***
Отборочные туры на крупных соревнованиях всегда ощущались как пытка. Если в категорию заявлены девяносто с лишним пар, соревнования начинаются с одной тридцать второй. По двенадцать-пятнадцать пар в заходе, семь заходов, каждый танцует полторы минуты, плюс смена составов на паркете. В итоге получалось так, что каждая пара между своими выходами порой ждала до двадцати минут, а весь тур растягивался больше чем на час. С одной стороны, конечно, возможность неплохо отдыхать между танцами, была не лишней, если пара проходила через все отборочные до полуфинала или финала. С другой, в результате в Крокусе или на другой площадке приходилось провести целый день. Яна не любила такие долгие отборочные. Двоеборье они начали с восьмой и это было куда приятнее. При этом она все же надеялась, что они задержатся среди участников подольше, потому что вылететь где-нибудь в восьмой было очень обидно. Так что стоило готовиться к определенно тяжелому дню. С учетом недосыпа и перманентного нервного напряжения из-за Игоря этот соревновательный день превращался в пытку. — Когда я говорил «не перенапрягайся в первых турах», я не имел ввиду, что надо полностью забить на технику и энергию, — сообщил Глеб, уводя Яну с паркета после ча-ча-ча: после самбы он, на удивление, смолчал, но, видимо, на втором танце сдерживать комментарии смысла не видел. Яна даже не возмущалась: сама чувствовала непослушность тела и некоторую амебность конечностей. Она действительно не включала до конца ноги, местами бросала кисти — забывала акцент, конечную точку. Словно бы не могла полностью включиться. Похожее было в первом отборочном на Двоеборье, но там ситуация была иной: Яна просто дико волновалась, потому что в этой паре впервые вышла. Там она растанцевалась со временем, а вот сможет ли сейчас — неясно. И ей это дико не нравилось. Она может все уничтожить быстрее, чем это сделает Игорь. Коротко кивнув, она отошла настроиться на румбу за огромным баннером, где ожидали остальные пары, чей заход еще не скоро. Настрой особо не сработал. Энергия не обнаружилась. Техника — появлялась как-то местами: колени точно были далеки от идеального выключения, стопы работали через раз. Лопатки вот вроде шевелились как надо, вертикаль где-то там была. Но в целом Яна ощущала тело желейным, а реальность — плывущей. Кажется, ей стоило задуматься о снотворных, потому что еще немного, и она серьезно сбавит в работоспособности. До этого момента она думала, что только на тренировках не может собраться, но на соревновании адреналин как обычно долбанет, и все будет как надо. Но нет. — Ты мне мстишь? — с просачивающейся в голосе тихой злостью выдавил Глеб, когда они покинули площадку после румбы. — Раз стандарт провалили — то и латину, в ответку? Яна просто молча это проглотила. Ни сил, ни возможностей что-либо объяснять она не находила. Она себе-то объяснить не могла, какого черта так зациклилась. Однако, Игорю стоило раньше начать ее преследовать: не пришлось бы даже ни с кем в Федерации договариваться о сливе — Яна сама восхитительно справлялась с тем, чтобы провалить соревнования. — Что происходит? — дернув ее за плечо, Глеб заставил ее остановиться и обернуться. — Ты вообще сегодня нормально танцевать собираешься? — Собираюсь, — вывернувшись из его хватки, пробурчала Яна. От его возмущений легче не делалось, она и сама себя ела профессионально. Просачиваясь между собравшимися за огромным баннером спортсменами, чтобы размышляла, стоит ли попытаться усмирить возникшую внутри ярость или напротив — поругаться. Может, злость пойдет на пользу? В конце концов, им пасодобль танцевать. Впрочем, ярость притихла быстрее, чем Яна разобралась с дилеммой. И к моменту выхода в своем заходе на пасодобль, она уже была вновь подавлена, пусть и пыталась концентрироваться на более важном, чем перманентная паника. — Если ты и на джайве будешь такая же тяжелая и вялая, мы и в следующий тур не пройдем, — процедил Глеб, когда они закончили второй акцент пасодобля, и Яна практически висела в его вытянутых руках, касаясь паркета только кончиками пальцев стоп. Она была с ним согласна. Но этого согласия было недостаточно, чтобы собрать себя полностью на джайв. Чтобы полностью владеть телом. Чтобы быть легкой, динамичной и сконцентрированной. Просто чудо, что в одну шестнадцатую они все же прошли.***
— Мне найти Ярцеву, чтобы ты назло ей наконец затанцевала как надо? — раздраженно поинтересовался Глеб, когда для их категории закончилась одна шестнадцатая. Второй отборочный тур прошел не то чтобы сильно лучше, чем первый. По крайней мере, по ощущениям Яны. И слова Глеба это подтверждали. Он был зол, это чувствовалось всем телом, и явно не понимал причин происходящего. Яна же не очень горела желанием делиться: было достаточно ненужных откровений в Питере. Да и без его комментариев она понимала, что по-идиотски загоняется, когда этого делать нельзя, и может потопить их пару. Она отвечает не только за себя. Ее действия сказываются не только на ней. — Возьмешь кофе? — вместо ответа поинтересовалась она. Хотелось надеяться, что кофеин возымеет хоть какое-то действие, хотя она не любила его мешать с высокими нагрузками: обычно после этого пульс куда-то не туда улетал. Но сейчас, кажется, выбора не было. Глеб поджал губы, но кивнул и исчез в направлении