День, когда Шэнь Цинцю понял, что что-то не так

      Шэнь Цинцю было крайне хреново.       В любой другой день он обязательно нашел более мягкий эквивалент, чтобы описать свое состояние и сохранить невозмутимость лорда пика Цинцзин, однако не сегодня. Все его тело горело, словно в лихорадке, хотя стоило коснуться лба, и он отдавал лишь мягким — в нормах допустимого — теплом. Иногда крутило мышцы, он уже начал задумываться о приближающейся старости, когда вспомнил, кем собственно был. Да разве она ему страшна в ближайшие лет сто, если не больше?       Все дело было в чем-то другом. Однако именно из-за того, что он никак не мог определить причину возникшего недомогания, он и становился все раздражительнее.       — С учителем что-то не так? — Конечно, главный герой, отрада его глаз, Ло Бинхэ не мог не заметить этого. Во влажном взгляде застыло беспокойство, и он протянул руки, чтобы привлечь учителя к себе.       Обычно Шэнь Цинцю не позволял себе нежностей посреди дня, но это был особый случай, когда он ощущал, как все внутренности его тела, словно решили что самое время немного переместиться. Поэтому он послушно, даже с очень большой радостью, скользнул в объятия Ло Бинхэ, и позволил себе забыться в ласковых прикосновениях его рук.       — Сегодня этот учитель чувствует себя не очень хорошо, — честно признался он.       — Тогда отдохните, нет нужды нагружать себя заботами. Я буду лишь рад взять всю работу на себя.       Шэнь Цинцю согласно кивнул, не став добавлять, что собственно и не собирался сегодня никак себя нагружать. Его старшие ученики давно переняли на себя большую часть его работы, а ему только и оставалось, приглядывать за тем, чтобы все было спокойно, и иногда давать наставления.       На самом деле он даже немного вошел во вкус в преподавании. Ему нравилось видеть, как озарялись пониманием нежные лица учеников, как они делали свои первые успехи и тут же спешили к нему, чтобы оповестить. Ло Бинхэ всегда бурчал, что ему не перепадает такого же внимания от учителя, но Шэнь Цинцю лишь нежно хлопал его по руке, призывая к дисциплине. Он вдоволь брал свое ночью. И единственный получал то, что никому другому и не снилось. Поэтому кому еще стоит говорить о недостатке внимания?       Цинцю лишь посмеивался.       «Тебе не стоит быть таким жадным, Бинхэ», — журил он ученика. Тот приникал к нему близко-близко и плаксивым тоном жаловался, прося еще больше ласки. По настроению Цинцю или же давал ему желаемое — в пределах разумного, конечно, — или же приструнивал. Стоило лишь дать этому с виду нежному лотосу чуть больше воли, и он тут же распускал руки. Цинцю не был против их постельных утех, он научился, наконец, получать от них, то самое ни с чем несравнимое удовольствие, которое описывалось на страницах «Пути гордого и бессмертного демона», однако ему не нравилось, когда они выходили за пределы их покоев. Стоило ему лишь на миг подумать, что их кто-то может увидеть и вся краска мигом сходила с лица, и ничего не поднималось, как бы сильно Бинхэ его не ласкал. Да если бы подобное случилось, он больше бы не смел посмотреть никому в лицо! Конечно, его шиди и шимэй нередко подшучивали над ним, однако ведь никогда лично не видели ничего настолько интимного между ним и учеником, это всегда оставалось за закрытыми дверями. Конечно, если не брать в расчет «Сожаления горы Чунь», которые Шэнь Цинцю все еще считал худшей писаниной этого мира!       Ло Бинхэ приложил теплую ладонь к его лбу.       Шэнь Цинцю позволил себе шумный выдох.       — Хотя тело этого учителя и горит, он не чувствует ни малейшего признака горячки.       — Присядьте, думаю, если вы отдохнете, вам полегчает.       Шэнь Цинцю принял руку и позволил довести себя до постели. Он вновь ощущал себя отравленным ядом, ведь позволял хлопотать над собой, как над смертельно больным.       Смешок слетел с губ раньше, чем он успел задавить его в корне.       — Что так повеселило учителя?       Быстро вернув себе спокойный вид, Шэнь Цинцю качнул головой.       — Ничего особенного. Просто вспомнил кое-что из прошлого.       В мягкой улыбке Бинхэ виделся проблеск настороженности.       Пусть учитель и был с ним — во всех смыслах — он все еще оставался крайне не уверен в себе, поэтому пристально зыркал на всех, кто смел долго находиться рядом с учителем, и иногда отбивался от адептов с пика Байчжань. Они под стать своему мастеру не могли пройти мимо «демонического ублюдка».       Шэнь Цинцю был намерен снова посетить Лю Цингэ, чтобы потребовать приструнить его учеников. Хотя надежды оставалось мало.       Лишь уложив его, Ло Бинхэ встал.       — Я быстро решу все дела и вернусь к вам.       Сложно было не верить ему, особенно, когда Цинцю не раз видел, как Бинхэ выполнял все с невероятной скоростью, чтобы вновь поскорее оказаться с ним, однако внутри неприятно потянуло от одной лишь мысли, что сейчас Бинхэ покинет его.       Он схватил его за руку раньше, чем подумал, что делает. Сделанного уже было не воротить, поэтому он потянул Бинхэ к себе.       — Останься.       Таким его Бинхэ еще не видел. Глаза его ученика расширились, и он замер, не зная, куда себя деть. Однако переживать о репутации было поздно — уже очень давно — поэтому Шэнь Цинцю принял максимально несчастный вид, позволив еще раз легонько потянуть Бинхэ, но на этот раз за рукав. Невероятно трогательный жест, который он не раз наблюдал у Бинхэ, теперь сыграл против того.       — Как пожелает учитель.       Разве же Бинхэ мог ему отказать?       Он скинул верхние одежды, открывая для Цинцю шикарный вид на прекрасное тело, плотно облепленное тонкой тканью, отчего низ живота стянуло приятным теплом, а потом скользнул под одеяло, притягивая его в хорошо знакомые объятия. Можно было бы нарушить собственное правило на запрет всяких па-па-па днем — Цинцю почти решился, представляя, как будет ощущать под ладонями крепкие мышцы, но идея быстро покинула голову, стоило ему разомлеть от тепла.       Бинхэ напоминал грелку. В его успокаивающих объятиях Шэнь Цинцю и уснул.       Пробуждение почти под вечер не прибавило Цинцю хорошего настроения.       Он потянулся, разминая затекшие мышцы, осознавая, что противная тянущая боль все же покинула его, а потом обнаружил, что в постели находился один. Видимо, Бинхэ ушел, пока он спал. Это дитя не могло провести спокойно и нескольких часов! Ему ясно сказали побыть здесь, а он унесся решать дела, которые наверняка еще могли подождать. Такая прыть не могла не радовать, но сейчас вызывала лишь глухое раздражение.       Шэнь Цинцю привел одежды в порядок, и неспешно принялся делать то же самое с волосами. Ему нравилось ощущение длинных гладких прядей. Ловя свое отражение в зеркалах, он не мог не улыбнуться про себя — раньше сложно было представить себя, еще Шэнь Юаня, с подобной прической, однако сейчас было немного дико не иметь длинных волос и не забирать их тонкими изящными заколками.       Его страсть к ним была заметна невооруженным взглядом, а потому его щедро одаривали ими. Простая с виду, но невероятно дорогая заколка, от главы школы подаренная еще в самом начале его жизни здесь. Шэнь Цинцю раньше часто надевал ее, чтобы показать, что подарок пришелся ему по душе. Шимэй Цинци, словно издеваясь, подарила ему шпильку очень тонкой работы, похожую на женскую. Не дав ей вдоволь насмеяться, он ни мига не думая, вплел ее в волосы и ответил слегка насмешливой улыбкой. Право слово, тогда его было сложно смутить. Лю Цингэ же заколкой в него просто бросил — Цинцю поймал ее чисто на рефлексах и полминуты точно просто пялился на нее, не зная, что и думать. А потом шиди Лю буркнул короткое:       — Тебе, — и все стало на свои места.       Решив, что подобное уже больше похоже на традицию от всех его дорогих друзей, Цинцю никогда не задумывался над другими смыслами подарков, а потому всегда благодарил от всего сердца, улыбаясь так, что не привыкшие к этому щеки, болели. Шан Цинхуа преподнес ему самое настоящее кандзаши. Нежный лотос из тонких ленточек, а в подвесках висел почти незаметный небольшой серебряный… огурец. Шэнь Цинцю пусть и раздраженно махал веером, едва не пустил слезу.       Но богаче всех его одаривал Ло Бинхэ.       Хватало одного взгляда на случайную побрякушку, чтобы она тут же оказалась в руках Шэнь Цинцю. Нередко, он получал и подарки ручной работы. Бинхэ было не занимать упорства, а потому из-под его руки выходили самые настоящие произведения искусства. Глядя на них, в душе он рыдал. Каким образом он заслужил этот нежный лотос? Ло Бинхэ трепетал над ним сильнее, чем мать, улавливал желания с полувзгляда и проявлял столько нежности, что Шэнь Цинцю таял.       Именно это заставляло проявлять его все больше снисходительности по отношению к ученику и соглашаться на все более откровенные его идеи.       Вспомнив последнюю такую ночь, когда Цинцю позволил связать себя тонкими алыми веревками, обездвижить и взять, заставило его щеки запылать. Как хорошо, что в этот момент он был один!       Успокоившись, все же он был признанным мастером и не мог позволить тревогам так просто взять над собой верх, Цинцю быстро закончил прическу и встал.       Обычно он направился бы на прогулку, чтобы убедиться, что на пике все еще царит тишина и спокойствие, однако сейчас изнутри пошло резкое сопротивление этому действию. Он не желал сидеть на месте — очень сильно хотелось узнать, где Бинхэ. Шэнь Цинцю сам удивился своим желаниям и нахмурился. Он и без этого вполне удачно мог предположить, где находится ученик. У него ранее очень редко возникали такие беспричинные порывы увидеть его рядом с собой.       От внутренних копаний его отвлек стук в дверь.       — Входите, — тут же разрешил он, здраво рассудив, что лучше переключить внимание на что-либо другое.       В проеме тут же показались его ученики: робкий Мин Фань и улыбающаяся Нин Инъин. Жестом велев им проходить, Шэнь Цинцю подивился, насколько же разное отношение у этих ребят к нему сейчас и к тому канонному Шэню. Эти дети действительно почитали его и готовы были драться за честь своего учителя, даже если перед ними стоял демон, которого им было не победить.       — Мы услышали, что учителю нездоровится, и решили его навестить. Мин Фань активно закивал, полностью соглашаясь с шимэй.       Эти дети подросли. А ведь он иногда на самом деле забывал, сколько лет прошло с его появления в этом мире. Теперь можно ли вообще было называть их детьми? Они сами смело отправлялись на миссии, и Шэнь Цинцю слышал, что ранее маленькая Нин Инъин, которую все брались защищать, способна не только постоять за себя, но с успехом завершить задание в одиночку.       Он едва не пустил слезу.       Как говорила его младшая сестра: «Чужие дети растут очень быстро».       