***
Это было давно забытое ощущение, давно потерянные картины — спорить над эскизами не с тренером, не с родителями (потому что когда Яна перешла в Ю-2, отец с огромными глазами смотрел на открытые платья и какое-то время настаивал, чтобы дочь выглядела менее соблазнительно), а с партнером. Причем, Адриан настаивал на слишком эротичных платьях, и Яна все пыталась склонить его на что-то более приличное. А Макс всегда топил за классику. И хотя Яна не была безумным экспериментатором, она не эпатировала так, как это регулярно делала Лика, порой ей хотелось что-то новое и всякий раз приходилось его уламывать. Иначе эта постная мина портила ей несколько соревнований подряд — порой это и на результаты влияло. Как оказалось, с Глебом без споров тоже не обойдется. Сначала он настаивал на том, чтобы сменить силуэт юбки — с «селедки», за которую Яна на этот раз голосовала для полуфинала, на несколько одиночных боа поверх короткой полосы ткани, покрывающей только бедра. С трудом удалось прийти к компромиссу: к третьему, альтернативному варианту, — скошенному короткому солнцу. На втором, финальном, платье минут двадцать Яна с Глебом спорили о цвете сетки, которая должна была местами закрывать телесное боди, расшитое и расклеенное крупными камнями. Яна настаивала на черном, потому что на финалы всегда стремилась шить более классические платья. Глеб же требовал цвет и желательно яркий, чистый. Рита — или, точнее, Маргарита Грачевская, основательница ателье и креативный директор, — только посмеивалась, наблюдая за их перепалками и никак в этом не участвовала. После короткого знакомства, выслушивания пожеланий с обеих сторон (смешно, но Глеб этих самых пожеланий выразил раза в три больше, чем Яна, причем относительно ее же платьев) и исполнения нескольких кусочков вариаций — для понимания динамики и движения — Рита предоставила примеры потенциально выигрышных силуэтов: без фактур, отделки и деталей, и оставила пару самостоятельно решать дальнейшую судьбу платьев. Вот они и решали: уже второй час споря над кипой листов с карандашными набросками. То с длиной юбки определиться не могли, то с силуэтом, то с цветом, то с материалами. Яна в какой-то момент начала жалеть, что она не мальчик. У партнеров, конечно, тоже свобода выбора была, но в большей степени относительно рубашки и аксессуаров — вроде пояса, например. И то, выбор из серии: либо в тон партнерше, либо черный (в разных оттенках). И по тканям с фактурами не такой разбег. Спасибо, что они решили готовить только одну программу. Еще плюс два платья на стандарт, и Яна бы всерьез подумала менять партнера. Но самые большие споры, что удивительно, возникли вокруг аксессуаров. Яна уже привычно наметила на одном эскизе широкие наручи, а на другом — длинные рукава, и тут же увидела, как Глеб стирает ластиком эти линии. На ее вопросительный взгляд он коротко пояснил: — Первому лучше мелкие тонкие браслеты. И у второго платья ничего. — И чем же лучше? — уточнила Яна, недовольно кусая карандаш. — У тебя красивые запястья, их лучше открыть. Если бы не тон, первую половину фразы можно было воспринять за комплимент. А если бы не контекст, еще и за флирт. Но Глеб лишь скупо констатировал факт, а еще пытался ее переубедить. В его словах не было ни грамма лишних эмоций. Яна скривила губы и, решительно закатав левый рукав толстовки, повернула предплечье внутренней стороной к Глебу. Она ненавидела обнажать эту зону, ненавидела кому-либо демонстрировать результаты своей глупости, позволять знать. Но они стояли в паре. И то, что касалось их совместной спортивной карьеры, к сожалению, приходилось вскрывать. — Ты так уверен, что это стоит демонстрировать? На крупных планах может быть видно. А нас все же, к счастью или нет, снимают. Перехватив ее руку, Глеб дотронулся до двух длинных