буфета. Яну резко накрыло неожиданной паникой: она осталась одна, а это просто идеальный момент для Игоря подойти, если он здесь. Черт, да она во время их отношений не думала об Игоре столько, сколько в эти полторы недели. И смешно, и страшно. Она ведь правда ужасающе зациклилась. Когда на плечи сзади легли холодные руки, Яна дернулась и едва не оступилась на высоких каблуках латинских босоножек. Сердце подпрыгнуло куда-то к горлу, вызывая тошноту. — По-моему, ты так в психушку загремишь, — констатировала Лика, вышедшая из-за спины: именно она и обняла внезапно. Яна расслабилась. Подруга рядом хоть как-то «защищала». Хотя на самом-то деле вряд ли бы Игорь что-то ей сделал здесь, среди толпы людей. Ну, не то чтобы толпы, на дневное отделение собиралось мало зрителей, но все же не пустое помещение. И взрослых предостаточно. Но все же именно с кем-то знакомым и близким было чуть спокойнее. — Загремлю, обязательно, — мрачно подтвердила Яна, подхватывая с сиденья оставленную здесь олимпийку и укутываясь в нее. — Ты слишком много о нем сейчас думаешь, Ян, — уже серьезнее и как-то встревоженно произнесла Лика. — Это опасно. Черт с ними с местами и допусками, но ты можешь травмироваться таким отвлечением, ты это знаешь. Я видела твой потерянный баланс на джайве. Мне надо говорить, какие у тебя риски как минимум подвернуть голеностоп и разорвать связки? У вас много киков и прыжков в вариации. Лика была права, это сложно отрицать. С самых первых дней все тренеры настаивали: все, что не относится к тренировке, оставляйте за пределами зала. Что бы в вашей жизни ни произошло, какой бы апокалипсис ни творился, пришли в зал — думаете о текущих задачах. И соревнований это тоже касалось. Мозгом Яна отлично понимала, насколько глупо она сейчас поступает, позволяя себе бояться и думать об этом страхе. Но подсознание, ошарашенное Питером, никак не хотело замолчать. И смешно, и грустно. Профессиональная спортсменка проявляет такой непрофессионализм. Может, зря она вернулась вообще? — Я правда стараюсь, — вяло произнесла Яна, расстегивая ремешки туфель и садясь на скамейку. На коже стоп остались вмятины от перекрестных ремешков. Стоило переобуться в тапочки, в ногах появилось приятное покалывание. Лика протянула вынутый из кармана шипастый шарик, и Яна благодарно кивнула: ей катастрофически требовался массаж. Неясно, сколько они еще будут переходить из тура в тур (с таким ее танцеванием, конечно, не факт, что даже в следующем оказались), а ноги уже возмущались. — Хреново стараешься, — фыркнула Лика, делая глоток воды и что-то печатая другой рукой в телефоне. — Впрочем, пожалуй,.. О. Подожди меня пять минут, я сейчас. Она резко подскочила, но Яна встревожено поднялась за ней. Ей до ужаса не хотелось оставаться одной: она уже пожалела, что отослала Глеба за кофе. — Тише, параноик, — улыбнулась Лика, видя ее реакцию. — Твой вон, возвращается уже. А я быстро. Она упорхнула в сторону выхода из зала, и Яна проследила за ее тонкой фигуркой в явно снятой с Юриного плеча черной худи поверх лимонно-желтого платья, и медленно опустилась обратно на стул, когда увидела действительно возвращающегося Глеба. Удивительно, даже, что он успел так быстро. — Тебе бы сюда что-то алкогольное, — прокомментировал Глеб, отдавая Яне стаканчик с кофе из автомата. Явно не лучшим кофе, но не то чтобы был выбор. И вообще сейчас главное, влить в себя побольше кофеина и хоть немного прийти в себя. — У вас с Ликой мысли одни на двоих. — Видимо, ее твое сегодняшнее танцевание тоже достало. Яна смолчала. Глеб был прав, она не видела смысла спорить. Она сама не в восторге. Сделав глоток отвратительно горького кофе с какой-то неприятной сухостью, она понадеялась, что это пойло ее не убьет. Кажется, тут и правда коньяк бы не помешал: чтобы вкус поприличнее сделать. — Ничего не хочешь рассказать? — прервал повисшую тишину Глеб, присевший рядом и уничтожающий второй протеиновый батончик за день. Рацион спортсменов на соревнованиях никогда разнообразием и полезностью не отличался. — О чем? — О том, что тебя волнует сильнее допуска на Россию в латине. Прекрасное предложение. Замечательная тема. И никакого желания вести беседу об этом. Яна уже достаточно рассказала об Игоре, чтобы продолжить затягивать в эту историю постороннего человека. То, что Глеб сейчас себя вел подозрительно адекватно — как и на двух предыдущих соревнованиях, — и едва ли чем-то отличался что от Макса, что от Адриана, скорее настораживало, чем радовало. В резкие перемены не верилось. В то, что человек настолько разный в зале и на турнирах — тоже. И даже такая же адекватность в Питере вызвала скорее больше вопросов, чем спокойствия и доверия. Это была какая-то иллюзия нормальности. Иллюзия, у которой должны были быть причины. Делая очередной глоток кофе, Яна размышляла, что ей ответить. И стоит ли отвечать. Единственная причина была весомой, но озвучивать ее не хотелось. Любые другие, какие мог придумать мозг, едва ли выглядели бы значимыми. Соври она, что просто за результаты беспокоится, Глеб не поверит. Блок в теле на соревнованиях появляется только у начинашек. Невозможно с ним протанцевать больше десяти лет и делать это успешно. В какой-то момент, как ни паникуй перед соревнованиями, в свой заход ты уже выходишь абсолютно собранным и готовым к