Пока они рассаживались, а Мин Фань делал чай, Шэнь Цинцю решил полюбопытствовать:       — А где Ло Бинхэ? — он не хотел говорить это таким резким тоном, но капля раздражения выплеснулась наружу в виде строгого тона. Словно это оригинальный Шэнь спрашивает, где его ученик.       Его ученики переглянулись.       Шэнь Цинцю нахмурился. Разве он спросил это слишком зло? Почему они так смотрят на него?       — А-Ло сейчас разбирает бумаги, которые скопились за время вашего отсутствия. До этого ему пытались помешать ученики с пика Байчжань, но мы прогнали их.       Шэнь Цинцю кивнул, давая понять, что принял ее слова во внимание.       — Между вами… что-то случилось, учитель? — осторожно спросил Мин Фань, ставя перед ним чай.       Шэнь Цинцю вскинул бровь.       — Ничего, все хорошо.       Хотелось поинтересоваться, к чему вообще такие вопросы, но он боялся, что ответы ему не понравятся, а потому не спешил рыть себе яму. Он наслаждался чаем и неспешной беседой, слушая, каких успехов достигли ученики и как они проводят время на пике без него. Легкий стыд всколыхнулся внутри, когда с уст Нин Инъин слетело легкое и беззаботное «мы скучали по вам».       Возможно, он слишком редко посещал пик, где все еще значился главой? Ло Бинхэ ведь был не единственным его учеником, а он так сильно выделял его, почти не уделяя никакого внимания другим. Конечно, тогда ему было совсем не до этого, и он спешил спасти не только свою жизнь, но и сохранить целость разделения миров, но… что теперь мешало ему? Он стал ленивым. Привык, что за него сделают всю бумажную работу, что за дисциплиной можно следить издалека, что ученики достаточно самостоятельные. Был ли он плохим учителем?..       Вместе с переживаниями на этот счет пришла и нервозность. Он то и дело поглядывал на дверь, ожидая, что она вот-вот раскроется и явит его глазам довольного собой Бинхэ, который так и будет напрашиваться всем видом на похвалу. Конечно, его взгляды не остались незамеченными. Еще раз прозвучал беспокойный вопрос, насчет их взаимоотношений, однако Шэнь Цинцю лишь отмахнулся от него. Разве что-то было не так? Все как всегда, лучше, чем прекрасно.       Когда ученики засобирались, чтобы покинуть его, наконец, вернулся Ло Бинхэ. Он сверкал гордой улыбкой, и его настроения не уменьшило даже появление соучеников, он улыбнулся и им, словно между ними никогда не пролегала тень вражды.       Шэнь Цинцю же остался довольно спокоен. Некто иной даже мог бы сказать, что он был достаточно холоден, когда бросил взгляд на любимого ученика. Но всерьез его ученики забеспокоились, когда от него не послышалось ни единого слова похвалы. Верный признак того, что Шэнь Цинцю не в духе!       Остаток вечера прошел скомкано. Ученики, видящие, что назревает что-то нехорошее, осторожно попрощались и выскользнули за дверь. Бинхэ весь вечер пытался узнать, что же произошло, но учитель лишь отмахивался от него и односложно отвечал, едва не вызвав поток слез у того.       Однако хватило одного резко брошенного недовольного взгляда, и слезы мигом высохли в глазах Бинхэ. В учителе чувствовалось что-то такое, что не позволило ему применить обычный способ задабривания. Казалось, даже если он зарыдает во весь голос, учитель и взгляда на него не бросит. Или хуже, начнет браниться! Учитель редко по-настоящему ругал его, поэтому Бинхэ осторожно балансируя на грани нестабильного настроения Шэнь Цинцю старался понять, что ему делать.       Ко времени сна тот даже подобрел. Великодушно позволил себя обнять и всю ночь спокойно проспал. Бинхэ боясь вдохнуть лишний раз, не смел даже намекнуть на постельные утехи. Не хотелось оказаться за порогом.       Утром он покидал учителя сожалея. На рубежах его земель в царстве демонов было не спокойно и он вынужден был направиться туда, чтобы лично разобраться. Шэнь Цинцю покивал, согласился, а на прощание даже поцеловал его! Веря, что все постепенно само наладится, Ло Бинхэ ушел со спокойным сердцем.       И зря. Очень зря.       Стоило ему лишь скрыться из виду, Шэнь Цинцю резво вскочил, собрался за считанные минуты, хотя по обыкновению возился не менее получаса, и выскочил из бамбуковой хижины. Сохранять гордый вид и не спешить вне ее пределов оказалось невероятно сложным делом. Он кивал идущим навстречу адептам, раздавал указания, едва глядя на них, а потом сообщил Мин Фаню, что отправляется на задания.       — Какое? Учитель получил сообщение от главы школы?       Шэнь Цинцю пробормотал что-то туманное и скрылся.       Не было у него никакого задания, а потому он поспешил пойти и получить его. Мысли его были в беспорядке, поэтому он надеялся очистить их, сумев выместить беспричинный гнев в хорошей драке.       Юэ Цинъюань не скрывал удивления, увидев его.       — Что-то случилось, шиди? — спросил он ласково, и у Шэнь Цинцю даже мурашки побежали по коже. Случилось, но он ничего не понимал, а потому просто покачал головой.       — Совершенно ничего. Я просто хотел узнать, не найдется ли задания для меня. Что-то я совсем засиделся на пике Цинцзин.       Это было правдой. Путешествуя с Ло Бинхэ, он останавливался на пике не на слишком долгое время, а потому задания от школы почти не получал. Да если бы даже получил, кто мог гарантировать, что его в считанные мгновения не поспешит решать Ло Бинхэ? Поэтому стоя здесь с такой просьбой, он представлял собой довольно забавное зрелище. Прямо как если бы он бежал от чего-то. Истерический смешок он подавил, а нервную улыбку скрыл за веером. Однако кажется не его одного посетили подобные мысли.       — Шиди, у тебя все хорошо?       — Конечно, почему шисюн спрашивает?       Развивать вопрос они не стали. Шэнь Цинцю упрямо стоял на своем, а потому Юэ Цинъюань спустил ему все с рук и отправил к Лю Цингэ, говоря, что он отправится с ним и от него же получит всю информацию о задании.       Получилось немного не так, как изначально задумывал Цинцю, однако грех было жаловаться, а потому он сдержанно поблагодарил главу и как птичка упорхнул. Стоять на месте право было выше его сил!       Лю Цингэ к напарнику отнесся настороженно.       Он окинул Шэнь Цинцю пристальным взглядом, а потом как-то весело хмыкнул, сделав свои выводы.       — Ты бросил того демонического ублюдка?       Проследить логику у Цинцю не получилось.       — Не понимаю, о чем ты, шиди Лю. Я просто отправляюсь на задание.       Лю Цингэ фыркнул в ответ — не поверил, наверное. Но докапываться не стал, он вообще не сильно разговорчивым был, говорил, будто рубил, и доносил информацию максимально кратко и быстро. Вот и в этот раз мусолить он ничего не стал.       В деревушке на юге бушевали демоны, видимо, низкорейтинговые, если кто-то успел донести эту новость до их пика. Если бы это были просто шалости или даже обычное воровство, которым промышляли такие твари, жители возможно и не решились бы тревожить уважаемых господ долгожителей, однако начали пропадать люди. «Любители тухлятины», — предположил про себя Шэнь Цинцю и поморщился. Одна мысль об этом вызвала такой приток отвращения, что его едва ли не стошнило. А ведь обычно он спокойно воспринимал новости и похуже. Отмахнувшись от очередного странного знака, Цинцю дал знать, что понял и они отправились в путь.       Никаких повозок это путешествие не предусматривало. Действовать нужно было быстро, а потому они отправились на мечах.       Шэнь Цинцю теперь нередко передвигался таким образом, а потому просто отдался выработанному до автоматизма навыку вновь занимая мысли непростыми рассуждениями. Гнев его немного поутих. Он с сожалением размышлял, что, наверное, зря так обошелся с Бинхэ. Тот работал не покладая рук, чтобы учитель мог отдохнуть, и чем же он ему отплатил? Холодным отношением и неразговорчивостью? Как хорошо, что хотя бы не выгнал, этого бы Цинцю уж точно не простил бы себе!       Он ведь старался беречь нежное сердце Бинхэ, зная, сколько невзгод ему пришлось перенести из-за невнимательности учителя! А теперь сам же и рушил все, что успел построить. Право, как неразумный ребенок. Он привык таковым звать Бинхэ, но чем же он от него отличался, позволяя себе такие необоснованные вспышки обиды? По возвращению нужно будет извиниться. В этот раз именно этот учитель был неправ.       Твердо решив все для себя, Шэнь Цинцю очистил разум. Им предстояла стычка, с неизвестными пока врагами, потому не стоило забивать голову чем-то еще.       Когда до указанной деревни оставалось совсем недалеко, Лю Цингэ вновь подал голос.       — У тебя все хорошо? — Шэнь Цинцю настолько часто слышал этот вопрос за последнюю пару дней, что ответил согласием, не моргнув и глазом. Однако Лю Цингэ не унимался. Из всех лордов горных пиков, он был самым настойчивым в своей агрессивной заботе. — Если ты все же решил его бросить, ты знаешь, что на пике Цанцюн тебе не о чем переживать.       Такое стремление защитить его, конечно, льстило — Шэнь Цинцю действительно нарадоваться не мог, что обрел такого защитника в лице Лю Цингэ — однако он никак не мог взять в толк, с чего он решил, что он бросает Ло Бинхэ.       — Шиди Лю, почему ты думаешь, что я решил бросить Бинхэ?       Однако ответ услышать он не успел. Со стороны деревни валил темный, почти черный дым, и они, бросив разговоры, поспешили туда. Происходило что-то явно нехорошее.       Крайние дома деревни полыхали пламенем. Оттуда же валил густой дым. Не теряя времени, они рванули туда; крики жителей лишь еще больше подгоняли их. Догадка Шэнь Цинцю оказалась верной: звероподобные демоны окружали тех, кто не успел покинуть деревню. Ухмыляющиеся пасти заставили Цинцю скривиться. Ему явно больше по духу были те демоны, которые походили на людей и не предавались желанию поглощать тухлятину и человечину.       Они с Лю Цингэ внеслись в толпу подобно ураганам.       Сговариваться времени не было, а потому рассредоточились они больше по интуиции и некому опыту совместных битв: Лю Цингэ принялся разить врагов направо и налево, а Шэнь Цинцю вначале выпроваживал жителей подальше, убеждая их, что теперь все будет хорошо. Сюя порхал по воздуху, разя всех, кто приближался с намерением причинить вред. Прикрывать убегающих жителей было не слишком тяжелой работой. Движения клинка напоминали танец, плавный, но опасный.       Когда последний человек скрылся в паре улиц от них, Шэнь Цинцю позволил себе пойти в наступление. Не отпуская Сюя слишком далеко от себя, он кружился в окружении демонов, не щадя никого. Подобные им не заслуживали жизни.       До победы оставались считанные минуты. Многочисленные ряды демонов редели на глазах. Как же могло быть иначе, если им не повезло столкнуться с ним и самим Богом Войны? Радоваться заранее Цинцю не спешил, но некое ликование уже зарождалось в его груди.       