Истории из одного города

Город был юн и свеж, он переливался лазурью и позолотой. Утро согрело его, разогнав ночную сырость. Ранняя тёплая осень напоминала о себе лишь особой прозрачностью воздуха и потяжелевшей зеленью листвы. Лучшее время, чтобы просыпаться с рассветом, гулять по улицам и быть молодым. Летописец и был молод, непростительно и нагло. Он наслаждался всеми привилегиями своего возраста и положения. Изнурительная учёба в Университете Памяти наконец-то была завершена, впереди маячила блестящая карьера. Что может быть проще и денежнее, чем перекладывать жизни стариков, готовящихся к вечному покою, в лёгкие и красивые слова? Он не планировал работать в ближайшее пару лет, хотел нагуляться, изучить все закоулки города. В самых смелых мечтах он даже выбирался за его пределы в пугающий, дикий, непознанный мир. Но это все это было вчера, а вечером ему принесли приглашение, от которого невозможно было отказаться. Все знали, что раджа очень стар. Говорили, что он старше самого города, что он его основал. Он давно уже перестал быть в глазах народа человеком - стал символом, реликтом, божеством. И вот теперь божество умирало. Один из первых законов, который он даровал своему народу, гласил: "История каждого должна быть рассказана и записана, а иначе душа не обретёт покоя даже в смерти и будет терзать живых." Чувствуя приближение конца, люди нанимали летописцев и спешили поведать им свои тайны, чтобы пересечь черту лёгкими и опустошенными. Раджа не мог преступить собственные заветы. Он сам выбрал того, кто запишет его историю, и собственноручно составил приглашение. Смерть еще не забрала властелина, а дворец уже наполнился скорбью. Зеркала скрывали полотнища тёмного бархата, флаги были приспущены, занавеси на окнах плотно задернуты. Радостная свежесть утра смущенно отступила от ворот. Ее прогоняли печально-торжественные лица стражи, боязливые перешептывания прислуги и мертвенный искусственный свет тысяч светильников. В покоях правителя было душно. Одуряюще пахло смесью лекарств и благовоний. Летописцу показалось, что его с головой засунули в мешок с сухими травами и ладаном. Камердинер, сопровождавший его, исчез незаметно и бесшумно, оставив в вязкой тишине и затхлой роскоши. Раджа сидел в огромном кресле, обложенный подушками. За бесконечно долгие прожитые годы он ссохся, съежился и напоминал семилетнего мальчика, поражённого неведомой болезнью, деформировавшей тело и превратившей лицо в высохший плод. В тёмных глазах под набрякшими веками отражалось пламя камина, единственного источника жизни и движения в комнате. На коленях, укутанных в белоснежный мех, лежала большая черная лакированная шкатулка. Скрюченные пальцы чуть поглаживали ее, ощупывали в постоянной потребности ощущать ее присутствие. Раджа молчал. Когда летописца окончательно окутало и сдавило это тягостное молчание, он принялся нарочито громко распаковывать сумку. Только когда он достал и разложил складной столик, стульчик, выложил стопку белых листов, пару остро заточенных карандашей и негромко, но выразительно чихнул, на него, наконец, обратили внимание. - Оставь все это, мальчик, - голос старика оказался лёгким и звонким, совсем не под стать облику.– Подойди. Сегодня я хочу лишь взглянуть на тебя. Летописец почтительно приблизился. Раджа долго вглядывался в его лицо. Пристальный и вязкий взгляд трудно было выдержать, и юноша опустил глаза. - Всё так, как мне и говорили. Юн, хорош собою и талантлив. Я доволен своим выбором. Завтра я начну рассказывать, а ты будешь писать. Знаешь ли ты, что тебе оказана великая, уникальная честь? - Да, мой владыка, - летописец склонил голову. - Услышать вашу историю и записать ее - что может быть достойнее и важнее? - В те дни, что ты будешь приходить ко мне, ты узнаешь не только обо мне или даже не обо мне вовсе. Моя память всегда была совершенной и осталась такой: из неё ничего не исчезает. Каждая прочитанная книга, мимолетный разговор, случайное событие - хранятся в моей голове. Будь иначе, не было бы ни тебя, ни этого города, ни даже самого этого мира. Но мой дар - он же и моё проклятие. Многие люди доверили мне свои истории в надежде, что они не сотрутся и не пропадут из этого мира. Но, умея говорить, я не в силах написать их так, чтобы они стали живыми и настоящими. Для этого я и позвал тебя. В этой шкатулке тысячи предметов, и каждый связан с одной жизнью, одной историей, - Раджа ласково погладил лакированный бок. - Каждый вечер мы будем играть. Ты будешь открывать её и вынимать одну вещь, а я буду рассказывать, с чем и с кем она связана. О, поверь, там множество героев, смешных и отважных, подлых и благочестивых, жалких и великих! Я слишком долго тянул и, боюсь, не успею познакомить тебя со всеми. Доверимся случаю: пусть он решает, чьи истории летописец запечатлеет, а чьи останутся в вечном забвении. Среди них есть и моя. Может статься, тебе удастся ее отыскать. Раджа говорил, и возраст его отступал, лицо наполнялось светом и нежностью, мягкая мечтательная улыбка скользила по губам. Но вот он замолчал и скукожился, и словно стал старше, чем в начале разговора. Полуживой старик грудой опавшей листвы застыл в кресле. - Довольно. Уходи, я устал. Возвращайся с завтрашним закатом. Собирая свои рабочие инструменты, летописец чувствовал себя еще более неловко, чем когда их раскладывал. Отчего-то было муторно и тоскливо. Только отойдя из дворца, он сумел прогнать эти ощущения. Город улыбался ему, и он не мог не ответить. Насвистывая популярный мотивчик, юноша не спеша возвращался к себе домой, и бирюза неба заполняла его широко открытые навстречу жизни глаза.