***
Определенно Яна плохо понимала, на что подписывается, когда на Москве все же сказала Глебу «да». Расписанный на словах путь до конца календарного года выглядел пугающе, но где-то внутри еще жила наивная надежда, что все не так страшно. В конце концов, сумасшедший ритм соревнований друг за другом когда-то ей был знаком. Но в том и проблема, что «когда-то». И почти никогда он не был настолько невероятным. Полторы недели назад, в середине марта, они летали на Grand Slam в Польшу, через пять дней у них International в Румынии. А сегодня с шести часов утра они находились в Ленточке, и Яна вспоминала, какое это невероятное «счастье» танцевать с одной тридцать второй, да еще и с редансом — первый отборочный тур повторяли. На латину заявились сто тридцать семь пар, поэтому начальные отборочные были невыносимыми — в самом первом туре было девять заходов, по пятнадцать-шестнадцать пар на каждый. Между танцами в итоге можно было едва ли не вздремнуть: по крайней мере, именно так это ощущалось для Яны. В первом туре многие из тех, кто рассчитывал минимум на полуфинал, а потому осознавал, что тусоваться тут до позднего вечера, примерно так и делали: оттанцевали самбу — прилегли на пластиковые стулья, прикрыли глаза. За один заход до своего поднялись, оттанцевали чачу и снова туда же. И так как минимум до одной восьмой. Здесь уже осталось лишь шестьдесят пар, всего (после начальных-то туров) четыре захода. Так что между своими заходами Яна с Глебом уже даже стали отрабатывать спорные куски вариаций: в своем попадании минимум в четверть оба не сомневались. А вот дальше стоило поднапрячься. Дальше Игорь вполне мог вставить палки в колеса — их слив в шаге от полуфинала уже не выглядел бы так кустарно, как в шестнадцатой, поэтому все могло быть. Однако, вопреки опасениям Яны, в четверть они прошли и даже оказались в полуфинале. Дожидаясь, пока Глеб поправит сетку, которая при надевании вечно норовила оказаться в самых разных местах под боди, и параллельно натягивая через собранные кисти узкие мелкие браслеты на каждое запястье, Яна пыталась отбросить от себя наивную надежду на то, что они еще и в финал попадут. Это было бы идеально для их дальнейших планов, но все шло слишком гладко — так не бывает. Не потому что они финала недостойны, а потому что сдаваться — не в стиле Игоря. — Надо к Рите подойти, убрать немного длину, — заключил Глеб, закончив с ее платьем и встав за левым плечом, чтобы осмотреть итог через зеркало. Яна оторвала взгляд от браслетов и подняла голову. — Слева? Прямоугольник сетки был пущен через правое плечо на манер тоги, поэтому справа он практически ничего не прикрывал, зато слева оба конца свисали ниже колена. Несмотря на то, что у них было две примерки платья до расклейки и после, причем в динамике, Яна колебалась относительно итоговой длины. И сейчас, на удивление, Глеб с ней согласился. Осталось только Риту найти в этой суматохе: как и всегда на вечернем отделении, прибавилось количество зрителей, и затеряться в общей зоне — за пределами раздевалок и предназначенных для спортсменов коридоров — было слишком легко. Накинув олимпийку на платье, Яна пробиралась через собравшихся людей в холле вслед за Глебом, крепко цепляясь за его руку. Рита с ее запоминающимся черным каре обнаружилась у окон, что-то поправляющей в костюме юниорской пары. Рядом с ноги на ногу переминалась еще одна девочка — кажется, тоже юниорка. Спортсмены массово переодевались на полуфиналы, и те, кто тоже шил новое специально для России, в этом перерыве осаждали швей. Стоя рядом с Глебом в ожидании своей очереди, Яна по привычке осматривала людей: не из какого-либо интереса, а просто чтобы не пялиться в одну точку и не стоять над душой у Риты. Больше же ничего любопытного рядом не происходило: кто-то перекусывал, кто-то болтал, кто-то (дети, в основном) эмоционально делился чем-то с родителями — вероятно, результатами отборочных. Кто-то общался по телефону, кто-то на нем играл. До начала вечернего отделения оставалось минут пятнадцать, и те, кто прошел, пытались хоть немного отвлечься и максимально воспользоваться этими жалкими минутами. Понимающая, что у них будет примерно полчаса до начала своей категории — сначала оттанцуют Ю-2 и Молодежь, Яна подумывала что-нибудь перекусить. Скорее всего из буфета, потому что все взятое с собой практически закончилось. А от оставшихся шоколадок уже тошнило. Но аппетит моментально пропал, стоило зацепить взглядом знакомые темные, идеально уложенные волосы, и высокую фигуру. Непроизвольно придвинувшись ближе к Глебу, как всегда стоящему за ее левым плечом, Яна уговаривала себя отвернуться. Но Игорь словно чувствовал ее — даже в такой толпе: прошло несколько секунд и их взгляды встретились. На когда-то любимом, а теперь ненавистном лице расцвела вызывающая тошноту улыбка. Оцепенев, Яна молилась, чтобы он ушел. И все еще не могла отвести взгляд. В ушах зашумело. Игорь чуть склонил голову набок, сверля ее глазами. Он определенно знал, какой эффект производил на нее, и был доволен этим. Ему нравилось, что она боится. Нравилось, что осознает — она никуда не может от него деться. И вдруг его улыбка превратилась в гримасу отвращения, а взгляд скользнул куда-то выше. Вокруг Яны словно разбился какой-то невидимый кокон: звуки стали громче и четче, тело перестало ощущаться чужим. И она почувствовала тепло на талии, а потом и слева возле уха: — Идем. Рита освободилась. На непослушных ногах подходя к швее, наконец сменившая фокус внимания Яна медленно осознавала, что Игорь увидел жест Глеба. И, на удивление (для его поведения в общественных местах) не смог скрыть недовольства. Несколько минут, что Рита колдовала над длинным краем сетки, периодически прося Яну с Глебом выполнить параллельные джайва, где были прыжки, Яна чувствовала на себе тяжелый взгляд. Она могла поспорить, что Игорь никуда не ушел. Впервые он не просто заявился на соревнования, но и так открыто находился здесь, позволял ей его видеть. И это сильно нервировало. Когда Рита, взмахнув ножницами в последний раз, наконец их отпустила, Глеб сразу же осмотрел холл — Яна была уверена, что в поисках Игоря. Однако тот, на ее радость, исчез. Вряд ли, правда, насовсем. Но сейчас это определенно было к лучшему: стычка между мужчинами могла им навредить и очень сильно. Вот только теперь на спокойный полуфинал надежд почти не было. Выходя об руку с Глебом на самбу, Яна себя чувствовала как тогда на Москве: такой же скованной, находящейся под непрерывным наблюдением. Ей казалось, что Игорь в зале. Наблюдает и ждет ее провала. Их не пустят дальше. — Смотри на меня, — тихо напомнил Глеб, когда они перешли к ча-ча-ча. На всех контактных позициях он мелкими, не связанными с вариацией жестами постоянно возвращал ее внимание к себе. Знал или чувствовал, что она никак не может забыть о существовании бывшего в одном с ними пространстве. Видел ее отстранённость. И по опыту понимал, как это может сказаться на результатах. Стандарт они провалили во многом именно из-за ее состояния. Из-за ее неумения — точнее, куда-то потерявшегося умения — отсечь все, что не касалось танца прямо сейчас. Она была эмоциональной дурой. И сейчас повторяла свои ошибки. Глебу это определенно не нравилось. В перерыве после ча-ча-ча, пока дотанцовывал последний заход, Глеб заставлял Яну прогонять частями вариацию. В основном теми частями, где было много поворотов: там требовалась максимальная концентрация, поэтому мозг и нервная система или переключались на движение, или тело просто валилось с оси. Это отвлекало, вот только ненадолго. И стоило Яне остановиться, выдохнуть, размять стопы, на нее снова накатывало оцепенение. — Игорь не один умеет влиять на судей, — сообщил Глеб, обнимая ее в ожидании начала румбы, пока все пары их