Подбирающегося со спины врага он скорее ощутил, чем увидел. Он собирался направить за спину Сюя, а самому с помощью духовных сил оттолкнуть ближайших демонов перед собой, когда осознал, что эти самые силы его не слушались! Паника хлестнула его, но так как времени на размышления не было, он перехватил падающий меч рукой и сделал выпад назад, надеясь успеть перехватить и другие атаки. Ощущение опасности почти оглушило его, когда он оборачивался. Руку обожгло болью. Враг перед ним упал замертво.       — Что ты творишь?! — прорычал Лю Цингэ, вовремя подоспевший и буквально спасший его от смерти.       Никто из врагов больше не стоял на ногах. Возможно, не все из них были мертвы, но сражаться точно не мог больше никто. Шэнь Цинцю испустил долгий шумный выдох. Когда он поднял растерянный взгляд на собрата, тот и сам слегка побледнел.       — Шиди Лю, кажется, духовные силы не слушаются меня.       Они оба знали, что Неисцелимый больше не действовал. Волшебные па-па-па с главным героем давно избавили Шэнь Цинцю от этой проблемы. Му Цинфан осматривая его, не прекращал хмуриться и досадливо цыкать. Для всех остальных действие яда загадочным образом прекратилось, и лишь сам Цинцю сгорая от стыда, понимал, в чем истинная причина.       А теперь симптомы повторялись.       Лю Цингэ ухватил его за запястье, ощупывая пульс и посылая легкий поток духовной энергии.       — Возможно, клинок был отравлен, — глухо сказал он.       Цинцю прикусил губу.       — Они перестали слушаться до того, как меня ранили.       В глазах Лю Цингэ проступило понимание. Именно поэтому Цинцю пришлось принять удар на злосчастную руку. Кажется, несчастья будут преследовать его до конца жизни! Кровь текла по коже и срывалась на землю. Цинцю еще раз попробовал использовать силы, чтобы хотя бы прекратить кровотечение, однако те не слушались. Поэтому все сделать пришлось Лю Цингэ.       Они еще несколько мгновений провели в зловещем молчании. Никто не мог даже предположить, из-за чего напасть вновь обрушилась на Цинцю.       В итоге Шэнь Цинцю нарушил тягостное молчание.       — Пойдем, шиди Лю. Убедимся, что на этом задание окончено и вернемся.       Лю Цингэ мрачно кивнул.       Они оба понимали, что это не значило ничего хорошего.       Только убедившись, что жителям больше ничего не угрожает, они решились двинуться в путь. Так как силы все еще отказывались слушаться Шэнь Цинцю, ему пришлось лететь на мече с Лю Цингэ, который иногда хватал его за рукав и цедил просьбы быть осторожнее. Цинцю понимал, что он это не со зла, а как раз таки из-за заботы, однако внутри все как-то неприятно сворачивалось. В какой-то момент, не выдержав наплыва собственных чувств, он позволил себе едкую мысль: «Ты еще заплачь», — но не мог же он, правда, ожидать, что на глазах начнут выступать слезы?       С момента попадания в мир новеллы, он успел пройти множество испытаний, ощутить боль всевозможных видов и даже пережить смерть. Однако даже тогда он редко позволял хотя бы сморщиться себе, не то что плакать! А теперь одна мысль и все? В слезы? Цинцю совершенно перестал понимать реакции собственного тела.       Добравшись до пика Цинцзин даже раньше, чем обычно они застали у ворот Ло Бинхэ. Тот смотрел недовольно, поджимая губы и одаривая Лю Цингэ по-настоящему неприятным взглядом. В какой-то миг Цинцю даже показалось, что они оба сейчас ринутся в драку, но недовольство Бинхэ быстро превратилось в беспокойство, когда он осознал, что его учитель не мог просто так лететь на чужом мече.       — Учитель, что случилось? — Он заключил его ладони в свои. Шэнь Цинцю не смог не скривиться от легкого дискомфорта в раненной руке. С удивленным звуком, его ученик отпустил его и сразу же заметил кровь, покрывающую разодранный рукав. Алая демоническая метка засветилась. — Кто это сделал? — вкрадчивый тихий голос вызвал мурашки по коже. Его Бинхэ редко становился таким рядом с ним.       — Все нормально, это всего лишь царапина.       Шэнь Цинцю показал руку. Вид запекшийся крови был непригляден, однако как еще было доказать, что ничего серьезного это ранении не несло? Особенно, когда были проблемы поважнее.       — Нужно идти к Му Цинфану. — Голос Лю Цингэ прервал их расшаркивания друг перед другом.       Глаза Ло Бинхэ вновь сделались недоверчивыми.       — Зачем, если учитель не так сильно ранен?       Он и сам мог бы обработать это ранение.       Шэнь Цинцю не удалось сделать вид, словно он не замечает направленного на него пристального взгляда своего шиди. Он раскрыл веер, пряча за ним поистине растерянное выражение лица.       — Этого учителя перестала слушаться духовная энергия.       Теперь он надеялся, что шиди Лю будет удовлетворен прозвучавшей правдой! Не то, чтобы он собирался утаивать, но… Можно ведь было подождать? Возможно, это было временное помутнение? Однако ему даже выбора не оставили!       Ло Бинхэ взял его за здоровую руку, осторожно вливая собственную энергию и прощупывая пульс учителя. Он не был целителем, но точно смог бы ощутить, если бы что-то было не так. Однако Цинцю уже знал, что у него ничего не получится — даже Лю Цингэ не сумел ничего заметить, а ему приходилось долгое время вливать в Шэнь Цинцю свою энергию когда-то.       — Это из-за ранения? — голос Бинхэ был тих. Настолько искреннее сожаление, написанное на его лице, не могло не затронуть сердца Цинцю.       Он покачал головой и нежно коснулся лица ученика.       — Все будет хорошо. Этот учитель уверен, что с ним не случилось ничего страшного. Наверное, просто недомогание.       Хотя разве у заклинателей когда-либо вообще были недомогания? Подобное могло случиться при искажении ци, однако тогда бы и сам Шэнь Цинцю и его спутники точно бы почувствовали это. Это явно было чем-то иным.       Лю Цингэ фыркнул. Бинхэ тут же бросил на него полный ярости взгляд.       Только их вечных стычек и не хватало им! Шэнь Цинцю тут же дернул Бинхэ на себя, за ворот одеяний, и одним только взглядом ясно дал понять, какое наказание тот получит, если снова посмеет вступить в бой со своим шишу. Ло Бинхэ тут же присмирел.       — Возвращайся к себе, — велел Лю Цингэ.       — Но…       Шэнь Цинцю даже не дали возразить.       — Я оповещу главу школы и Му Цинфана. А потом мы наведаемся к тебе.       Звучало категорично и немного угрожающе. Цинцю поджал губы, но вынужден был согласиться. Дело было слишком важным, чтобы просто проигнорировать такие очевидно тревожные симптомы. И почему каждый раз все окружающие его спешили окружить его постель, будто он был смертельно болен? Так и хотелось крикнуть, что он вообще-то еще жив, но силы внезапно покинули его и он пошатнулся, словно был молодым побегом бамбука, который нещадно трепал ветер. Бинхэ тут же поддержал его за плечи.       — Мы возвращаемся, — сказал он.       И Шэнь Цинцю не мог возразить этому.       Возвращение бледного учителя в объятьях — вообще-то он просто помогал ему не упасть! — Ло Бинхэ, вызвало немалый переполох на пике. Каждый встречный норовил спросить, что случилось, но вскоре их лишь одним угрожающим взглядом отпугивал от них Бинхэ, стоящий, словно верный пес у ног хозяина.       Но также легко отпугнуть Нин Инъин и Мин Фаня, он не сумел. Те пробились к его комнате невероятно встревоженные. Шэнь Цинцю только что и успел присесть.       — Учитель, вы ранены?!       Звонкий голосок Нин Инъин внезапно отдался противным звоном в ушах. Шэнь Цинцю массируя виски, смотрел на переполошенных учеников и раздумывал, как бы помягче спровадить их всех. В отличие от них Бинхэ хотя бы молчал и просто сновал по комнате, готовясь обработать его рану.       — Все хорошо, — повторил он уже в который раз, — простая царапина.       — Слава богам, вы в порядке.       Наблюдать, как теперь его ученики будут радостно вздыхать, он не желал. А потому Ло Бинхэ спровадил их. Никто даже возмущаться не стал! Неужели свыклись с мыслью, что его не удастся не пускать на пик Цинцзин?       От размышлений его оторвал Бинхэ.       — Учитель, все готово.       Он кивнул, скинул верхние одеяния, которые все равно пришли в негодность, и задрал рукав нижнего, чтобы Бинхэ было удобно обрабатывать рану.       Тот осторожно приподнял его руку и начал протирать кожу влажной тряпицей, избавляясь от крови. Цинцю морщился. Рану немного жгло, а прикосновения отдавались легкой болью, ничего такого, что бы он не мог стерпеть, однако слезы, слишком едкие, выступали на глазах. Бинхэ смотрел с сожалением.       — Осталось еще чуть-чуть, — утешительно сказал он.       Когда с очищением раны было покончено, Бинхэ нанес мазь и наложил повязку. Напоследок он поцеловал раскрытую ладонь Цинцю. Глядя на учителя снизу-вверх, он походил на побитого щенка, прижимающего уши к макушке. Кажется, об этом ранении он сожалел намного больше, чем сам Шэнь Цинцю.       — Что такое? — не удержался от вопроса мужчина. — Этот учитель сам виновен в своем ранении. Твоей вины в этом нет.       Однако Бинхэ качнул головой.       — Если бы этот ученик не покинул вас, ничего бы не случилось.       Переубеждать его было сложным делом — если Бинхэ вбивал что-то в свою голову, то упорно стоял на этом — поэтому Цинцю позволил себе вдоволь взлохматить его волосы. Густые, завивающиеся, они всегда манили к себе. Иногда Цинцю позволял себе играть с ними, накручивать локоны на пальцы и наблюдать, как Бинхэ млеет от незатейливой ласки. Вот и сейчас глаза ученика тут же просветлели.       Пришлось умолчать, что если бы он не покинул учителя утром, то все могло бы вылиться в ссору. Все же тогда Шэнь Цинцю был слишком не в духе, а из-за своей поспешности еще и попал в неприятности. Что сказать, наверняка, ореол антагониста все никак не желал его покидать, иначе, чем еще он заслужил такие страдания?       В дверь постучали.       Наконец-то явился Му Цинфан в сопровождении Лю Цингэ и главы школы, Юэ Цинъюаня.       — Шисюн Шэнь, тебе стоит быть осторожнее, — сетовал Му Цинфан, пока ощупывал его пульс. Ранение и им тоже было признано несерьезным с полным отсутствием всякого яда.       Все подробности уже были рассказаны Лю Цингэ, а потому от Цинцю не требовалось ничего, кроме как спокойно сидеть и ожидать вердикта Му Цинфана. Однако время шло, а тот сидел с все более озадаченным выражением лица. В конце концов, он отпустил его руку.       — Ничего серьезного я не нашел, однако я не совсем уверен в… конечном диагнозе. Мне нужно время, чтобы подумать.       — Что-то не так? — беспокойно спросил глава школы. Му Цинфан выглядел так, словно подбирал правильные слова.       — Нет, просто ранее я… не сталкивался с таким. У меня есть кое-какие подозрения, но я предпочел бы проверить их, прежде чем высказывать. Жизни шисюна Шэня ничего не угрожает, потому прошу простить меня.       