Я живу, пока ты рядом

– Баам, скорее! Мы опаздываем! «Я уже и не могу вспомнить, куда мы каждый раз бежим. Возможно, мы просто убегаем от судьбы». – Держи мою руку крепче! «Я тебя не потеряю». Агеро крепче сжал хрупкую кисть юноши в своей ладони. Тот лишь слегка поморщился, но не вскрикнул. Кун отчётливо слышал у себя за спиной тяжёлое дыхание шатена. Шаги эхом отдавались в мозгу. Они то и дело сталкивались с прохожими, которые, ничего не замечая, продолжали говорить по телефону. Внезапно в толпе промелькнули два тёмных хвостика, и Кун остановился. Он не чувствовал чужую руку в своей. Лишь пустота. – Баам! – закричал он, бегая глазами по размытым лицам незнакомцев. «Где же ты?» – Баам! – повторил он. В толпе показалось чьё-то лицо с улыбкой. «Куда же ты пропал?» – Баам! – на лбу выступили капельки пота. Тело же, казалось, стало таким холодным, словно ледышка. «Не оставляй меня одного!» – закричало в мозгу. В толпе кто-то закричал, и он обернулся. Люди, все, как по команде, пропали, открывая его взору картину, которую он всячески старался забыть. Сердцебиение участилось. Дыхание сперло. Кун ощутил, как побледнело его лицо и расширились глаза. Рот раскрылся в немом крике. Сердце пропустило ещё один удар и с громким „бух” ухнуло вниз. Прямо перед собой Агеро увидел пешеходный переход со светофором с мигающим идущим человечком. Белые полосы «зебры» окрасились в алый. И в этом красном растекающимся пятне лежало скорчившееся тело ребёнка, судорожно ловящего ртом воздух и обеспокоенно осматривающего всё вокруг себя. «Ты всегда волновался за всех, кроме себя» – Баам! – закричал подбегающий к пострадавшему похожий на него мальчик. Агеро видел, как он упал на колени перед братом, взял его за руку и продолжал звать, шепча успокаивающие слова, уверяя, что всё будет хорошо. А по щекам текли слёзы. – Эй, эй, а вы слышали слух? – раздался шёпот со всех сторон. Агеро попытался сделать шаг по направлению к злополучному пешеходному переходу, но это не удалось. Тело словно онемело и отказалось слушаться. Руки дрожали, а на глаза наворачивались слёзы. – Ты не сможешь его всегда держать рядом, – шепчет знакомый голос Марии ему на ухо. Потом раздаётся звонкий детский смех. – Слух про мальчика, который умер не один раз? – шепчет другой детский голосок ему в ухо, а остальные дети подхватывают и вторят ему. Из глаз брызнули слёзы и потоком потекли по щекам. – Баам! – закричал он, вытягивая руку, словно пытался ухватиться за образы прошлого, но они наоборот отдалялись. В конце всё поглотила тьма.

***

Опять ночь, и снова он заходит в его комнату. Юноша спит неспокойно: постоянно что-то шепчет, кого-то зовёт и плачет. Агеро прикрывает дверь и встаёт напротив окна. В эту ночь белоснежный лунный диск как никогда выглядит зловеще. Спустя несколько долгих минут до него доходит шорох одеяла, а потом сзади его обнимают холодные дрожащие руки. Медового цвета глаза спрячутся под закрытыми веками, а их обладатель уткнется ему в плечо и будет дышать, успокаиваясь. – Агеро, это правда? – шепчет он, согревая своим дыханием покрывшуюся мурашками кожу шеи. – Ответь мне, это правда? Кун может легко солгать, сказать, что ему всё это снится, но знает: не сможет. Даже если сильно того захочет, не сможет. Они связаны невидимой нитью, которая оплела их руки и ноги, не давая сбежать. – О чём ты? – также шепчет синеволосый и, развернувшись, прижимает к себе Баама. Ткань тут же намокает от слёз, а сам юноша кажется как никогда слабым. – Это правда, что я уже мертв? – вопрос звучит приглушённо, голос дрожит, но синеволосый всё слышит. Агеро тяжело вздыхает. Знал ведь, что рано или поздно это случится. Знал, но всячески старался оттянуть этот момент. Он не готов к этому. Хотя, к такому разве можно быть готовым? – Да, это правда. Как тяжело говорить правду. Как больно теперь ощущать, как дрожит маленькое тело, пальцы сжимают футболку, а только высохшие слёзы полились с новой силой. Агеро кажется, что от сердца отрывают самую важную, без которой он не сможет жить дальше, частичку. Внутри Баама идёт борьба. Также как и в Агеро. – Зачем? – шатен отталкивает его от себя и смотрит в глаза, словно пытаясь увидеть в них что-то известное и понятное только ему. – Зачем? – громче повторяет он. – Ты не должен был тогда умирать. – Откуда тебе знать?! – голос срывается на крик. Агеро делает шаг по направлению к Бааму, но дальше не идёт. Не хватает смелости. Вот он стоит перед ним, обнимает себя за плечи и разрывается от непонимания. Кун вздыхает, набирает в грудь побольше воздуха и, не давая себе времени на раздумья, подходит ближе. Баам не делает попыток как увеличить расстояние между ними, так и уменьшить. Агеро заключает его в своих объятиях, тот ещё пытается его оттолкнуть, вырваться, но, спустя несколько неудачных попыток, перестаёт. Он цепляется за его спину, делая объятия крепче, утыкается лицом в плечо, и Агеро чувствует, как намокает рукав его футболки от слёз. Он расслабляется, но продолжает держать юношу, только не так крепко. Внезапный толчок вынуждает его сделать шаг назад, чтобы сохранить равновесие. Пока Агеро пытался хоть что-нибудь понять, Баама уже и след простыл. Ушёл.

