Эониа

...и ежели я ночью отыскивал звезду на потолке, она, согласно правилам сгоранья, сбегала на подушку по щеке быстрей, чем я загадывал желанье.

.

Иосиф Бродский.

Мы постоянно в поисках чего-то такого, что изменит нашу жизнь с ног до головы. До неузнаваемости. А такое вообще возможно? В поисках идеалов и ирреальной действительности, что строим, как правило, Мы сами, легко не заметить, как эта самая жизнь пролетает со скоростью света. Люди забывают, что они — не вечны. Что в этом огромном мире есть смерть, от которой не убежишь, не спрячешься. И поторговаться, предлагая свою душу в обмен на вечность тоже не выйдет. Да и кто захочет так жить? Сил не хватит справиться с многолетней или многовековой болью. Бесконечной жизни не хватит, чтобы излечить покалеченную душу. Да столько и не живут. Даже если очень захочется заключить сделку с дьяволом, попросив спасти того, кого любишь, того, кого выбрало неприкаянное сердце от неминуемой погибели, душу свою на истерзания даром отдав — сочтут за сумасшедшего, что так добровольно бросается в огонь. Спастись или спасти? В ресторане для субботнего вечера и вправду слишком много людей. Но это не имеет никакого значения, потому что Тэхён специально всё продумал заранее по поводу подготовки к сегодняшнему дню. Сегодня у Чонгука день рождения. А Тэхён из кожи вон лез все эти дни, которые пролетели словно по щелчку пальца, чтобы сидеть и наслаждаться вот такой вот солнечной улыбкой такого же солнечного Чонгука. А в сердце так приятно щемит, когда у любимого проглядываются милые, еле заметные морщинки вокруг глаз. Это от счастья. Красиво. Тэхён влюблён. До невозможности. — Мы так давно не выбирались с тобой куда-то вдвоём. — Прости за это. — Тэхён, — тон непривычно строгий. — Не надо, — а потом улыбается уголком губ смягчаясь, и накрывает своей ладонью его руку. — Это самый лучший день рождения в моей жизни. — Самый? — а улыбка на губах нарисовалась озорная. — Почему ты такой замечательный у меня? — Чонгук правда пытался отучить себя отвечать вопросом на вопрос, но, видимо, пока не выходит. — Стараюсь, — Тэхён не может перестать улыбаться. Место, которое Тэхён выбрал для сегодняшнего торжества, не сказать что выглядит очень вычурно, потому что знает — Чонгук такое не любит. Здесь просто, уютно и со вкусом всё в порядке, интерьер выполнен в стиле модерн. Столы расположены около панорамных окон, вместительностью всего для пары человек, но изъявив желание, можно добавить ещё один. Любая прихоть за ваши деньги, как говорится. На потолке красуются массивные декорированные лампы, разбросанные по поверхности, не имея точного ряда. Помещение просторное, где много света; тёплые оттенки стен почему-то придают уют домашнего очага. Вокруг столов стоят миниатюрные тумбы, на которых очень уместно расположились живые комнатные цветы. И пахнут они просто замечательно: никакой резкости не проскальзывает. На удивление в ресторане не стоит гамон, потому что люди здесь хорошо научены этикету и как вести себя в таких заведениях знают намного больше, чем кто-либо. Приятная музыка, которая не нарушает спокойствие гостей, очень хорошо вписывается в это место, создавая лёгкость и непринуждённость, и располагает к себе, помогая расслабиться. Разодетые барышни со своими кавалерами улыбаются несдержанно, но точно прилично, и в этих эмоциях, что так красиво играют на губах отнюдь не найти наигранности. В воздухе витает аромат чего-то вкусного, смешивая различные запахи блюд, тем самым разогревая аппетит. Тэхён сказал, что здесь очень вкусная кухня и потрясающее красное вино. Поверить-то на слово пришлось, потому что Чонгук ничего