Му Цинфан скрылся быстрым шагом.       В душу Шэнь Цинцю закрались нехорошие подозрения. Даже когда он был отравлен Неисцелимым, они все знали, что за яд и что его нельзя излечить, но можно замедлить действие. А сейчас Му Цинфан даже боялся высказать предположения!       Комната наполнилось почти ощутимым беспокойством.       После слов целителя Бинхэ ухватил его за руку и не отпускал, Цинцю не ощущал в себе ни капли желания отталкивать его. Как никогда ранее хотелось ощутить поддержку. Поэтому наслаждаясь теплом чужим пальцев на своей коже, он старался не смотреть никому из присутствующих в глаза. Это ведь он убедил главу школы, что ничего не происходит, и он может отправиться на задание, а в итоге лишь подставил и его, и Лю Цингэ, который был вынужден переживать с ним самые тревожные моменты этого дня. Стыд охватывал его лишь при мысли, что он снова принес так много неприятностей.       Вначале все они хранили молчание, но потом Лю Цингэ мрачно изрек:       — Снова ты куда-то вляпался.       И Цинцю даже нечего было возразить.       Он не стал вслушиваться в то, как Юэ Цинъюань и Ло Бинхэ принялись стыдить его шиди, голову занимали другие мысли. Ничего подобного в сюжете новеллы он даже близко не помнил. А это был верный признак того, что самое время начать переживать.       Ночь прошла спокойно. Наутро Шэнь Цинцю чувствовал себе просто прекрасно, а радости добавляло еще и то, что контроль над духовными силами полностью вернулся, словно никогда и не исчезал.       Ло Бинхэ приготовил его любимое блюдо, и настроение поднялось на еще несколько ступеней. Наверняка, помутнение было временным и случайным; возможно, он просто так сильно злился и допустил в мыслях такой беспорядок, что просто потерял контроль над самим собой? Мог же, в конце концов, заклинатель просто выйти из себя так сильно, чтобы не властвовать над собственными силами?       Так как видеть ему приходилось лишь приступы безумия Бинхэ и искажение ци Лю Цингэ — сильно судить об этом Цинцю не мог. Даже опыт читателя новеллы «Путь гордого и бессмертного демона» совсем не помогал ему! Чем больше он перебирал разнообразные недуги, которые были призваны привести очередную сестричку в постель главного героя, тем сильнее начинала раскалываться голова. Самолет Пронзающий Небеса постарался на славу, когда придумывал кучу бесполезного бреда, служащего лишь продвижением героя, как знатного жеребца, но оказывался совершенно беспомощным, когда дело касалось настоящего сюжета. Так почему же теперь именно Шэнь Юань должен разбираться с его сюжетными вывертами?       От всей души хотелось отпинать горе-автора по почкам. Однако пока Шэнь Цинцю успел лишь отправить ему послание, где очень настойчиво просил посетить его в ближайшее время. Шан Цинхуа уже должен был услышать о недуге своего шисюна и просто обязан был немедленно явиться, чтобы пролить свет на порождение своего ума.       После недолгой прогулки под пристальным вниманием Бинхэ, Цинцю возвратился в покои и занялся созерцанием вида из окна. Утреннее прекрасное расположение духа испарилось, словно никогда его и не было. Подташнивало. Очень некстати вспоминались отвратительные звероподобные демоны, обожающие тухлятину. Воротить стало лишь сильнее. Спихнуть все на протухшие продукты было невозможно, потому что за его питание отвечал Бинхэ, который никогда бы не допустил, чтобы на стол к учителю попало хоть что-то отдаленно не свежее.       Цинцю с чистой душой приписал это короткому списку недавних симптомов, потому что другого объяснения этому явлению у него не было.       Походило на отравление. Однако Шэнь Цинцю был уверен, что не позволял себе принимать что-то подозрительное, а тем более ранить себя. Последнее ранение в счет не шло, потому что недомогание он ощутил еще до него.       Он страдальчески вздохнул.       Бинхэ тут же оказался рядом. Хотя мгновение назад намывал посуду до блеска.       — Учителю вновь нездоровится? — Его беспокойство было подобно бальзаму на душу. Стоило лишь пальцем поманить, и Бинхэ послушно шел к нему и выполнял любую прихоть. Сердце наполнялось теплом.       Внезапно даже для себя Цинцю ужасно растрогался, понимая, насколько много Бинхэ для него делает. Он любил его так сильно, что по собственной прихоти вставал рано, готовил для него, перенимал на себя большую часть работы и буквально пылинки с учителя снимал.       Цинцю жестом велел подойти. Потом потянул нерешительно замершего и не желающего сделать хуже Бинхэ в свои объятия, сжимая его крепко и ласково.       — Спасибо, Бинхэ, — поблагодарил искренне, понимая, что любил его не менее сильно. Все же за годы Бинхэ занял самое большое и важное место в его сердце.       Бинхэ недоуменно вскинулся.       — За что вы благодарите меня? Этот ученик не сделал ничего стоящего благодарности.       — За то, что ты есть у меня.       Наслаждаясь теплом чужого тела, Цинцю не сразу же осознал, что что-то прохладное падало за ворот его одеяний. Он заглянул в лицо, склонившего голову Бинхэ, и заметил слезы. Не на шутку встревожившись, он тут же принял увещевать его:       — Все хорошо, все хорошо, Бинхэ. Этот учитель расстроил тебя? Что такое?       Однако тот лишь покачал головой.       — Этот ученик просто невероятно счастлив. Обычно учитель не произносит таких слов.       Задумавшись, Шэнь Цинцю, обнаружил, что не отличался особой нежностью. Он позволял целовать себя, принимал все знаки внимания, иногда проявлял инициативу, но слова любви во всевозможных вариантах звучали лишь со стороны Бинхэ. От стыда лицо залило жаром.       — Я надеюсь, что ты знаешь, что этот учитель любит тебя. — Произнести это было намного сложнее, чем он думал! Удалось сохранить ровный тон, однако внутри он кричал от того, насколько же неловко это было! Люди, вообще, так говорят? Как должно звучать нормальное признание в любви, чтобы не казаться слишком слащавым или же не естественным? Он же сделал все правильно?       Новый поток слез Бинхэ, лишь еще больше сбил его с толку.       — Ну же, не плачь, ты ведь уже не ребенок, — принялся он утешать того.       Бинхэ вскинул на него влажный глубокий взгляд, и Цинцю не ошибся бы, если бы сказал, что в нем виделась безграничная нежность.       — Я не р-растроен, учитель, я действительно очень счастлив.       Конечно же, Цинцю следовало догадаться, что наедине с ним слезы Бинхэ почти ничего не стоят. Когда в следующий миг его сграбастали в объятия и зацеловали, он лишь лениво подумал, что именно так все обычно и заканчивалось. Конечно, куда же без па-па-па с главным героем?       Настроение немного поднялось, и Шэнь Цинцю здраво рассудив, что способно подняться и кое-что другое, решил наплевать на запрет на дневные па-па-па. В самом деле, кому он мог сейчас срочно понадобиться?       Однако судьба его не любила. Поэтому когда Бинхэ распахивал ворот его верхних одеяний, в дверь постучали и почти без ожиданий открыли.       Уже через несколько минут все они, вместе с пришедшими Му Цинфаном и главой школы, сидели в немного неловкой тишине. Не каждый же день они видели своего собрата в таком неподобающем виде вместе с другим мужчиной. Шэнь Цинцю на их моральные переживания было глубоко наплевать, он нервно обмахивался веером, скрывая кривоватую улыбку. Он явно не просто так настаивал на запрете дневных па-па-па!       Не желая больше тратить время, Юэ Цинъюань осторожно проговорил:       — Шиди Му сообщил, что провел некоторые исследования и готов предположить, что же именно происходит с тобой, шиди.       Цинцю только кивнул, принимая это во внимание. Бинхэ рядом с ним тревожно замер.       — И что же именно с учителем?       — Прежде чем поговорить об этом, я бы хотел, чтобы шисюн Шэнь описал все странности, которые с ним происходили. Возможно, это поможет представить более… ясную картину.       Крепко задумавшись, Цинцю понял, что лучше не утаивать ничего.       — Вначале я испытывал лишь легкое недомогание, потом потерял контроль над духовными силами. Сегодня меня мутило. — На короткий миг он затих, а потом воскликнул: — Перепады настроения! — Смутившись собственной неподобающей реакции, он добавил спокойнее: — Я… был не в духе все эти дни.       Му Цинфан кивал на все его слова, но сам предполагаемый диагноз оглашать не спешил.       — Так что же ты нашел, шиди Му? — поинтересовался Юэ Цинъюань.       — Это может показаться вам невозможным — видят боги, я сам до конца отбрасывал эту теорию — однако многие симптомы схожи, а других отклонений в теле шисюна Шэня я не вижу.       — Что же это? Не медлите! — Бинхэ несдержанно торопил его, и Цинцю одернул его, требуя уважительнее относиться к своему шишу.       Му Цинфан набрал побольше воздуха, а потом осторожно изрек:       — Все это очень сильно походит на симптомы у женщин, которые носят ребенка под сердцем.       Казалось, пока он произносил это, он и вовсе не дышал. После тяжелой отповеди в помещении вновь воцарилась тишина.       Шэнь Цинцю честно не знал, как на это реагировать. Несколько секунд ему понадобилось, чтобы осознать, что имел в виду Му Цинфан, потом еще немного, чтобы понять, как именно это может относиться к нему, в итоге он истерически подумал: «Да на что он, черт возьми, намекает?!» Не могло же случиться так, чтобы он, чтобы он… вдруг понес дитя?..       — Шиди Му, ты имеешь в виду, что Цинцю… — от шока глава школы внезапно назвал его просто по имени. Однако никто даже не обратил на это внимания.       Ведь Шэнь Цинцю, не дав Му Цинфану даже секунды на ответ, воскликнул:       — Да как ты вообще себе это представляешь?! Я мужчина! Как, по-твоему, я могу забеременеть?       Однако лекарь, даже глазом не моргнув, спокойно ответил:       — Ты прав, шисюн Шэнь, однако мы все еще не знаем, на что способна демоническая суть Ло Бинхэ, поэтому… я не отвергаю подобной возможности. Симптомы очень похожи.       Собрав все данные воедино, даже сам Цинцю не смог сразу же все опровергнуть. Однако это было невозможным! Даже в этой идиотской новелле один мужчина не мог забеременеть от другого! Это же было логично! Не мог же братец Самолет, настолько игнорировать правила мироздания, что вдруг решил добавить в мир новеллы мужскую беременность?       Ему срочно нужна консультация этого горе-автора! Прямо сейчас!       Пораженные взгляды вокруг отнюдь не помогали, взять себя в руки. А уж когда к нему обернулся недоуменный Бинхэ, с поистине растерянным выражением лица, Цинцю показалось, что земля уходит из под ног. А он вообще сидел.       Ему не оставалось ничего другого, кроме как упасть в обморок.       Последующее пробуждение не принесло ничего хорошего.       