работе. Паника исчезает. Мандраж исчезает. Исчезает все, включая внешний мир: остается спортсмен и танец. Мышечная память, адреналин, энергия. То, что сейчас было с Яной, на те самые предтурнирные нервы не походило, Глеб это явно видел. Неизвестно, что бы она ему ответила, если бы ее взгляд, не устремленный мимо Глеба, на трибуну рядом, не зацепил знакомую высокую мужскую фигуру в расстегнутом пальто, приближающуюся к ним. Тревожность смыло гигантской волной неверия и чего-то, похожего на детское счастье. Резко поднявшись с жесткого стула, Яна почти бегом преодолела несчастные пять-шесть метров и повисла на шее у отца. Ее бы летающая тарелка не удивила так, как его появление. Мало того, что на довольно незначительном (по уровню) соревновании, так еще и днем, на отборочных, а не на финалах. Когда они вчера обсуждали, во сколько лучше выехать — Яну отвозил водитель отца, — не было ни слова о том, что отец захочет приехать поболеть. У него как всегда была тысяча и одна встреча в расписании, да и днем он вроде как должен был поехать с Настей на просмотры к новому тренеру. А между старшей и младшей дочерью приоритет всегда отдавался второй, именно в силу возраста. С трудом оторвавшись от отца, Яна заметила стоящую рядом Лику с хитрой улыбкой на лице. Стало ясно, куда это она ходила. Так вот кому придется сказать «спасибо» за сюрприз. Хотя Яна недоумевала, как подруга умудрилась уговорить отца приехать. Она же не рассказала про Игоря?.. — Как ты здесь?.. — Яна развела руками, не в силах нормально закончить фразу. Отец улыбнулся; вокруг карих глаз разбежались лучистые морщинки. В отличие от матери, он всегда улыбался ей «с глазами» — с самого детства. Вопреки всем стереотипам о суровых бизнесменах, с семьей он был невероятно теплым и эмоциональным человеком. Наверное, это была компенсация для Яны за абсолютно «никакую» мать. — Одна молодая леди оказалась очень уж настойчива, — нарочито понизив голос, сообщил отец, продолжая приобнимать Яну за плечи. — Какой у вас тур уже? — Восьмая будет. — С утра тут? Яна кивнула и кинула короткий взгляд на Лику. Та довольно улыбнулась, а потом махнула рукой и жестом показала, что пойдет отсюда — вероятно, искать Юру. Подруга сделала все, что должна была, и не хотела мешать. Преисполненная дикой благодарности к ней, оставившая себе мысленную пометку придумать, чем позже отплатить, Яна вернула внимание отцу. — Ты надолго? — Зависит от того, сколько вы протанцуете. Невольно Яна задержала дыхание. Это уже было какое-то утопичное чудо. Чтобы отец приехал днем, да еще и мог остаться до последнего — ну, в зависимости от того, сколько туров она пройдет. Не верилось. Абсолютно не верилось. Нет, в Детях такое бывало, в первых Юниорах — изредка. А потом он приезжал только на финалы. — Но у Насти же просмотры, — нахмурилась Яна, вспоминая о сестре. Губы отца сложились в какую-то горькую полуулыбку. Словно озвученный аргумент вызывал у него неприятные эмоции. — С ней поехала Олеся. Настя уже взрослая девочка, в ее возрасте ты вообще без обоих родителей и на соревнования ездила, а не только на пробы. Кажется, пробы с партнерами (клубы она не меняла вообще) у нее были без родителей всегда. Мать быстро отмахнулась от этого, а отец просто едва ли что-то понимал, поэтому его взгляд со стороны смысла не имел. От его присутствия отказалась сама Яна. С Настей же ездили всегда и отец, и Олеся. — Все же, я слишком давно не видел, как ты танцуешь, — тихо добавил он, и Яна почувствовала, как глаза обжигают подступающие слезы. Не желая бороться с собой сейчас, она снова обняла отца, утыкаясь лицом в его джемпер и позволяя себе плакать — спокойно, тихо. От радости, которую испытывала внутренняя четырнадцатилетняя девочка. Она снова не одинока.***
После одной восьмой удалось полчаса отдохнуть в положении трупа на трех свободных стульях, а потом Яна даже нашла в себе силы пройтись по беспокоящим ее местам в вариациях. В конце концов, если каким-то чудом они поднялись так высоко, они обязаны были прилично оттанцевать четвертьфинал. Пройдут дальше или нет — вопрос, но если она смогла немного собраться на восьмую, спасибо папе, то на четверти уже обязана выложиться как на финале. Иначе она окончательно смешает сама себя с грязью. Именно поэтому сейчас Яна с Глебом спорили про предпоследнюю восьмерку самбы — до этого Яна яростно твердила, что им надо подкорректировать начало в джайве, потому что она постоянно вступает не с той ноги. Глеб ничего менять не хотел и настаивал на ее собственных ошибках с переносом веса. Благо, со счетом в самбе все же довольно быстро сдался и принял ее вариант. Удивительное благодушие. — Три-а-четыре-и-а-три-а-четыре, — досчитала Яна, докрутившись вокруг своей оси закрестами перед задней ногой и оказавшись плотно прижатой к Глебу. — Руку округли, иначе ты мне точно глаз выбьешь, — прокомментировала она, прежде чем через их сомкнутые поднятые руки вывернуться через левую сторону от Глеба и на следующий счет вкрутиться обратно. — Это ближе, — согласилась она, — теперь надо в полный темп и… — Ребят, какие вы кайфовые! — раздался восторженный громкий женский голос. Недоуменно обернувшись, Яна успела только заметить облако рыжих волос, прежде чем подошедшая Полина внезапно крепко ее обняла — несмотря на то, что Яна все еще находилась в сложной