белесых шрамов, идущих от запястья вверх. Под естественным загаром они становились заметнее, и нужно было надеть слишком много браслетов, чтобы максимально отвлечь внимание от этих следов ее прошлого. Косметика отчасти помогала, но не было гарантии, что тон и автозагар не смажутся от пота и касаний. А каждый раз использовать пластик — идея идиотская. Такие же были и на второй руке: для надежности — в тот момент Яна очень старательно исполняла задуманное. Судя по хмурому выражению лица, Глеб впервые видел эти шрамы. Или, скорее, впервые разглядел: в конце концов, она уже обнажалась перед ним. — Ты так его любила? Неожиданный вопрос сбил с толку; Яна слишком сильно закусила кончик карандаша — верхние резцы заныли. — Что? Она не совсем поняла суть вопроса и его отношение к их разговору. Но долго угадывать не пришлось. В своей привычной манере, но Глеб все же пояснил: — Игорь. Ты так его любила, что решилась на… это? Мозг почему-то зацепился за то, что он не произнес слово «суицид». А может, просто хотел обозначить это не слишком мягким эпитетом, но не стал? Почувствовал ее напряжение? Осмотревшись и убедившись, что все сотрудницы ателье достаточно далеко, чтобы не слышать, а Рита чем-то занята в планшете, Яна очень тихо проговорила: — Любила. Но я это сделала не из-за любви к нему. А из ненависти к себе. — Это было не совсем то, что хотелось говорить, что хотелось вспоминать, но если она собиралась донести до Глеба причину своего отказа, придется. — Я потеряла всё, всю свою жизнь, из-за одного человека и своего слабоволия. Мне не хотелось жить дальше. Я не горжусь тем, что решила резать вены. Но если бы я снова оказалась в той ситуации, я, к сожалению, поступила бы так же. Выход, который она нашла тогда, был самым малодушным. Самым отвратительным. Яна это признавала всегда и никогда не выставляла себя великой мученицей, которую вынудили. Не романтизировала свой поступок. Не гордилась им. Но она действительно бы ничего не поменяла в тех минутах, потому что тогда у нее не было ни единой причины продолжать жить. А сейчас эта часть прошлого была тем, что заставляло ее двигаться дальше. И оберегало от определенных ошибок. Пусть и одновременно была той, которую она всячески теперь скрывала. — Почему ты не сведешь их? Есть же лазер, — все еще осторожно касаясь большим пальцем неровных длинных линий, Глеб произнес очевидное. Яна поджала губы. Эта мысль приходила в голову ей не раз. Возможно, она была лучше, чем идея постоянно скрывать предплечья и запястья. Но нет. — Это мое напоминание о том, что бывает, если жить не своей жизнью. Она очень не хотела повторения. Не хотела забыться и снова кому-то поддаться. И пока она видит белесые линии на коже, она ярко понимает, чем для нее оканчивается подавление себя. Чем опасно для ее психики. Аккуратно выпустив ее руку из своей, Глеб вернулся к эскизам. Спустя минут десять у второго платья — боди с сеткой поверх — появилось по десятку тонких браслетов на каждую руку. У первого сменился силуэт на закрытый верх и длинные рукава при полностью оголенной спине и ультракороткой юбке. Яна благодарно кивнула. Она в общем-то была согласна на обнажение во всех остальных местах. Это неплохой компромисс. Подошедшая на оклик Глеба Рита изучала рисунки пару минут, а потом куда-то удалилась, чтобы вернуться уже минут через десять с несколькими образцами тканей и камней. Еще четверть часа ушла на то, чтобы прикинуть примерные оттенки и фактуры, а также расклейку — в общих чертах. Детальные эскизы Рита должна была отправить им к концу недели: сейчас были лишь наметки. Но Яне хватало и этого, чтобы примерно представить результат. А еще — его стоимость, хотя она отчаянно пыталась сокращать количество хотя бы используемых камней, особенно крупных. Тем не менее, когда Рита озвучила примерную