Save Yourself: Reference Point

–Будь, аккуратен. Я конечно отведу от вас подозрения, но если Гарп узнает, то вашей конторе капут, — пролепетал мужчина в капитанской форме дозорного. — Не волнуйся, Сэм, скоро его заберут туда, где Бог его найти не сможет, — с надменным взглядом посмотрел на бессознательное тело Грим, — не так ли Монки Д. Луффи? Услышав свое имя, мальчик, старался быстрее открыть глаза, но они как-будто налились свинцом. Переборов минутную слабость, он направил полный ненависти взгляд на сидящего блондина и собиравшегося уходить дозорного. –Думаю, ты и без меня справишься, до встречи, — словно налакавшийся молока кот, дозорный вышел из каюты, перед этим пожав руку Гриму. Голова не хотела работать. Все гудело и звенело, а гнилая душонка Грима, обвивала все нутро мальчика, из-за чего тот пытался встать, но был прикован к ножке кровати и не мог толком пошевелить конечностями. Несмотря на это, из того куска разговора, что он застал, многое стало понятно. Дед о нем теперь навряд ли узнает, а если его успеют довести до конечного острова, то никто не сможет его найти. –Я выбе…кхгх ххг…русь отсюда, а если нет, то из места, в которое ты меня тащишь и убью. — Хах, считай я запомнил, а теперь давай поговорим о том, что ты устроил, и о последствиях, — мрачно сказал Грим, как-будто вливая свое преимущество над ним в голову Луффи. — С этого дня жить ты будешь здесь, и у тебя есть шанс ослабить свое наказание, если ты попросишь прощения, на коленях, — выделяя последнюю фразу произнес Грим. — Ты тронул мою семью и поплатишься за это… –тяжело дыша прохрипел малец. — Ну нет, так нет, мое дело предложить, –промурлыкал Грим. — Атис, десять ударов с него! –Есть, кэп! — радостно выкрикнул палач и повел свою жертву, туда куда Луффи не хотелось бы возвращаться до конца своей жизни. Опять колодка, душащая сырость в комнате, плюс целая стена и стол, имеющие в своем арсенале все, что может тебя убить. Уперевшись коленями в грязный пол, Луффи забыл, где находится, перед глазами стояла его сестра, как всегда, зовущая ребенка в свои объятия; картинка за картинкой пробегали в голове, неся целых хоровод воспоминаний, что словно иглы прокалывали сердце раз за разом. Казалось словно судьба решила сделать из него кашу не церемонясь с правильной обработкой ингредиентов: «Ты же хотел море, так вот оно беги! А, не можешь? Ну, ничего-ничего, потом все получится!», бегала она вокруг жизни мальчика и не отвечала на главный вопрос: «Почему?». Отвлекшись смехом очередного воспоминания, он не заметил залетевшего за спиной хлыста. Кожу рвало, раскаленным ножом, и она, как сотни маленьких фейерверков разлеталась по частям; уши потонули в нескончаемом звоне, а крик выходивший из его рта, был похож на рев маленького львенка, который пытался выйти из ямы, но сам не мог. В этом темном болоте, с ним осталась, только его соломенная шляпка, которая была единственным, что у него, слава Богу, не отняли. Она напоминала ему о семье: его приключениях с братьями, о дедушке, строгом, но любящим и заботливым и самое главное она напомнила о Шанксе. Луффи пообещал ему, что станет самым свободным человеком на Земле — королем пиратов, и отдаст ему шляпу. Ради своей мечты Лу будет держаться, он выберется, он сильный… но сейчас он тонет в раздирающемся сердце и боли от порванной раны на спине. Через воду чувств, он на глубине сознания услышал… смех (?): — Ахаха, ори больше! Ты же не просто так с той дохлячкой пением занимался! — и Луффи стошнило. Этот человек радовался и наслаждался слезами, криками и безумным взглядом людей, которых пытал. А еще назвал Мию дохлячкой! Лу стало тошно от этого гада и от себя? Да, он был мал и жалок — но он выживет назло им всем, и потом посмотрим, кто будет смеяться последним. Злость и ненависть начали заполнять былую грусть. Больше не будет криков, он не даст этому гаду наслаждаться, даже если откусит себе язык. Соломенная шляпа будто кивнув в ответ его словам, скатилась к шее и не дала следующим каплям крови запачкать себя. На втором и третьем ударе, даже