закрутке в руках у Глеба. Яна изумленно застыла на несколько секунд. Это дружелюбие с ее стороны очень удивляло, потому что не сказать чтобы они прям как-то общались. Со дня первой встречи они пересекались всего дважды, и в сумме за все эти разы едва ли сказали друг другу больше десяти фраз. И тем не менее, Полина действительно хорошо к ней относилась и была рада видеть, хотя приехала поддержать явно скорее ради Глеба, чем ради самой Яны. Это читалось в ее взгляде, направленном отнюдь не на Яну — несмотря на это теплое приветствие. Глеба Полина обняла куда крепче и искреннее: так же через их очень неудобную позу и вообще не дожидаясь, пока тот вообще хоть как-то попытается что-то сделать в ответ. Яна задумчиво отметила, что он даже не наклонился к подруге, не то что руку там высвободить, в ответ обнять. — И тебе привет. Может, пойдем присядем? — предложила Яна, кивнув в сторону холла, где располагался небольшой буфет и столики. Там, конечно, яблоку было негде упасть, но чисто теоретически все же место найти можно. Наверное. — Нам все равно надо перекусить. — Успеете? — поинтересовалась следующая за ней Полина, кинув короткий взгляд на Глеба и переключившись обратно на Яну. — У нас полчаса где-то до следующего тура, как минимум какой-нибудь бутерброд со сладким чаем перехватим. — С чем-то большим танцевать нереально, особенно дико прыгучий джайв, это Яна давно уяснила, поэтому между турами приходилось перехватывать чай, кофе, шоколад, бананы или сыр. — Позже, — остановил ее Глеб, все еще удерживая в руках. — Сначала ты мне объяснишь, какого черта выкрутилась через левую сторону, когда по вариации правая. И мы доведем этот кусок уже до конца. Закатив глаза, Яна послала Полине извиняющуюся улыбку. Та понимающе кивнула и присела на ближайший свободный одинокий стул. Выпутавшись из рук Глеба, чтобы вернуться на предыдущее движение до закрутки, Яна процедила: — Потому что мы изначально какую-то хрень сделали через правую — у меня свободная, блин, левая нога остается, твоя левая рука лежит выше, и, в конце концов, у меня замах уже правой сделан. Как я должна вправо выйти? Мы из-за этого и теряем темп! — Темп мы теряем, потому что ты делаешь лишний шаг и не додерживаешь предыдущий удар. — Я и без тебя знаю, чем отличаются «раз» и «а». — Не похоже. Шумно выдохнув, Яна сложила руки на груди. — Тебе вообще какая разница, как меня выводить? У тебя там даже шаги от этого не меняются. И следующее движение у тебя на месте, это я тут какие-то восточные сказки перед тобой исполняю. — Разница в том, что на раскрутку тебя вывожу я. — Ты издеваешься, — простонала Яна, сдерживая порыв или себя ладонью по лбу ударить или Глебу куда-нибудь кулаком заехать. Ее уже порядком начал утомлять этот спор ни о чем. Ну или точнее, об абсолютно мелком моменте в вариации. Все аргументы Глеба походили на обычное упрямство. А вот для нее разница стороны реально влияла на скорость исполнения. — Еще раз с твоей вольты по кругу, — прервал поток внутреннего недовольства Яны жесткий голос Глеба. Стиснув зубы, она скрестила ноги в коленях и собрала центр. — Вправо, — настойчиво напомнил Глеб, прежде чем Яна закончила четверку в своем вращении, и дал импульс правой рукой на себя. Мысленно закапывая его во всех доступных нецензурных эпитетах Яна неловко сменила вес в ногах, раскрутилась от него и, ввернувшись обратно, прижалась спиной к его груди. Привычно смотря вперед, Яна невольно зацепилась взглядом за наблюдающую за ними Полину. Внутри что-то неприятно царапнуло. Пока Глеб на раз-а-два-три-а-четыре проводил ладонями по ее плечам вниз до запястий, Яна на автомате отрабатывала мелкие диагональные переступания с восьмеркой в бедрах и пыталась понять, что именно ее так встревожило во взгляде Полины. Развернувшись на «и» к Глебу, кладя одну ладонь ему на плечо, а второй упираясь в грудь и дожидаясь следующий удар, чтобы начать зигзаг назад, Яна все пыталась поймать ускользающую мысль. Но уловила, только когда доделала волну корпусом от него в той же полузакрытой позиции и остановилась. — Хватит. Если я сейчас что-нибудь в себя не закину, мы четвертьфинал не оттанцуем. Отвернувшись от Глеба, Яна направилась к выходу. Полина стремительно поднялась со стула. Глеб, недовольство которого Яна физически ощущала спиной и обнаженной шеей, последовал за девушками. Покружив минут семь по холлу, троица все же нашла свободный угол — не столик, а всего лишь скамейку, но едва ли после пройденных в детском возрасте старых ДК и иже с ними стоило жаловаться на такие «неудобства». — Возьмешь чего-нибудь? — присев на свободное место, Яна обратилась к стоящему Глебу и тут же обернулась к Полине: — Что-то конкретное хочешь? Там, правда, выбор небогатый, зато цены богаче некуда. Бутерброды по цене палки колбасы были классикой всегда. Иногда Яне казалось, что это такой же обязательный атрибут соревнований, как адские сквозняки, вечно задержанное начало туров и куда-то утерянная щетка для чистки обуви. Ну и очередная разбитая пудра, которую без спроса взял партнер. — На твой вкус, — сообщила Полина, глядя на Глеба. Наблюдающая за ней Яна нервно поправила края атласного халата, наброшенного на платье, и пошевелила пальцами стоп в тапочках. Она не знала, как правильно вообще начать этот разговор, помимо того, что не знала, так