Святое искушение

Чонгук шумно сглатывает и, наконец, набирается сил: заносит руку над дверью и звонит. Поджилки у самого трясутся, спина давно вспотела, а грим, не будь он водостойким, уже давным-давно потек бы. — Бля, ну наконец-то. Я думал, он уже никогда не родит, а мы так и простоим весь вечер на улице, — недовольно тянет Юнги. Чимин косится на него с явным неодобрением и нервно ведёт плечом. — Если бы ты сейчас помог ему хоть немного, мы бы управились быстрее! — цыкает он. — Барашек, скажи мне, ты сейчас серьезно? Чтобы я, да кому-то помог? Только в твоих мечтах! — Так это была твоя идея прийти сюда! — заводится с полуслова Пак. — Если бы не ты, мы бы все сейчас сидели дома, в тепле и безопасности! Юнги морщится, вздыхает, а на его лице показывается вся гамма негативных эмоций, начиная от отвращения и заканчивая раздражением. — Скажи мне, вы все такие тупые, или ты особенным родился? Я — зло, Чимин-и, — шепчет Мин, подходя к своему напарнику как можно ближе, дыша на ухо ему разгоряченно и рвано, — я делаю только плохое. Чонгук сбежал на вечеринку к старшеклассникам — это плохо, это моя заслуга. А все остальное меня абсолютно не ебет. Гук ведь поддался искушению. — А-ангелы не рождаются, — заплетающимся языком бормочет Чимин. — М-мы появляемся из добрых и светлых человеческих желаний и мечтаний. Вот я появился из… — Честно говоря, мне откровенно похуй, — обрывает его Юнги, почёсывая затылок. — Но знай одно, барашек, когда-нибудь все люди поддадутся искушениям и плотским желаниям, и тогда больше не родится ни один ангел! Юнги добавляет к этому страшное «бу» и показывает свои длинные, острые клыки. Вот они уже реально пугают Чимина, в отличие от всего этого бреда, что любит нести Юнги. Пак ёжится и отходит от демона на безопасное расстояние, а то мало ли что ему придет в голову. Демоны все странные. Хоть люди и любят говорить, что «Пути Господни неисповедимы», — это совершенно не так. На небесах у ангелов все просто: возлюби своего человека и помоги ему. И Чимин, как добропорядочный ангел, старался, как мог. Неудача в учебе? Ангел поднимет твой дух и направит тебя, чтобы ты готовился усерднее. Первая любовь? Просто прекрасно! Ангел примет эти чувства и полюбит твоего избранника, как тебя самого, только если любовь эта чистая и целомудренная. К сожалению, влиять на «чужих» людей Чимин не мог: для этого существовали другие ангелы. Поэтому, если Чонгук натыкался на плохого человека, Чимин мог только попытаться оградить его от него, убедить, что это того не стоит. Но тут уже появляется этот самый Мин Юнги. Вот чьи пути действительно неисповедимы. Пришёл, напакостил (накосячил) и ушёл. А Чимину это все потом разгребай. Да он же смотреть не может на слёзы своего подопечного, а плачет он в последнее время слишком часто, благодаря Юнги. И главное, зачем? В таких случаях Мин обычно заливисто смеётся, или просто пожимает плечами, с ухмылкой наблюдая за очередным проебом Чонгука. — Ставлю свои рога, что Чонгука сегодня, наконец, трахнут, — замечает демон. — Во-первых, этого не будет! Чонгук-и не настолько глуп, чтобы делать это здесь, сейчас и с… с… — Чимина буквально коробит только от имени этого ужасного ухажёра, пускай это и неправильно. — И вообще, зачем мне твои рога?! — Ну как же, — мурчит Юнги и вновь подкрадывается к нему, подобно хищнику, охотящемуся на свою жертву. — Они довольно чувствительные. Но не сравнятся с твоим нимбом, правда? Он тянется руками к голове Чимина, чтобы потрогать его ангельское достояние, но Пак шарахается в сторону, прячась от цепких лап демона. — Не трогай! Нет, не смей! Юнги давит широкую лыбу, но слушается, что несказанно удивляет. За дверью слышится какой-то шум, отличный от музыки, копошение и чьи-то шаги. Хранители одновременно устремляют на неё