Цинцю вначале задумался о том, что произошло, потом восстановил цепочку событий в голове и, вспомнив, почему же вообще потерял сознание, зарылся лицом в подушку, сдерживая крик. Му Цинфан искренне считал, что он может быть беременным. Немыслимо! Да как такой во всех смыслах неестественный ход событий, мог прийти кому-либо в голову! Конечно, в прошлой жизни А-Юань был наслышан и о более диких вещах от своей младшей сестры, но кто бы мог только помыслить, что это однажды коснется его самого!       Он паниковал. Это не было преувеличением, потому что он впервые с момента попадания в мир этой убогой новеллы, совершенно не знал, что ему делать. Раньше он хотя бы приблизительно набрасывал планы, знал, что будет дальше и мог как-то ориентироваться, но теперь… Теперь весь ход событий оказался ошеломляющим. У Ло Бинхэ не было ни одной жены, Шан Цинхуа все еще не ответил на его письмо, а в самой новелле теме беременности едва уделялось больше пары строчек. За весь сюжет была лишь сцена, где одна из жен из-за ревности отравила другую супругу Бинхэ и заставила ее таким образом потерять ребенка. Все же более желанными для читателей были сцены, где главный герой покоряет очередную сестричку своими навыками и тут же на месте предается с ней любовным утехам. И правда, кому может быть интересно, читать о том, как женщина вынашивает демонического ребенка.       А вот Шэнь Юаня теперь это очень сильно волновало!       Восстановив ровное дыхание, которое сбилось из-за приступа паники, Цинцю осмотрелся. Очевидно, что рядом с ним никого не было. Иначе кто-то бы уже прервал тяжелые минуты его внутренних метаний. Голоса слышались в отдалении, вне пределов его комнаты. Наверняка, все тем же составом уважаемые заклинатели обсуждали ситуацию.       Не желая привлекать внимание, Цинцю тихо сел. Он бы не выдержал еще один заход хаотичного обсуждения. Зато, он знал, кого можно спросить о происходящем.       — Система, что вообще, черт возьми, происходит?       После окончания основного сюжета он почти не взывал к ней. Да и она молчала, видимо, исчерпав запас постоянных миссий. Все же он сумел закрыть сюжетные дыры, препятствовал соединению двух миров и получил главного героя бонусом для себя. Он бы с радостью забыл, что система существует, только если бы сейчас не испытывал безграничного ужаса перед происходящим.       「Уважаемый клиент, пожалуйста, конкретизируйте свой вопрос」       — Я что беременный демоническим ребенком от Ло Бинхэ? — Запас терпения был на пределе, но он старался максимально тихо спрашивать, чтобы не привлечь внимания заклинателей.       「Все верно. Вам посчастливилось зачать ребенка с главным героем. Поздравляем! Не хотите посмотреть свои достижения?」       Шэнь Цинцю выругался сквозь сцепленные зубы. Какие к черту достижения?       — Как такое возможно? Я же мужчина!       「Система не может дать точного ответа на этот вопрос. Причиной может быть не до конца изученная демоническая суть Ло Бинхэ」       Прекрасно. Просто прекрасно! Он не только вынужден был страдать на протяжении всего сюжета, но и продолжать получать тычки от судьбы даже после его завершения! Он что, слишком много просил, когда желал простой тихой жизни? Цинцю тихо взвыл, схватившись за голову.       Это все еще было за гранью его понимания. Невозможное действо со стороны физиологии и простой логики внезапно превратилось в жизнь, и расхлебывать это снова должен был он. Неужели его очки удачи совсем были на нуле?..       Однако сколько бы он не проклинал судьбу и горе-автора, это ни капли не помогало ему решить, что же делать дальше. Выходить и встречаться с другими совершенно не хотелось. Он уже подозревал, что его тут же окружат и завалят не менее чем сотней вопросов. Не каждый же день они встречали беременного мужчину! Теперь, вспоминая, как бранил Мин Фаня, принявшего уменьшившегося от искажения ци Ло Бинхэ, за его сына, он хотел плакать. Разве не он тогда кричал, что это невозможно? Почему это вообще стало возможным? Ответить на это мог только один человек, а потому, не дав себе передумать, Шэнь Цинцю схватил Сюя и осторожно выскользнул за пределы бамбуковой хижины.       Пришло самое время, чтобы навестить Шан Цинхуа.       Так как все они были частью одной школы, то путь до пика Аньдин был не таким уж и долгим. Шэнь Цинцю постарался принять как можно более спокойный и величественный вид, приветствуя вышедших ему навстречу адептов. Они вежливо поклонились ему.       — Мастер Шэнь, вы прибыли по какому-то делу?       О да, у него было невероятно важное дело, с которым ему мог помочь только их уважаемый горный лорд. Не дав ни капле раздражения просочиться сквозь маску доброжелательности, Шэнь Циню учтиво произнес:       — Да, у меня есть важный разговор к вашему мастеру. — Видя некую неуверенность, написанную на их юных лицах, он безжалостно припечатал: — Я уже посылал ему письмо, чтобы уведомить об этом.       Иногда умение Шэнь Цинцю держаться немало помогало А-Юаню. Переняв манеру разговора, он смог из многих ситуаций выходить с меньшим уроном. Так и сейчас ученики растерялись, понимая, что, скорее всего, задерживают важного гостя, а потому не медля взялись проводить его до личных покоев мастера, который сейчас, по их словам, был занят чем-то важным.       Зная последние веяния культуры этого мира, Цинцю ничуть не сомневался, что Шан Цинхуа или же читал всю ту ересь, что уже успели написать, или же лично пополнял ее ряды. Чего стоили одни лишь «Сожаления горы Чунь»! Цинцю пока не посчастливилось поймать автора этого творения, иначе уже успел бы провести очень интересный разговор. Ведь после всего понаписанного именно он страдал, когда Бинхэ очень настаивал, желая испробовать что-то новое вместе с учителем.       У дверей в покои, Цинцю жестами отпустил адептов и, позволив себе лишь один грубый стук, тут же влетел внутрь.       Шан Цинхуа сидящий за низким столиком и что-то усердно выводящий кистью на бумаге, подскочил и уставился на него во все глаза. Однако почему-то мигом успокоился и как-то облегченно махнул рукой.       — А, это всего лишь ты, братец Огурец. — Цинхуа тут же упал на прежнее место. — Я уж подумал, вернулся мой король, а тогда уж точно было бы несдобровать. Знаешь, как сильно он завалил меня работой? Просто уму непостижимо.       Расслабленные интонации Цинцю не понравились. Раздражение медленно, но верно нарастало, и он неизбежно надвигался на горе-автора, собираясь, если не душу вытрясти из него, так нужные сведения точно! Теперь у него не было времени, чтобы быть учтивым.       — А я смотрю, ты наслаждаешься жизнью, братец Самолет. Разве ты не получал моего послания? — Видимо, что-то в тоне его голоса, все же заставило Шан Цинхуа вновь вскинуть голову.       — Получал, конечно, — кивнул он, пряча взгляд. — Просто в тот момент я был несколько занят.       — И что же помешало тебе позже явиться ко мне? — пропитанные ядом интонации, заставили Цинхуа возмущенно вскинуться и тут же начать защищаться.       — Судя по тому, что я слышал, с тобой все было вполне нормально. Да и за твое лечение тут же взялись! У тебя под боком есть главный герой, что тебе еще нужно? — Последнее предложение он почти, что пробурчал себе под нос. — Ло Бинхэ сам буквальная панацея от всего, чего тебе страшиться?       Шэнь Цинцю с громким хлопком сложил веер и угрожающе наставил его на собрата.       — А в твою голову не приходила мысль, что сам Бинхэ и может быть причиной неприятностей?       Не настолько буквально, конечно, но теперь он явно был основным их источником. В конце концов, все указывало, что именно его нечеловеческая сущность стала причиной их… проблемы. Происходящее все еще с трудом укладывалось в голове, а потому настоящую причину такого заведенного состояния он боялся произносить даже только в мыслях.       Шан Цинхуа наконец всерьез оторвался от своих бумажек, и взглянул на него по-другому.       — Братец, если я правильно понимаю, то все у вас после окончания основного сюжета было очень даже хорошо. Он с тебя буквально пылинки сдувал. Разве теперь он хоть как-то угрожает тебе? — Цинхуа задумался, помрачнел и все же как-то сдавленно поинтересовался: — Неужели становление темным властелином настолько неизбежно?..       Сейчас Шэнь Цинцю был бы согласен и на это. Тогда бы его занимали вполне решаемые проблемы.       — Выброси эти мысли с головы. Сам Бинхэ не угроза, но прямая причина моего беспокойства.       Услышал бы это сейчас сам юноша, и он точно бы не удержался от слез. Однако было совершенно не до тонкого подбора слов. Да и ради чего? Бинхэ остался в бамбуковой хижине и явно не сумел бы расстроиться из-за слов, которые даже не достигли бы его ушей.       Шан Цинхуа явно заинтересовался.       — Не медли, иначе я изведу себя догадками.       «Да чтобы ты ими удавился», — мрачно подумал Цинцю. Это все выверты фантазии этого человека, привели его к тому, что он имел на данный момент.       Когда он собирался уже высказать претензии, слова внезапно застряли в горле. Оказалось не очень-то и легко произнести те самые слова. Впервые за долгое время Шэнь Цинцю в полной мере вновь ощутил себя стеснительным девственником, который даже девушку за руку не держал. Учитывая, что его «проблема» возникла после па-па-па с главным героем — это было в два раза смешнее. Но не для него.       Он набрался духу, но все же решил начать издалека.       — Ты же слышал, что мне нездоровилось, и я не мог контролировать духовные силы?       — Конечно, — раздраженно отмахнулся Цинхуа, — братец, если ты не забыл, то именно ты отправил мне письмо и все изложил. Давай ближе к делу.       — Сегодня меня начало тошнить.       Цинхуа поморщился.       — Можно без подробностей, пожалуйста.       Что-то он не был таким нежным, когда выпрашивал подробности па-па-па со своим главным демоническим героем. Пришла малодушная и мстительная мысль, развернуться и уйти, но кто тогда еще сильнее пострадает от этого? Цинцю вздохнул, решив, что бежать от этого и, правда, нельзя.       — Это прямое следствие моей проблемы. — На лице Цинхуа промелькнуло странное выражение лица. Словно он начал догадываться, но никак не мог в это поверить. Шэнь Цинцю набрал, вдохнул поглубже и быстро проговорил: — Я, кажется, беременный.       Воцарилась тишина.       За последние дни Цинцю успел возненавидеть ее. Конечно, можно было убрать «кажется», потому что система сообщила, что никто из них не ошибся в своих подозрениях, но так как верить не хотелось, Цинцю цеплялся за каждую ниточку, которая могла бы сказать, что это всего лишь шутка. Злая и долгая, но шутка. Ведь кому, как не создателю этого мир знать, что возможно, а что нет?       Однако последняя надежда разбилась при взгляде на посеревшее лицо Цинхуа.       — Невозможно, — пробормотал он.       А потом упал в обморок.       