ли логично ей в это лезть. Но казалось, что все же надо — просто чтоб не испортить людям отношения. Поэтому, когда Глеб удалился к буфету, Яна обернулась к Полине и придвинулась чуть ближе — вокруг были незнакомые Юниоры и Молодежь, но даже их уши радовать чужими личными разговорами не хотелось. — Это может быть не мое дело, но он тебе нравится, да? Полина вздрогнула. — Кто? — Глеб. Заторможенно она качнула головой, но Яна видела ответ в ее глазах. — Я видела, как ты смотрела на нас, когда мы разминались. На него. Ты зря переживаешь. У нас ничего нет кроме стандартных рабочих отношений. «Ну и трех поцелуев», — докинуло сознание. Но это не то, что стоило рассказывать. Это не имело значения и вполне вписывалось в «ничего нет». Яне действительно стало неудобно, когда она уловила взгляд Полины, направленный на них. Для нее самой было абсолютно естественно близко взаимодействовать с любым из партнеров, постоянно соприкасаться. Она была очень тактильной по натуре. И хотя она не доверяла Глебу и все еще ощущала скованность в их общении в зале, на соревнованиях они оба пытались строить какую-то иллюзию нормы. В этом не было никакого романтического подтекста, как часто казалось со стороны. Это было то, чему спортсменов учат буквально с четырех-пяти лет — если вы в паре, вы вместе, вы единое целое. Вы поддерживаете друг друга, помогаете, заботитесь. И подобные, возможно, дружеские жесты естественны. Причем в большей степени именно от мальчиков, как от мужчин, оберегающих женщину. Не важно, что там у вас в зале: на соревнованиях вы вместе. В глазах тех, кто не соприкасался никогда с парным спортом, это порой выглядело как что-то излишнее. Это было одной из причин, по которой Игорь часто бурчал, что поотрывает руки — Максу: тот же смел обнимать чужую девушку. Подружка самого Макса, к слову, тоже долго обижалась. Но у него эти самые подружки менялись слишком часто, чтобы он заморачивался над их реакцией. Яна же все надеялась, что Игорь перестанет видеть то, чего нет. А вот с Полиной сейчас действительно как-то неудобно становилось. Видимо, как раз из-за «трех поцелуев». Хотя, в сущности-то, если верить Лике, Полина рядом с Глебом была уже года два. Судя по тому, как Глеб вел себя сейчас с Яной, все базовые принципы он усвоил прекрасно и это было его естественное поведение. То есть, все это Полина уже видела у него и с Настей. Так что в теории она должна привыкнуть, но что-то в ее взгляде заставляло Яну хотеть моментально увеличить расстояние между собой и Глебом. Ворвавшийся в этот поток мыслей голос Полины с едва слышным весельем подтвердил предположения: — В сравнении с тем, как он вел себя с Настей, между вами сейчас даже рабочие отношения на «нормальные» не тянут. Даже так. То есть вот этот сгусток завышенного самомнения еще и более нормальным бывает в паре? Яна удивленно моргнула. Тогда она точно перестает задумываться о том, с какой радости человек, который в зале едва ли может две спокойных фразы ей сказать, не споря с ней или не тыча носом в ошибки, и максимально делает вид, что они едва знакомы, на соревнованиях готов получать медаль «лучший партнер». Яна хотела отпустить колкий комментарий, который щипал язык, но Полина задумчиво вкинула новую фразу, сместившую фокус внимания. — Впрочем, с Настей у них была история длиной в тринадцать лет, так что ладно — это скорее исключение. А у вас как раз вполне обычные рабочие отношения. Но в любом случае, тебе не за что оправдываться. Мы не вместе. Тогда в «Плазе» Глеб говорил что-то подобное. Но в его исполнении это звучало с чистейшим равнодушием. А вот от Полины — с тоской. Она может и пыталась выглядеть все такой же легкой и веселой, но и глаза, и голос ее выдавали. Яна понимала, что это не ее дело, и что у нее нет ни единой причины об этом думать. Свои-то отношения угробила, в чужие и вовсе лезть не стоило. Тем более ни один из этой не-пары не был ей ни другом, ни еще более близким человеком. Но почему-то ей становилось жаль Полину. И если уж она не могла помочь, то хотелось хотя бы причинять меньше дискомфорта.***
Факт того, что они оказались девятыми в полуфинале — и, соответственно, в финал из шести пар не прошли, — Яна восприняла ровно. Точнее, спокойнее, чем на Двоеборье, когда выяснила, что они могут регистрироваться на Россию. Не то чтобы она не боялась за результаты Латины (не считая вот этого кошмара в самом начале), однако для нее факт того, что они как минимум с десяткой проходят дальше, уже был очень значимым. Хотя, такое высокое место среди девяносто двух пар все же оказалось неожиданным — они изначально целились на четвертьфинал, поэтому попадание в следующий тур было внезапным. И приличные результаты в нем — тоже. Тем не менее, почему-то сейчас Яна это даже почти восприняла как должное. Наверное, стоило задуматься, почему она так быстро расслабилась. Игорь явно не сдался и вполне может быстро что-нибудь устроить. Но независимо от того, вопреки ему или просто без его палок в колесах, они дошли до полуфинала, и это было хорошо. С облегчением опустившись на холодный стул трибуны, Яна вытянула перед собой гудящие ноги в тапках. Она все же решила остаться на финалы — Лика прошла, стоило поддержать подругу. Да и было интересно, чем на этот раз закончится конкуренция Лики и Юры с Костиком и Катей за