в алкоголе, и, тем более, в дорогом ничего не смыслит. Как всегда целиком и полностью доверяет чужому вкусу. Не проблема ведь: их вкусы уже давно превратились во что-то единое. Что не есть правильно. Огромное окно от потолка до пола очень хорошо открывает вид на Эйфелеву башню и миллионы мерцающих огоньков, что переливаются самыми разными формами и фигурами. Такой вид невольно заставляет начать мечтать. Мечтать о лучшей жизни, где улыбка любимая, руки самые тёплые и надёжные, а глаза добрые, в которых всегда можно найти убежище от жизненных забот. И боли. Дыхание захватывает от подобной красоты. Недосягаемое — всегда красиво. Забившись в самый угол ресторана, где меньше всего людей вокруг, Чонгук смотрит в окно, заворожённо высматривая и подмечая каждую понравившуюся деталь, которая перед ним сейчас открыта в темнеющей ночи. Тэхён смотрит на него не менее заворожённо, редко моргая, потому что отвести взгляд от такого его очень сложно. И не хочется вовсе. В груди сердце стучит очень быстро, намереваясь пробить грудную клетку безжалостными ударами. Как бы не разорвалось оно сейчас от бескрайнего счастья, что словами вовсе не описать. Чонгук такой красивый прямо сейчас. Всегда. И во всём. А потом Чонгук переводит взгляд на Тэхёна, немного вскидывает бровями, мол, что случилось? А случилась жизнь, которая сидит сейчас прямо перед ним: такая тёплая, родная. И любимая до истерик и необъяснимых ломок меж рёбрами. — Ты чего так смотришь? У меня что-то на лице? — Чонгук забавный и наивный сейчас, прямо как самый настоящий ребёнок. А главное ведь, что искренен до невозможного. Такого только беречь, любить и в руках своих сильных держать. Отпускать нельзя. Так не разрешено поступать. Такого, как он нигде не найти. От того до дрожи в груди страшнее потерять, вновь не найдя. За такого, как он, нужно держаться крепко-крепко, обнимать очень нежно, каждый раз признаваясь, что правда любит. Что правда не бросит. Не оставит. Никогда? — Ты красивый, — а у Чонгука улыбка просится на губы, та, что так предательски заставляет окрасить щёки в алый цвет. Руки дрожат, только вот не от нервов — от нескрываемого восхищение и топящих чуств неистовых. И каких-то недосягаемых будто. Неприкрытой взаимности. Чонгук тоже влюблён. А ещё Чонгуку сегодня исполнилось двадцать два года. Цифра зеркальная, возможно, даже для кого-то красивая, только вот он не видит в этом никакой красоты. Да и не верит в эту чушь, что по цифрам судьбу свою узнать желают. — Смущать именинника сегодня никто не разрешал, ты что, не в курсе? — глаза улыбаются, не пряча в себе алмазные звёзды. Тэхён цепляется за каждую увиденную, прослеживая то, как робко и с юношеским смущением опускает глаза тот, что заставляет эту жизнь любить. Любуется прямыми ресницами, а дальше тянется рукой к чужой, чтобы переплести пальцы. Чонгук резко глаза на него поднимает, мол, люди смотрят и могут увидеть. Но руку не отдёргивает. — Мне нравится, когда ты так смущаешься, — в этом жесте столько детской искренности. — Пусть видят, — говорит это, обращая внимание на то, как тот замешкался. — Это же Париж. Любимый, не нужно бояться. — Город любви? — крепче чужую руку сжимает, чтобы хоть так успокоиться, переняв тэхёнову уверенность в правильности всего. И весь окружающий мир теряется в пространстве, отходит на второй план, исчезает... Чонгук уже, кажется, давно только в одном человеке растворился. Опьянён им и без этого дорогущего вина. Головой понимает, что привязываться к человеку — сродни болезни? Но отказаться так сложно. Не знает плохо, хорошо ли поступает, но чувства к мужчине от этого никуда не деваются, наоборот