свои взгляды, но, когда она открывается, а в проходе показывается нечто с истошным воем, вскрикивает и дергается только Чимин. Вернее, он не просто вскрикивает, он истошно орет и по привычке цепляется за Юнги, пытаясь спрятаться за его спиной. — Сладость или гадость?! — рычит нечто, пока Чонгук заливисто хохочет. Юнги, скептически оценивая, смотрит на шутника в дешёвом самодельном костюме. Крыльями он заботливо, насколько это возможно для демона, прикрывает Чимина, пока тот отходит от шока. — Отличный костюм, Хоби-хен! Ты вылитый зомби! — подмечает мальчишка, улыбаясь во все свои двадцать восемь зубов (кое-кто ещё слишком юн и совсем не мудр для остальных четырёх) — Как ты узнал, что это я? — раздасованно бурчит Хосок, стягивая с себя зелёную уродливую маску. — Просто настоящие зомби никогда не улыбаются. — А настоящие феи не бывают такими чертовски милыми, — подмигивает парень, пропуская его вперёд. — Все тебя уже давно заждались, где же ты пропадал? Чимину на это оставалось лишь язвительно (для ангела) фыркнуть. Хосок всегда казался ему рассудительным человеком с ясным умом. А потому ему казалось, что он никогда не примет предложение участвовать в сим мероприятии. — Я кое-что принёс, хен, — заговорщически шепчет Чонгук и аккуратно достаёт бутылку виски, припрятанную им во внутреннем кармане джинсовки, что так не подходит к его зелёному платью лесной феи. Чимин смотрит на Чонгука, затем на Юнги, затем снова на Чонгука, а брови его так нелепо дёргаются, что Юнги не может удержать вырывающийся наружу смешок. — Ты… Ты! — вскрикивает Чимин. — Ты заставил принести его это! Да как ты посмел?! — Пак пребывает в настоящем гневе, сжимая свои ангельские кулачки. — Барашек, это же вечеринка! — разводит Юнги руками. — Ой-ей-ей, ну и что ты мне сделаешь? Скажешь, что алкоголь — это грех? Или, может быть, хмм, отругаешь меня? «Бог все видит, Юнги, бог тебя накажет», да? У Чимина от всех этих насмешек лицо окончательно багровеет. В таком виде ему, если бы он был человеком, и костюм бы не понадобился — все бы приняли его за помидор. — Нет-нет, постой! — поднимает Юнги палец и скалится. — Ты, наверное, сейчас меня побьешь, да? Накинешься с кулаками и накажешь такого плохого и злого меня, да, Чимин-а? Если что, мой ангелочек, я люблю пожёстче, так что приложи все свои силы, чтобы правильно наказать меня. — Юнги, ты… ты… Да чтоб у тебя язык отсох! — Не надейся, мой милый. Он всегда будет таким же мокрым и горячим. Чимин хмурится, поджимает губы, затем отворачивается вовсе, будучи обиженным на демона-грубияна. Дурак он. Все эти разговоры с Юнги были опасны: он вечно пытался выбить Чимина из колеи своими пошлыми фразочками, двусмысленными жестами, грубыми шутками и прочим. Ангел же старался максимально избегать этого, ибо своей реакцией он будет только подпитывать Юнги. Демоны, они такие: им перо в рот не клади — все крыло откусят сразу. А если похоть ещё была и юнгиевой специализацией, то пиши пропало… Стараясь не думать о похабных вещах (ведь Юнги наверняка поймёт это, почувствовав новую, совсем не ангельскую энергию внутри него), Чимин перевёл взгляд на своего подопечного. Тот уже, кажется, вполне себе освоился, и обстановка вечеринки ему нравилась. А Чимину только и оставалось, что кусать губы: он-то надеялся, что громкая музыка, пьяные танцы и воздух, пропитанный запахом алкоголя и сигарет, отпугнут юного и чистого Гуки. — Намджун-хен, Джин-хен, отличные костюмы! — восторженно кричит мальчишка и машет подходящим двоим. — Спасибо, — мягко кивает Сокджин, оставляя бокал на журнальном столике. — Мы с Джуни решили попробовать что-то новенькое. Но правду ведь говорят, противоположности притягиваются, правда? — А ещё мы так решили сделать потому, что ты самый настоящий ангел, Джин-а, — мурчит