второго захода выходили на паркет, и крайне интимно для зрителей касаясь губами ее виска. — Не люблю эти методы, но раз уж твой бывший к ним прибег, придется тоже использовать. Озадаченная Яна хотела уточнить, что это значит и ожидать ли ей, что им теперь за какую-то выложенную астрономическую сумму сегодня медаль на грудь наденут, но не успела — музыка все же заиграла. Пришлось начать счет и оторваться друг от друга. Вопросы пришлось отложить аж до перерыва перед джайвом, потому что пасодобль они танцевали в первом заходе, так что даже не уходили с площадки. Только пульс восстановили, и новая мелодия. А там вообще зевать некогда, вступать с первого удара надо. К джайву же Яна и вовсе забыла о тех фразах. А когда, наконец, вспомнила — уже после завершения полуфинала, Глеб криво усмехнулся и сообщил, что ничего особого не имел в виду. Никто им медаль вручать просто за договоренности не будет. Просто надо было как-то ее расслабить. Так и не решившая, испытала она облегчение (не очень-то хотелось побеждать чисто за деньги) или раздражение, Яна стукнула Глеба в плечо щеткой для обуви, которой в этот момент чистила подошву, и устало опустилась на деревянную скамейку. Ладно. Может, метод даже рабочий. Она и правда несколько расслабилась на последние танцы. Но теперь ее снова снедала нервозность. Раз Глеб на самом деле ни на кого не влиял, им, по всей видимости, готовиться к «малому финалу». Тоже неплохо, однако это ставило крест на Европе. WDSF не подаст заявку на их пару при таких результатах. Расстегнув ремешки босоножек, Яна закинула ноги на скамью и принялась руками разминать стопы. Конечно, можно было побороться за тройку в «малом финале», но все равно это едва ли так же результативно. С другой стороны, тогда она спокойно завтра отдаст Глебу деньги за платья — на Мир тратиться не придется. Все к лучшему. Наверное. За минут десять она себя почти убедила, что, в сущности, катастрофы не произойдет, если они не окажутся в семерке финалистов. В конце концов, в этом году она-то на Мир не рассчитывала. Это у Глеба были какие-то наполеоновские планы. Ей и России полуфинальной хватит. И можно будет, наверное, тогда в Румынию-то не лететь. Или лететь? Португалия с Европой же отменится. Рассуждения прервал вернувшийся Глеб, выглядящий таким довольным, словно им уже допуск на Мир вручили. — Наш перерыв будет подольше, — сообщил он, пристраиваясь рядом и перехватывая ее правую стопу: ему массаж давался определенно лучше. Порой даже Яна думала, что этот его талант — компенсация за его отвратный характер вне соревнований. — В смысле? — моментально расслабившись от божественных ощущений в горящих стопах, она не сразу обработала мозгом сказанное. — До нас «малый» танцует. — Подожди. Что? Так ты все-таки на кого-то влиял? — она сощурилась, сбитая с толку. У нее просто не было другого объяснения. Чего ради тогда Игорь здесь? Явно не для того, чтобы поздравить ее с отличными результатами: это ему еще на первом году отношений надоело. Он преследовал свои планы, а они шли вразрез с ее спортивными целями. И если они все же прошли в финал, каким-то образом попытки Игоря провалились. Все же, у Глеба был подход к судьям? — Поверить в то, что мы танцевали на финал, не получается? — хмыкнул Глеб. Поймав скептичный взгляд Яны, он коротко рассмеялся и, судя по тому, что он переключился на разминку своих плеч, завершил разговор. Встав на ноги, она принялась озадаченно катать стопами шипастый шарик. В голове все еще не укладывалось происходящее, где-то должен был быть подвох. Но замутненный тяжелым днем разум никак не мог понять, где именно. Дико хотелось лечь, а еще лучше — поспать. Но нужно было настроиться на самый важный тур. На попадание в тройку Яна даже не надеялась, но раз они в финале, то их прямая задача оказаться как можно выше. От этого зависит все. И для него, и для нее. — Не думать о том, что