итоговую сумму (точная должна была стать понятной после детальной прорисовки эскизов и отбора материалов), Яна едва нашла силы заторможенно кивнуть. Ничерта она конечно же не укладывалась. О чем не преминула сообщить Глебу, когда они наконец вышли на улицу. — Надо упрощать расклейку, — констатировала она, подходя к машине и ожидая, пока Глеб разблокирует двери, чтобы сесть на пассажирское. Через час в графике стоял индив с Аллой Витальевной, поэтому негласно было решено куда-нибудь заехать перекусить вместе: разделяться на такое короткое время смысла нет. И на этом Яна, конечно, надеялась завершить их спонтанные почти целые сутки бок о бок. Крайне напрягающие. Ответить на ее заявление Глеб соизволил, только обойдя автомобиль и устроившись в салоне. — У тебя активная расклейка только на финальном платье. Отборочное и так проще некуда: шея и край юбки. — Значит, в финальном сетку поменяем на шифон, не надо будет так забивать боди. — Если цена — единственная причина, по которой ты хочешь кардинально менять дизайн, забудь. Раздраженно стиснув зубы, Яна пристегнула ремень безопасности и обернулась к Глебу. — Еще раз: я не печатаю деньги. И пока не работаю в полную силу. — Я доплачу разницу. — Нет. Последнее, в чем она нуждалась, так это в обеспечении со стороны партнера. В их виде спорта такая практика существовала и нередко касалась не только костюмов: иногда вторая сторона (это мог быть и партнер, и партнерша) платила и за тренировки, и жить к себе приглашала. Если спонсируемый был невероятно талантлив или подходил по каким-то иным критериям так, как не подходил никто, можно было нести двойные расходы. Но Яна не считала себя дичайше уникальной — это во-первых. А, во-вторых, ей не нравились моральные обязательства, которые так или иначе появлялись в таком спонсорстве. Тем более что если в Юниорах они выглядели более-менее вменяемо, то во Взрослых попахивали… примерно тем же, чем попахивают квартиры и машины любовницам. Получила подарок — иди отрабатывай. Меньше всего Яна метила на место содержанки, пусть даже в рамках спорта. — И почему же? — ровно поинтересовался Глеб, выводя машину во вторую полосу. — Я еще в августе сказала, как отношусь к такому «обеспечению». Ничего не поменялось. — Это не обеспечение. Я не собираюсь за тебя везде платить. — И что это тогда? — Я тебе подарок задолжал. Считай, это оно. Мысленно оценив сумму доплаты, Яна, конечно, могла согласиться, что в целом в размеры допустимого «подарка» это укладывается. Но ей все еще было не по себе. Сейчас это деньрожденческий подарок, а завтра ей не хватит на условную серию индивов где-нибудь в Америке и Глеб снова доплатит. Как там обоснует? Авансовый подарок на следующий день рождения? Подарок на годовщину партнерства? Если они до этой даты не разбегутся, конечно. Подарок на попадание в финал Европы? Черт. В груди заворочалась мысль все же обратиться к папе — он ведь против-то не будет. Просто совесть Яну загрызет за очередную денежную просьбу. Вероятно, стоит поговорить с Аллой Витальевной, чтобы ей дали индивы с кем-нибудь из Юниоров: к Детям она явно не готова, а с этими можно поработать. Других способов зарабатывать больше пока что она не видела — с образованием ничего решить не могла до сих пор, а без него она едва ли в чем-то была специалистом кроме своего вида спорта. Непроизвольно стиснув в руке бутылку воды, Яна отвернулась к своему окну. Сейчас она, возможно, примет «подарок», но дальше надо было что-то решать. Определенно.***