Намджун, притягивая свою пару к себе и двусмысленно поглаживая его бедро, обтянутое белыми брюками. — Ну, крылья, крылья поломаешь, Джун! С ночью всех святых, Чонгук-а, — кричит Сокджин вдогонку, пытаясь отодрать от себя уже порядком захмелевшего парня. Чонгук только легонько кивает ему и идёт вперёд, заставляя своих хранителей следовать за ним. Чимин молчит, дуется, пытается смотреть только вперёд, на Чонгука, а совсем не на темноволосое исчадие Ада рядом с собой. — Намджун классный косплей сделал, вылитый демон, — бурчит он себе под нос, но Юнги его прекрасно слышит. — И совсем не похож, хуйня какая-то, а не косплей. — Да нет. Выглядел он таким же придурошным и стремным, как и ты. — А вот у Сокджина совсем непохоже вышло, — язвит в ответ Мин. — Получилось красивее, чем оригинал. Эти слова больно колют в самое сердце, и это сразу же отражается на лице ангела, как бы он ни пытался это скрыть. Чимин для Юнги — открытая книга, простенький журнал, но никак не головоломка. Он словно игрушка, с которой демон забавляется, как ребёнок. Только дети часто ломают свои игрушки в порыве игры. Чимина, конечно, не сломать, но играть с ним Юнги будет до тех пор, пока Пака у него не отберут. — Сегодня, вообще-то, ночь всех святых! — замечает ангел. — Серьезно? Нет, блять, день всех грешных! — вновь пускает желчь Мин. — Ты не святой! Тебе здесь не место! — О, вы поглядите только! Хочешь меня прогнать? — он скептически выгибает бровь. — Детка, этот праздник давно принадлежит демонам. Оглянись вокруг: все курят, пьют и трахаются. Святые так поступают? Это очевидное очко в пользу демонов. — Но… но зато старые традиции все ещё сохраняются! — находит что ответить Чимин. — Вот, светильник Джека! Его ставят, чтобы нечисть не пробралась в дом. А ты — нечисть, так что проваливай отсюда! Юнги на это лишь закатывает глаза, да так сильно, что в итоге перебарщивает и потом жмурится от боли. — Ангел мой, ты тоже нечисть, по сути. Прошу это заметить. — Неправда! Нечисть — от слова нечистый. — А ты у нас разве чистый? Юнги смотрит на него, провоцирует, лезет своими когтями прямо в душу, выворачивает ее наизнанку, а Чимин не может этому противиться. Он ведь специально задаёт такие вопросы. Ему нравится видеть в глазах Чимина страх. Страх, смятение, сомнение, неуверенность, панику. Чимин знает: Юнги беспощаден, он настоящий дьявол. Будь он способен — причинял бы Чимину не только ментальную, но и физическую боль, вот только это наказуемо. А Чимин настоящий ангел? Из-за Юнги он уже давно не может ответить себе на этот вопрос. — Барашек, мы, конечно, можем уйти с тобой отсюда. Посидеть, посмотреть на звёзды, или что вы там, белые, пушистые и сопливые любите? — хмыкает Юнги. — Вот только тогда наш милый Гуки определённо будет хорошенько оттрахан на втором этаже коттеджа. Хм, постойте, а где же он? — Что? В смысле? — Чимин в панике вертит головой. — О господи, Чонгук! — Он вроде как ещё человек, — пожимает плечами Мин. Чимин его уже не слушает. Проанализировав ситуацию за считанные секунды, ангел взлетает к потолку и ястребом летит к лестнице на второй этаж. Юнги за ним еле поспевает. Они успевают заметить, как Чонгук, воровато оглядываясь, заскакивает в крайнюю дверь. Физические преграды им нипочём: Чимин с лёгкостью залетает внутрь. Картина маслом. Смущённый до красноты на ушах Чон Чонгук и вальяжно расположившийся на диване Ким Тэхен. При виде этого человека у Чимина невольно сжимались кулаки и скрипели зубы. Тэхен — самый худший человек на свете. А для Чонгука особенно. Поэтому Чимин смотреть не может, как жмурится его подопечный, повисая у этого дьявола во плоти на шее? — Ты пришёл, — говорит Тэхен своим неизменным грудным голосом и стискивает талию Чонгука в своих больших, крепких руках. — Я не мог не прийти, хен, — шепчет