крепнут всё больше и с новой силой. С Тэхёном не страшно, не стыдно. Не одиноко. За ним, как за каменной стеной, с ним чувствуется забота взрослого, который обязательно при любом падении в пропасть раскроет крылья и словит в конце страшного полёта. Но точно разбиться не даст. Не позволит. Сам расшибётся, себе разрешит такую оплошность, но другому не даст. — Город любви и влюблённых, — тон серьёзный, хотя должен был быть ласковый, но это ничего страшного. Смысла сказанных слов не меняет. Чонгук успел выучить за несколько лет все чужие чувства и эмоции, плавно перетекающие в манеру речи и произнесённых слов. Просто Тэхён сейчас серьёзен на все сто процентов, ища в его глазах поддержку? Понимание и принятие. Потому что ответственный очень. Его намерения по отношению к Чонгуку абсолютно чисты, искренни и откровенны. Обнажить перед кем-то свои чувства — что может быть сложнее? Принять и остаться. Наверное, так. Что-то с схожее с этим чувством. А ещё про доверие забыть невозможно, обойти, обмануть. Притвориться? Тоже не получится. Чонгук Тэхёну верит. А если быть до откровения честным, то и душу свою доверил, подарил ключик от сердца, вдобавок поделившись с тем, что в мыслях только он один. Больше никто не нужен и кроме Тэхёна ведь полюбить никого не сможет. По крайней мере, так сильно — точно и бесповоротно. Чонгук всегда мечтал побывать во Франции. Конечно, не с детства, но точно с осознанного возраста. Его влечёт ко всему возвышенному, красивому, эстетичному. Такое, от чего радуется глаз. А Париж — это как раз таки самое удивительное и подходящее место для получения порции новых впечатлений, эмоций и возвышающих до небес чувств. Пока они с Тэхёном летели сюда, Чонгук глотнул полной грудью живописность этого места. Что ж, одно восхищение да и только! Потому что такой, как Чонгук улыбается каждому ветхому зданию, приветливым прохожим, цветочкам на лужайке. И если по-честному признать, Тэхён его встретив впервые, сразу поймал себя на мысли, что влюбился в чужую непосредственность. Ведь он-то не такой, другой совершенно по натуре человек — противоположный. А на сколько? На свой двадцать второй день рождения небеса исполнили заветное желание, так ещё и с самым любимым человеком в этом мире. Лучшего вряд-ли у жизни он имеет права сейчас просить, но всё равно находит в себе наглость попросить у звёзд, чтобы Тэхён всегда был рядом. Остался с ним настолько долго, на сколько Вселенная этому соблаговолит. Только вот вся печаль в том, что мир — не фабрика по исполнению желаний. А Чонгук не ребёнок. Да какая разница? Мечтать можно всем без исключения. Фабрика или нет, ребёнок или взрослый, богатый или бедный, Чонгуку плевать. Здесь ни при чём раздутое эго, юношеский максимализм и что там ещё есть в психологии о молодом поколении? Только бы Тэхён всегда был в его жизни. А рядом? Он что, так о многом просит? — С днём рождения, любовь, — вот теперь голос этот невероятный, пробивающий Чонгука каждый раз до дрожи, нежный и ласковый. Укутывает своим спокойствием, уводя далеко от этого грешного мира. Туда, где живут звёзды и вата белоснежная из облаков обнимает. Чонгук прикрывает веки, чувствуя на своей щеке тыльную сторону мягкой ладони, что проводит от скулы и выше, к самым глазам, чтобы в следующий момент прикоснуться подушечками пальцев по увлажнившимся ресницам. Они неприятно слипаются, потому что терпеть эту любовь без выражения подобных эмоций он больше не в силах. В мыслях расценивает, задаваясь вопросом «Разве можно так сильно любить?». Заслуженно ли? Оправданы ли чувства? А потом с трудом разлепляет заплаканные глаза, боясь увидеть чужую реакцию, дабы