Визиты в Одинцовское Глеб не любил. Хотя, само Одинцовское тут было не при чем, как и просторный трёхэтажный дом, отстроенный еще его дедом по отцу, от которого у Глеба остались вполне теплые воспоминания. В этом доме Глеб провел детство и, в сущности, это детство было не самым плохим. Вот только после смерти деда отец стал приезжать сюда чаще, а позже и вовсе решил, что жизнь за городом лучше, чем в центре Москвы. В результате, из простого загородного жилья дом в Одинцовском стал фактически семейной резиденцией. Так что визиты сюда теперь были визитами к семье. А это то, к чему приходилось неделями готовиться и потом еще столько же отходить. В сущности, Глеб сюда приезжал редко: в основном по каким-то крупным поводам, которые по какой-то причине не отмечали с размахом в московских заведениях. Например, годовщину свадьбы родителей. В отличие от дней рождения этот праздник они предпочитали отмечать дома, в кругу друзей семьи — то есть в компании двадцати-тридцати человек, а не трехсот. Но сегодняшний повод был совсем другим. И для кого-то он бы показался ничего не значащим, но для Глеба и всей его семьи — практически эпохальным событием. Младшая сестра собиралась сегодня представить родителям своего бойфренда. Нет, в его семье не было культа знакомства с избранником — и уж тем более с каждым временным партнером. Родители считали, что дети уже достаточно взрослые, чтобы самостоятельно устраивать личную жизнь. Грандиозным сегодняшнее событие стало по другой причине: двадцатипятилетняя Лиза за всю жизнь с парнями встречалась лишь четыре раза. Три из них были еще в старшей школе, один — где-то на втором курсе универа. Все эти отношения длились едва ли дольше двух месяцев, и никого из своих бойфрендов знакомить с семьей Лиза не пыталась. Раз она решила это сделать, значит, здесь что-то посерьезнее внезапного увлечения. Правда, об этом бойфренде Глеб услышал впервые вчера, когда сестра попросила приехать, но не то чтобы они слишком уж активно общались в последние пять лет. Сестра по уши погрузилась в науку, и ее родители-то практически не видели, хотя она с ними жила. А уж сфокусировавшийся на своей спортивной карьере Глеб, приезжающий в Одинцовское четыре раза в год, тем более. Он любил сестру. Но не настолько, чтобы общаться с ней двадцать четыре на семь. И даже каждый день созваниваться для него было перебором. Так что, оставляя машину в гараже и входя в просторный холл, Глеб определенно испытывал некоторое любопытство. Правда, оно мощно придавливалось общим дискомфортом от пребывания здесь. На него давило все: предстоящее общение с отцом с предсказуемыми темами, потенциальный чужой человек за столом, эти стены, которые напоминали о том, чего уже нет и не будет. Определенно Глеб бы предпочел остаться в баре или пораньше приехать домой и банально лечь с каким-нибудь фильмом в гостиной, нежели вовлекаться в очередной театр лицемерия. В малой столовой, где обычно семья собиралась для обедов и ужинов, если не было никого постороннего, его уже ждали. Подавив удивление, что для вечера накрыли не в большой гостиной (так быстро возвели неизвестного парня в ранг своих?), Глеб коротко кивнул сидящему во главе стола отцу, поцеловал руку расположившейся рядом матери и про себя отметил отсутствие сестры. — Часы потерял? — произнес хмурый отец, сверля взглядом Глеба. — Судя по всему, не только я, — хмыкнул он, непрозрачно намекая на то, что место Лизы пустовало. Как и ее бойфренда. — Лиза ждет этого своего, — обрубил отец. Похоже, непунктуальность потенциального зятя его тоже не радовала. Что ж, не только сын разочаровывающий, даже приятно. Глеб мысленно поставил плюсик неизвестному бойфренду сестры и сел справа от отца, напротив матери — как всегда ухоженной настолько, словно это был не семейный ужин, а как минимум прием у королевы. В отличие от отца, мать явно была рада его видеть. Ее карие глаза потеплели при взгляде на сына. — Вы все же готовитесь на Россию? — поинтересовалась она, делая аккуратный глоток минералки. Глеб собирался ответить, но вместо него это сделал отец: как всегда, с раздражением в