в ответ мальчишка и тянется для детского, совсем невинного поцелуя в щеку. Ким Тэхен. Выпускной класс, награды в спорте, уважение всей школы и чертовски (как иронично) богатые родители. Знаем таких, за свои долгие годы, несравнимые с краткой человеческой жизнью, проходили, и не раз. Для Тэхена Чонгук будет такой же забавой, как Чимин для Юнги. Только их с этим засранцем (да простит господь за такое) связывают только рабочие отношения, да и терпит он Мина через силу. А тут Чонгук сам спускается в преисподнюю. Вернее, его за ручку ведёт местный Люцифер. — Я узнаю это выражение лица из тысячи. Прекрати, когда ты так кривишься, становишься еще более уродливым, — фыркает Юнги. — Это все ты! Это все твоя вина! — Так я же ничего не делаю! Видишь? — демон показательно машет руками в воздухе, но Чимин грубо отталкивает его назад, к двери. — Если бы ты в тот день не захватил его разум, Чонгук бы не познакомился с Тэхеном! И тогда этот высокомерный идиот не заметил бы его! — Эй, прошу заметить, что я ничей разум не захватывал! Чонгук сам заинтересовался им, а я только придал ему смелости и помог забыть о «репутации» Кима, чтобы тот отбросил сомнения. Я никем не управлял. Я всего лишь выполнял свою работу. Чимин дышит загнанно, переводит взгляд с Чонгука, который уже сидит на коленях у Тэхена и буквально вылизывает его, на хладнокровного Юнги. Это он! Он — его личное проклятье, его дневной и ночной кошмар! Да если, если бы Юнги не было в жизни Чимина, все было бы намного легче! Он бы тогда так сильно не страдал! — Ненавижу тебя! — орет он во весь голос, смотря куда-то в пустоту, но никак не на Юнги. — Ненавижу тебя! Почему ты всегда все портишь, почему ты мешаешь мне жить нормально?! Глаза Юнги в короткий миг наливаются несвойственной ему краснотой, а мышцы на руках напрягаются, пытаясь удержать свои кулаки на месте. Кажется, и у него есть предел, на котором заканчиваются шутки и смехуечки. — Как же ты меня заебал! — рычит Юнги и машет своими перепончатыми чёрными крыльями, сбивая Чимина с ног потоком воздуха. — Ведёшь себя, как… Истеричка чертова! — Что ты… — бормочет Чимин, прикрывая глаза от образовавшегося ветра и пытаясь подняться с колен. Шутки кончились, когда Юнги показал своё нутро. Темная, подавляющая энергия пробиралась прямо под кожу, вызывая животный ужас. Чимин трясётся и пытается спрятаться за своими крыльями, боясь взглянуть в эту бездонную, всепоглощающую дьявольскую красноту его глаз. Юнги никогда не показывал такого себя, всегда отделывался только грубыми колкостями и лёгкими угрозами. Возможно, из-за этого Чимин и забыл, кто он такой на самом деле. Возможно, он до этого и не знал, как выглядят настоящие демоны. Юнги оказывается рядом с ним слишком быстро, и Чимин не успевает даже защититься руками, когда оказывается в кольце чертовых (да-да, на сей раз без иронии) рук. Он ждёт, что Юнги сейчас ударит его, или укусит, но когда тот целует его, жадно проникая языком в его рот и сталкиваясь своими клыками с маленькими зубами Чимина, ангел замирает. Мин целует его грубо, без всякого спроса, властно сминает его губы, заставляет подчиниться. И Чимин это делает: раскрывает рот еще шире, так, что по подбородку течёт вязкая слюна и капает на шею. Он пытается ответить на поцелуй с такой же яростью, но куда ему до такого опытного и сильного Юнги? Его язык внутри творит черт-те что, вызывая неконтролируемую дрожь в крыльях. — Так сильно ненавидишь меня, да? — ухмыляется демон, отстраняясь. — Это ведь ты сейчас меня укусить пытался, правда? — ехидничает он. — Правда! — совсем не по-божески врет Чимин, неловко обхватывая плечи демона, тянется за следующим поцелуем. Юнги позволяет ему поцеловать себя, проникнуть языком в рот, пересчитать каждый зуб, огладить небо и сплестись с