Расталкивая упавшего в обморок горе-автора, Цинцю зло стискивал зубы и размышлял, за что ему выпала такая незавидная участь. Он еще понимал, почему сам отреагировал настолько эмоционально, не каждый ведь день узнаешь такие «потрясающие» новости. Однако такой же реакции Цинхуа понять не мог. Не ему же, в конце концов, рожать! От одной мысли по спине пробежал нехороший холодок, и преисполнившись злости он, не жалея вложенных сил влепил бессознательному мужчине пощечину.       Цинхуа тут же подскочил, широко распахивая глаза.       — Мой король! — воскликнул он, собираясь мигом встать на колени, но заметив все ту же спокойную картину собственных покоев и невозмутимого Шэнь Цинцю, вновь расслабился. — Братец, ты слишком груб ко мне. Я уж подумал, что Мобэй-цзюнь вернулся. — Однако радужным его настроение было недолго. Вспомнив, почему упал в обморок, Цинхуа посерел и, ухватив собрата за одежды, тут же запричитал: — Это невозможно!       Отцепляя его от себя, Цинцю со злорадством думал, что так ему и надо.       — Не веришь мне? Я тоже не сразу же поверил Му Цинфану. Однако система утверждает то же самое!       Шан Цинхуа на миг замер, забегал глазами по воздуху, а потом словно получив ответ, вновь проговорил:       — Невозможно…       — Тебя заело? — мрачно поинтересовался Цинцю. — Как оказалось очень даже возможно. И теперь мне очень интересно, что ты можешь сказать на этот счет.       Цинхуа перевел на него пустой взгляд. Несколько мгновений они оба хранили молчание, а потом до горе-автора медленно начало доходить.       — Да быть не может! С твоим появлением все начало рушиться, братец! Ни гарема, ни темного лотоса, а теперь еще и это! Тебе мало неприятностей?       Однако Шэнь Цинцю был в не менее не благодушном расположении духа, а потому быстро ответил тем же.       — Ты думаешь, мне это нужно? Да я уже устал от всех этих сюжетных роялей! Чего мне еще ожидать? Может этот ребенок пожрет мои силы, и я умру?       Они оба уставились друг на друга в бешенстве, но запал быстро иссяк. Конечно, они не в первый раз сцеплялись, до хрипа споря, но и злость их исчезала так же, как и появлялась. Они оба пришли из одного мира, претерпевали похожие неприятности и знали, насколько бытие попаданцем может быть обременительным и опасным. Они, правда, ценили друг друга, просто какая дружба обходилась без таких вот размолвок?       Шэнь Цинцю раскрыл веер, начиная нервно им обмахиваться.       — Ну, так что? Было ли это в твоем сюжете?       Если он скажет «нет», можно ли его напрямую винить во всем? Или же нужно предъявлять претензии демонической сущности Бинхэ? Но разве автор, как его создатель, не отвечает и за это? Шэнь Цинцю так привык винить его во всех неприятностях, что теперь был истинно расстроен, не зная, плакать или смеяться.       — Признаться честно, в кое-каких черновиках остались подобные наработки, — задумчиво пробормотал мужчина, и Цинцю решил, что придушит его. Теперь не существовало никаких «а вдруг он не виноват». Приговор был однозначным! — Но, братец! — воскликнул Цинхуа, заметив недобрый взгляд, направленный на себя. — Это всегда оставалось лишь где-то в планах, никогда я не вносил подобного в окончательный вариант сюжета, тебе ли не знать?       — Я знаю. Но тогда, как это случилось? — На красноречивый взгляд горе-автора, Цинцю лишь махнул рукой. — Я знаю, как! Ты лучше мне скажи, почему это возможно!       — Я не знаю?.. — предположил тот. — Ты хочешь услышать от меня что-то другое? До тех пор, пока ты ко мне не явился, я был полностью уверен, что ни один мужчина этого мира не сможет забеременеть!       — А я вот смог! И что мне делать?       Голос внезапно затих. Шэнь Цинцю, как бы он не ссорился и не вспыхивал раздражением, понимал, что, в самом деле, не знает, как ему поступить.       Шан Цинхуа тоже подрастерял боевой дух и смотрел на собрата с жалостью. Осторожно подобравшись поближе, все еще ожидая того, что Цинцю может ударить, он погладил его по плечу.       — Ну, не теряй надежды, братец. Я расскажу тебе все, что знаю. Мы обязательно что-то придумаем, ведь и не из такого выкручивались, правда?       Однажды они сколотили такой план, что Шэнь Цинцю смог даже пережить собственную смерть, а в итоге остался счастливо жить с главным героем, который по сюжету должен был долго пытать, а потом и убить его. Так чего теперь бояться? Особенно, если они будут располагать всеми фактами?       Тронутый такой поддержкой, Цинцю прикрылся веером и украдкой протер глаза. В последнее время он был чрезвычайно эмоционален, и пусть догадывался теперь, что именно на это влияло, признавать не желал.       — Рассказывай. В новелле, ты что-то не шибко уделял этому внимание.       — Читатели требовали больше па-па-па с главным героем и очередными сестричками, кому было интересно читать, как кто-то вынашивает ребенка? — фыркнул Цинхуа, и Цинцю мысленно с ним согласился. «Путь гордого бессмертного демона» очевидно, читал лишь всякий сброд.       В итоге рассказ о не вошедших событиях оказался довольно краток, потому что Шан Цинхуа не собирался вдаваться в откровенно отвратительные подробности. Оказалось, что и в оригинальном сюжете мужская беременность предназначалась Шэнь Цинцю. Это относилось к арке, где Бин-гэ продолжая пытать своего учителя, придумал новый способ унизить его, а именно: заставить его выносить своего ребенка. Так как для демонической сущности не было ничего невозможно — только лишь потому, что тот был главным героем — то все получилось даже лучше, чем ожидалось. Шэнь Цинцю получил новый виток бесконечных страданий, а Ло Бинхэ — ребенка.       Слушать подобное было невыносимо. Цинцю ударил закрытым веером по столу и презрительно фыркнул.       — Что за отвратительный сюжетный поворот? И ты хочешь сказать, что после такого Бин-гэ смог бы спокойно смотреть на этого ребенка?       Да скорее он бы кровью изошел, чем смог бы любить дитя, порожденное своим заклятым учителем. А это уже тянуло на сюжет, где происходили бы тяжелые издевательства над детьми!       — Настолько далеко я не заглядывал. Говорю же: это были только наброски. Не внес же я их в окончательный сюжет.       — Внес и я бы тебя при первой встрече придушил.       И правда, оказаться в теле злодея, которому суждено пережить пытки, а потом умереть и злодея, который будет не только страдать, но еще и выносит ребенка — это совершенно разные вещи. Он бы сам себя удавил, лишь бы не жить в мире с такой вероятностью.       Шэнь Цинцю вздохнул.       — Ладно, ладно, это и не так уж и важно. Как именно должна проходить такая беременность? Не хочешь же ты сказать, что точно так же, как обычная?       Он бы не поверил. Обычные дети и демонические точно отличались!       Конечно, он ничего такого не заметил, пока обучал Ло Бинхэ, однако что-то же могло идти не так, на самом этапе развития такой жизни, не так ли? Что-то ужасное, кровавое и обязательно жуткое.       Однако Шан Цинхуа покачал головой.       — Я не сильно заморачивался над этим. Это же был всего лишь черновик. Просто тело постепенно изменится, чтобы быть готовым к рождению ребенка, а после — вновь придет в норму. Ничего особенно… необычного.       Да конечно! Мужчины ведь каждый день рожают!       Шэнь Цинцю вскочил и цветасто выругался. Он как-то до этого не сильно размышлял, каким именно образом должен суметь выносить этого ребенка, а теперь точно собирался зарыдать. Что это еще за нереальные метаморфозы? Может ему еще стать кроткой верной своему мужу женой?       Он захохотал.       Нервы, если и были до этого на исходе, то теперь вовсе истончились.       Цинхуа поглядывал на него с долей паники, словно думая, пора ли уже вызывать врача. Однако Шэнь Цинцю и сам был не против, вызвать хоть кого-нибудь, чтобы ему вкатили хорошую дозу успокоительного. Устав истерить, он опустился обратно на пол.       — И что мне теперь делать?.. — спросил он тихо.       Изначально он даже не рассчитывал жить так долго. Потом считал, что сможет сбежать как можно дальше и вести спокойную непримечательную жизнь. Получив свое счастье, он уж решил было, что ему достаточно этого и он до самого конца будет оставаться с Бинхэ. Ему, правда, хватало своих учеников с пика Цзинцзин, они были ему почти как родные дети. Видя их успехи, на сердце теплело, и он мог так сильно расчувствоваться, что приходилось всеми силами сдерживать предательские гордые слезы. Ло Бинхэ тоже никогда не проявлял особого желания иметь детей. Он сам местами напоминал ребенка. В один миг улыбался, а в другой — плакал и всеми конечностями вцеплялся в него, словно в последний спасательный круг.       Конечно, видя привычный уклад жизни, Бинхэ желал перенять его. Они связали себя узами брака, пусть ритуал и произошел лишь между ними двумя, однако это было священное таинство, которое связало их лишь еще больше.       Не будет ли Бинхэ против?..       Ужасно ревнивый собственник, который к другим ученикам ревновал, не станет ли он еще яростнее, подумав, что кто-то другой в равной степени сможет это внимание отобрать? Даже если это будет их ребенок.       Шэнь Цинцю замер. Одна мысль была ужаснее другой.       Шан Цинхуа осторожно потрясший его за плечо, вывел Цинцю из размышлений.       — Братец, а ты сам-то, что думаешь делать? Ты, вообще, ребенка хочешь?       Цинцю никогда не думал об этом. В прошлой жизни он был еще слишком молод, чтобы заводить семью, а потому даже мысли такой не имел. После смерти его занимали другие проблемы, и он не знал, как долго проживет. А потом он принял свои чувства и знал, что для них такой жизни достаточно. У него всегда оставались его милые ученики, которых он мог навещать в любой миг. А теперь у него был выбор. Шанс. Пожелай он и не будет никакого ребенка, Цинхуа точно припомнит рецепт того снадобья, которым отравила соперницу молодая госпожа дворца, и Цинцю заживет так же, как раньше. Но он может и рискнуть.       — Я не знаю, — забормотал он. — Это слишком сложно. Я ведь даже никогда такой возможности не рассматривал.       — Не спеши, обдумай все, братец, время еще есть.       Шэнь Цинцю кивнул. Правда, незачем спешить, это лишь приведет к необдуманным поступкам.       Шан Цинхуа еще долгое время продолжал утешающее гладить его по плечу и уговаривать выпить чаю. Откровенно хотелось лишь удавиться, однако Шэнь Цинцю не был бы собой, если бы не научился брать себя в руки в любых обстоятельствах. Он пригубил чаю, и мысленно поблагодарил братца, который всегда поддерживал его как мог. Словесно произнести этого он не мог, это значило бы, что он готов ему простить все сюжетные выверты, последствия которых приходилось терпеть на себе.       Шэнь Цинцю вздохнул. Было самое время, чтобы вернуться на свой пик. Желания подобного он не испытывал, однако долгое отсутствие могло родить ненужные опасения. Представив, до чего могут дойти беспокойные умы, которые он оставил в своей бамбуковой хижине, Цинцю содрогнулся и решил откланяться.       