от тебя не зависит, ты не умеешь? — наконец прервал молчание Глеб и, протянув руку, ухватил ее за правое запястье, чтобы потянуть к себе. Пришлось подчиниться и сделать несколько шагов, чтобы в итоге снова сесть в паре сантиметров от него. Его пальцы все еще сжимали ее запястье. — Проблема в том, что это не зависящее в итоге может сделать зависящее — бесполезным, — честно созналась Яна. Она и вправду ненавидела ситуации, которыми не может управлять. Не то чтобы ей было важно все контролировать, но она привыкла, что может многое. Привыкла к тому, что в спорте результат все же в большей степени зависел от ее усилий. Даже при всей необъективности их судейства жесткие сливы были редкостью. Раньше ей приходилось максимум смиряться с тем, что она не встанет на пьедестал, потому что места в нем расписаны на ближайшие лет пять — пока некоторые пары не перейдут в Профессионалы, в другую федерацию или не уедут в другую страну. Сейчас же она опасалась, что ее могут и в полуфинал не пропустить, что было абсурдом. И насколько хорошо она станцует, роли не играет. — Своими нервами ты делаешь себе только хуже. Ты на стрессе замедляешься и блокируешь тело. Для кого-то это дополнительный адреналин, а для тебя — кандалы. Тебе нельзя паниковать, нельзя волноваться. Только не на соревнованиях. По крайней мере, если хочешь побеждать. Не привыкшая слышать от него столько слов сразу, Яна даже не нашлась с ответом в первую минуту. Это помимо того, что она оказалась ошеломлена его достаточно точной характеристикой ее поведения в стрессе. Не то чтобы ее было так сложно читать — по ее мнению, и все же… Глеб в очередной раз доказывал, что он внимательнее, чем хочет казаться. К ней или в целом — Яна пока не поняла. — Я никогда столько не волновалась на соревнованиях, — тяжело сглотнув, произнесла она. — Но Игорь и его поведение… это какой-то сюр. Он доказал, что может влиять на результаты. А сейчас это сказывается не только на мне. Наверное, отчасти, причина была в этом. Ее проблемы влияли не на нее одну. И если в паре с Ромой она тревожилась слабо, то с Глебом, зная, что для него оказался катастрофически важным выход на Мир,.. Все усложнялось. Груз ответственности стал невыносимым. — Я не хочу стать причиной, по которой ты не попадешь на Мир, — она озвучила это, возможно, даже не для него, а для себя. Чтобы наконец облечь в плоть основную причину беспокойства. Да, она бы не оценила, если бы Игорь угробил ее спортивную карьеру. Но две сломанные жизни — это хуже. А для Глеба, похоже, это именно крах всего. Когда он обхватил ее лицо ладонями, Яна вздрогнула. И ощутила острую потребность сбежать, но едва ли могла пошевелиться. — Ты предупредила меня о своем бывшем еще в январе, этого достаточно. Я решил, что мы встаем в пару, значит, вопрос его махинаций — моя забота. Твоя — работать и показывать максимум. Даже если мы не попадем на Мир, ты не будешь причиной: если только не расслабишься на соревнованиях или не начнешь витать в облаках своей паранойи, как делала это на Москве. У нее было ощущение, что серые глаза в нескольких сантиметрах от ее собственных, гипонотизируют. Смысл сказанного до сознания дошел, но с запозданием и словно нехотя. Кажется, с нее снимали ответственность. За что? Ах да. Игорь. Бывший внезапно показался какой-то туманной дымкой, которая развеется, стоит на нее подуть. Незначительным. Да и не только он. Все вокруг было незначительным, пока она вот так сидела и наслаждалась теплом кожи к коже и что-то пыталась найти в глазах напротив. Или нашла. Яна сама точно не понимала. Несколько секунд растянулись в бесконечность. Разбившуюся стеклянной крошкой от почти оглушающего звонка телефона в сумке рядом. Глеб убрал руки, развернулся, чтобы достать телефон, — лицу стало холодно. И не только ему. Яна вся зябко поежилась и тряхнула головой, сгоняя странное оцепенение. Им надо готовиться, до финала