чужим языком, сорвав дыхание. — Ах, клыки, Юнги! Не надо, не кусай! — скулит ангел, когда Мин несильно прикусывает и тут же зализывает пухлую нижнюю губу. — Не волнуйся, барашек, — урчит Мин, — я буду с тобой предельно нежен. — Нежный демон? Где ты видел такое? — Нигде, — хмыкает Юнги. — Зато я видел демонов, которые врут. Его руки уже оглаживают впалый живот Чимина, его крепкие, аппетитные (по меркам демона) бёдра, изредка возвращаясь на спину, чтобы коснуться таких чувствительных сейчас крыльев. Они — слабая зона Чимина — дрожат и пытаются приобнять Юнги, но сталкиваются с его собственными уродливыми чёрными. Чимина ведёт от такого Юнги. Он боялся даже представлять подобные вещи, ведь даже мысли караются, а теперь все это происходит наяву. Ему нравится эта бесконтрольная темная стихия, она уже поглотила его, и выхода нет. От осознания, что он теперь такой же тёмный и грязный, как и сам Юнги, хочется кричать и стонать в голос. Пути назад больше нет. Он пал. И только от этой мысли, от этого ужасающего предвкушения его трясёт, как в припадке. Юнги оказался его личным демоном-искусителем. Его, а не Чонгука. — Мои… Ах, Боже, не трогай там! — стонет Чимин в голос, стоит пальцам Юнги пройтись по его затвердевшим соскам под рубашкой. — Боже? — усмехается Юнги, засасывая его шею. — К кому ты обращаешься? Теперь у тебя есть только один бог и хозяин, и это я. Чимин, скажи, кто я. — Х-хозяин, мой хозяин! — вскрикивает ангел, когда Юнги разрывает белоснежную рубашку прямо на его теле и впивается своими губами в его грудь. Демон грубо обхватывает его задницу одной рукой, притягивая к себе поближе и заставляя обхватить свою поясницу ногами. Чимин хнычет, жмётся к нему, с силой сжимает его волосы на затылке, отдается этой ласке сполна и уже не скрывает своего возбуждения, трется своим напряжением в брюках о живот Юнги. — Для ангела ты слишком много врал, — шипит Юнги, резко расстёгивая его ширинку. — Ты ведь давно уже хочешь, чтобы я тебя трахнул, да? — опаляет он внутреннюю сторону бедра своим адски горячим дыханием. Чимин дергается и пытается оттолкнуть демона только для вида. На деле он действительно давно этого хочет, просто боится признаться. А теперь, когда Юнги целует его через неплотную ткань боксеров, изображает из себя невинную жертву. Но ведь и Мину такое нравится: нравится подчинять, брать силой, грубо, резко и больно. Именно поэтому ему приходится скрутить маленькие запястья ангела в своих руках, а ногами обездвижить его колени, открывая доступ к самому сокровенному. Его стояк уже давно готов разорвать собственные брюки, и демон не уверен, сколько он продержится так. Юнги хочет Чимина долго, слишком долго даже для ангела или демона. — Тебе не стоит так бояться, барашек. Я хоть и демон, но я привык дарить наслаждение, а не боль, — утробным голосом тянет Юнги, наконец приспуская бельё Чимина и еле сдерживая стон удовольствия от того, насколько Чимин тоже возбуждён. Головка покраснела, налилась кровью, а белье давно уже намокло от предэякулята. Юнги развязно, с пошлым хлюпаньем слюны слизывает его, выбивая из Пака первый в его жизни крик. Крик удовольствия. Юнги сразу же заглатывает всю длину, обсасывает горячий ствол, лижет головку, проходясь прямо по чувствительной уретре, отчего Чимина болезненно выгибает. Ангел дрожит, стонет, дергается, но руки и ноги Юнги не дают ему и шанса сбежать. — Мой барашек такой белый и невинный, — урчит демон, расцеловывая головку, — такие ласки ему, кажется, незнакомы, но не волнуйся, я всему тебя научу. — Хватит! Это грязно, не надо! — пищит Чимин. — И почему барашек? — Потому что ты весь белый и пушистый. А я злой и серый, как волк. Робкие ругательства тонут в очередном всхлипе, когда Юнги вновь с нажимом возвращается к члену, намереваясь закончить