Говорят, солнце должно греть,
При этом вторая рука резко растянулась, сначала давая смачный удар по одной смородиновой макушке, и, придерживая хотевшего развернуться Сабо, обвила голый торс несколькими оборотами, используя Волю, чтобы переполненный грязно-красным чувством вины Эйс стремительно настиг пункта назначения, присоединяя первую букву к ASL.разжигая лед и давая надежду.
— Ну и кто из нас теперь плакса? — Стоял Лу, зажатый братьями, что своими еще, кажется, в детстве пережатыми голосами, наполняли грохот прибоя, бившегося о корабль. — Не будь так жесток с ними, — басом посмеиваясь сказал Белоус. — Они тебя искали, козо. Между двумя всмятку бьющимися сердцами становилось тесно и душно, но пусть, пока можно, пока темная ночь в рассвете не уйдет, Луффи закрыв свои бездушные глаза счастливо во все тридцать два зуба, только для них улыбнетсяНо у этого небосводного светила,
Лу еще в этих их запахах, которые конечно изменились, — задохнуться готов, потому что сейчас они раскрыты и привычной выдержкой не заслонены: запахи костра и разбушевавшейся грозы, что были созданы для их дьявольских фруктов. — Я думал, что тебя больше не встречу. Как ты сюда попал? — медвежьим трепетом хотелось ему забрать Луффи домой.— Я думал,
что ты меня не простишь, — завывал ветер над руинами старшего голоса.
— Прости за то, что не смог помочь.— Прости за такого бестолкового брата.
— Да пошли вы со своими извинениями, дураки.
Они смеялись заливисто, кружась в потоке этих нескончаемых лучей, что освещали их в том у лесу около разбойничьего дома, где Дадан всегда кричала имена проклятий, которых ей подарил Гарп. А еще этот запах поджаренного на огне мяса, витавший по комнате и блеск сока, что стекал с подрумянившейся корки. Кто-то помнил это как будто все было лишь вчера, без пройденных во тьме часов, дней, годов, а кто-то помнил только въевшиеся в подкорку чувства идя к ним словно крот.Ядро было твердым, замерзшим, не греющим.
***
Знаете, есть слухи, что даже малейший повод может заставить морского волка взяться за кружку с грогом и загулять до потери сознания (только с разрешения капитана, разумеется). И такие слухи портить было незачем, поэтому вливая в глотку передающуюся по душам радость, пираты загремели на корабле давая музыкантам полную волю в избрании нот, осевших на язык и инструменты. Лу, все также скрестив ноги сидел, однако, теперь же прислонившись к борту Моби Дика, пока Ри воспользовавшись своей пушистостью привлек внимание медсестер, что не успевали нести одну тарелку за другой, а Ананасик с рожей «я на такое не подписывался» просто сел на свое любимое место в виде плеча Луффи, в то время как Эйса и Сабо получилось разговорить. Они и поведали, что, когда тем исполнилось по семнадцать лет, нынешние революционер и пират уже и так бороздили моря, оставалось только решить под каким флагом. Как уже понятно тот, кто теперь является командиром Второй Дивизии решил пойти в пираты и даже собрал свою команду, но амбиции, до которых было тяжело дотянуться его упрямому носу загнали его до поражения своему нынешнему отцу и вбитой синей краской татуировке на всю спину. А Сабо, что работает под началом самого разыскиваемого преступника в мире — Драгона, ныне занимает второе место в революционной армии, как добавила прибежавшая сюда на поиски своего командира Коала — девушка с рыжими волосами и миловидной внешностью. И судя по ее жалобам, братья не изменились, всегда лезли туда куда не нужно и вообще были ходячим бедствием, к этому добавил слово и Татч — правая рука Белоуса. Да что там, скоро чуть ли не каждый имел при себе какую-то байку связанную с этими двумя. Но на вопросы к своей персоне Луффи не обращал внимание либо хитро увиливал, что никто, под действием градуса, не замечал. Когда уже вечер перешел в ночь, Ри с наполненным животом вернулся, Белоусовцы и Коала нашли нечто более интересное и разошлись по кораблю, Сабо решил спросить про Ананасика и Тенри. И, если в истории про лисенка (лиса ростом в добрую половину того же Сабо) были вырезаны только Амазонки, то про синюю птицу было сказано всего лишь «пару» слов: — Эта «стеснительная» зараза — фруктовик, я не знаю каким боком я нашел его, и мы не убили друг друга, — говорит Асмодей позже отгоняя от себя птицу, которая подумала, что пробить череп за «заразу» достаточно честно. — Да ладно, мы же не чужие, — дотронулся до небесных перьев Эйс, но вместо удара клювом его запястье сжала человеческая рука симпатичного блондина с выбритыми боками на голове. — Попробуй еще раз испытать удачу, гамма, — горели адские огоньки в синих глазах, — и ты ее непременно лишишься. — Ничего себе боевая птичка, — свистнул Сабо смотря как синее пламя обволакивает мускулистое тело, а вместо него появляется Ананасик, что подлетел обратно к Луффи. — Марко иногда сходит с ума, просто