распределение мест на пьедестале. Последний год, по словам Лики и по распечаткам с сайта Федерации, в которые Яна как-то закопалась, эти две пары стабильно менялись серебром и бронзой. Золото в латине стабильно уводили Скворцов и Ермакова — тот самый Леха, с которым Яна в день своего возвращения столкнулась в зале, и Юля, его партнерша. А как позже сообщил Глеб, познакомив наконец Яну с ними, еще и его жена. — В итоге, у нас шансы по двум программам, — заговорила Яна с сидящим на соседнем стуле Глебом, не сводя глаз с площадки, где сейчас заканчивали венский вальс Юниоры. — Хочешь обе готовить на Россию? Она, конечно, едва ли думала, что это хорошая мысль. Но после того, как Глеб устроил ей адский марафон к Москве, она бы не удивилась такому его решению. И пусть уже была готова ощетиниться и заявить, что она повторять этот квест не готова, хотя до России еще почти два месяца, наверное, стоило сначала аккуратно и спокойно обсудить. У них и так общение было не самым спокойным, чтобы добавлять конфликты из воздуха. Но вместо того, чтобы дать ей короткий ответ, Глеб внезапно задал вопрос, о котором сама Яна не то чтобы забыла, скорее просто задвинула подальше — многократные попытки его обсуждения были бесполезны. — Помнишь, ты спрашивала, почему мы снова в паре? Медленно обернувшись к нему, Яна приподняла брови в немом вопросе. Он серьезно решил об этом поговорить? Сейчас? Почему-то это вызвало тревогу. — Ты же не хочешь мне сказать, что это все было очень оригинально спланированным способом за что-то мне отомстить — оттанцевать Москву, настроить меня дальше на Россию и разойтись? На лице у Глеба возникло нескрываемое изумление. Пожалуй, это был тот редкий случай, когда он вообще не пытался приглушить собственные эмоции и реагировал открыто. Что ж, судя по всему, нет, ее предположение не имело ничего общего с реальностью. Ну, если только изумлялся Глеб не ее догадливости. — Это каким образом ты пришла к такому заключению? — У тебя был слишком мрачно-подозрительный тон. Глеб прочистил горло, не сводя с нее взгляда, в котором в равной степени мешались удивление и смех. Видимо, она все же оказалась далека в своих предложениях от правды. И его это определенно забавляло. — Возможно, после того, что я скажу, ты сама решишь, что нам надо разбежаться. Теперь настал через Яны озадачиться. С подозрением наморщив нос, она чуть придвинулась к Глебу и понизила голос. — Планируешь завтра улетать в Англию к новой партнерше? Или ты спелся с Игорем и притащишь меня завтра к нему в ЗАГС, накачанную наркотой, чтобы я все же сказала «да»? Или ты купил все наши результаты на Москве и теперь совесть не выдержала хранить это в тайне? От каждого нового предложения брови Глеба поднимались все выше, а во взгляде сквозило все больше подозрения на психическую нестабильность Яны. Или на избыточный моральный перегруз этими шестью неделями. Потому что он явно пытался понять, откуда она вообще взяла эти теории — ну, кроме последней, которая хоть как-то походила на возможную реальность. Пусть и таковой не была. Приложив ладонь к ее лбу на несколько секунд и убрав, Глеб заключил: — Холодный. Интересно. — А мне интересно, что за страшные вещи ты планируешь озвучить, раз я должна захотеть разойтись. Краем глаза Яна отследила, что Юниоры уже выходят на поклон после фокстрота. Значит, скоро — финал Взрослых. Очень, конечно, не вовремя этот разговор начался. — Когда Алла Витальевна предложила мне твою кандидатуру в пару, я уже три месяца как не танцевал. И, строго говоря, уже не особо планировал, — осторожно начал Глеб: Яне казалось, словно он старается подобрать каждое слово — будто хочет выдать ей полуправду. — Отец воспользовался этой возможностью и загрузил меня работой. Поэтому он был не очень рад, что я в итоге снова стал восстанавливать соревновательную форму. Яна молчала и ковыряла ногтем край олимпийки. Заход ей уже не нравился, хотя она даже не могла сказать, чем именно. Помолчав секунд десять, Глеб продолжил: — Мне не хотелось конфликтов, поэтому мы с отцом… договорились. Я танцую еще год и он мне никак не мешает, а потом или заканчиваю и погружаюсь полностью в работу, или остаюсь в спорте. — Не очень понимаю две вещи, — покачала головой Яна, когда он снова замолчал, видимо, решая, как говорить дальше. — Во-первых, от чего зависит твой путь через год. Во-вторых, я-то к этой чудесной семейной истории каким боком? То, что Глеб рассказывал, ее не сильно удивляло. Подобные конфликты с родителями не то чтобы были частыми, но в целом случались. Правда, обычно в Юниорском возрасте, когда родители начинали давить на то, что надо бы вот школе больше внимания уделить, а спорт подсократить. И не важно, насколько успешен в этот момент ребенок, какие у него перспективы. Почему-то многие родители все равно внезапно резко становятся сумасшедшими ценителями золотой медали за достижения в учебе и «отличного» аттестата. Яна не спорила, что образование важно, вот только не всегда «образование» и «золотая медаль за учебу» были одним и тем же. Условия со стороны родителей для спортсменов Взрослой категории были редкостью. Зависимость от родителей в этом возрасте обычно была минимальной, а в разрезе спорта она обычно была только финансовой. И возникал закономерный вопрос — мужчина в двадцать восемь лет не может себя