голосе. — Лучше спроси, как они едва не пролетели мимо России. В этом было одно из самых ярких отличий между родителями: если мать действительно интересовалась спортивной карьерой сына, то отец скорее интересовался тем, как громко можно будет хвастаться его успехами. А если хвататься нечем, стремился старательно втоптать его в грязь. Потому что в его понимании только так можно было привести ребенка к победе. И пусть сейчас Глеб отчасти был согласен с формулировкой отца — они действительно едва не пролетели, особенно с латиной, пусть в итоге и оказались в полуфинале — это последнее, что он хотел сейчас слышать. Его результаты — это исключительно его результаты. И Яны. Едва ли отец имел право сюда лезть. — Саша, — с намеком процедила мать, касаясь тонкими пальцами крепкой руки отца, лежащей на столе. Тот только поджал губы, не сводя с Глеба хмурого взгляда. — Не пролетели же, — с показным равнодушием кинул Глеб отцу. — Стоит ли тебе заботиться о моих высоких результатах, если ты хочешь, чтобы я оставил спорт? Да, мам, — он сместил взгляд к матери, — готовимся. Но только с одной программой. — Колено? — со вздохом уточнила она. Глеб кивнул. Восстановление шло не так быстро, как ему хотелось бы. Тем более что он сам сделал очень рискованный шаг: вместо того, чтобы спокойно и медленно наращивать нагрузку до февраля, в январе вступил в сумасшедшую гонку. Прооперированный сустав еще не был готов включаться в напряженную работу, и пусть Глеб старался щадить ногу, едва ли это было возможно в той степени, в которой требовалось. Поэтому, в сущности, он также списывал их результаты на Москве на собственное танцевание — он работал вполсилы, чтобы не разрушить все на старте. Как бы ему ни хотелось сказать, что проблема только в Яне — особенно на латине, — в ее перерыве, нервах, неумении собраться, он сам сейчас тоже был не в лучшей форме. Поэтому то, что они вообще прошли, прекрасно. А то, что оказались в итоговой таблице не так высоко, все же связано с ними обоими. Разве что отцу на это явно наплевать. — Лучше б с таким рвением работал, — пробурчал отец, за что получил еще один раздраженный взгляд матери, но на этот раз не оставил без ответа: — Не смотри так, это ты его убедила, что он и так все получит. Глеб мысленно закатил глаза. И снова одно и то же. Этот спор он слышал, наверное, лет с десяти, неоднократно. Всегда одни и те же фразы, одни и те же аргументы и обвинения, один и тот же сценарий. — Не тебе об этом говорить, — холодно отозвалась мать, делая еще один глоток минералки. Она непрозрачно намекала на то, с какой легкостью отцу досталось место в компании. Пусть и сам он всякий раз это отрицал. — Я не просил твоего отца… — Всего лишь выслуживался перед ним. — Аня! В голосе отца зазвучал металл, хотя не такой жесткий, как Глеб мог слышать в свой адрес. Ссориться с матерью всерьез отец опасался — настолько, чтобы это превратилось в грандиозный скандал. Он слишком хорошо знал, что мать не будет терпеть в свой адрес оскорблений и криков, и расплатиться за это придется не только разводом, но и местом в компании. Порой Глеб гадал, что же из двух последствий для отца страшнее на самом деле. Несмотря на то, что он все же видел нечто похожее на любовь между родителями, это определенно были не те возвышенные и прекрасные чувства, о которых говорилось в книгах, фильмах и песнях. Это был какой-то их извращенный вид. Неизвестно, до чего бы дошла ссора на этот раз — хотя явно победила бы снова мать, — если бы не хлопок двери внизу. Послышались приглушенные голоса. Родители тут же замолкли, приняли приветливый вид и обратили внимание к арочному проему. Глеб неохотно сделал то же и повернулся вправо, чтобы увидеть, как сестра в сопровождении молодого человека среднего роста поднимается по лестнице. На миг внимание Глеба