Creep

Клэр припарковала машину у моего дома. Всю дорогу мы молчали. Я думал о Коуле, о своей грёбаной жизни и о том, что происходило между мной и Клэр. "Что вам от меня нужно, лейтенант?" Действительно. А что мне нужно от неё? В день нашего знакомства я отдал бы все, лишь бы избавиться от нее. От этого невыносимого андроида-следователя, который пробовал у меня на глазах кровь жертвы, нашел девианта по щелчку пальцев и расколол его на допросе тогда, когда никакие уговоры людей не могли заставить его говорить. Когда Клэр пыталась сократить дистанцию, заводя со мной разговоры о музыке, о моем прошлом или о коллегах по работе, я вовсе не воспринимал ее как собеседника. Ощущение было такое, словно я прохожу интернет-анкетирование, которое должно определить мой темперамент или выявить у меня склонность к неврозу. Всё это так и не сдвинулось бы с мертвой точки, если бы не тот случай на крыше. Обдумывая его вечером того же дня, я пытался понять, почему она не бросила меня и не продолжила погоню. Было ли это определено её программой: в первую очередь жизнь человека, потом расследование? Ведь, если вдуматься, я вполне мог выкарабкаться. И не такое со мной происходило на выездах. Тогда-то и тронулся лёд. После этого момента на крыше все изменилось. Сначала не очевидно, но потом все сильнее и сильнее. Я мог поклясться, что дело было не только в моём восприятии. Сама Клэр будто становилась человечнее, живее. То сближение между нами, которое я ощутил, когда она спасла меня, сбивало с толку и оставляло после себя десятки вопросов. Принимают ли андроиды сложные решения? Могут ли они пойти наперекор программе? И если да, то что тогда в глубинном смысле отличает их от нас – живых людей? Их тело из металла и пластика? Приняла ли Клэр решение спасти меня вопреки программе? А если это так, то значит ли это, что она понимает ценность человеческой жизни? Я был в тупике. И мне казалось, что Клэр задается теми же вопросами, что и я, только с другого ракурса и так же не находит ответов. Я чувствовал себя таким жалким дураком, осознавая, что привязываюсь к ней. Что хочу обсудить с ней музыку, поговорить о человеческой душе, рассказать о прошлом. Дать понять, что я на грани самоубийства, чтобы она могла меня спасти. Это было невыносимо, и я выбрал самый очевидный выход, который закрывал на время любую проблему и снимал любую боль – я напился. А всё, что произошло дальше... Поцелуй. Ну зачем я ее поцеловал?! От этой мысли каждый раз я стискивал зубы, и мне хотелось разрушить все вокруг себя. Хотелось приставить пистолет к ее голове и выстрелить. Или покончить с собой. Лишь бы больше ни о чем не думать, ничего не чувствовать. Но самое ужасное, что за этими мыслями пряталась другая. Их скромная, тихая старшая сестра, которую я не заметил с самого начала. Которую я не хотел замечать. Я был отвратителен себе, когда наконец, впустил в себя эту мысль, позволил ей сказать свое слово после событий в клубе Рай. Клэр нужна мне больше, чем кто-либо за последние три года. Я так давно отстранился ото всех и вдруг я подпустил к себе кого? Андроида? Она была одной из тех, кого я прежде ненавидел. А теперь, я так не хотел ее терять, что начал бояться момента, когда дело будет закрыто, и она уйдет, оставив меня один на один с собой. В невыносимом одиночестве, где никому нет места. Кроме неё. Я ощущал себя всё более потерянным, будто жизнь тащила меня куда-то, и я не мог ничего сделать. Как человек, которого привязали за верёвку к лошади и пустили ее вскачь по пустыне. Все моё тело было разбито о камни, и в завесе пыли и песка я ничего не мог разглядеть. Ничего не решал. Я должен был проявить мужество, если хоть капля его ещё осталась в моей угасающей душе. Не то мужество, которое требуется, чтобы закрыть собой напарника от выстрела или пойти на переговоры с убийцей, который держит пистолет у виска ребенка. Другое мужество – отпустить то, что до́лжно отпустить. "Пора с этим кончать, – подумал я. – Завтра же откажусь от дела, верну жетон и пусть всё идёт к чертям!" Я открыл дверцу, собираясь выйти из машины, и вдруг Клэр осторожно спросила: – Мне зайти к вам или уехать? Я замер на несколько секунд. В голове моей была пустота. Оглушительная, как водопад, пустота. Что я должен ей ответить? Я знал. Я должен был попросить ее уйти. Нет! Приказать ей проваливать подальше. Ведь что будет, если она сейчас останется со мной? К чему это приведет её? Меня? Нас? Я точно знал, что должен ей сказать... но ответил, как последний трус: – Это тебе решать, Клэр. А потом вышел из машины, захлопнул дверцу и направился к дому. *** У людей есть выражение "звенящая тишина". Так вот тишина, которая повисла в машине, после того как лейтенант Андерсон вышел, громко хлопнув дверцей, была именно такой – звенящей. Казалось, весь мир за пределами машины замер в тревожном ожидании чего-то. Ждала и я. Ждала, что сейчас наступил момент, когда я приму решение. Ждала так, словно решение должно прийти извне, как команды, которые формулировала для меня программа. Но как и в машине, внутри меня была такая же звенящая беспокойная тишина. "Это тебе решать, Клэр", – сказал лейтенант, прежде чем оставить меня один на один с собой. Насколько бы все было проще, если бы он просто сказал мне, что делать! Следовать за ним или убираться прочь. Я положила руки на руль. Моя разумная часть подсказывала