обеспечить настолько, чтобы не выслушивать упреков отца? Насколько он самостоятелен в таком случае? Тем более если этот мужчина — очень даже титулованный спортсмен. Этот самый титулованный спортсмен молчал, напряжённо стуча пальцами друг по другу, пока Яна крутила цепочки рассуждений в голове. Но все же, наконец, спустя минуты две заговорил снова. — В конце года будет Чемпионат Мира. Если мы входим в тройку — спасибо, что в условии не «золото», — я остаюсь в спорте. Если нет, вынужден закончить карьеру. — Окей, первый вопрос закрыт. — Второй вытекает из первого, — хмыкнул Глеб. — С тобой у меня больше шансов войти в тройку, чем с абсолютно новой партнершей. Обернувшись к нему с выражением недоверия на лице, Яна протянула: — Это сейчас был первый за полгода комплимент моему уровню? Я отмечу этот день в календаре. — Это была констатация факта. С тобой мы хотя бы начинали станцовываться в августе. Искать кого-то в конце декабря, почти в разгар сезона, начинать все заново — это абсурд. — Абсурдом было Двоеборье за две недели, — буркнула Яна. — А это просто максимально интересный челлендж как раз для такого титулованного спортсмена как ты. — О, это первый за полгода комплимент моему уровню? — отзеркалил ее Глеб, сощурившись. Яна возмущенно толкнула его в плечо. — Вот уж твоему уровню комплиментов за эти полгода с моей стороны сделано предостаточно. Никогда не забывала, с какой легендой современного танцевального спорта меня поставили в пару. Еще б ей кто-то дал забыть — от окружающих в лице Лики и Ко до собственного подсознания, невольно напоминающего, что после трехлетнего перерыва она не чета некоторым. Видимо, в выражении ее лица что-то изменилось, потому что Глеб, до этого даже изображавший одним уголком губ намек на улыбку, посерьезнел. Он сплел пальцы в замок и, пристально смотря на Яну, произнес: — Если бы мы не совпадали уровнем, Алла Витальевна бы не предлагала нас в пару. Прекрати принижать себя. В других формулировках, а еще без этого взгляда сверху вниз из-за роста и вальяжной позы на стуле, наверное бы фраза звучала как громкое признание ее заслуг и буквально комплимент века. Но Глеб определенно умел сделать подобные заявления едва ли не саркастичным замечанием. И все же, слышать даже такое с его стороны дорогого стоило. А еще, конечно, Яна видела в его словах немало правды. Если б она серьезно не соответствовала ему, Алла Витальевна даже не предложила бы им попробоваться. И вряд ли сам Глеб настолько страдал от отсутствия вариантов, что согласился бы на абы какую партнершу. Но его поведение в зале и манера общения буквально ежеминутно говорили: «Склонись перед чемпионом, несчастная начинашка». — Я определенно обведу этот день в календаре, — Яна покачала головой. — Резонно. Все же, мы дотанцевали Москву, это стоит отметить. Яна закатила глаза и поднялась на ноги, чтобы подойти к ограждению: начинался финал для Взрослых, а с трибун было мало что видно, особенно когда хочется все же быть поближе к подруге, а не просто среди зрителей. Глеб направился следом и остановился слева за плечом, практически вплотную: Яна чувствовала его рукой, бедром и лопаткой. — Мне все еще неясно, — тихо заговорила она, когда шесть прошедших пар рассредоточились по паркету: Лика с Юрой оказались в ближайшем к ней углу, — почему после вот этой истории я должна разойтись с тобой. Или в вашем с отцом договоре есть пункт, касающийся и моей спортивной карьеры? Заметившая прибывшую группу поддержки Лика улыбнулась ей, сияя ярче белоснежного с двадцатью гроссами камней, не меньше, платья, и Яна в ответ вяло махнула рукой: она вся сосредоточилась на ожидании ответа и попытках догадаться самостоятельно. Впрочем, долго испытывать свои умственные способности Глеб ей не дал. Склонившись к ее левому уху, чтобы по возможности среди громкой музыки говорить тихо, он успокоил: — Твоей карьеры наш договор не касался. Но, как понимаешь, на Мир не так просто попасть. Вот оно. То, что крутилось где-то на крае сознания, но это никак не удавалось подхватить и раскрыть. Система допусков. Яна замерла, следя за Ликой с Юрой, начавшими самбу, но практически не вникая в их танец. Разум вспоминал правила Всемирной Федерации. Две пары от страны-члена WDSF. Пары отбирает местная Федерация. Чтобы местная Федерация отобрала, пары должны быть в верхних строчках национального рейтинга. Ну или очень хорошо заплатить — правда, в рейтинге все равно стоит быть повыше, чтобы у всех и каждого вопросы не возникли, почему на Мир поехали какие-то десятые с конца. Ладно, Глеб был точно не десятым с конца. А вот Яна после трехлетнего перерыва даже не рисковала рейтинги открывать и смотреть, как далеко она уползла. С учетом того, что ее классификационная книжка радостно пылилась в архиве все это время. — То есть марафон к Москве был просто детской разминкой? — дрогнувшим голосом уточнила Яна, ощущая, что ее потряхивает. — Похоже на то, — согласился Глеб. — Наверняка ты уже и график соревнований составил, — мягким тоном начала Яна, пытаясь совладать с пульсом и эмоциями. — Без этого оценить реальность договора бы не вышло. — И что там? — Девять. Или десять, если ROC берем. Россия, Интернешенел, тройка Грэнд Слэмов, Европа. Ну и Мир. Девять соревнований за десять месяцев. На два надо попасть не по своей заявке, а по заявке