сфокусировалось на том, что Лиза была непривычно для всех одета в платье. Пусть и в классический футляр с длинным рукавом, но все же в платье. С момента, как она поступила в универ, а потом пошла на стажировку и попала в НИИ на работу, ее вся семья видела исключительно в джинсах и темных футболках — «практично», как она поясняла. А на семейные праздники она приходила в брючных костюмах, потому что слишком привыкла к этому. Так что сейчас сестра определенно разбивала шаблоны. Но следом взгляд Глеба перешел на ее спутника, и мозг несколько секунд пытался отрицать то, что увидели глаза. Игорь был последним человеком, которого Глеб ожидал увидеть рядом с младшей сестрой. Да еще и здесь, в родительском доме. И судя по тому, какой взгляд на него кинул Игорь, он очень даже знал, куда идет и с чьей сестрой встречается. Если вообще встречается. Кажется, у него будет очень долгий разговор с Лизой, когда еще не начавшийся ужин закончится. Просиявшая при виде брата Лиза едва не кинулась его обнимать — это Глеб заметил по тому, как дернулись ее плечи и корпус, но все же сдержалась при родителях. Вместо этого она крепче сжала руку Игоря в своей. — Мам, пап, познакомьтесь, это Игорь Юдин, мы встречаемся. Игорь, мой отец — Александр Яковлевич, мама — Анна Алексеевна. Глеб наблюдал, как Игорь с искусственной улыбкой подходит, чтобы пожать руку отцу, изобразить поцелуй над протянутой кистью матери. И едва сдержал порыв вмазать ему вместо того, чтобы аналогично протянуть руку для рукопожатия, когда Лиза переключила внимание ухажера на него. — Глеб, мой брат. Старший, — то ли на нервах, то ли специально добавила она. Очень хотелось верить, что Игорь примет это замечание к сведению. Подавив отвращение, Глеб вытерпел двухсекундное рукопожатие и порадовался, что сестра села рядом с ним, а вот ее кавалер — напротив. Выдерживать этого человека справа от себя Глеб бы долго точно не смог. Он и так гадал, сколько протянет в этой атмосфере. Может он и вырос в таких лживых и напряженных ужинах, но это не значило, что они ему нравились.***
Этот мучительно раздражающий ужин длился больше часа. Родители с энтузиазмом знакомились с Игорем, который с лживой вежливой улыбкой на лице рассказывал о своих спортивных успехах, об участии в родительском бизнесе — его мать владела крупнейшим ретейл-холдингом — и о планах на будущее. Безусловно, в эти планы он аккуратно вплел и Лизу, отчего та краснела и порой прятала взгляд в бокале минералки: сестра принципиально не пила. А вот Глебу все больше хотелось прекратить растягивать единственную порцию коньяка, который, впрочем, радостно бы заменил на виски, и напиться. Останавливало то, что он не планировал оставаться на ночь, а уезжать хотелось бы на своем авто. Ну и то, что если он напьется, есть риски не сдержать себя и все же выставить вон Игоря. Глеб никак не мог понять, что тот здесь делает. Это однозначно не ой-какое-неожиданное-совпадение. Чтоб из всех живущих в Москве мужчин Лиза обратила внимание исключительно на бывшего жениха Яны — это судьба (которой нет) должна оказаться конкретной стервой. В такие совпадения Глеб не верил. Да и сам Игорь не выдал ни капли изумления, увидев Глеба. Он точно знал, куда идет. Поэтому вопрос — зачем это все. В стратегию «вернуть Яну» это вписывалось плохо. Точнее, Глеб конечно мог бы понять, что это просто такой гениальный план «сыграть на ревности», но для этого можно было выбрать абсолютно любую девушку. Вряд ли Яна знала Лизу, чтобы это что-то для нее значило. Скорее все это что-то должно было значить для самого Глеба, но пока кроме раздражения от того, что этот невменяемый человек оказался возле сестры, он ничего не испытывал. И никаких логических цепочек выстроить не мог. К моменту, когда подали десерт — любимую сестрой панакотту, лимонный тарт и какие-то