не обращайте внимание, — скрестив руки за головой сказал Луффи ложась на Ри, что покоился, довольно высунув язык. — Ему надо привыкнуть. — Неплохой начальных состав, — усмехаясь потирает руку Эйс. — Луффи, а куда ты, — проскальзывают волны взволнованности, — дальше собираешься? — В Ист-Блю, мне же еще не исполнилось семнадцать, — протянул, глядя сквозь мачту и паруса, что заволакивали звезды. — Кстати… а когда у меня день рождение? Сабо, что поглаживал Ри застыл, а Эйс в два глотка допил содержимое кружки, чтобы не поперхнуться и быстро проговорить: — Пятого мая. — И мы хотели сказать кое-что… — начал было Сабо. — Успокойтесь, грешники, — смеялся Луффи чувствуя, как их страх стал отходить, — я не слепой, и вообще лучшей вариации нельзя придумать. Я, наоборот, рад. — Почему? — словно два пеликана ввлупились оба. — Из разряда глупых вопросов, — сказал Луффи. — Пока вы счастливы — я счастлив. А, если вам нужна более весомая причина, то она лежит на поверхности: я не знаю, кто кроме Сабо смог бы удержать этот бесконтрольный огонь, — хихикнул Лу, позже всматриваясь в карие глаза брата, кивая своим словам. И даже, когда веселье и звуки битых тостов только набирали свою силу, три брата все сидели вместе, говоря обо всем, о чем раньше не могли, позже скрутившись вокруг лиса и видя десятый сон. Без кошмаров. Без остановившегося дыхания посреди ночи. Без слез. А у кого-то сна не было ни в одном глазу. В каюте капитана горел свет. Снаружи послышался шорох перьев, а потом скрип дубовой двери. Высокий парень, засунув одну руку в карман темных бридж, открыл дверь по-хозяйски заходя внутрь. — Здравствуй, отец, — сказал Марко скрестив руки на груди следом оперевшись о стену. — Ну, — вырезает узор острым ножом на деревянной фигурке, не глядя в сторону своей крови, — как зов жизни? — Ты сердишься? — Не каждый день ребенок, которому должно быть только два года, вырастает за ночь до семи и со всей серьезностью заявляет, что смысл его существования — это выполнение обещания, — сплевывает Белоус. — У каждого разная роль в этом мире, всякий приходит только за своим Путем. — И где пересекается твое обещание, и он? — В судьбе, видимо. — По преданию фениксы своих родителей в храме солнца хоронят, — сильнее давя на нож говорит мужчина, стискивая зубы, — а ты себя в храме воды. — Что ж поделать, — устало пожимает плечами Марко, — от родителей я получаю имя, которое никогда не могу вспомнить, а от защиты того, что мне дорого — жизнь. — Железяку — ты защитил, кому надо передал, что ты теперь ищешь? — Истину. — А воспоминания? — Пару строчек и один взгляд — это один слепой и хвост слона. Его слова правда, но не истина. Хвост не змея. Белоусу было нечего на это ответить. «Пусть делает, что хочет», — подумал он. Марко, шуршабосыми ногами, сел на пол около большого стула, а голову откинул на ноги отцу. Задыхаясь от жара маленькой свечки на столе у стены, он открыл рот: — Сколько? — Скоро. — Сдул отпилки с фигурки. — Я буду рядом. — Лучше уж задохнись в воде, Ананасик, — усмехаясь и скрипя сердцем капитан оставил работу, взъерошивая золотую копну волос. Этому недорослю, наверное, столько же сколько и Эйсу, но Белоус все время в нем видит только семилетнего дятла, что сколько мог вредителей из дерева понавытаскивал и выполнив свою миссию улетел к другому. Сидели они таким образом не долго и не мало, слушая, как время привычным тик-так разгоняло воздух, когда к ней добавился очередной скрип двери. — Вот ты где, — сказал Луффи. — Широ ос-сан, нам надо уходить. — А попрощаться с ними не собираешься? — Прощаются с теми, с кем не увидятся, — глядя в глаза Марко констатировал Луффи. — А говорить «пока» не хочу, — надул губы, — они опять будут глупости спрашивать. — Вы такой категоричный, Ваше Величество, — ступил на сторону отца Марко. — Поощряю инициативность, но не в виде сарказма. — Валите отсюда, сопляки, — пнув Марко под зад скомандовал Белоус. — Один шум только. — Обидчивая птичка вернулась на свое законное место. — Когда в человека превращается — да, — согласился Лу, — а так даже милый. — Ты про эту злую морду? Луффи посмеялся пройдя пальцем по желтому клюву, но его чуть не откусили. — Люди ошибаются, — пожалел он о своем высказывании. — У этого какие-то каннибальские наклонности: то палец хочет мой съесть, то мозг, то ананасы. — Поэтому отдаю в хорошие руки, забирай на здоровье. — Кинул в руку Луффи деревянную фигурку Белоус. — Благодарю, — помахав спиральной ракушкой отозвался Лу, выходя на палубу полную спящих пиратов. Среди них красовались три особо любимые фигуры, но Ри услышав, как Луффи вышел, аккуратно сбросил с себя братьев, мягкими лапками приближаясь к Лу. Их лодка уже мчалась по беспросветному гребню. Да, и рассвет прекрасное начало, но ты никогда не знаешь, когда в его лучах могут уйти те, кто просто молчалив.