Часовое Гало

«Calling the world from isolation» Расслабленный, он лежал на шезлонге, наблюдая за закатом. «’Cause right now, that the ball where we be chained» На закрытом багаже рядом с ним стоял коктейль с кубиками льда, и лежали единственная сигарета, мяч, плеер, карандаш и блокнот с зарисованным пейзажем моря. «And if you coming back to find me» Морской ветер шевелил его белые волосы, а приливные волны омывали опущенные в песок ноги. «You’d better have good aim» Он настолько отключился от мира, что либо не заметил появления Ханса, либо не придал ему значения. — Вставай, — бесцеремонно сказал ему Ханс, подойдя поближе. — У нас новые проблемы. Проповедник взглянул на него через чёрные очки и лениво потянулся. — Почему вы не можете разобраться с ними сами? У меня отпуск. «Короткая листва? О чём он? Проблемы с переводом?» Заметив, что Ханс его не понял, проповедник вздохнул. — Отдых, Ханс. В девятнадцатом веке люди начали отдыхать больше одного дня в неделю. Ханс стиснул зубы. Он ненавидел такие ситуации. — Тебе никто отдыхать не разрешал, ты нам нужен, — грубо сказал Ханс, столкнув для подкрепления своих слов коктейль, к которому потянулся проповедник. — Тц… такой хороший коктейль был. Хотя, почему «был»? На глазах Ханса разлившаяся по песку жидкость залилась обратно в бокал, и вместе с ним вернулась на багаж, в руку проповедника. У Ханса кончалось терпение. — Поднимай уже свой чёртов зад и возвращайся. Ты не можешь бросить нас в таком состоянии. Отпив коктейля, проповедник заморозил его во времени и поставил на багаж. — Я нужен вам на фото, поэтому ты зовёшь меня… — сказал он, выключая музыку, выдвигая багаж из-под оставшихся стоять в воздухе предметов и раскрывая его. Не желая опять выставлять себя дураком, Ханс промолчал. Чего он несёт, мать его? Ханс терпеливо ждал, пока проповедник накинет на себя одежду из багажа и сложит в него все вещи, включая шезлонг и коктейль. — Метко выстрелил, Ханс, — хлопнул тот его по плечу, идя прочь с берега. — Я тебя застрелю, если ты продолжишь надо мной издеваться. Я тебе не слуга и не буду плясать под твою дудку. — Да, конечно. Ты свободен, чувак, — сказал ему проповедник и улыбнулся. Ханс ненавидел эту его самодовольную улыбку. В такие моменты проповедник словно всем своим видом показывал, что знает больше него, и настолько же его превосходит. Не вина Ханса, что он родился в эпоху, которую в будущем кличут «средневековьем». — Окей, время перезагрузиться и вернуться в строй, — произнёс проповедник, поправляя плащ и убирая очки в карман. Сжав руку в кулак, он пробил разлом во времени и зашёл в межвременное пространство. Ханс последовал за ним, оставляя этот остров и 4 век позади. Летя в межвременье, они достали свои компасы и через несколько минут уже были на месте. 738383. 8473776976698383~ Как только они прошли через врата, к ним подошла Илона. Другие Искатели встретили проповедника мрачными и растерянными взглядами. — Положение? — спросил у проповедник у Илоны. — Ещё одну базу раскрыли. Есть двое выживших, но без помощи они не выберутся. Что делать? Проповедник задумался. Недавно совет обнаружил одно из убежищ Искателей и послал туда отряд пилигримов. Троим людям удалось уйти, но как только они добрались до другого ближайшего убежища, пилигримы нагрянули и в него. За последнюю неделю Искатели потеряли четыре убежища и сорок пять человек. — Слишком велик шанс, что за ними следят. Если мы спасём их, Совет может найти и другие базы, или даже эту. — Значит бросаем их? — спросила Илона. Ни в её лице, ни в голосе, не было заметно ни единой эмоции. — Да. Сейчас мы не можем позволить себе рисковать, — кивнул проповедник. Уже сорок семь человек. Илона кивнула в ответ. Насколько мог вспомнить Ханс, бывший с ними чуть ли не с первых дней существования Искателей, она никогда не оспаривала приказов лидера и никогда не колебалась с их выполнением. Абсолютная преданность. — Также, мы окончательно утратили контроль над Прядильщиком. — Пора взглянуть правде в глаза, Илона — мы и с самого начала его не контролировали, — устало произнёс проповедник. — Это всё? — Ещё нет, — тихо сказала Илона, взглянув на людей, мимо которых они шли. Ханс тоже внимательно рассматривал их, оценивая их настрой. — Лучше поговорить в центре. Проповедник едва заметно кивнул. Дойдя до главного зала, он раскрыл дверь и пройдя через неё, устало вздохнул. Оставшиеся в коридоре люди сопровождали его взглядами. — Совет взялся за нас всерьёз, да? — выдохнул проповедник. — Очевидно, — пожала плечами Илона. Кроме них в комнате уже были другие важные шишки, а также усевшиеся в уголке Пейтон и Ноа. Илона подождала, пока все рассядутся, прежде чем сообщить весть. — Час назад пришло донесение от нашего агента среди пилигримов. Совет отправил за нами ищейку. Конкретно — за тобой, — добавила она, глядя на проповедника. Среди присутствующих прокатился тихий гул перешёптываний. Пейтон с любопытством крутила головой, прислушиваясь к разговорам и, похоже, не совсем понимая, о чём идёт речь. Ноа, понимавший не намного больше, нерешительно посматривал на сидящую рядом с ним Мелати, боясь спросить. Ханс и Илона ждали, что скажет проповедник. Проповедник… думал. — Как-будто это проблема, — усмехнулся Джабари. — Даже если он найдёт эту базу, мы можем выставить против него… — Нет, — отрезал проповедник, даже