непонятные пирожные, — Глеб уже перекрутил в голове с десяток разных сценариев и предположений и устал вслушиваться в разговоры за столом. Его самого в беседу вовлекали редко, только где-то в той части, когда Игорь делился своими спортивными достижениями, и Лиза радостно сообщила, что брат-то у нее тоже спортсмен. Игорь кинул на него полный ехидства взгляд, впрочем, замаскированного якобы искренним интересом. Глебу пришлось коротко подтвердить слова сестры, ответить на вопрос о количестве медалей («много» — потому что едва ли считал) и устраниться из беседы, чтобы «ответить на звонок» — которого не было, но кто ж подтвердит, если телефон в кармане. К началу второго часа этого милого семейного общения, когда по основным темам прошлись, и мать что-то спросила у отца по работе, Глеб положил на стол вилку, которую с минуту просто крутил в руке, и устремил тяжелый взгляд на дегустирующего тарт Игоря, хотя первую фразу адресовал сестре: — Как заботливый старший брат я просто обязан пообщаться с твоим новым ухажером. Выйдем? Игорь хмыкнул и отложил десертную вилку. — Давай. Мать кинула на поднявшегося Глеба вопросительный взгляд. Он коротко качнул головой, чтобы она не волновалась, и все же чувствовал ее беспокойство, пока выходил из малой столовой. Похоже, она ощущала его напряжение и, вероятно, поняла причину. Точнее, не то чтобы поняла, но угадала, что ему почему-то не понравился ухажер сестры. Определенно не стоит оставаться на ночь — иначе будут лишние вопросы. Миновав полутемные коридоры, Глеб вышел в правое крыло, где под стеклянным куполом располагался любимый зимний сад сестры. Игорь следовал за ним. Здесь обычно не гуляли слуги, и до малой столовой было достаточно далеко, чтобы даже разговор на повышенных тонах не доносился. Как бы сильно Глеб ни желал выставить Игоря, прямо сейчас показывать свой настрой всем он не хотел. Сначала требовалось понять, что здесь вообще происходит. Пройдя дальше от входа, туда, где росли карликовые гранаты, которые Лиза откуда-то привезла, Глеб остановился и развернулся. Игорь держался в трех шагах от него: расслабленно, засунув руки в карманы свободного блейзера, с раздражающей насмешкой на лице. Это самое лицо очень хотелось попортить, но следовало сдерживаться. — Интересно у тебя получается преследовать одну девушку, твердя ей о сумасшедшей любви, и встречаться с другой, — прокомментировал ситуацию Глеб, склонив голову набок. — Боишься, что наставлю рога твоей сестрице? «Рога» бы Лиза пережила. Пусть она и не была прожженной сердцеедкой и редко с кем-то заводила отношения, она не была и слишком ранимой девочкой. Правда, то, что она так серьезно подошла к знакомству с родителями, немного напрягало. Но все же, нет, — если Лиза узнает о Яне, она скорее просто бросит Игоря и все на этом. — Пытаюсь понять, в какие игры ты играешь, — честно сообщил Глеб. Он не любил все эти «политические фразы», когда для того, чтобы узнать что-то, собеседники плели какую-то паутину из метафор и сравнений на полчаса. Хотя можно было просто задать один чертов вопрос. — Игры тут у тебя — с Яной. Глеб с искренним недоумением приподнял брови. Это последнее, что он ожидал сегодня услышать. Помимо того, что он не ожидал это услышать от конкретного человека. Что Игорь мог знать? При условии, что обо всем, касающемся договоренностей с отцом, знали только сам Глеб и отец. Ну и сама Яна — отчасти. — А я тут при чем? — Думаешь, я не знаю, что вы трахаетесь? Не просто ж так она вернулась, еще и в день свадьбы. Вот почему мне этот ваш мерзкий спорт не нравится, — раздраженно сплюнул Игорь. Все стало ясно. Как минимум — половина картины. Типичный представитель той части населения, которая уверена, что все партнёры в парном спорте обязательно спят. Этап романтических или просто интимных отношений