***

Агеро убил ещё одну неделю на поиски Виоле и разговор с ним. Тогда он признал, что тихая и скрытная натура мальчишки ему отлично подходит. Особенно если вспомнить, что Баам полная его противоположность. И вот, в субботу, последний учебный день недели, Виоле сам ловит его у самых ворот школы и куда-то ведёт. Идут они долго. Виоле крепко держит его за руку, устремив свой взгляд куда-то вперёд, а Агеро идёт за ним и думает о том, какие же его руки мягкие, совсем как у Баама. Наконец они выходят на какой-то холм, на вершине которого растёт молодое маленькое деревцо. Ветви его переплетаются и тянутся к солнцу, словно человек поднимает руки. Лепестки яблони окрасили траву в белый. У самого ствола расположилась мемориальная плита с витиеватыми буквами имени владельца и числами на ней, которую также украсили лепестки и букет красных роз. – Знаешь, я все пытался понять, чего же хотел бы Баам, – вздохнул Виоле, садясь рядом с могилой. Он неловко провёл по боковой стороне плиты, потом по буквам, словно слепой, пытаясь на ощупь определить, что это и что тут написано. Он поднял ближайший лепесток с земли и, повертев в руках, подул на него. Ветер тут же подхватил и понёс его далеко-далеко отсюда. – Я понял, что он хотел бы, чтобы ты знал правду, – продолжил он после некоторого молчания. – И, знаешь, я расскажу, всё тебе расскажу. Виоле глубоко вздохнул, закрыл глаза и, открыв их, начал свой рассказ. – Его сбила машина на пешеходном переходе. Было много крови. Очень. Ему было страшно. Но не за себя, а за меня. Боялся, что меня могло зацепить, – Виоле слегка улыбнулся, а на солнце блеснули капли слёз в уголках глаз. – Потом всё настолько быстро завертелось, что голова кружилась. Операции, заверения врачей, потом ещё операции, короткие разговоры с ним ни о чем и очередные заверения. Состояние тяжёлое, все это понимали. Многие уже потеряли надежду на то, что он выкарабкается, но продолжали бороться. В один день, после очередной попытки, его привезли, и он спал, – Виоле закрыл глаза, словно пытался воспроизвести у себя в памяти картину того дня. Вот лежит Баам, он же сидит рядом на белоснежной табуретке, у окна стоит мама и с задумчивостью смотрит на улицу. – Я, как обычно, говорил, надеясь на то, что он слушает и понимает, а потом всё опять закрутилось, как на карусели. Не успеваю оглянуться, как уже мы стоим под палящим солнцем и смотрим на то, как закапывают маленький гроб. Проходит ещё какое-то время, и я прихожу в школу. Один. – Спасибо, – шепчет Кун, отворачиваясь. Сильный ветер дует в спину, подгоняя, словно хочет, чтобы он поскорее уже ушёл и что-то сделал. Только что? Что он должен сделать? Идея приходит внезапно, когда глаза натыкаются на старый плакат с фильмом, который шёл в кинотеатре где-то года два назад. Фильм о ходячих мертвецах, в котором одним из главных героев является безумный учёный, который хотел воскресить свою любимую, но задумка не увенчалась успехом и теперь человечество вынуждено бороться с восставшими из мёртвых.

***

– Кто я? – сипит юноша. Его медовые глаза смотрят в глаза цвета небесной синевы напротив. Кун какое-то время молчит, неверяще смотря на юношу. Два года, два года он мечтал услышать этот голос, два года мечтал прикоснуться к этим мягким вечно вьющимся волосам цвета каштана, два года хотел вновь утонуть в глазах, в которых, казалось бы, живёт солнце. – Давай я расскажу тебе сказку, – шепчет он, боясь нарушить эту умиротворяющую тишину, боясь, что всё это окажется очередным сном, после которого ему вновь придётся мириться с реальностью и со всеми неудачами. – Сказку о юноше, в чьих глазах живёт солнце, и о том, кто слишком сильно по нему скучал.