Мёд и пепел

      — И всё-таки, почему медведь? — спросила Катара, осторожно задевая его локтём. Зуланкар, прильнувший к стене повозки и провалившийся в беспокойную дрёму, лениво разлепил веки и посмотрел на дядю: у того, несмотря на весёлую ночку, сна не было ни в одном глазу, а после вопроса Катары он уж точно не уснёт.       — Потому что мою мать звали Урса, — наполовину ответил Зуланкар, искоса глядя на босмерку и гадая, выявит ли она связь.       — Это имя означает "медведица", — пришёл ей на помощь дядя, не дав и минуты подумать самой. Альтмер почувствовал укол досады, но не столько за Катару, сколько за себя, потому что предчувствие подсказывало ему, что Айро вновь ударится в воспоминания.       — Но ведь Азула тоже её дочь, — засомневалась Катара, — Или я чего-то не знаю о вашем семейном древе?       — Урса называла Зуко медвежонком, потому что в детстве он часто спотыкался на тренировках, — поспешил расписать всё в деталях дядя, — А ещё очень любил сладости. Помнишь, как ты просил привезти рифтенского мёда, прямо в сотах?       Предчувствие не обмануло.       Босмерка сначала прыснула в ладонь, а под конец захохотала во весь голос. Кровь прилила к голове, шрам запульсировал старой привычной болью; хорошо, что в повозке всё ещё было темно.       — Помню, — с деланным спокойствием подтвердил Зуланкар, посылая дяде сквозь полусумрак взгляд, который должен был быть красноречивее любых слов. Айромар в ответ лишь невинно улыбнулся — за это ему всегда всё сходило с рук. Зуланкар ещё с детства замечал в глазах дяди лукавые огни, только вот все верили не ему, а старому эльфу.       Тариэль перестала смеяться и нарочито важно поправила волосы, распрямила завернувшийся рукав платья:       — Получается, весь Талмор знает об этом детском прозвище?       "Почему женщинам обязательно озвучивать очевидные вещи?"       Видимо, эта мысль отразилась у него на лице, потому что лесная эльфийка снова рассмеялась, на этот раз тише. Зуланкар промолчал, отвернувшись к окну. Небо на востоке розовело, обещая скорый рассвет, и силы постепенно возвращались к нему вместе с солнцем, хотя сейчас он бы предпочёл сон унижению.       — Может, это и было его слабостью, но он превратил её в силу, не теряя концентрацию даже при падении, — продолжил дядя, решив сделать разговор ещё более неловким, — Боевые маги в настоящем смысле слова редки, но Зуко можно с чистой совестью отнести к ним.       — В настоящем смысле слова?       — Сейчас маги чаще всего выступают в качестве боевой поддержки, либо нанося урон издалека, либо исцеляя союзников, что на передовой. Раньше это было не так...       — Раньше магия не была привилегией умников, засидевшихся в высоких башнях, — вставил Зуланкар, — Ты видела талморцев, их маги и меч-то держат не умеют. Наша семья придерживается старых традиций обучения на протяжении многих веков, в отличие от остальных кланов.       — Верно, — согласился Айромар, — Для большинства магия стала усилием разума, но тело и дух должны быть сильны не в меньшей степени. Посмотрите на драконов: для них магия естественна, как речь, как битва, как танец. Так и боевой маг должен не просто использовать свой дар, как инструмент; он должен жить им.       — Теперь понятно, почему у вас хотят отобрать власть, — тоскливо вздохнула Катара, опираясь локтём на оконную раму, — Пока у вас есть такая сила, вы им неугодны.       Мысли снова вернулись в подземелье, и Зуланкар закрыл глаза, пытаясь прогнать из памяти двух талморцев, чьи имена теперь добавились в его список. Он проливал кровь раньше и не раз прольёт в будущем, но с каждым разом не становилось легче. Руки не дрожали, его не выворачивало, и он даже научился не отводить взгляд, с отрешенностью монаха наблюдая, как гаснет чья-то жизнь, но вряд ли можно было назвать это "легче".       Зуланкар не был уверен, что тела уже нашли; с того момента, как они с Катарой выбрались из дома Эленвен, не прошло ещё и часа, потому что Айромар, заприметив племянника, сразу же заявил, что им пора домой. Теперь генерал в отставке поддерживал шатающегося Ондолемара, а не наоборот; тот грустно вздыхал всю дорогу до повозки и даже обнял дядю на прощание. Зуланкар обещал себе обязательно напомнить об этом Второму эмиссару при удобном случае, а вот что же делать с секретом Туллия и Элисиф, альтмер ещё не знал.       "Мы не оставили очевидных следов. Кто угодно мог проникнуть внутрь и провернуть всё то, что удалось нам".       Несмотря на это, Зуланкара всё ещё что-то беспокоило, будто он о чём-то забыл. И это была не Азула — ему удалось поговорить с ней наедине за пару минут до отъезда и окольными путями намекнуть ей о том, чем всё кончилось.       — Теперь они начнут что-то подозревать, — фыркнула она тогда, протягивая ему небольшой конверт со знакомой алой печатью, — Ничего тебе нельзя доверить, Зу-Зу.       — Они решат, что это работа Клинков, — возразил он, принимая письмо и приглядываясь к продавленному в сургуче цветку редворта, — А в книге мы за один вечер найдём все ответы.       — Пожалуй. Талмор всё равно в любую секунду готов вонзить нож в спину, не важно, по поводу или без. С нетерпением жду, когда же они осмелятся сделать этот шаг в бездну.       "Шаг в бездну... Скорее, прыжок с разбега".       — В двадцать втором году Четвёртой Эры Талмор сверг всех королей саммерсетских островов, марионеток Империи, и объединил архипелаг под началом одного короля, моего деда Азулона, — начал Зуланкар, вспомнив, что обещал этот рассказ Катаре, — Скоро после этого имперцы и их союзники были изгнаны из Валенвуда, и вместе с босмерами мы воссоздали Третий Альдмерский Доминион...       Лесная эльфийка коснулась шеи, — он не первый раз замечал за ней эту привычку, — и вдруг посмотрела на Айромара:       — Вы же были там? Вы помните, что там случилось?       Принц ожидал, что дядя не захочет отвечать на этот вопрос. Улыбка сошла с лица Айромара, и он пригладил бороду, тщательно выбирая слова.       — Да, милая. Не самая достойная часть моей биографии, но не суди строго, это было почти двести лет назад...       — Вы видели короля Халондана?       — Видел. В те годы я уже не был молод, но хорошо помню его. Юный король лишь недавно взошёл на престол, лишившись отца, но успел завоевать доверие народа. Его любили, очень любили. Даже спустя несколько месяцев, когда в Валенвуде появилось новое правительство, о нём всё ещё вспоминали с досадой.       — Если бы любили, то сделали бы всё, чтобы вернуть ему трон, — хмыкнула Катара, скрестив руки на груди, — Не оставили бы своего короля сражаться в одиночку за их свободу.       Зуланкар пожалел, что вообще открыл рот на эту тему. Политические диспуты — последнее, что ему сейчас хотелось бы выслушивать.       — Свободу... А знаешь ли ты, с какой целью был создан первый Доминион? — спросил Айромар, зажигая в руке крохотный огонёк. Рыжий блеск задрожал в их глазах.       — Альтмеры хотели подчинить себе босмеров и каджитов, разумеется, — без капли сомнения ответила Катара.       — Не совсем так. В те времена и твой народ, и каджиты успели немало настрадаться от людей. Альтмеры пришли помочь, а не завоевать.       — Вы любите делать из себя спасителей, — босмерка недоверчиво свела брови, — Вас послушать, так и Кризис Обливиона остановил Талмор, а не Мартин Септим.       Дядя миролюбиво поднял руки перед собой:       — Не буду спорить, я своими глазами видел последнего Септима в обличии Акатоша. Великая самоотверженность... Мало кто из людей или эльфов на такое способен.       — Но вы поддерживаете Доминион, значит, вы поддерживаете их ложь.       — Ты несправедлива ко мне, Катара, — покачал головой старый эльф, — Талмор использовал древние соглашения о взаимопомощи как инструмент для подчинения себе остальных рас. Когда я понял это, я оставил военную карьеру.       Сейчас трудно было представить лорда Айромара генералом, но Зуланкар помнил портрёт в коридоре, написанный ещё до Великой войны. Седина только начинала пробиваться сквозь его темную гриву, глаза горели янтарём, а черно-алый панцирь красиво сидел на его крепком теле. Дядя не казался сожалеющим о чём-либо... но тогда рядом с ним стоял Лутэн.       — А до этого вы сжигали всех, кто отказывался впустить вас на свои земли, и даже не задумывались, что что-то не так?       Катара глубоко дышала, но её глаза были сухими, а голос твёрдым — босмерка не собиралась плакать, её распирал изнутри гнев. Зуланкар не вмешивался, предпочитая наблюдать; сам факт того, что она зла не на него, а на дядю, был неожиданностью.       — Я? Сжигал кого-то? — заморгал Айромар, отпустив огонёк парить под самую крышу повозки, — Кто рассказал тебе эти ужасы?       — Рулиндил, талморец из посольства. Он сказал, что за это вы заслужили своё прозвище — Дракон Запада.       Она произнесла это с такой кровожадностью, что даже Зуланкар оскорбился.       — Это война, твои драгоценные люди тоже не святые, — вступился он, поворачиваясь к ней на общем сиденье. Их взгляды встретились; Катара была похожа на взбесившуюся волчицу, загнанную в угол.       — Конечно, это не твой народ выжгли с родной земли! — вспылила она, — Не твоего отца заперли в клетке!       — Отца?       Услышав вопрос старика, босмерка накрыла рот ладонью, осознав, что сболтнула лишнего, и с опаской взглянула на Зуланкара, ожидая, что он заговорит об их происхождении. Однако младший альтмер промолчал.       "Интересно, что заставило её думать, что я не расскажу дяде, кто она такая?"       — Да, приходилось арестовывать несогласных, но чтобы сжигать... — отставной генерал потянулся на месте и размял плечи, энергия рассвета медленно добиралась и до него, — Я помню только, что сжигал старые полуразрушенные дома, чтобы мы могли отстроить деревни заново. Знаю, что у босмеров не принято вредить деревьям, но в те годы религия имела для меня не столь важное значение, признаю вину...       Девушка выглядела так, будто на неё вылили ведро воды; наконец-то настал черёд Зуланкара ухмыляться.       — Отстроить заново?.. Но я слышала...       — Рулиндил... Третий эмиссар? Так он пешком под стол ходил, когда это происходило, откуда ему знать правду? — старший альтмер подозрительно прищурился, — Мне помнится, вы сказали, что никого не встретили, когда же..?       — Неважно, — ответили они хором с Катарой, каждый по своим причинам. Чувствуя, как зреют новые вопросы в голове Айромара, Зуланкар поспешил вернуться к тому, с чего они начали, а именно к королевской семье:       — Так вот, наш дед всегда потакал Талмору, особенно в части достижения мирового господства. Мой отец разделяет эти идеи, но... Он считает, что Талмор слишком много на себя берёт.       — То есть он хочет править один, — поняла Катара, — Всем миром.       В детстве он всегда восхищался отцом. Пять языков пламени вместо короны, величественная багряная тень на золотом троне, окружённая кольцом огня, торжественный полумрак главного зала... Зуланкар представлял себя на его месте, подрастая, радовался, замечая в себе новые отцовские черты: разрез глаз, линия челюсти, телосложение, привычки... Мама говорила, что он больше похож на неё, но Зуланкар не переставал видеть отца в зеркале даже теперь. "Ты должен быть равным мне, поэтому не жди жалости или похвалы. Сильный не нуждается в ней" — это он с малых лет читал в глазах короля и проглатывал обиду, когда все внимание доставалось Азуле. Ему просто нужно было стараться усерднее...       А потом пламя вспыхнуло так ярко, что стало больно смотреть. Не сравнить с крошечным светлячком Айромара, который парил сейчас между ними тремя.       — Да, один.       — И ты тоже мечтаешь об этом?       "Да", хотел ответить альтмер. Это было ожидаемо от него как от кронпринца, как от первого сына, как от наследника... Но это было неправдой. Он считал себя верным сыном своей родины. Он согласен был отдать за неё жизнь. Но мечты... Мечтал он не о войне.       Убаюканный волнами или метелями во время долгих странствий по Скайриму, Зуланкар представлял, как вернётся домой. Его имя будет очищено от позора, и он займёт заслуженное место подле отца. Он будет выполнять его поручения, спорить о чём-то с Азулой, — теперь она наверняка была вхожа в зал совета, — а по вечерам после тренировки сидеть с Мэйв у королевских прудов и кормить уткочерепах. На него не будут смотреть с презрением, никто больше не назовёт его трусом...       Но во всех этих грёзах он смотрел в отражение и видел чистое лицо, не тронутое огнём. Это был другой принц, не посмевший когда-то вступиться за дивизию новобранцев. Принц, который в тот день выбрал расположение отца, а не жизнь своих подданных.       Если бы его чудом перенесло в тот самый миг... Зуланкар не был уверен, что смог бы промолчать. Уже не уверен.       — В переписке упоминался Феникс, кто или что это? — Катара так и не дождалась его ответа и решила сменить тему. Босмерка выглядела смятённой; может быть, она ожидала, что он в самом деле отменит всё, чего добился Доминион за последние двести лет и раздарит земли обратно? Лично коронует Сокку и отпустит Валенвуд в свободное плавание? Он не хотел прослыть тираном, но и дураком тоже.       — Под знаменем феникса альтмеры шли в бой против драконьего культа. Это было очень давно, во времена ещё моего далёкого прадеда Созина... и, наверное, во времена Аанга.       Испуганный вздох сорвался с губ Катары; она прижала руки к груди, вцепившись в серебряное кольцо на цепи:       — Получается, Талмор хочет истребить драконов? Убить Аанга?       Аанг. Мальчик, жонглирующий камнями, со смехом уворачивающийся от любых ударов и бегающий по крыльям летящего дракона — полгода назад Зуланкару казалось, что он не видел ребёнка беззаботнее, и это злило, потому что последний Драконорождённый может быть каким угодно, но не беззаботным.       Теперь же альтмер всё чаще замечал, как тень падает на его широко распахнутые серые глаза. Аангу скоро тринадцать — Зуланкару было столько же, когда он повзрослел.       — Боюсь, что да, — из уст дяди правда звучала ещё тяжелее, — Однако главный дракон для Талмора — это не Алдуин и не Аанг, а Империя. Это обещание новой войны, Катара.       Услышав это, она, вопреки ожиданиям, не расстроилась. Тариэль без лишних слов открыла сумку и, целую минуту прокопавшись в позаимствованной у Эленвен переносной библиотеке, достала нужную книгу. Старую полусказку-полубыль о создании мира, про Ану и Падомая и, с лёгкой руки Рулиндила и Анкано, про предательство Талмора.       — Не о драконах и не о Клинках? — удивился Зуланкар, разглядев обложку, — Разве Алдуин не самая большая проблема для вас?       — Это путь Аанга. Нам же нужно позаботиться обо всём остальном.       Послышался хохоток, и они оба повернулись к Айромару.       — Ты мудра для своих лет. Может быть, и для меня что-нибудь найдётся?       — Лорд Айро, неужели на свете остались книги, которые Вы не прочли?       — Иногда нужно освежать память, — альтмер почесал затылок, — Возвращаясь к прочитанному, можно заметить то, что не было очевидно с первого взгляда.       Следующий час прошёл за чтением. Катара перелистывала страницы, а Зуланкар подогревал их; постепенно вернувшись к началу они выяснили, что переписка велась в течение трёх лет — тех самых трёх лет, что он пробыл в Скайриме. Самое первое "лимонное" письмо упоминало его изгнание.       "Птенец выпал из гнезда, бескрылый змей уполз вместе с ним. Провидение будто само благоволит нам, хоть Вы и скажете, что оно здесь не при чём. Орёл сам отсекает от себя союзников, не этого ли мы хотели? Дома начинают шептать, и лебеди громче всех".       — Дядя, тебя назвали бескрылым змеем, — с напускной серьёзностью объявил Зуланкар и замер, ожидая реакции. Айромар, отложив уже третью книгу ("Бегство из Талмора", какая ирония), широко оскалился.       — Лучше бы им не знать, что бывает, когда змеи возвращают себе крылья, — пошутил старый эльф, но этим тоном Айро мог обмануть Катару, но не родного племянника. Этот "змей" умел летать получше некоторых "птиц".       — А кто такие "лебеди"? — спросила босмерка, — Тоже какое-то семейство? Чем они недовольны?       Мысленно пройдясь по карте, Зуланкар вспомнил все известные ему альтмерские дома и их гербы — ни на одном из них не было лебедя. "Хорошо, Рулиндил, здесь ты меня обошёл".       — Должно быть, Диренни, — недолго подумав, подсказал Айромар, — Основательницу их клана прозвали Лебедем Тиригеля. Они всегда смотрели на нас свысока. Дом Крайнаран* после смерти Созина долгое время отсиживался в тени, посвящая себя не политике, а искусству Огня. Вознесение Азулона стало для всех неприятной неожиданностью.       Катара откинулась на спинку и отчаянно заскулила.       — У вас вообще есть союзники?       — Ну... Есть одна милая особа... — шутливо протянул Айромар, щуря на неё золотые глаза; босмерка заерзала на месте, не догадываясь, о ком речь:       — Кто? Подруга из бурной молодости, прекрасная аристократка, втайне интригующая в пользу давнего друга? Прежде по Вам наверняка вздыхали все придворные дамы, я права?       — Хех, да, были времена...       Сделав вид, что его здесь нет, Зуланкар отогнул край занавески: они уже ехали вверх по склону вдоль реки Карт, а значит, до Солитьюда осталось немного. Первые лучи золотыми клинками разрезали утренний туман над незастывшими водами, из болот на другом берегу слышались птичьи трели. Наступал новый день, а с ним — новые проблемы. Проблемы куда более важные, чем чьи-то любовные похождения.       