Однако не успел.       Дверь распахнулась без предупреждающего стука, и внутрь влетели до ужаса растрепанные Ло Бинхэ и Лю Цингэ.       Шэнь Цинцю не успел даже слова проговорить, когда вихрем налетевший на него Лю Цингэ рявкнул:       — Ты дурень! А что было бы, если снова потерял контроль!       Не сразу сообразив, к чему относятся его слова, Цинцю растерялся и даже веер раскрыть забыл. Хотя именно так он и привык скрывать все не благопристойные реакции, которые выбивались из его образа холодного лорда.       — Учитель! — бросился к нему и Бинхэ. — Мне прискорбно это признавать, но он прав! Что было бы, если вы потеряли силы в самый неподходящий момент?       Они имели в виду его полет на мече? Цинцю был уверен, что все будет хорошо, когда становился на меч. В любом случае, он был так напуган и заведен, что такие детали не волновали его, и он спешил убраться оттуда поскорее. Однако вряд ли бы такой ответ удовлетворил этих двоих сверкающих беспокойными взглядами.       — У меня все было хорошо. Без должной уверенности, я не стал бы подвергать себя риску.       Степенным шагом, который, впрочем, был слишком поспешным для великих заклинателей, в покои зашли Юэ Цинъюань и Му Цинфан.       — Шиди, тебе все же стоит быть осторожнее. Ты же… — глава школы не стал заканчивать фразу, и Шэнь Цинцю был ему очень благодарен. Он не мог отвечать за себя в случае обратного. Возможно, он бы набросился на него с веером. Это не точно.       Му Цинфан единственный сохранял должный уровень хладнокровия и, прошествовав мимо сквозящих беспокойством фигур и замершего от шока Цинхуа, ухватил Цинцю за руку, прослушивая его пульс. Хмурые морщинки на его лице разгладились и он выдохнул.       — Все хорошо, ци Шэнь шисюна в полном порядке. — Но то, каким взглядом он при этом одарил всех, ясно выдавало его мысли. «Я же вам говорил», — так и кричал этот взгляд.       Не ожидавший, что из-за его ухода будет такой переполох, Цинцю извиняясь, взглянул на Цинхуа и получил мах рукой. Наверное, тот уже привык к бесцеремонным появлениям своего господина, и явления собратьев было его малейшей проблемой. А-Юаню даже стало его жаль. Мобэй-цзюнь не отличался особым великодушием, пусть Цинхуа долгое время и переубеждал его, говоря, что его король заботится о нем. Как умеет.       Смирившись с хаосом, что вторгся в его дом с появлением Цинцю, Цинхуа нервно предложил:       — Чаю?..       Было бы глупо предположить, что все собравшиеся вмиг исчезнут. Хотя бы из банальной вежливости. Однако, не смотря на то, как некоторым особо резвым личностям не хотелось забрать его обратно, все согласились остаться на чай. Цинцю изначально не предчувствовал ничего хорошего по этому поводу. С двух сторон его сверлили беспокойными взглядами. Бинхэ подобрался поближе, совсем наплевав на элементарные приличия, и ухватил его за руку, нежно поглаживая ладонь пальцами. От мест касаний расходилось приятное тепло. Цинцю скрывал лицо за веером, не давая другим понять, насколько любимы им были эти прикосновения. Он даже не стал осаждать ученика.       С другой стороны, немногим дальше, чем Бинхэ, но все еще далеко от идеала приличий, устроился лорд пика Байчжань. В отличие от Бинхэ, взгляд его так и пылал раздраженностью. Из-за поползновений ученика или же из-за беспокойства — трудно было сказать. Годы шли, а Цинцю все так же сложно было читать Лю Цингэ лишь по глазам.       Остальные вели себя скромнее. Хотя то, как смотрел на него глава школы, все еще вызывало вопросы. Тот будто боролся с самим собой. Теперь зная историю прошлого Шэнь Цзю и Ци-гэ, А-Юань мог понять часть сожалений этого мужчины. Однако даже так ему больше не было чего ему сказать. Все, что могло бы быть, сгинуло вместе с Шэнь Цзю.       Спокойнее всех себя ощущал Му Цинфан. Он пил чай, сохранял все нормы приличия и старался упорно игнорировать происходящий вокруг бедлам. Однако он был целителем. И сейчас перед ним сидел человек, сущее исключение из всех правил, и он не мог не чувствовать любопытства и чисто профессионального интереса. Поэтому его взгляды было переносить проще всего. Становиться подопытным Цинцю не стал бы, но потерпеть расспросы мог. Это же было малой платой за то, как неучтиво вел себя с ним Бинхэ, не правда ли?       — Шэнь шисюн, прости мою неучтивость, но что ты думаешь делать?       Все внимание вновь было возвращено к нему. Он понимал, почему ответа требуют именно от него, но он не мог его дать. Только сутки назад он жил спокойно, наслаждался деньками на своем пике и мог с уверенностью сказать, что не собирается ввязываться в неприятности. Едва ли несколько часов прошло с момента, когда надежды на это рухнули. И что ему сказать? Что он безмерно счастлив и готов стать отцом? Такой наглой лжи не стерпел бы и он сам. Как к подобному вообще можно быть готовым? Однако он также и не был готов с уверенностью заявить, что желает избавиться от этого дитя.       Он не знал.       Возможно, его вид показался целителю достаточно растерянным, или же он решил сжалиться над собратом, однако Му Цинфан лишь мягко — как улыбаются детям, прежде чем сделать укол или же смертельно больным — улыбнулся и заверил:       — Я не требую мгновенного ответа. Это большая неожиданность для нас всех, но… Если ты, — Му Цинфану тяжело давались эти слова. — Если ты пожелаешь избавиться от дитя, тогда…       Он не успел закончить.       Честно, Шэнь Цинцю даже не сразу же осознал, что собственно произошло. С боку плеснулось темной яростной энергией, воздух сотряс рык; все окружающие подскочили на ноги, тут же кладя ладони на рукояти мечей, а сам Цинцю оказался кем-то дернут и заслонен. Спину верного защитника он узнал быстро. Сложно было не сделать этого, ведь Лю Цингэ, столько раз заслонял его собой. Что поразило его больше, та это то, что его снова пытались укрыть от Ло Бинхэ.       Его прекрасный лотос вновь почернел. В мгновение ока он перестал быть милой блеющей овечкой, которая ласково поглаживала его ладонь, оказывая молчаливую поддержку. Ло Бинхэ скалился, а темная энергия вокруг него вилась клубами, буквально придавливая своей силой окружающих к полу. Еще немного и он бы бросился в драку. Шэнь Цинцю скорее чувствовал это, чем видел предостережения.       Атмосфера накалилась за считанные секунды.       Впервые за долгое время, Цинцю почувствовал настолько сильную угрозу, исходящую от Бинхэ. Еще сильнее поразило его то, что эта угроза распространялась и на него тоже. Однако как бы там не было, медлить было нельзя. Цинцю выпутался из крепкой хватки Лю Цингэ, которой тот умудрялся при этом не причинить ему и доли боли, и, не давая себе времени передумать, направился прямо к Бинхэ. Возмущенные вскрики он проигнорировал, как и не дал снова себя схватить.       Он не желал повторения столкновения между самыми дорогими его людьми. Поэтому бесстрашно представ перед Бинхэ, он стукнул его веером по голове и тут же потребовал:       — Успокойся! — не давая и капле страха просочиться в голос. Только так он мог совладать с невероятной силой ученика.       Весь запал Бинхэ мигом потух. Плечи его опустились, голова оказалась наклонена, а взгляд он и вовсе не отрывался от пола — истинное воплощение покорности. Только руки его бессильно сжимались в кулаки.       — Но, учитель!.. — беспомощно начал он. Неприкрытое отчаяние в его голосе, сильнее, чем мог подумать Цинцю, задело его сердце, заставляя его ныть. Так Бинхэ разговаривал с его бездушным телом. Мурашки пробежались по затылку.       Шэнь Цинцю не знал, что сказать. Он начал понимать, какую на самом деле реакцию вызвала новость о том, что у них может появиться ребенок. Их совместный. Хотелось мигом убедить его, что все будет хорошо, однако, разве он сам был в этом уверен? Цинцю понимал, что решение должно быть совместным, но будет ли это честным, если вынашивать и рожать предстояло именно ему?       Раскрывая и закрывая рот, не имея идей, что же сказать, Цинцю чувствовал себя глупо. Глупо и по-настоящему растерянно. Бинхэ, видя это, собирался вновь что-то произнести. Но Лю Цингэ опять вклинился между ними, завел Цинцю себе за спину и, указав пальцем на Бинхэ, отчетливо произнес:       — Не дави.       Шэнь Цинцю захотелось разрыдаться.       Переизбыток впечатлений, новое странное положение или же собственное незнание ответов на чужие вопросы — сделало его невероятно чувствительным и эти слова оказались последний каплей на хрупкой чаше весов его самообладания. Уняв желание вцепиться в Лю Цингэ как в единственный спасительный круг, Шэнь Цинцю неосознанно отступил. Боль в глазах Бинхэ при этом действии, ударила не хуже пощечины.       Цинцю почти рванулся вперед, однако рука Лю Цингэ заслонила ему путь. Он продолжал смотреть в глаза Бинхэ.       — Время, — сказал Лю Цингэ, словно это все поясняло. — Вначале он подумает, а потом решит.       Звучало разумно. Однако это не убрало вселенской печали с глаз его ученика. Пусть мир будто бы рушился прямо на его глазах, Ло Бинхэ отступил, соглашаясь. А потом ушел.       Сердце Цинцю разбилось при виде этой картины.       Перед глазами все стоял образ ссутуленной спины Бинхэ, который взял и ушел. Так просто. Цинцю тогда не сильно соображал, начиная понимать, что все будет намного сложнее, чем он предполагал с самого начала. Бинхэ даже если полностью не отдавал себе в этом отчета, желал этого ребенка. Желал, чтобы они стали полноценной семьей. При одной мысли о том, какие невзгоды приходилось терпеть мальчику, и как он наверняка желал сделать все правильно — внутренности сжимались. Его увели прежде, чем он сумел воспротивиться.       На меч, ожидаемо, встать не дали, пришлось лететь с Лю Цингэ, хватка которого все еще была чересчур крепкой. Будто он думал, что Цинцю может в любой момент соскочить и сбежать, растворившись в облаках.       Не сказать, что он не делал этого раньше. Лживая смерть сильно ударила по всем его товарищам, поэтому Цинцю испытывал некий стыд по этому поводу, однако сейчас он не стал бы сбегать, даже при всем желании. Это нужно было решить сразу. В этот раз бегство не поможет ему.       Он вздохнул, ощущая, как прохладный воздух обжигает легкие. Это немного привело его в себя.       Мнение Бинхэ он понимал, даже не услышав ни единого слова напрямую, теперь он должен был решить, чего желает сам. Промедление казалось, могло убить их всех. Он не верил, что Бинхэ выкрадет его и запрет в покоях, следя за ним до самого рождения ребенка, однако им следовало все прояснить. Но прежде всего, решить, что он сам думает на этот счет. Или же он просто подастся очарованию жалостливых глаз Бинхэ и без лишних дискуссий просто позволит ему получить желаемое. Это ведь не было так сложно. Просто подарить ему желаемое дитя. Всего лишь. Но не возненавидит ли он сам себя? Не поймет ли однажды, что дитя было желанным лишь для одного из них?       