всего ничего. Кажется, она еще левую стопу не промассировала. Соскользнув со скамьи, Яна обернулась к Глебу, чтобы уточнить время, и замерла: он сжимал телефон у уха так крепко, что костяшки пальцев побелели, а лицо превратилось в каменную маску. Что бы ни говорил неизвестный ей абонент, это что-то Глебу очень не нравилось. Он отвечал отрывистыми «да», «да», «понял», «да», и почему-то с каждой секундой тревога внутри Яны нарастала. Время, протянувшееся до момента, когда Глеб завершил звонок, показалось вечностью. Хотя вряд ли он проговорил дольше трех минут. — Что произошло? — Лиза в больнице. У Яны кровь отхлынула с лица. Она бы очень хотела думать, что все это какая-то нелепая случайность, что произошел несчастный случай. Но после того, как Глеб ей рассказал об «отношениях» Игоря и Лизы, она была готова к чему угодно. И это «что угодно», похоже, случилось сейчас. — Что с ней? — сорвавшимся голосом, уточнила Яна. Смотрящий перед собой Глеб молчал несколько секунд, словно очень долго, неохотно обрабатывал ее фразы. — Черепно-мозговая. Перелом ребер. Ее будут оперировать. Дрогнувшими руками Яна расстегнула олимпийку. Скинула на скамью, повернулась к Глебу спиной. — Расстегни. Он заторможенно повернулся. Прошло еще несколько секунд, прежде чем прозвучал его вопрос: — Что? — Платье расстегни. Я сама не разденусь. — Зачем? — Предлагаешь ехать так? — Яна обернулась через плечо и нахмурилась: Глеб продолжал стоять, сжимая телефон в руке. — Куда ехать? — В больницу, блин, — Яна развернулась полностью и обхватила ладонями лицо Глеба, заставляя смотреть на себя. — У тебя сестра в больнице, — складывалось подозрение, что он эту мысль еще не осознал, и потому сейчас так странно себя ведет. Несмотря на ее руки, Глеб слабо качнул головой. В серых глазах все так же не было ничего кроме пустоты. — У нас финал. У Яны воздух из легких выбило от ошеломления. Она все сильнее убеждалась, что у Глеба шок. — Какой к черту финал?! У тебя сестра в больнице! — И именно этого твой Игорь добивался. На нее словно ведро колотого льда высыпали. Глеб не был в шоке. Глеб, черт бы его побрал, все очень четко анализировал. И каким-то непостижимым образом умудрялся сохранять адское спокойствие, когда сама Яна, вообще лично не знакомая с Лизой, была готова уже спихнуть все вещи в чемодан и скакать к машине. Потому что она чувствовала удушающую вину перед его сестрой. Перед девушкой, которая вообще была не виновата во всей истории Яны с Игорем, но пострадала и, похоже, серьезно. Мало было того, что в это вовлекся Глеб. Но Лиза-то не имела никакого прямого отношения к Яне. Однако Игорю хватило наглости затронуть и ее. Отвращение к бывшему жениху становилось все сильнее и невыносимее. — Но если с ней… — все же снова заговорила Яна, совершенно не понимающая, как он может рассуждать о соревнованиях, когда явно не безразличная ему сестра попала в больницу. Игорь бы не просчитался. Он бы не трогал человека, который ничего для Глеба не значит. Но нет. Игорь просчитался. Только не в отношении Глеба к сестре, а в отношениях между ними. В том, как именно сам Глеб принимает решения. В том, как расставляет приоритеты. Его ответ одновременно и пугал, и в чем-то восхищал. — Она не в реанимации. Не на грани. Ей делают операцию, сейчас я там не нужен. И она бы себе не простила, если бы я из-за нее снялся с финала. Она знает, как это важно. Все еще не убравшая с его лица ладоней Яна ощутила, как он стиснул зубы, как напряглась его челюсть. Серые глаза все еще ничего не выражали и смотрели куда-то мимо Яны. Но внутри он явно был зол. Вероятно, было бесчеловечно так думать, но у Яны промелькнула мысль, что было бы прекрасно, если бы эта злость перешла в энергию, на которой он бы смог оттанцевать финал. Это бы еще ярче подтвердило — Игорь просчитался.***