Идея выскочить наружу и отнять у сопровождающего их стражника коня искушала всё больше. "Жаль Лонкано — всё равно не поспит. Пусть уж лучше едет верхом, чем слушает всё это".       — ...но для той, о ком я говорю, я буду староват. Маленькая проворная шпионка с талантом к танцам и магии.       Ради такого стоило повернуться — покраснев, Тариэль отодвинулась от них к окну и поплотнее закуталась в талморский плащ. Чудно. Самое время для финального удара по остаткам гордости.       — Ты, кстати, чуть не устроила метель в главном зале. Тебе нужно поработать над контролем.       На секунду её лицо перекосило, будто от боли, и принц прикусил язык: в последний раз, когда Катара потеряла контроль, она устроила зрелище пострашнее снегопада.       — Но это было красиво, — защитил её Айромар, — Разве нет?       Красивый сгусток чёрной магии, красивый скрючившийся Рулиндил, красивый страх, перемешавшийся с восхищением в его потухающем взгляде. Красивая ледяная смерть в дыхании волшебницы, которая за несколько минут до этого играла со снежинками и вином в чужих кубках.       — Да, но...       — Ты сам это признал. Нужно немного потренироваться, чтобы ненароком не подскользнуться на собственной же магии, но ведь для начала неплохо? Ты тоже не всегда держишь себя в руках.       Второй шарик огня, призванный уже не дядей, а самим Зуланкаром и некоторое время паривший над книгой, вдруг отполз от страниц в сторону Катары и аккуратно прошёл в дюйме от ткани вверх по рукаву, затем прыгнул на плечо, не задев ни единого волоса, перескочил почти ей на нос, а оттуда — прямиком к дяде в руки. Всё это время босмерка боялась даже вздохнуть, не то что пошевелиться; не шевелился и огненный маг, одной только силой мысли направляя шар и даже не поддерживая зрительный контакт — разгорающееся любопытство на лице дяди было бы жаль упускать.       — Ого, так ты всё-таки взял то упражнение на заметку, — Айромар хлопнул, и огонёк исчез меж его ладоней. Он уже как два года отчаялся увидеть, чтобы племянник проделал что-то настолько неспешное и кропотливое, но Зуланкар тренировался втайне от него, когда удавалось побыть одному.       — Ледяные маги могут не хуже, — выдохнула лесная эльфийка, потирая нос; её не могло обжечь, но непривычное тепло, должно быть, всё ещё ощущалось на коже, — Это нашему стилю свойственна такая аккуратность.       — Заходи, когда сможешь что-нибудь подобное, — взъелся альтмер, — А до тех пор следи за тем, чтобы не выдавать себя лишний раз. Поверь, тебе не нужно внимание Азулы или кого-то вроде неё.       Несмотря на целую микстуру ощущений, которые испытывала Катара, в последнее предупреждение она вникла быстро, не возражая. "Сестра умеет создать о себе правильное впечатление".       Когда повозка доползла до ворот в Солитьюд, Катара попросила пройти через город пешком; дядя не стал возражать, а Зуланкар был только рад освежить голову. Горожане вставали позднее фермеров, поэтому улицы были практически пусты; идеально для прогулки перед сном. Дядя вместе со спешившимся талморцем о чём-то разговорились, и младшие эльфы ушли немного вперёд. Сумка с книгами, хоть и была на вид небольшой, тянула к земле, как пудовый камень, но Зуланкар стоически держал спину ровно — уж слишком легко Катара перемещалась с этой тяжестью, чтобы у него было право просто пристегнуть сумку к пустому седлу.       — Ты же видел древних богов, когда искал Стены Слов? — спросила девушка, прячась от мороза под капюшоном и потирая руки. "Странно, у мага льда нет сопротивления холоду?" Свежий ветер ударил в лицо, пробираясь сквозь сморщенные складки обожжённой кожи у левого глаза. "А, ну да. Точно так же, как у магов огня нет иммунитета перед огнём".       — Видел, — Зуланкар выпустил с руки крошечный огонёк. Сперва побаиваясь, Катара неохотно сложила ладони лодочкой и позволила опустить туда светящийся шарик, готовая в любую секунду убрать руки назад, но с каждым шагом чувствуя себя всё более уверенно — пламя не собиралось обжигать её. Катара даже не заметила, как перехватила контроль над ним.       — Медведь... Мёртвый, исчезнувший бог-страж у входа в иной мир. В нордском пантеоне это Тсун, привратник Совнгарда. Бог... силы воли.       "Очень жизнеутверждающе. Если хочешь моей смерти, можешь сказать прямо".       — Силы воли? На смертном-то одре? — в конце его голос дрогнул в насмешке, — Оптимистичный всё-таки народ, эти люди...       — Ну, не совсем, — замялась Катара, — Просто у нордов это звучит так странно... Бог попыток преодолеть несчастья. Мне кажется, для этого нужна немалая сила воли. Никого не напоминает?       "Никогда не сдавайся без боя".       Бесконечные попытки стать быстрее, сильнее, лучше. Бесконечные попытки вырваться из круга неудач, которые наваливались на него с самого рождения.       "Тебе повезло вообще появиться на свет".       Пожалуй, всё-таки повезло.       — А волк? — поспешил спросить Зуко, чувствуя, что стоит увести разговор в другую сторону, — Там ведь есть богиня-волчица, кто она?       — Скорее всего, Мара. Мать стаи, покровительница рода.       Из Восьми Богов только Мара была близка к Катаре — в ней не было праздности Дибеллы или воинственности Кинарет; и только Мара появлялась в пантеонах альтмеров и босмеров. Катара опекала всех, кто подпадал под её понимание "семьи", с волчьей свирепостью. И даже сейчас шла с огнём в руках — настоящая хранительница очага.       Говорить об этом он, конечно же, не стал, но эльфийка загадочно молчала. Догадалась сама?..       — Дракон, очевидно, Алдуин... Лиса?       — Не лиса, а лис. Это Лорхан. Не очень подходит Азуле, как думаешь?       В самом деле, ассоциация получилась неудачная. Бог людей и альтмерская принцесса... Что у них могло быть общего?       — Почему лис?       Эльфийка выдохнула облачко пара, посмотрев на него так, будто он не знал, сколько будет дважды два:       — Потому что перехитрил Аэдра, конечно же. Убедил бессмертных создать наш смертный мир, пожертвовать своей вечностью.       — Если подумать... Азула, дай ей волю, обхитрила бы и богов.       Они шли мимо рынка, где начинали возиться с корзинами и лотками первые торговцы. Неподалеку пекли хлеб, и от тёплого запаха дрожжей в животе заурчало. "До дома ещё полпути..." Только сейчас Зуланкар понял, что со вчерашнего обеда у него во рту не было и крошки.       Катара промолчала, только посмотрела ему в глаза исподлобья немигающим взглядом — достаточно долгим, чтобы прочесть в нём невысказанную просьбу.       — Поедим дома, — сказал альтмер с нажимом, — В подвале есть большая индейка, хватит на всех.       "Правда, её бы приготовить сначала..."       — Я думаю, от неё уже ничего не осталось, — хмыкнула эльфийка, замедляя шаг.       "А, ну да. Сокка и Тофири. Без надзора. В чужом доме. Естественно".       Они остановились.       — ...Только не говори мне, что ты хочешь купить сладкий рулет, их и дома полно, — Зуланкар потянулся к поясу и, не обнаружив кошелька на привычном месте, сначала разозлился, что потерял его, потом вспомнил, что сам отдал деньги пленнику в посольстве, и полез в нагрудный карман внутренней рубахи, под доспех. Вместе с монетами, припасёнными там как раз на подобный случай, он нащупал острый край конверта — нераскрытое письмо от Мэйв.       — Конечно же, я куплю что-то посущественнее, — сказала Катара, оскорблённая его недоверием, — Я всё верну! Все септимы остались дома, не подумала, что могут пригодиться.       Не заметив, как огонёк растворился в воздухе, она взяла деньги и умчалась к пекарю, оставив его посреди практически пустой площади. Странное дело: парень бывал здесь днём, вечером и ночью, но никогда на рассвете, и именно таким ему нравился Солитьюд — уже не спящим, но ещё не шумным.       Достав конверт, Зуко повертел его в руках, раздумывая, прочесть его сейчас или сперва добраться до дома. Здесь совершенно точно никто бы не смог подглядеть, а дома было как минимум три любопытных ребёнка: Тоф нельзя было списывать со счетов, потому что она просто могла бы попросить кого-то прочесть текст вслух. Что ещё хуже.       Красные крошки посыпались на снег, когда он взломал печать. Письмо было написано рукой Мэйв. Всё это время письма из Алинора приходили от Тайлин, но он не забыл почерк Мэйв, немного угловатый, но ровный, как по линейке.       "Мы прибудем в столицу двадцать пятого Вечерней Звезды**. Её Высочество хотела бы встретиться тем же вечером и обсудить новые распоряжения. Подойди с этим письмом к стражнику у её покоев в день приезда, и тебе скажут место и время".       