том, что, возможно, Питер не нашел его до сих пор, потому что мертв. И Нила просто некому искать. — Нам стоит поговорить о том, что вы видели… — Я не думаю, — он резко поднялся, выдавливая вежливую улыбку. — Этот способ не для меня. Спасибо, что попытались. — Питер… «Стив? Ник? Джордж?..» — вереница имен пронеслась в памяти, сбивая с толку. Он не мог вспомнить и перечислял все подряд, или у него действительно был десяток имен? Ни одно из них не ощущалось настоящим, его собственным, и Нил только покачал головой. — Извините. Мне пора. Задумавшись над сковородой с тушеными овощами, он едва не упустил момент, когда пришло время убавить огонь. — Кар! — Рависёр напомнил о себе, сев на край стола, и Нил протянул ему маленький кусочек сырого мяса. — Ешь, пока никто не видит, тут много желающих на твою долю. Может, стоило вернуться и попробовать еще раз? Узнать, чем закончилась история с Питером? Его руки задрожали, и он вцепился в кухонную лопаточку крепче. Он все еще не был готов узнать, что Питер мог погибнуть в тот день. Все его существо говорило, что это не так, и он предпочел довериться чутью, чем полагаться на бредовые галлюцинации в трансе. Даже если увиденное было правдой, Питер должен был опустить трубку телефона и выйти в тот день на работу. Иначе сам Нил не стоял бы здесь сегодня. — Мы найдем его, Рависёр. Ты ему понравишься, — Нил протянул руку, и галка с удовольствием уселась на его палец, соглашаясь со словами человека громким карканьем.