начатое. Чимин держался, как мог, был хорошим мальчиком, пытался сдерживаться. Но Юнги прекрасно видел, как поджались и покраснели его яички, полные спермы, которую нужно в срочном порядке выпустить. Одно аккуратное касание пальцами вкупе с языком, ласкающим член, — и Чимин дергается в последний раз, не успевает отодвинуться и позорно спускает прямо в рот Юнги. — Какой ужас! Это же грех! — плачет Чимин, закрывая свои глаза от Юнги. — Грех? Да, ты прав, — довольно кивает Мин. — Только почему тебе хочется еще, а? — спрашивает он, нежно трогая чувствительный, уже полувставший член. Юнги не стал дожидаться, пока Пак снова начнёт хныкать или вырываться: после оргазма он был пока что особенно спокойным. Легко перевернув ангела на живот, будто он был какой-то пушинкой, Юнги короткое время наблюдает за подрагивающими сладкими округлостями. Он не лишает себя удовольствия звонко шлепнуть их, а затем поцеловать в знак извинения. Разведя ягодицы в стороны, Юнги чуть ли не облизывается. Чимин, настоящий, а не Чимин из снов, сейчас лежит под ним, такой раскрытый и беззащитный. У Юнги слишком много желаний для того, чтобы исполнить их за один раз: Чимин просто не выдержит. Но впереди у них целая вечность, и он ещё успеет вдоволь наиграться с этим ангелочком. И жестко выебать его без подготовки он тоже успеет, а пока что нужно хотя бы попытаться быть нежным. Первый палец, смоченный слюной, входит очень легко и даже безболезненно для Чимина. Юнги двигает им медленно, расслабленно, уложив Чимина на своё колено, чтобы зафиксировать его, как следует. Вновь возбужденный член ангела требует к себе внимания, а потому Чимин начинает тереться им о ногу Юнги, жалобно хныкая. — Перестань дергаться! — строго приказывает демон, сочно шлепая правую ягодицу. — Или я сейчас прекращу. Угроза работает хорошо, и вот Чимин уже не двигается, пытается быть спокойным. Он хватается за голень Юнги и начинает выцеловывать ее, осыпать лёгкими, дрожащими поцелуями, а когда Юнги добавляет второй палец, то и случайно прикусывает ее. Два пальца внутри приносят Чимину дискомфорт, потому как он вновь начинает ерзать, слезает с них вперед, но Юнги грубо возвращает его на место да ещё и надавливает локтем на поясницу, вновь обездвиживая. — Мне больно! — шипит Чимин. — Вытащи! — Как же я могу вытащить, когда тебе это так нравится? — мурчит демон. Ангел возмущённо открывает рот, но Юнги, ухмыляясь, сгибает внутри пальцы, нажимая на особое местечко, — и все слова в момент покидают Чимина. Мин массирует комочек нервов, буквально высасывая из этого чистого тела душу, заставляет ангела метаться между сном и реальностью, бить крыльями в пол. Именно так выглядит экстаз. В этом порыве Чимин и не замечает, как Юнги добавляет третий палец и уже буквально трахает его ими, не скупясь на грубость и силу. — Надо же, наши голубки освободили нам диванчик, — замечает Мин, с хлюпом вынимая пальцы из растянутой дырки. Тэхен и Чонгук действительно уже давно переместились на кровать. Гук сводит ножки от смущения, пока Тэхен мягко надрачивает ему, гладит головку большим пальцем, размазывая смазку и осыпает его шею целомудренными поцелуями. Чимин смотрит на все это со слезами на глазах. Нельзя, нельзя, этого нельзя было допустить. — Я знаю, о чем ты думаешь, барашек, — шепчет ему на ухо Юнги и кусает хрящик клыками. — Ты думаешь, что это надо остановить, вот только это невозможно. Теперь ты не остановишь ни Гука, ни меня. С этими словами он перехватывает ангела под зад и несёт прямо на мягкий и манящий диван. Юнги садится на него, вальяжно расставляет ноги и лениво расстёгивает пряжку своего ремня, выпуская болезненное возбуждение наружу. Чимин ерзает у него на коленях и смотрит куда угодно, но только не на вставший член Юнги. — Разденься, — зачем-то