не расстроить просто так и в очередной раз. Всё это глупости, Чонгук так думает, настраивается на лучший лад, ведь Тэхён взрослый. Поймёт причину слёз. А Тэхён никуда не денется. Конечно поймёт. Потому что в чувствительность другого так влюбился. Он выходит из-за стола, быстро его обходя, и в считанные секунды оказывается прямо рядом с ним, подцепляя подбородок пальцем. Заглядывает прямо в самое лицо, чтобы уловить глаза эти сияющие. — Посмотри на себя, — очень тихо раздаётся возле уха, опаляя теплотой дыхания. Чонгук ожидал не этих слов. Разве не должно было прозвучать «Посмотри на меня?». Но слушается, поднимая голову выше и сразу же найдя родные глаза, в которых спрятано столько неподдельной доброты, что просто невыносимо хочется кричать во весь голос «Чем я тебя заслужил?». Ловит на чужом лице что-то успокаивающее и улыбку тёплую, которая весь страх заставляет утихомириться внутри. — Ты такой счастливый прямо сейчас, не находишь? — затем длинные пальцы ловят скатившиеся капельки, не давая дойти до пункта назначения. — Я люблю тебя, — шёпотом, да так, чтобы только он один мог услышать эти слова, что сродни для Чонгука молитве. Руками обвивает тэхёнову шею, уткнувшись носом прямо в неё. Вдыхает родной запах человека, от которого отказаться вряд ли когда-нибудь получится. Не сможет, не согласится. И ещё много «не». Потому что глубоко под кожу въелось эта необходимость чужого присутствия в его жизни. Отказаться, расстаться, оставить, забыть — всё равно, что умереть. Оторвать от себя свою никому ненужную душу. А Тэхён — его свет. Это солнце, без которого чонгукова жизнь потеряет весь вложенный в неё смысл. Это тепло, без которого его мир просто замёрзнет и развалится на части. Только вот Чонгук молится, не веря в богов, чтобы тьма никогда не опустилась в его душу, забрав с собой разбитое безжизненное сердце. Эти мысли ранят. Очень больно и глубоко. Раскрывают то, что было запрятано куда-то вглубь. Туда, где никто не найдёт и достать не догадается. Даже Тэхён. Ему особенно нельзя. — Люблю тебя, мой мальчик, — и как же по-отцовски да с гордостью прозвучало, несмотря на разницу в возрасте в пять лет. Прицепиться не к чему, потому что да. Потому что Чонгук правда его. И мальчик, и парень. И мужчина? И человек он тоже его. Только ему принадлежит. Было самому себе обещено, что всегда так будет. Принципам изменять он явно не собирается. А Тэхён?

*****

Пересев на своё место — напротив Чонгука —Тэхён сказал только что подошедшему к ним официанту, что сам разольёт по бокалам красный напиток. Молодой человек кивнул и быстро ушёл за соседний столик, больше не мешая своим присутствием. — Знаешь французский? — логичный вопрос для того, кто вроде знает о Тэхёне всё. Или же вовсе как бы не так? — Совсем немного, — и это правда. — Только самые распространённые фразы. — Из твоих уст это звучит очень красиво, — давить улыбку не приходиться. Зачем подавлять рвущиеся чувства? А затем тёплая и сухая ладонь накрывает руку. Тэхён поглаживает чужую обветренную кожу большим пальцем. В этих прикосновениях спрятано столько несказанных слов. Но это и не нужно. И без них всё понятно, как чёрный по белому. Когда случается полюбить — объясняться фразами не к чему. — Ты слишком меня идеализируешь, Чонгук, — абсолютная правда. Не поспоришь. — Но комплимент принимаю. — Спешит исправить непонимание на чужом лице, тепло улыбнувшись. Чонгук чувствует, как путает свои пальцы Тэхён в его волосах совсем ненадолго, быстро возвращая руку на место. И наблюдает, как отпивает глоток вина, прикрыв глаза, видимо, от наслаждения и приятного вкуса. — Не правда, — упрямый как