действительно проходили многие, это неизбежно случается у большинства. Однако нередко очень быстро заканчивается. И достаточно пар, которые остаются просто друзьями, строят отдельно семьи. Как там вела в отношениях себя Яна, конечно, Глеб не знал. Но судя по тому, что городил Игорь сейчас, он любил строить домыслы на пустом месте. Счастье, что домыслы он строил только в одной плоскости. — Думаю, что фантазия у тебя богатая, — наконец прокомментировал эти заявления Глеб. — И что теперь это в любом случае не твое дело. — Это всегда будет мое дело. Яна всегда будет моей. Он даже не отрицал, что все еще собирался ее вернуть. Даже не пытался строить из себя безумно влюбленного в одну женщину. Это настораживало. — Вот интересно, — протянул Глеб, наблюдая за сменой эмоций на лице собеседника: злость мешалась с раздражением, уверенностью и какой-то непонятной решимостью, — что, по-твоему, мне мешает рассказать все сестре? Без понятия, зачем ты внезапно стал вокруг нее крутиться, но она едва ли станет встречаться с человеком, который бегает за другой девушкой. — Попробуй. Россия станет для вас последним турниром. Для вас обоих. — Угрозы пошли? — Дружеские советы. С такими друзьями и врагов не надо. Скрестив руки на груди, Глеб напомнил о главном: — Зачем тебе моя сестра? — А зачем мужчине женщина? То ли Игорь догадывался, что Глеб включил диктофон на айфоне, еще когда выходил для «разговора», то ли просто не желал говорить чего-либо слишком уж компрометирующего, но фразы он отбивал неплохо. Пока весь этот диалог едва ли можно было для чего-то использовать. И это раздражало. — Для этого можно было выбрать любую женщину. Но ты выбрал Лизу. Зачем? — Не можешь представить, что в твою сестру можно влюбиться? — Очень даже могу — по количеству ухлёстывавших за ней парней. Не могу представить, чтобы из всех женщин в Москве ты с какой-то радости выбрал именно ее просто по чистой случайности. — Ты же слышал нашу историю знакомства. Что это, если не судьба? — Хорошо спланированная сцена. Игорь прожигал его насмешливо-злым взглядом. Глеб отвечал полным равнодушием, хотя вмазать по лицу собеседника хотелось все сильнее. Он мог до утра заниматься этой словесной пикировкой, только толку было мало. В случайность истории он совершенно не верил — только в притянутость за уши. Где этот ненормальный тип и где научные конференции, на которых якобы он столкнулся с Лизой? Да он слово «наука» последний раз явно видел в школе, в учебнике. Полным идиотом Игоря назвать было трудно, но человеком, который интересовался наукой, еще труднее. — Если ты что-то сделаешь Лизе, я тебя закопаю, — спокойно предупредил Глеб. Игорь расхохотался. — Сил не хватит. Сам быстрее инвалидом станешь. — Я не собираюсь марать об тебя руки, — врукопашную их силы были не равны, это Глеб прекрасно знал: у них была разная специфика спорта, разная масса, разное владение телом, и новые травмы ему действительно были ни к чему, но кроме обычной драки существовали и другие способы навредить противнику. — Застрелишь? Попробуй. Потонет вся твоя семейка. В то, что папаша Игоря бы отомстил за сыночка, Глеб не сомневался. Услышав фамилию, он догадался, с чьим сынком имеет дело — Артур Юдин, член Совета Федерации. Это легко объясняло, почему Игорь свято верил в свою неприкосновенность. И, вероятно, почему Яна ничего не делала с его ненормальным поведением. Возможно, ее опасения были не напрасны. Но просто сидеть и смотреть, как Игорь что-то плетет перед его носом и вовлекает в это абсолютно непричастную ко всему Лизу, Глеб не собирался. — Идем, друг, — хмыкнул он, направляясь к выходу из зимнего сада; поравнявшись с Игорем, он несильно толкнул его плечом. — А то Лиза точно решит, что я с тобой что-нибудь сделал. С сестрой явно придется пообщаться наедине, но не сегодня.