Почти до самого начала финала у Взрослых Глеб просидел в раздевалке почти без движения и в полном молчании. Лишь раз он вставал на несколько минут, чтобы пройтись бесцельно туда-сюда, и снова сел. Яна его не решилась трогать. Вместо этого она вздремнула пятнадцать минут на жесткой лавочке, потом размялась, прикончила четвертый за день протеиновый батончик. И только когда услышала голос ведущего, объявляющего начало финалов, перевела взгляд на обратившегося камнем Глеба. Она думала, что придется как-то его приводить в чувства, но он поднялся на ноги даже раньше, чем она успела сформулировать какую-то фразу. Вставая и идя следом за ним в зал, Яна осторожно уточнила: — Ты в порядке? Глеб только сухо кивнул, не размениваясь на лишние слова. Яна подавила усталый вздох. Хотелось верить, что он действительно в норме — насколько это возможно, и определенно шокирующая новость не повлияет на их результаты. Впрочем, опасаться, похоже, стоило скорее за свое эмоциональное состояние. Остановившись рядом с Глебом неподалеку от выхода на паркет, пока ведущий вещал что-то стандартно-возвышенное про семь лучших пар, выдержавших сегодняшнюю гонку, и все такое, Яна осматривала зал, который за пару часов заполнился очень серьезно. Пустующие места на трибунах еще встречались, а вот столики оказались заняты полностью. Где-то — тренерами, чьи воспитанники уже оттанцевали, поэтому можно просто насладиться финалами, а не стоять у паркета и контролировать процесс. Где-то — представителями компаний-спонсоров: пару знакомых лиц из финансового и страхового секторов Яна распознала — потому что сидели они недалеко. Где-то — просто людьми, которые пришли с комфортом в виде шампанского и закусок получить эстетическое удовольствие. А еще за столиком обнаружился человек, которого Яна предпочла бы здесь не видеть хотя бы на финале — и никогда не видела, будучи с ним в отношениях. Переговаривающихся с каким-то молодым мужчиной Игорь с довольным видом крутил в пальцах бокал шампанского. И с каждой секундой вызывал все больше омерзения. Омерзения, которое стало особенно ярким, когда Игорь нашел ее взглядом среди их маленькой толпы финалистов и улыбнулся. Чуть крепче сжав кисть Глеба, который держал ее за руку для выхода, Яна кивнула головой вправо: — Кажется, Игорь не удивлен, что мы еще здесь, а не в больнице. Ведущий объявил начало финала, и пары стали распределяться по паркету. Ничего не ответивший Глеб неспешно вывел Яну на середину длинной стороны, где, к счастью, никого не было — и к не меньшему счастью, довольно далеко от Игоря. И только после этого, встав перед Яной и удерживая ее руки в своих несколько мгновений, произнес: — Он хочет, чтобы мы пролетели. Хочет выбить из равновесия. Спорю, что ради этого он и на место за столиком не поскупился. — Не исключаю. — Он получит зрелище, — мрачно усмехнулся Глеб. — Только вряд ли оно ему понравится. Не до конца понимая, о чем он, Яна мысленно отсчитывала конец текущего квадрата музыки, пока Глеб отходил на пару шагов назад, чтобы вступить на начале нового. Но уже на первых тридцати секундах самбы все поняла. Когда на зигзагах, в закрытой позиции, смотря Глебу в лицо, задохнулась от абсолютно непривычного с его стороны взгляда. Когда на пивотах он непривычно аккуратно и чуть плотнее, чем требовала фигура, прижимал ее к себе. Когда после променадного бега вывел в два поворота и позицию и остановился в миллиметрах за ее левым плечом, слишком провокационно проводя ладонью вверх по ее правому обнаженному бедру. Когда на параллельных вместо того, чтобы просто оставаться рядом, норовил ее коснуться. И почти всегда — оголенной кожи: бедра, талии, плеча. Везде, где можно было установить контакт — физический или зрительный — Глеб это делал, хотя обычно предпочитал чаще взаимодействовать с залом или судьями. Он знал, что именно больше всего выводит из себя Игоря. И играл на этом — уверенно и настойчиво. Даже когда музыка начала затихать, что означало