всегда. — Просто люблю тебя сильно, ты же знаешь. И на этих словах у Чонгука всегда замирает сердце. Он поджимает губы, страшно виня себя внутри от признания в собственных чувствах своих непослушных. Правда пытается не повторять одно и то же, дабы не надоесть своей вот такой вот любовью. Но не может поделать с этим ровным счётом ничего. Это сильнее него и разрешения не спрашивает. Оно просто есть и уходить не собирается. И снова глаза опускает, как провинившийся, ведь в который чёртов раз чувствует себя незрелым. Тем, кто эмоции свои под контролем держать так и не научился. А эмоции — тем более. Так в этом-то и есть вся его прелесть. Лишь не догадывается об этой простой истине. — Знаю, — и бережёт эти слова, как драгоценность, что на земле не валяется. — У меня есть для тебя подарок. — Ты удивляешь меня, Тэхён. Не боишься разбаловать? А вдруг привыкну? — глаза сияют ярче звёзд на небе. — Нечего бояться, всё заслуженно. Только потянувшись к маленькому подарочному пакету, в ресторане раздаётся неимоверный грохот, который буквально больно бьёт по ушам своей неожиданностью. Все сидящие люди вмиг развернули головы в сторону внезапного шума, который окатил волной нежданного страха. В воздухе появился запах гари, а перед глазами дым медленно расстилался, неприятно замыливая глаза. Здание трясётся так, как будто началось жуткое землетрясение с наивысшим баллом опасности. Потолки начали ходить ходуном, лампы сотрясаются, как сумасшедшие. Поднимаются в воздухе клубки дыма и пыли, больно залетая в самые глаза и нос. Для пущего непонимания, фрустрации и страха от происходящего, во всём помещении выключается свет, оставляя несчастных в полной слепоте и неведение. Появляется чувство и тревожное ощущение, что из-за угла резко появится чудовище. Но чудовище здесь только одно. Чонгук чувствует запах гари абсолютно отчётливо: каждой клеточкой своего тела. А дальше слышит крики женщин и мужчин, детей и стариков, который поднимает невыносимый гул, что чертовски сильно мешает взять себя в руки. Паника накрывает с головой, оставляя по телу липкий страх того, что сейчас происходит что-то плохое. И не может понять реально ли всё это? Реальнее некуда. — Дай мне свою руку, — вытаскивает из остолбенения родной голос, тот, что всегда спасёт... Только бы не потерять в толпе, не увязнуть в черноте событий. Чонгук на ощупь ищет пальцы, смутно видя и еле различая, где глаза Тэхёна. У него всегда были проблемы со зрением и в такой кромешной тьме оно было ещё хуже, ничем сейчас ему не помогая. Только делает беспомощным, страх укрепляя в обеспокоенном сердце. — Прошу, только не отпускай, — нашёл руку и вцепился в неё мёртвой хваткой, боясь потерять эту связь. А Тэхён и не отпустит. Ни за что. Никогда. Даже если ему самому придётся расшибиться — ему не позволит. Люди, как с цепи сорвавшиеся звери бегут кто куда, забыв о правилах поведения, ведь больше не надо держать спину ровно — лишь бы жизнь свою сейчас сохранить. Не по расписанию началась игра на выживание. На голову залезут, глотки перегрызут, все конечности переломят друг другу, но жизнь свою хлипкую спасти же обязаны. Остальное починится, сбудется, как-нибудь склеится, если смысл, конечно, во всём этом останется. Кто-то очень сильно толкается сзади, чуть ли не валя их с ног. Чонгуку хочется пожаловаться на ушибленное плечо, но на это совсем нет времени. Нужно бежать ещё быстрее, назад не оглядываясь. Тэхён впереди него, но руку чужую держит крепко, ведь пообещал, что никогда и ни за что не разожмет свои пальцы. Ему страшно до боли в груди, только вот вовсе не за себя. Чонгук бы остался жив-здоров — тогда спокойно