требует ангел, но выходит это совсем не требовательно и не строго. — Нет. Здесь приказы отдаю я. Садись, — он кивает на свой член, прижатый к низу живота, и пару раз проводит по нему рукой, размазывая выступивший предсеменник. — Покатаю, — скалится Юнги. — Он… Он не поместится в меня, — лепечет ангел. Юнги на это только закатывает глаза и, будучи неспособным больше терпеть эту пытку, хватает Чимина за бёдра и грубо насаживает на себя. Пак вскрикивает, хватается за шею Юнги, а дырка его пульсирует, сжимает толстый член демона. Юнги протяжно стонет, опуская Чимина ещё дальше, пока член не входит до упора, до яиц, притирающихся к ягодицам. — Идеален, — рычит Мин, глядя на подрагивающего Чимина у себя на коленях. — Вот здесь тебе и место, на моем члене. Нравится, да? — он навскидку подкидывает бёдра и перемещает свои руки на чиминову талию. Чимин хрипит, царапает спину демона короткими ногтями и прячет взгляд где-то в его плече. — Нет. Смотри на меня. Смотри мне, блять, в глаза, Чимин, — требует Юнги и оттягивает свободной рукой волосы на его затылке. Взгляд Чимина туманен, там не осталось ни капли разума, одно лишь опьяняющее удовольствие. Он подчиняется, смотрит в глаза демона, наполненные кровью и гневом. Они гипнотизируют, заставляют подчиняться, ломают твою волю. Чимин теперь принадлежит только Юнги. Юнги толкается сильно, грубо, размашисто, до характерного шлепка яиц. Он даже не думает жалеть Чимина в их первый раз: регенерация у ангелов и демонов все равно сверхчеловеческая. Загоняя член внутрь, он каждый раз проходится по простате, силком выбивая из Пака болезненные стоны. Трахать Чимина — это лучшее из земных и неземных удовольствий. Юнги готов отказаться от всего, даже от поглощения душ, лишь бы ему было позволено растягивать эту узкую дырку до бесконечности. Силы и не думают его покидать сейчас, а потому он только крепче перехватывает его поясницу и начинает входить с еще большей силой. Толчки резкие, ритмичные, сопровождающиеся грязным хлюпаньем их телесных соков. Чимин не выдерживает. Для него это уже слишком. Сухими губами он шепчет, чтобы Юнги остановился, слабо бьет его крыльями, но демон и не думает прекращать. Руки и спина уже больше не держат его, Чимин чувствует, что падает назад. Юнги перехватывает его под лопатками в последний момент, привстает с дивана, но ни на секунду не останавливается. Юнги трахает его уже на весу. Стискивает в своих объятьях, а Чимин задушенно стонет ему прямо в ухо и несёт всякий несвязный бред. — Твой нимб ведь очень чувствительный, правда? — спрашивает демон, тяжело дыша. — Нет! Не надо, Юнги, не смей! — визжит ангел, вот только поздно. Юнги проходится мокрым языком по кромке нимба, и Чимин, всхлипнув, закатывает глаза, сжимается весь внутри, а живот Юнги орошается ангельским семенем. Юнги стонет в ответ и тоже не сдерживается, кончает внутрь Чимина, прокусывая острыми клыками его белоснежное крыло. — Ах, я же просил тебя, Юнги. Клыки! — плачет Чимин, носом зарываясь в холодные перепончатые крылья демона. — Прости, прости меня, больше не буду, — врет Юнги и аккуратно опускается обратно на диван, не выходя из нутра Чимина. Чимин тяжело и шумно дышит, отходит от второго оргазма подряд, пока Юнги наблюдает за ним исподтишка, довольно улыбается. Уставший Чимин красивый. Грязный и оскверненный Чимин прекрасен. Член внутри вновь твердеет, а клыки ноют от желания впиться в это чистое (пока что) тело. — Я… Что же теперь будет со мной? Я поддался искушению. Но я ведь ангел! Это невозможно! — испуганно бормочет Чимин. — Сегодня же Хэллоуин, ночь святых и нечистых. Сегодня все возможно, Чимин-и. И ты поддашься моему греху снова. И навсегда. Чимин не успевает ответить, потому что Юнги затыкает его рот поцелуем и валит на диван, нависая сверху.