Прикоснувшись ладонью к животу, который еще был далек от преображения, Цинцю ничего не почувствовал. Легкое недоумение по поводу того, как это все должно случиться, страх, опасаясь боли и неожиданностей, но никакого трепетного тепла. Да и как испытывать это к, по сути, набору клеток?       Цинцю знал, что люди склонны романтизировать многие вещи, и беременность явно относилась к этому числу. Если бы он читал роман, он бы переживал и интересовался, конечно, сочувствовал и ощущал таинство, ведь это было бы прописано с такой целью, но… Жизнь ведь отличалась от написанного на страницах. Он считал, что брак и дети должны быть распланированы. Он должен быть к этому готов. Иначе нельзя. Но все шло против его планов.       «О боги, что же мне делать».       Бинхэ не появился, даже когда он вернулся в бамбуковую хижину. Ученики пытались проскользнуть к нему, чтобы узнать, к чему был весь переполох с его поисками, но Лю Цингэ отпугивал их одним лишь взглядом. Встав у двери, как верный телохранитель, он развернул всех желающих, рявкнул, что нет ничего интересного и лучше бы они так уделяли время совершенствованию с чувством выполненного долга, закрыл дверь. На удивление мягко.       Его нетипичное поведение резко бросалось в глаза.       Причина была ясна, да и раньше он тоже заботился о нем в своей странной грубоватой манере, поэтому и в этот раз Цинцю не стал отвергать его. Но настроения даже подшутить над шиди не было. Растерянно стояв посреди покоев, Цинцю внезапно осознал, что не знает, куда себя приткнуть. Позвать Мин Фаня, чтобы тот сделал чаю? Отправиться на прогулку, чтобы проветриться? Медитация? Сбежать?       Если бы здесь был Бинхэ, он бы просто крепко его обнял.       Цинцю обернулся, пристально глядя на Лю Цингэ, но по итогу откинул эту идею. Шиди вряд ли обрадуется подобному, а если кто зайдет, то застанет самую странную картину в своей жизни. Только слухов им сейчас и не хватало.       Лю Цингэ за его спиной шумно вздохнул. Словно ему невыносимо было наблюдать за происходящим и он считал это утомительным.       — Чего ты хочешь? — спросил он.       Шэнь Цинцю пожал плечами. Он не знал.       Несколько последующих дней пролетели как в тумане. Бинхэ не спешил возвращаться, собратья же не спускали с него самого глаз, выглядя так воинственно, словно, как минимум, готовились к войне. Цинцю едва не заплакал от смеха, представив, как за него будет вестись война между человеческим и демоническим царством.       Ци Цинци подумала, что он ударился в истерику, и пребольно ущипнула его за руку. После чего он все время старался держаться поближе к Лю Цингэ, потому что тот казался искренне возмущенным ее действием.       Цинци больше всех смеялась, услышав, в чем именно заключалась его проблема. Они старались не распространяться, однако она была одной из самых близких ему людей, поэтому оставалось вопросом времени, когда вести долетят до нее. Цинцю был уверен, что в этом деле не обошлось без главы школы. Иначе он не мог объяснить его мягкую виноватую улыбку.       Цинци усмехнулась, глядя на него.       — И в чем проблема, бесстрашный глава Шэнь? Здесь все проще некуда: или ты хочешь этого ребенка, или нет.       Он бы так не сказал. Прежде чем отвечать, он сам был должен осознать, к какой из ответов был ему ближе. Но проблема в том и была, что он не знал! Совершенно. Иногда он думал о крохе в своих руках, маленькой и хрупкой, чьи пальчики вызывали бы у него опасения. Так легко было бы их сломать одним неосторожным прикосновением. У крохи явно были бы глубокие темные глаза Бинхэ. Эти картины не вызывали отторжения. Но потом он думал о боли, и проблемах, которые могли возникнуть при беременности, и впадал в самый настоящий ужас.       Однажды он порывался сбежать, чтобы скрыться, где угодно и избежать решения, однако Лю Цингэ держал крепко, пока тихим твердым голосом перечислял, почему именно он не может этого сделать.       Поэтому последующие дни он был подвержен нападкам своих товарищей, которые те, не иначе как с иронией, называли посещениями. Они навещали его каждый день. Не все сразу, но пока еще не бывало так, чтобы кто-то один не попался ему на глаза за сутки. Удивительно, но Бинхэ никак не пытался с ним связаться. Он даже не проникал в сны, чтобы поговорить с ним. Будто вовсе ушел. Сердце сжималось при мысли, что он решил бросить его. Но ведь он не мог так поступить? Это ведь был его верный нежный Бинхэ, и он бы никогда его не бросил.       Однако глупые мысли лишь от уверенности не развеивались. Требовалось чужое присутствие, легкая улыбка, полный обожания взгляд и теплые ладони на его собственных. Ему нужен был Бинхэ. Ранее он не раз отвергал слишком явное проявление чувств, показывал удивительную невнимательность в отношении чужих чувств, одним словом Цинцю был редкостным засранцем. Однако сейчас он готов был признать любые ошибки, лишь бы Бинхэ вновь оказался рядом.       От разлуки ныло сердце.       Водя пальцами по теплому фарфору, рассматривая чаинки в чашке, Цинцю размышлял, как же невыносима иногда его жизнь. Система не объявила никакой миссии, лишь подтвердила очевидное. Значит, выбор он мог сделать сам.       «Черт».       Маска хладнокровия уже давно начала спадать. Нервный, всколоченный не в меру, меряющий шагами комнату, он как никогда сильно не походил на самого себя. Просачивалось что-то хорошо знакомое из прошлой жизни, когда читая «Путь гордого бессмертного демона», он размахивал руками и колотил воздух ногами, громко и от всего сердца возмущаясь над очередным сюжетным ходом. Он был близок к прежнему уровню ярости. В прошлый раз он умер из-за этого.       Цинцю замер напуганный этой мыслью. Его тело было другим, чужим, крепким и надежным, лишенным всяких ядов, но… То, что теплилось внутри него, росло и развивалось не могло похвастаться такими же способностями. Вне всяких размышлений Цинцю не имел намерения вредить ему. Ребенку. Заставить его считать таковым, было не сложно, просто в голове не укладывалось, что у них может появиться такое чудо.       Жизнь в этом мире с каждым годом становилась все чудесатее.       Решился он быстро. Ухватил Сюя, который до этого аккуратно прислонил к столу, и, прислушавшись — убедившись, что никто из собратьев не собирается навестить его прямо сейчас, а ученики все еще опасаются приближаться к покоям — Цинцю осторожно выскользнул за пределы бамбуковой хижины. И наткнулся на внимательный взгляд темных глаз.       Лю Цингэ был прямо перед ним.       Ни «ой» ни «упс» не слетели с губ, как бы сильно он внутри не кричал от досады. Старые уловки прекращали действовать, и в этом явно был виноват он сам. Лю Цингэ слишком хорошо знал его.       — Ты пришел остановить меня, Лю шиди? — Рука нервно дернулась, но веера на месте не оказалось. В спешке он оставил его в комнате. Прикрыть лицо было не как, и он выдавил лишь спокойную улыбку. Конечно, это никого уже не провело бы.       — Ты решил? — проигнорировав его вопрос, спросил мужчина.       Сил огрызаться не было. Цинцю лишь желал исполнить то, что решил, ни больше, ни меньше. Он устал сомневаться и готов был рискнуть.       — Да.       Или же тон, каким это было сказано, или же выражение его лица, что-то из этого всего дало Лю Цингэ ответ, который он и требовал. Он двинулся вперед, но не стал хватать его или же преграждать путь. Он спокойно передал Цинцю веер, осторожно сжимая пальцы Цинцю на нем.       — Не теряй больше.       А потом развернулся и ушел. Глядя ему в спину, Цинцю ощутил, как в горле стал комок.       — Спасибо, — прошептал он в тишину.       Что-то оборвалось. Что-то, чего Цинцю никогда не понимал. Ощущение потери было опустошающим. Цинцю сжал веер, заткнул его за пояс; не могло это быть концом всему. Он решительно направился вглубь бамбукового леса. В самом сердце которого рассчитывал найти свое счастье.       Предположения редко обманывали Цинцю. Он выучил Бинхэ, как хорошо сложенную песню; запомнил каждую ноту его звенящего голоса; лишь по изгибу улыбки определял его настроение. Он любил его, кто бы что ни говорил.       Слухи оплетали их паутиной, рассказы с их участием распространялись быстрее чумы, но только они могли так хорошо знать друг друга. Даже братец Самолет теперь был бессилен, в предсказании их будущих действий. Поэтому Цинцю не стал ждать. Он вылетел на улицу, навстречу прохладному ветру — осень кралась по его шагам, стараясь забрать в свои объятия, а он мчался, зная, что сам себе никогда не простит, если позволит Бинхэ по-настоящему уйти. Однажды он ошибся и сам вынужден был каждый раз обжигаться о последствия своих действий. Но не сейчас. Только не сейчас, когда перед ним был открыт целый мир, когда они могли создать чей-то мир.       Он увидел его издалека.       Сгорбленная, сидящая под деревьями фигура, уткнувшаяся лицом в колени. Темная, словно ночная мгла. Родная. Цинцю знал каждый ее изгиб, мог с закрытыми глазами нарисовать, по памяти рассказать обо всех местоположениях родинок.       Цинцю не пристало бежать, сломя голову или повышать голос, но разве можно было утерпеть?       Осень холодом забилась в горло. Он, задыхаясь, прокричал:       — Бинхэ! — В доли секунды видя, как вздымается голова, как сверкают алым глаза. Очень редко Бинхэ был таким: взъерошено-настороженным, по-настоящему демонически пленительным и уязвимым. Но хватило считанных мгновений, чтобы осознание пришло и к нему, чтобы бледное идеальное лицо озарилось улыбкой, стоящей всех жизней и перерождений.       Цинцю не успел заметить, как оказался в его объятиях. Он сильнее сжал пальцы на верхних одеяниях, не отпуская, не позволяя уйти, даже при великом желании; вперил взгляд в лицо, которого не видел всего несколько дней, а по ощущениям целую жизнь.       Он многое мог бы сказать. Развести обсуждение на часы, чтобы обсудить каждую деталь, чтобы описать, что, возможно, просто не будет. Он не Су Сиянь. Не женщина. Ему могут быть уготованы любые опасности. Но он готов. Он рискнет. Но он хорошо знал себя, хорошо понимал, что теперь слова излишни. Он потянул Бинхэ на себя, запутался в его густых волосах, обжег дыханием губы, замирая лишь на миг, чувствуя, как сердце теплеет.       — Я выбираю тебя, — прошептал он в чужие губы. Их уже покалывало от желания получить поцелуй. — У нас будет ребенок.       Фраза смела все преграды, как ураган. Даже осень отступила перед таким натиском, стало жарко-жарко, Цинцю себя не знал от удовольствия. Руки Бинхэ, его губы, словно обжигающее жаром.       Теперь он был счастлив.