станет на душе, которая, словом, может больше и не принадлежать ему в скором времени. Видя надёжную спину перед собой, Чонгук держит в руках своё оставшееся самообладание, а доверие свою роль сейчас играет на высшем уровне своего умения и профессионализма. Вспомните, что он сердце своё в чужие руки положил на пожизненное хранение. И, так получается, что бояться уже ничего не стоит? Кто знает? Мощный взрыв заставляет здание превратиться в щепки, горы пыли и больше непригодную кучку кирпича. Все приборы, недавно лежащие на изящных дизайнерских столах покатились вниз, разбиваясь в ничто и в никуда. Огонь, как хитрая змея, разрушив всё на первом этаже, теперь добралась и сюда, где двоё влюблённых пытаются спасти друг другу жизни. Он заползает и охватывает второй этаж, где прямо сейчас Чонгук всеми силами держится за любимую руку, внутри молясь небесам, чтобы выжили. Даже если пострадает тело (душу заведомо жаль), лишь бы остаться в живых. Вдвоём. Одному не надо. Такая жизнь не нужна, где его нет. Так ведь не договаривались, только судьба решает всё за нас, тихо посмеиваясь от людских планов на счастье. Мозг будто отключился, видимо не хочет понимать всю суть происходящего. Голос Тэхёна слышится так отдалённо и размазано, что слов не разобрать в накатившем бреду восприятия. Он чувствует море осколков под ногами, а липкая размазанная еда мерзко остаётся на подошве уцелевшей обуви. Постоянно проверяет, где Тэхён, несмотря на то, что крепко вцепился ногтями в тёплую руку, и бежит или плетётся за ним абсолютно ведомый. Лишь бы с ним. Лишь бы рядом. Чонгук сейчас готов поклясться, что если бы не Тэхён, то давно бы уже погиб в этом кошмаре. Он не понимает, что делает: все действия происходят на автомате, без участия осознанности. Вокруг слишком громкие крики перепуганных. Тех, кто тоже хочет выжить, плюнув на свою исчезающую красоту. Тэхён сквозь толщу пыли и дыма, пытается найти хоть какой-то уцелевший аварийный выход. Электродатчики для пожаротушения по иронии судьбы отказались работать. Да и какой от них прок, если всё здание гибнет на глазах, превращаясь в ничто. В темноте ничего не разглядеть и он то и дело просто бежит вперёд по бесконечному коридору, у которого будто стёрлись границы начала и конца. Все двери, окна и деревянные проёмы слишком быстро сгорели от высокой температуры. Тэхён руку любимого крепче сжимает, обещая, что всё будет хорошо, хотя в это сложно поверить. Да он и не верит. Обманываться незачем в такой ситуации. Но рядом Чонгук. Его расстраивать нельзя, чтобы надежду не потерять. Пока они вдоём, пока он чувствует чужую ладонь в своей — они сильнее злого рока. И позволить себе споткнуться о вмиг развалившиеся стены вокруг нельзя, даже если придётся стереть ноги в кровь. Огонь не щадит, поднимаясь всё выше, заглатывая абсолютно всё, что встаёт у него на пути. Становится слишком жарко и до нетерпимости горячо. На лбу выступила влага, стекая по вискам и щекам. До омерзения неприятна эта грязь. Жёлтые языки пламени грозятся поймать за любую часть тела и сделать очень больно. Да пусть так, только бы выбраться из этого ужаса вдвоём. По-другому Чонгук не согласен. Токсичный дым, уже давно забравшийся в лёгкие, заставляет их гореть так же ярко, как этот безжалостный огонь, что поглощает всё живое и не живое вокруг. Контролировать приступы кашля становится всё сложнее, потому надышаться успели этой гарью вдоволь. Чонгук никогда не видел смерть, но та картина, что предстала перед ним сейчас во всей красе пугает до мерзких мурашек по телу. Тэхён заставляет его не смотреть на теперь уже ярко освещённое пространство, где можно разглядеть