мне, что уйти – лучший вариант. Но что-то иное кричало во весь голос: "Нельзя уходить! Разве ты не видишь, что ты сейчас нужна ему?!" И можно было бесконечно балансировать между ними, но я приняла решение. Я вытащила ключи из замка зажигания и вышла на улицу. Было темно и свежо, и я очень отчётливо прочувствовала этот момент: ощутила его прохладу и сырость своей кожей, втянула запах мокрого асфальта, влажной земли, прислушалась к далёкому монотонному шуму большого города, который едва достигал этого места и тихому шелесту поредевшей кроны дерева где-то на заднем дворе. Я сделала первый нерегительный шаг, будто через силу, и остановилась в сомнениях. Казалось, что-то разбивалось во мне с каждым движением, приближавшим меня к Хэнку. Ещё один шаг. Ещё. Осколки моей программы падали мне под ноги, мне было больно шагать по ним, но я шагала. И наконец, когда я достигла двери дома, вся та уютная и безопасная оболочка, что защищала меня от свободы воли, осталась позади. Теперь я была сама по себе. Но я не была одинока. Я повернула ручку и открыла дверь... *** Дверь я не запер. Снял куртку, повесил на крючок и направился на кухню. В доме стоял собачий холод. На полу лежали осколки стекла. Я и забыл, что окно разбито. Но мне было плевать. Ощущение было такое, что с того момента, как Клэр нашла меня здесь без сознания, прошла целая вечность, а не несколько часов. Я изучил несколько бутылок виски, нашел среди них единственную не пустую и плеснул себе алкоголя в грязный мутный стакан. Сойдёт. За спиной негромко хлопнула дверь. Клэр всё-таки решила остаться. У меня защемило в груди, но я не мог понять, что чувствую: страх, надежду, боль, радость? Ее шаги приблизились. – Лейтенант. Вам не стоит больше пить сегодня, – мягко сказала она. Я вздохнул, закрыл глаза и замер, тяжело опершись руками на стол. Я больше не мог пошевелиться, слишком устал... Клэр положила одну руку мне на плечо, развернув меня к себе, а другой взяла стакан из моей руки и поставила на стол. Мне вдруг стало так тяжело дышать от ее близости. Что-то росло внутри меня, заполняя все пространство моего опустошенного тела, и мне начало казаться, что я вот-вот взорвусь и умру, и утащу за собой в могилу Клэр. Я должен был это остановить. – Клэр... Я с ужасом понял, что мой голос дрогнул. А к горлу поднялся комок. Нет, я не мог сейчас зарыдать. – Все будет хорошо, – сказала она, обняла меня и осторожно поцеловала сначала в лоб, потом в щеку. Наконец, ее прохладные губы коснулись моих. В этот момент я понял, что теряю контроль, но было слишком поздно. Волна цунами накрыла нас с головой. Нельзя было дышать. Нельзя было ни на мгновение останавливаться. Это был вопрос жизни и смерти. И наши движения были резки, как судорожные попытки крошечного человека справиться с мощью ненасытной стихии. Мои губы сами отвечали на ее поцелуй, мои руки срывали с неё пиджак, подхватили ее лёгкое тело, смели со стола бутылки и бокал с невыпитым виски. Я уже не мог остановить себя, усаживая ее на стол, целуя, стягивая брюки с худых прохладных бёдер. "Что я делаю? Что я делаю?!" – кричал я сам себе. Мои ребра будто обвил тугим обручем удав, и они трещали, держа последнюю оборону. Пытаясь уберечь обезумевшие от страха и боли сердце. Но это был билет в один конец без остановок, без стоп-крана... Двери захлопнулись, поезд тронулся, и я был внутри. Клэр крепко прижимала меня к себе, и мы двигались в такт ускоряющемуся ритму моего сердца. Пространство вокруг содрогалось. Её тело было единственным, за что я мог ухватиться в этом бушующем безумии. И я держался за нее так, что казалось, могу раздавить ее своей судорожной хваткой. Меня захлестывали эмоции. То, что я так долго пытался удержать в себе. Гнев, боль, отчаяние... Весь этот яд готов был покинуть моё тело, мою душу, освобождая меня для чего-то нового. Мне нужно было всего лишь отпустить его. И я отпустил... Впервые за долгие годы я покинул безлюдную холодную и серую станцию, которая уже стала мне домом. Я удалялся, оставляя за спиной перрон, покинутый моим сыном уже давно. А я безнадежно ждал его тут месяц за месяцем, год за годом. И я не смог сдержать рыдания, которые прорывались из меня, не хотел их сдерживать. Я освобождался, и ощущение свободы опьяняло и давало покой, который не дал бы мне ни весь виски мира, ни пистолет, разряженный в висок... *** Хэнк тяжело дышал, утнувшись лицом в моё плечо. Его хватка ослабла, но я по-прежнему крепко обнимала его, чувствуя, как содрогается его тело. Всё кончилось. И всё только начиналось... Прошло не меньше минуты, прежде чем он мягко отстранился и посмотрел на меня. Я боялась смотреть ему в глаза. Боялась увидеть в них разочарование, сожаление. Он взял меня пальцами за подбородок и поднял мое лицо. Наши взгляды встретились. Лишь на пару секунд, прежде чем он прижался лбом к моим губам. Я ощутила на ключице его теплое дыхание. – Спасибо, Клэр... – почти шепотом сказал он. – Ты спасла меня. Снова. Я не могла подобрать нужных слов и просто обняла его чуть крепче. Может, я спасла Хэнка. А может, Хэнк спас меня? Я не знала ответа на эти вопросы, но я чувствовала внутри новое особенное чувство. И когда я спросила себя: "Это ли то самое чувство, которое девушки из клуба Рай называли любовью", – ответ сам пришел ко мне. Ответ, не заложенный в моей программе. Ответ, который был ключом к свободе и жизни.