Он присмотрелся к буквам, перевернул лист, даже нагрел его, надеясь проявить лимонный сок или молочные чернила — но ничего больше не было. Ни здравствуй, ни прощай. Ничего. Ни намека на прошлое или будущее.       "Азула", понял он, "Даже здесь ей нужно было поиздеваться".       Никакого смысла в этом письме не было, всё это сестра могла сказать ему лично. Насытилась ли Азула той надеждой, которой он загорелся, когда узнал печать? Нравилось ли ей думать, как она остроумна и всемогуща, когда значительными мелочами, словно иголками, колола его? И не только его; почерк совершенно точно принадлежал Мэйв, его невозможно было бы спустать с завитушками Тайлин. Нравилось ли ей быть игрушкой в руках капризной принцессы?       Огонь на секунду вспыхнул в его руке, но потом, очнувшись, альтмер спешно потушил занявшийся пламенем угол письма и снова убрал его под доспех. Теперь оно не грело, а жгло.       Катара вернулась как раз тогда, когда их догнали Айромар и Лонкано; им обоим босмерка впихнула в руки по рулету, от чего и лорд, и (особенно) стражник потеряли дар речи, а затем повернулась к Зуланкару и вместе со сладостью вручила ему неиспользованные септимы.       — Ты же сказала, что купишь что-то посущественнее, — нахмурился он, глядя на рулет, как отец глядел на него во время примечательно провальных тренировок, — Ты что, ребёнок?       — Четыре рулета существеннее, чем один, — настаивала Катара, вгрызаясь в засахаренную верхушку и расплываясь в довольной улыбке, — К тому же я обещала всё вернуть.       — Но ведь дома полно...       — Разве не приятнее есть в дороге? Только из печки, попробуй!       "И кто здесь настоящий лис?"       Она всё-таки заставила его съесть этот несчастный рулет.       Предполагалось, что принц и лорд будут жить в посольстве в Мрачном замке, и помимо этого им полагалась своя стража, свой экипаж и свои лошади в конюшне. Дядя отказался сразу от всего, подобрав им дом и крепких скакунов по своему вкусу, но Талмор настаивал на своей помощи, и поэтому стражники всегда сопровождали их вне стен Солитьюда (очевидно, чтобы следить за их действиями). Раньше это казалось обузой, но потом Зуко научился скрываться даже от их всевидящего ока, а теперь их постоянное присутствие могло и сыграть на руку.       Поэтому, когда Айромар распрощался с Лонкано и отпустил его в казармы на повороте к их дому, Зуланкар следил за ним без враждебности. Почти. Никогда не знаешь, когда покорная улыбка может обернуться стилетом под ребром.       — Лорд Айро говорил про то, что Доминион был создан для защиты, а не для завоевания, — сказала Катара, снова неся в руках огонёк и снова не подозревая, что поддерживает его своими силами, — Ты веришь в это?       — Меня там не было, к чему ты спрашиваешь?       — Если бы это не принесло им никакой выгоды, как ты думаешь, откликнулся бы твой народ на зов о помощи?       Выгоды... Талмор делал всё ради выгоды. Обманывал, убивал, разлучал, переписывал историю. "Как и мой отец... Как и моя сестра".       — Я не знаю, — так было проще, чем короткое "нет".       — А ты сам?       Лесная эльфийка смотрела на него иначе, будто была не совсем собой. Чем ближе они подходили к крыльцу, тем жестче становились черты её лица; осознание всего случившегося, лишь на время оставившее её, возвращалось, меняя даже походку — с подпрыгивающе-весёлой до едва плетущейся.       В окне мелькнуло оранжевое пятно — Аанг ждал их.       — Чего ты добиваешься?       — Обещай мне, что не тронешь их, — на эту секунду он засомневался, что Мара была более подходящим вариантом для Катары, потому что в глазах её бушевали штормы Кинарет, — Не прошу помощи, только не вреди.       — Катара, моей целью никогда не было...       "...и не будет, не должно быть..."       — Я говорю обо всех. Не вреди Аангу. Не вреди Сокке и Тоф. Не вреди Апамиру, не вреди даже Момо. Не вреди моему отцу. Пожалуйста.       Её недоверие резало, как стекло, но жаловаться было глупо. Они обязаны были быть врагами, если бы не обстоятельства. "Она не попросила за себя".       — То есть того, что я провёл тебя в посольство, недостаточно?       Шар пламени в руках волшебницы вырос, но она не заметила этого, хотя даже на расстоянии Зуланкар ощущал его жар.       — Давным-давно наши народы обещали помогать друг другу, как равные, но всё закончилось тем, что мой отец изгнан, а твой отец желает властвовать над всем живым. Может быть, не нужно громких обещаний о братстве и единстве? Может, хватит только обещания мира?       Она знала, понял Зуко. Она слышала весь разговор с Азулой. И не ругала его, не злилась, не пыталась убить, хотя могла бы... Катара пыталась договориться.       Альтмер взял её за руку, и пламя, вернувшееся под его управление, кольцом обвило их запястья.       — Не помощь, но мир. Я не нарушаю сделок.       Босмерка уверенно пожала ладонь в ответ.       Он уже поклялся защищать её, поэтому согласиться на нейтралитет было не сложно. У этих босмеров есть свои методы убеждения — что Сокка, что Катара, оба как-то умудрились вытянуть из него обещания, которые мог дать кто угодно, но не будущий правитель Доминиона.       Или же, как раз-таки он самый...       Нет. Это были недопустимые мысли. Мысли предателя.       Но сейчас он почему-то их допускал, вопреки всякому здравому смыслу. Освобождение Валенвуда и Эльсвейра (в союзе с Империей и с помощью драконов это не казалось фантазией), очищение островов от Талмора, свержение короля. Война, но с совершенно противоположной целью и другим итогом.       "Это предательство. Обесценение всего, что сделал Доминион. Верни каджитам их пустыни, верни босмерам их леса, верни нордам Скайрим, верни Империи Талоса — и все погибли зря. Лутэн погиб зря".       "Но все эти войны были по нашей вине. Мы сами посылали наших воинов на смерть. Мы уже обесценили их жизни, заставив сражаться за идею, которая никому не нужна! Единственный способ почтить их — не допустить новых смертей!"       Катара исчезла за дверью, и на плечо опустилась чья-то тяжёлая рука. Деликатно державшийся до этого в сторонке, дядя наконец решился подойти.       — Неужели ты понял, что не только сила побеждает битвы? — заговорщически подмигнул Айромар, — Первое дипломатическое соглашение?       Зуланкар взглянул на дядю и по одной ухмылке понял, что Катаре уже нет смысла беспокоиться о своей тайне. Он цокнул языком, не веря, что обо всём узнал последним.       — ...Не может быть. И как давно ты знаешь о них? Почему ты не сказал мне? — принц слышал, как поднимается его голос, но ничего не мог и не хотел с этим поделать. Его возмущение было оправдано.       — Я же говорил, у меня всюду есть хорошие друзья, — Айро похлопал его по спине, но успокоения это не принесло, — Я уверен, что только что видел начало нового мирового порядка. Могу ли я надеяться..?       Пять лучей, пять языков пламени из чистого золота, золотой трон, золотое солнце Саммерсета — его. Солдаты возвращаются домой, распущены юстициары. Мир царит в Тамриэле, освобождённом от талморской хватки. Азула впервые за всю жизнь спокойна: она растит любимые мамины цветы в саду и, кажется, начинает любить платья. Он сам присутствует почтётным гостем на коронации Халондана-Хакоды, потерявшего престол мальчиком, а получившим обратно уже почти стариком. Рядом его дети: Сокка раздувается от гордости, Катара плачет от счастья; им наверняка вернули их родные имена, интересно, какие? Соккано? Катариэль? Пересекаясь с восстановленной принцессой, они уже почти не шутят, обмениваясь любезностями: "Ваше Величество", "Ваше Высочество". Стоит официозу закончиться, Аанг и Тофири сгребают их всех в охапку, и все счастливо смеются. В Скайриме спокойно, в Хаммерфеле, в Даггерфолле, в Морровинде, в Чернотопье, в Эльсвейре. Небеса светлы — драконы не нападают, потому что Довакин одолел Пожирателя Мира и призвал всех дова оставить в прошлом былые порядки драконьего культа...       Это сказка. Этого не будет.       Ведь оставался Алдуин, оставался Талмор, оставалась Империя, оставался его отец.       — Ты столько всего делаешь для меня, и я никогда не говорил, что ценю это, — вместо ответа признался Зуланкар, — Чего бы ты хотел взамен, дядя?       — Свою чайную в Имперском городе, сможешь об этом договориться? И чтобы ты взошёл на престол с новым именем. Король Алинора Зуко.       "Каджитская кличка. Ты специально, да? Чтобы поймать меня на том, что я нетерпим к остальным расам, что не уважаю их культуру? Все вокруг сговорились, что ли?!"       Зарычав не столько от раздражения, сколько от всего сразу: изнеможения, веселья, смятения и отчаяния, — он взлетел по ступенькам и зашёл в дом, не слыша хохота за спиной.