окончание танца, Глеб удержал Яну за запястье на несколько секунд, прежде чем отпустить в поворот и поклон. И почти сразу же протянул ей руку, чтобы сплести их пальцы и увести ее в другую часть зала для подготовки на ча-ча-ча. В течение катастрофически короткого перерыва Яна боролась с желанием посмотреть в сторону Игоря и увидеть его реакцию. Вместо этого приходилось фокусироваться на стоящем в шаге от нее Глебе, в грудь которого упиралась ладонью, и напоминать себе, что это все — вынужденный спектакль. Но было до ужаса интересно, кого он представляет на ее месте. Настю? На третьем такте зазвучавшей мелодии Яна стала отдаляться от Глеба лок-степами назад, собираясь дальше уйти в низкую позицию, а потом в их параллельные роллы. Но Глеб неожиданно поймал ее за кисть, вынуждая длинными шагами вернуться к нему. — В веер, спираль и дальше иди по вариации, — тихо уронил Глеб, когда они почти соприкоснулись корпусами. К чему это было, Яна поняла только спустя три такта, когда Глеб снова стал менять движения. Только на этот раз — свои, пока она продолжала изначальную вариацию. Он менял большую часть тех моментов, где они были вынуждены расходиться — чтобы сейчас сохранять больше контакта. Чтобы исключить взаимодействие с залом. Чтобы не дать ей отдалиться больше, чем на два-три шага, не выпускать ее руку дольше, чем на «ча–ча—раз». Там, где Яна по вариации резко вырывала руку и стремилась всем телом отдалиться, уйти, Глеб сразу же реагировал сближением и контактом если не в кистях, то с остальным ее телом. Демонстрируя полную невозможность любого разрыва этих полутораминутных отношений. К концу второго танца Яна начала в это включаться. Подстраиваться и оживать. Настолько, что в перерыве перед румбой спешно вспоминала, где и что может изменить, чтобы усилить эффект от этого шоу. И совершенно не удивилась тому, что в этом коротком перерыве, меняя место на паркете, Глеб вывел ее ближе к столику, где сидел Игорь. Не настолько, чтобы его мотив выглядел слишком уж очевидно, но достаточно, чтобы Игорь мог все рассмотреть в деталях. Отходя от Глеба, чтобы встать в исходную, выводя левую ногу в сторону и поворачивая голову влево — туда, откуда должен был подойти Глеб, со слабой улыбкой на губах Яна подавляла идею кинуть косой взгляд на Игоря: он находился четко на линии. Она бы многое отдала за то, чтобы увидеть, как будут меняться эмоции на его лице следующие полторы минуты. Потому что сейчас она повторяла то же, что делала на Москве — из-за матери, перед матерью. Только теперь — для Игоря. И теперь этот театр с ней разделял по своему желанию и Глеб. Разделял, когда она выходила в низкую позицию, выводя переднюю ногу на подъем, и он в выпаде склонялся перед ней — поклонялся единственной женщине, которая существовала в эти полторы минуты. Разделял, когда осторожно, крепко и нежно прижимал ее спиной к своей груди, заставляя вытянуться от кончиков пальцев до запрокинутой к его плечу головы. Разделял, когда выводил в тройку шене, ловил за кисть и шел к ней, зовущей лишь взглядом и поданным к нему корпусом. Разделял, когда обходил ее, не сводя с нее глаз, пока она смотрела на судей, и возникая перед ней, старался полностью забрать ее внимание себе. Разделял, когда оказывался за ее спиной и разворачивал ее к себе уверенным касанием к плечу. Разделял, когда она, пойманная в его руки, отклонялась назад, выгибалась в спине на пределе возможностей, и он возвращал ее скольжением ладоней по пояснице вверх, заставлял их обоих соприкоснуться лбами и смешивать дыхание. Разделял в каждом ударе, в каждой секунде и в каждом шаге. Неизбежно возвращаясь к ней, если приходилось разойтись. Компенсируя каждое отстранение — долгим касанием. Под гул успокаивающегося пульса в ушах и затихающей музыки обхватив лицо Глеба руками и чувствуя его ладони на своих кистях, ощущая, как смешивается их дыхание, Яна была готова