то, что обычно приходит лишь в страшных снах. Но просит смотреть только на него и, несомненно, себе под ноги, чтобы не сорвать ладони в кровь от нежелательного падения. Ведь не все люди успели сбежать от огня, так и оставшись под обломками тяжёлого холодного бетона, оставляя свои такие же холодные остывшие тела рядом с миллионами раскрошившихся камней. Ступор захватил в свою власть, только вот Чонгуку было приказано не смотреть и бежать, бежать, бежать... Пламя гонится за ними без передышки, а лёгкие горят настолько, что было бы легче их просто выплюнуть. И послать всё к чертям. Только бы самим к нему во власти не попасться. Но Чонгук пообещал себе, что так просто сдаваться не собирается. Они оба будут бороться, пока не найдут выход. И когда ему показалось, что кажется, он готов уже рухнуть где-нибудь от бессилия, слышит тэхёнов голос: — Мы на первом этаже, значит выход близко. На запачканных щеках Чонгук ощущает быстро стекающие горячие капельки слёз. Точно не крови? Это просто безмолвная истерика, он не виноват, что так черстовски боится потерять самое важное в его жизни. Помните, кто его свет? Без него просто мир покроется мраком и замёрзнет навсегда. Солнце не должно погаснуть. — Тэхён? — океан тревоги в голосе, а пальцы во власти нервов. Нужно сказать побыстрее. А вдруг не успеет? Чонгук останавливается ненадолго, тем самым заставляя Тэхёна повернуться к себе с беспокойством во взгляде. Потому что каждая секунда на счету. Нельзя её так просто использовать. Как бы поздно не стало. — Потерпи, мой хороший, мы почти выбрались. Руки только потянулись обнять любимого, как повторный взрыв прозвучал в ушах обоих, оглушая до потери слуха. Сила удара отбросила Чонгука неизвестно насколько метров от того, кто сейчас до безумия и неозвученных криков внутри нужен. Рядом. За руку. Как раньше. А перед глазами возвышается пламя, от чего тяжёлые веки сами просятся их закрыть. Желательно навсегда. Солёные слезы скатываются по изувеченным щекам, обжигая кожу до невыносимости. Они застревают где-то в глубине теперь уже неизлечимых ран. Вокруг него железки, грязь, острые концы поломанных столов и стульев, осколки посуды. Разорванные цветы и земля от них так и остались умирать под сыростью бетона. Под ослабшим телом слишком много осколков стекла. И разбитой жизни. По ощущениям, они словно вонзились глубоко под каждый сантиметр кожи, обжигая болью. Его слишком сильно припечатало по раскрошившейся поверхности, которая раньше была похожа на паркетный пол. Чонгуку кажется, что все его кости переломаны, а в груди образовалась сквозная дыра. Только вот не от физических увечий. Они здесь ни при чём. В ушах громко стучит кровь, намереваясь разорвать его голову от невыносимой боли на части. Предложи ему такой исход — согласится, не поколебавшись. — Где ты? — а кому адресовано? Сейчас бы разреветься навзрыд от неприкрытой осознанности, только вот разум шепчет, что отключиться желает. Скулит, как подбитый зверёк, терзаясь в мучительной агонии. Последний раз, собрав оставшиеся крупицы воли и ничтожный кусочек силы, он поворачивает голову в сторону, где должен был минутами ранее стоять и обнимать того, кого у него отняли насильно, и снова глаза закрывает и крепче их зажмуривает. До боли, до белых пятен под веками. А вокруг огонь медленно пробирается к беспомощному телу. В ушах стоит писк. От взрыва или от приближения неминуемости? Тяжёлые веки вновь закрываются от вселенской усталости, чтобы дожить свой век. И упасть в беспросветную пропасть больше не страшно. И, чёрт возьми, как сильно хочется. А дальше — чернота. В голове одна недосказанная фраза: — Я люблю тебя.