через закрытый рот доносились болезненные мычания, что потом превратились в хрипы, заполняя слезами отчаяния и злости черные глаза. Уже сбившись со счета, силы начали покидать тело мальчика, отдавая его в спасение черным пятнам захватившим сознание с медленной быстротой. В каюте лекаря было неспокойно, вот уже второй день маленькое тельце лежит на кровати в очередном приступе лихорадки. Хоть, Атис и бил не со всей силы по приказу капитана, но достаточно, чтобы начиная от лопаток заканчивая поясницей, было видно каждую мышцу. Мальчик все время просил его спасти, повторял разные имена, видимо близких, и клялся убить всю их команду. Лексу было жаль малыша, он понимал, что тот скоро сломается, несмотря на то, что его желание жить уже почти месяц доказывало обратное. Но лекарь таким доказательствам не верил, слишком много таких юнцов он повидал, и итог всегда был один: спустя пару лет они сидели у обломков своей души, не понимая, как она клеится и зачем нужна. Такие люди оставляли от себя, только оболочку, потому что внутри граблями все было перерыто и сломано сильнее, чем у других — больше берешь на себя, хуже ломка, чем больше вырываешься, тем больше затягивает. Поэтому верить еще раз Лекс не хотел, и проверив замки в своем сердце, пошел дальше обрабатывать раны. Через семь дней кропотливой работы Лекса, состояния мальчика улучшилось и он наконец-таки смог самостоятельно поесть. Кровотечения прекратились, поэтому Луффи отправили назад к подножию кровати. Ничего не выражающие глаза все время смотрели в одну точку и не реагировали ни на что. Луффи устал и перед тем, как заново собирать свой новый мир, хотел отдохнуть, хотя бы немного. Когда Грим решил к нему подойти, пацан сначала долго всматривался в лицо напротив, а потом резко для обеих сторон, набросился на капитана, окружив цепями его шею и начал душить последними остатками сил, но блондин, даже бровью не повел. Встряхнул легкое тело обратно на пол, отчего мальчик приложился головой, а потом сам начал его душить. Луффи задыхался, тело дрожало, а вскоре он опять начал терять сознание, но рука отпустила дав ценную дозу кислорода. Он дышал так как никогда в жизни, втягивая воздух всей грудью. — Собака на хозяина бросаться не должна, — взял за волосы мальчика и продолжил, — теперь запомни, ты не Луффи, ты обычный щенок и звать тебя никак, — холодным и устрашающим взглядом смотрел мужчина в глаза напротив, а потом стукнув еще раз головой об стену ушел. «Ты не заберешь мое имя, да я ничего не могу сделать сейчас, но потом я тебя убью», — говорил про себя Луффи. Он понял, что сопротивляться бесполезно, но это не значит, что он будет слушать весь этот бред. Он не собака и не станет ею. Только вот, следующие недели показывали все наоборот. Еда ему подавалась в миске, а угрозы и проклятия были проигнорированы, но когда Гриму это надоело, он взял маленькое тело в охапку и надел намордник с кляпом внутри. — Собаки умеют только лаять, а значит ты неправильная собака, поэтому теперь носить будешь это, пока мы не доплывем, — ровным голосом сказал Грим и погладив напоследок, ушел на зов кого-то из членов команды. С тех пор для Луффи началось особое обучение, к которому Грим подходил с особым энтузиазмом. Иногда он как бы невзначай, мог сначала ударить его, а потом погладить по голове говоря: «Прости, я случайно», отчего тело постепенно наполнялось россыпью синих пятен. Лу практически ничего не мог делать самостоятельно так, как цепи достаточно сильно сдерживали свободу перемещения; из-за этого мальчика, (или лучше называть щенка?) все время кормил, кто-то из троицы, состоявшей из: капитана, Гоца и лекаря, — потому что они были единственными, кого мальчик вообще к себе подпускал. Другим претендентам он зубами выкручивал пальцы, а если не получалось, то мог укусить в очень болезненные места. Гоца и лекаря, Луффи подпускал, только потому что слышал их «голоса», которые не относились, к мальчику, как к рабу или животному, и пока Грим не видел, растирали его тело, снимали намордник и выходили с ним на улицу, хоть