поспорить, что Игорь бы с удовольствием их обоих сейчас убил. Ей не требовалось даже смотреть на него, чтобы знать его эмоции. Впрочем, следуя за Глебом на пересечение длинной и короткой стороны, чтобы встать на пасодобль, Яна все же мазанула взглядом по Игорю. И прикусила щеку, сдерживая довольную улыбку. Даже с этих десяти метров она могла видеть, в каком он бешеном восторге. Она определенно постарается сохранить у него эмоции. Правда, не на пасодобле — после трех полных невероятной страсти танцев ей требовался хотя бы небольшой отдых. Хоть и назвать отдыхом пасодобль было практически невозможно. Тем не менее, следующие полторы минуты Яна наслаждалась тем, что в финале всего семь пар и поэтому максимум свободного пространства, а значит, минимум рисков с кем-нибудь столкнуться. Тем, что ей не нужно искать в себе нежность, любовь, страдание и прочие прекрасные чувства. И тем, что вероятность внезапной импровизации минимальна: слишком уж четко надо следовать нестандартному счету. Падая спиной на колено Глеба в конце второго акцента, Яна сожалела, что эта передышка длилась так недолго. А потом еще сильнее сожалела — что как-то подзабила последние недели на йогу и на массаж, потому что ноги гудели и ощущались тяжелее килограммов на десять каждая. Требовалось собраться на самый последний и самый выматывающий танец, а она слишком перенапряглась — не только сейчас, но и в целом за неделю. Пытаясь размять голеностопы, пока они с Глебом ждали начала мелодии джайва, Яна уговаривала себя выдержать еще немного. Не потерять скорость, не смазать четкость и интенсивность киков, не потерять ось в поворотах. Нужно было сохранить тело еще ненадолго. И довести их игру до конца. Видимо, ощущая ее перенапряжение и усталость, дважды Глеб выдерживал более длинные паузы в движениях, чем требовал изначальный счет, позволяя ей отдышаться. И пару движений все же заменил, хотя импровизация в джайве им давалась так себе — на высокой скорости менять вариацию и подстраиваться друг под друга было тяжело. Тем не менее, сейчас это все прошло… более-менее. Настолько, чтобы успеть несколько раз поймать слишком пристальный, слишком личный взгляд Глеба — фальшивый, безусловно, фальшивый, созданный лишь ради этого спектакля, — ответить тем же, доиграть. Хотя, черт бы все побрал, к середине второй минуты, которая казалась десятой, Яна могла лишь пытаться делать дыхание глубже и контролировать ноги. Когда музыка начала затихать, и Глеб обнял ее за талию, соприкоснувшаяся с ним лбом Яна, прикрывая глаза, жалела, что не может прямо тут упасть. Пульс определенно подлетел до двухсот. Ноги дрожали. Ведущий что-то говорил, зрители на трибунах и за столиками аплодировали. Следовало расцепиться и выйти на поклон, когда больше всего хотелось просто вот так стоять, пока не станет легче. Стопы горели огнем, когда Яна, закончив вращение, раскрыла руки в поклоне. Картинка перед глазами смазывалась. Ее сил едва хватало поймать руку Глеба и выйти еще на один поклон уже в другую сторону и, наконец, вцепиться в локоть Глеба, чтобы покинуть паркет. Туда, где можно хотя бы рухнуть на скамеечку и просто сидеть, уперевшись каблуками в пол и не чувствуя давления на стопы. Туда, где можно не чувствовать полный ярости взгляд Игоря. Игоря, до которого, похоже, дошло, что его действия не сделали им — их результатам — хуже. По крайней мере, злости Глеба и впрямь хватило, чтобы оттанцевать финал. А спустя двадцать минут, когда закончились все подсчеты и прошло награждение Юниоров и Молодежи, выяснилось, что злости Глеба и распаленного раздражения Яны хватило на то, чтобы забрать бронзу. Пусть и с очень небольшим отрывом от четвертого места. Искусственно улыбаясь в камеру фотографа, снимающего ровный ряд награжденных пар, Яна кинула взгляд в сторону опустевшего столика. Кажется, кому-то не хватило самообладания на то, чтобы остаться до конца.