Федерации. Чтобы оказаться хотя бы в списках тех, кого Федерация будет рассматривать на Европу и Мир, надо очень сильно примелькаться. Не просто в четвертьфинал или полуфинал попадать — надо светиться в финалах. И чем выше, тем лучше. Обычно берутся первые два места. Какие шансы, что они начиная с России резко начнут брать серебро и золото? Особенно на международных соревнованиях. Абсурд. Москва и вправду была детской разминкой. Это не считая того, каким марафоном должна стать сама подготовка. Дикий бег от одного соревнования к другому. Какого черта? Яна догадывалась, что для Глеба, который последние годы с пьедестала вообще не уходил и трижды выиграл Мир, это должно быть таким себе развлекательным челленджем. Но не для нее. Они с Максом были стабильными финалистами, но уж точно не регулярными медалистами и тем более не постоянными победителями. Кажется, вице-чемпионкой России она становилась последний раз в Молодежи. В груди собирались ярость в перемешку с паникой. Резко развернувшись и едва не впечатавшись носом в грудь Глебу, Яна вскинула голову. — Я ведь могу уйти. Она не угрожала. Просто констатировала факт. С ней никто никакой договор не подписывал, все же. Она была вольна решать свою спортивную судьбу сама. Ну, подумаешь, не станцевались — разойдутся, пойдут дальше. До того спокойный Глеб помрачнел. — Но ты же этого не сделаешь? Спрашивал он ровным голосом. Словно его это не заботило. Но в его глазах Яна видела, что все же заботит. Он и вправду многое ставил на их пару. — А у меня есть причины? Обхватив ее талию руками, от чего Яна вздрогнула, Глеб уточнил: — Уйти? — Остаться. — Где ты еще найдешь такого прекрасного партнера? — Пробегусь по сегодняшнему финалу, — Яна мотнула головой в сторону площадки, где пары выходили на поклон и готовились к следующему танцу. С губ Глеба сорвался короткий смешок. Он посмотрел поверх ее головы на финалистов, с минуту помолчал, а потом выдал краткую сводку: — Леха не согласится, к Юльке привязан до гроба, Шаблов вряд ли твою подружку бросит, да и ты ее так не подставишь. Яшин с Астаховой — вопрос, конечно. Никифоров мог бы согласиться, да только денежки его партнерши не дадут ему Канич кинуть. Кто остался? Резенко, по-моему, вообще птичка случайная в финале, обычно в полуфиналистах болтается, а Нефедчук на международные соревнования раз в год катается — местные коллекционирует. Если Лика была мастером сплетен, то Глеб, видимо, мог зваться высшим разумом. Столько информации о перспективах попыток разбить пары ей еще не выдавали. Правда, могло быть и так, что он на ходу все сочинил. Но, в общем-то, относительно Лики с Юрой он был прав, относительно своего друга, вероятно, тоже. С Костиком Яшиным вряд ли бы Яна решилась встать в пару. Никифоров только-только перешел во Взрослые и банально по возрасту и росту не подходил. Остальных двоих Яна помнила плохо. — Так что, — пользуясь ее молчанием, продолжил Глеб, склонившись и почти коснувшись своим лбом ее лба, — вариантов у тебя немного. Ну и разве ты сама не хочешь выиграть Мир? — Я не очень хочу умереть на пути к нему. И шансы даже на попадание в тройку близки к нулю. — Ты десять минут назад говорила, что в паре с легендой современного танцевального спорта, — возмутился Глеб, но в серых глазах, которые были слишком близко, мелькало веселье. — И когда это перспектива умереть в процессе останавливала хоть одного нормального спортсмена? О да. Девиз «умерли — вылезайте из гроба на тренировку, потом можете залезть обратно» был слишком знаком. Его практиковали почти все тренеры. Он становился едва ли не мантрой уже лет в тринадцать-четырнадцать. Просто Яна все еще сомневалась в реалистичности всей затеи. — Нас не отберут, — она слабо качнула головой — насколько возможно, когда сверху кто-то давит. И вообще насколько возможно, когда не получается разорвать слишком крепкий зрительный контакт. — До России полтора месяца. И мы будем готовить только одну программу. И, — помедлив, Глеб добавил: — разве ты не хочешь доказать Игорю, что независимо от его слов и попыток помешать, ты не зря вернулась? У него не будет влияния на зарубежных стартах. — Зато он может повлиять на наш отбор на Европу. И на Мир. И нет, я не хочу ему ничего доказывать — это бы говорило, что его мнение что-то для меня значит. Такая мысль у нее была. Где-то в первые недели после разрыва помолвки, когда Игорь бесконечно унижал ее фразами о том, какая из нее паршивая спортсменка. Как это все не для нее. Как у нее ничего не выйдет. А потом ей стало наплевать. Он всего лишь самоутверждался за счет нее. Пытался сделать ей больно и ради этого придумывал то, что считал правдой. Но это не правда. Одной рукой Глеб скользнул по ее плечу вверх, накрыл ладонью щеку, коснулся подбородка большим пальцем. Внутри разлилась паника. Если он сейчас ее поцелует, и это увидит Полина или Лика, это будет катастрофа. В первом случае — для самой Полины, во втором — для Яны. Но прежде чем Яна успела отстраниться, Глеб произнес то, что ненадолго приковало ее к месту. — Тогда докажи себе. Докажи, что ты не просто была чемпионка — ты она и есть. Ты не веришь, что мы справедливо встали в пару. Докажи себе, что это не так. Глеб опустил руки, отошел на шаг в сторону и устремил взгляд на площадку. Финалисты начинали джайв. Яна все пропустила.