и под условием ошейника на шее. Луффи постепенно научился абстрагироваться от реальности, которая окунала его голову в атмосферу вокруг, что кажется уже давно приросла к его собственному запаху. Да, именно запихивала его в чувства и «голоса» людей, что говорили в каком настроении находился человек, выдавали его ауру; если, вспомнить, то что-то подобное Гоц тогда назвал Волей. Так вот благодаря этой Воле, Лу видел их всех насквозь, и чтобы грязь не подползла к его сердцу, он начал больше прислушиваться к голосу своей шляпки, который о многом мог поведать, но не сейчас, когда Луффи пустынным выражением лица смотрел на море и пытался хоть чуть-чуть отделаться от страха быть убитым. Может раньше этого не было видно, но научившись более или менее различать ауру людей, мальчик понял, как сильно недооценил силу этих амбалов, а особенно Грима. По тому, что Луффи видел, капитан был очень сильным человеком. По состоянию его голоса, было понятно, что если сделает что-то не так, Грим наплюет на деньги и убьет его. Луффи не боялся смерти; однако, все будет напрасно если он умрет так и не начав своего путешествия, что наступит только тогда, когда он перегрызет глотку своему будущему хозяину и сбежит из места куда его ведут. Если он не сделает хотя бы это, то никогда не сможет в человеческих условиях похоронить свою сестру, чей голос постоянно опекал сидящего мальчика. С начала его «обучения», прошло три дня и Грим решил, что пора задействовать новый уровень и подать изюминку выработанного им курса. Он решил окончательно испортить ребенку восприятие этого мира и начал вести в свою каюту симпатичных парней и девушек. — Щеночек мой, смотри это то, как ты будешь служить своим хозяевам, — говоря это, Грим указал вниз девушке, что принялась спускать его штаны, а сам он с огромной долей энтузиазма рассказывал про любовную жизнь. Луффи смотрел на это открытыми глазами, так как сначала не понимал, что происходит, но слушая рассказы капитана, отвернулся. Он не хотел это слышать, не хотел это видеть. Обнимая свою шляпу, он напевал колыбельную в своей голове, но Гриму это не понравилось. Оторвавшись от рта девушки, он подошел к Лу и закрепил его еще раз так, чтобы тот не смог увернуться. Первые пару раз Луффи просто сворачивало, он закрывал глаза, но потом к нему подходили и ударяли в солнечное сплетение. Мальчик уже решил выбрать боль, лишь бы не видеть, как больно другим: все можно стерпеть, но не когда люди вокруг тебя страдают или…умирают; Грим понял ход его мыслей и сказал, что если теорией взять не получится, то они перейдут к практике. Луффи было жалко этих людей, но он понимал, что даже если бы его здесь не было, это все равно бы продолжалось. Не Грим, так другие; беспомощность и чувство ответственности сдавливали душу и не давали сердцу биться и думать о чем-то другом. Когда Грим занимался сексом или лучше назвать использовал товар по назначению, то Луффи чувствовал его удовлетворение, чувство власти и необъяснимой победы, причину, которой Луффи скинул, на скорую прибыль и садизм. Это была правда, которую можно выдать за истину; Грим радовался ведь его план работал; он видел, как надежда угасает, а сила воли по крупицам покидала душу мальчика. Он наблюдал за тем, как знания пополняют юное сознание и рушат его стержни, как песочные замки. Он чувствовал, как скоро крупные суммы будут у него в карманах и можно ли быть печальным в такое событие? Последующие две недели проходили в тумане. Каждый день мальчику снилось, как руки ходят по его телу, залезают в него, оставляя внутри что-то черное, зыбкое и бесчувственное; они тянут его в ту темноту, откуда пришли, хотят забрать его с собой, убить за то, что родился и разорвать на куски. Луффи не мог нормально спать по ночам, ему везде казались силуэты, а присутствие Грима заставляло просыпаться каждые пять минут. Только в такие редкие минуты, когда капитан уходил, а следить за ним приходил Гоц, мальчик мог себе позволить спеть колыбельную и обнять шляпу, что хранила запах дома и посильнее прижать кулон к груди.