не глядя на него. Он поднял взгляд своих разномастных глаз, зелёного и оранжевого, и медленно обвёл им всех присутствующих. — Чтобы вы понимали… Обычный рядовой пилигрим может прикончить любого человека в этой комнате, кроме меня и Пейтон. Ищейка — перебьёт нас всех. Раньше, чем мы поймём что происходит. Сидящие в зале люди притихли. Сложив пальцы домиком, он продолжил: — Их задача состоит в охоте на сильных химер и тех, кто доставляет Совету слишком много проблем. Их натаскивают, совершенствуют и учат убивать противника самыми быстрыми и эффективными способами. Если один такой прямо сейчас войдёт в эту комнату… — он указал через плечо на дверь позади него. — Мы ничего не сможем ему противопоставить. Проповедник замолчал, и в зале повисла давящая тишина. Искатели напряжённо переглядывались, медленно осознавая в насколько бедственном положении они все оказались. Проповедник коротко вздохнул. — Это… неприятно. — А что насчёт Прядильщика? — подождав немного, спросила Леони. — Ты же в курсе, что он сбежал? — Слышал, Леони, не переживай. Со временем с ним кто-нибудь разберётся — не часовщики, так пилигримы. С этого момента он больше не наша проблема. — Он станет нашей проблемой, если пилигримы смогут залезть в его память, — заметила Мелати. — Этого не произойдёт, — заверил её проповедник, задумчиво поглядывая на Пейтон. — В крайнем случае, мы примем меры. Пейтон? — А? — откликнулась розоволосая девчонка. — Ты можешь найти для меня одного человека? Пейтон быстро кивнула. Продолжая о чём-то думать, проповедник перевёл взгляд на Илону. — Ила, а наш… — Вы все упускаете главное, — сказал Ханс, чувствуя раздражение от того, что никто до сих пор не заговорил об очевидном. — Боевой дух на нуле. Люди напуганы до усрачки, и если мы срочно не одержим хотя бы одной серьёзной победы — они разбегутся. Искатели не были первыми, кто восстал против Совета. До них Хансу уже доводилось состоять в двух группах мятежников. Предыдущая развалилась за несколько месяцев. Первая не просуществовала и недели. Все, кто смел открыто перечить воле Совета, быстро сталкивались с последствиями. Их выслеживали, забирали в Часовую Башню, иногда просто убивали на месте. Порой мятежникам удавалось объединиться в группы, но все они заканчивали одинаково. Под натиском пилигримов люди поддавались страху и прекращали борьбу, забиваясь в самые укромные уголки истории в надежде спрятаться от глаз Совета, и живя там подобно крысам, трясущимся при звуке кошки. Искатели сумели продержаться больше года. За это время они разрослись в целое общество, собрав под своим крылом сотни мятежников и построив с десяток убежищ по всей истории. Но это ничего не будет значить, если с ними произойдёт то же, что и со всеми. Страх. — Что ты собираешься с этим делать? — спросил Ханс у проповедника, глядя ему в глаза. Некоторое время он молчал, опустив взгляд и продолжая думать о чём-то своём. Затем уголки его рта медленно поползли вверх. — Хм… хм. Хм-хм-хм. Хм-хм. Ха-ха-ха-ах… ах… — тихо рассмеялся он. Когда он поднял взгляд и оглядел всех присутствующих, на его лице снова была эта всезнающая улыбка, которую Ханс так ненавидел. — Всё просто. Я дам им эту победу. Нью-Йорк. 1962 год~ — Долго ты ещё собираешься здесь сидеть? — спросил Ханс, оглядывая харчев… кафе. — Не нужно спешить Ханс, насладись моментом, — ответил проповедник, зарисовывая в блокнот помещение. — Не каждый день бываешь в таком колоритном месте. Закончив рисовать, он отрезал половину яичницы и накрутил её на вилку. Ханс к этому времени съел уже две порции бекона. Хорошего бекона. Отпив ещё пива, он оглядел харчевню. Снаружи был вечер, и кроме них тут было полно людей, обсуждавших непонятные ему вещи и работу. Работу Ханс понимал, причём куда лучше них. Пахать в поле от зари до полудня, жрать, а потом пахать дальше до захода солнца, отдавая больше половины выращенного графу Ублюдку и надеясь, что в этом году не случится неурожая, болезни, холодной зимы, войны и чего угодно, что может убить тебя. Такова была участь его отца, деда и прадеда. Такова была бы и участь Ханса, не встреться он с часовщиками. Тогда он воспринял это как благословение свыше. В то время он ещё думал, что Бог существует, а Земля плоская. Он с детства мечтал быть рыцарем, путешествующим по миру, обедающим с королями, спящим с принцессами и побеждающим драконов. Потому и пройдя Обнуление, он без колебаний оставил отца, брата, сестёр и яму с дерьмом, которую его семья по ошибке называла домом. Только чтобы понять со временем, что он променял одну клетку на другую… Ханс пересёкся взглядом с каким-то мальцом, посматривающим на проповедника. Поняв, что его заметили, он отвернулся к друзьям и притворился, что не увидел ничего интересного. Даже для этой эпохи внешность проповедника была необычной, так что неудивительно, что посетители харчевни иногда поглядывали на него. Однако за час никто из них так и не решился к ним подойти. Интересно, не потому ли, что проповедник притащил с собой Ханса? Темноволосая девчушка в розовом платье с фартуком сновала от стола к столу, разнося посетителям еду и болтая с ними обо всём на свете. — Держите, как вы и просили, — с улыбкой протянула она проповеднику кучу пакетов с нарезанной жаренной картошкой, гамбургами и… пончиками. Круглые булки с дыркой по центру называются пончиками. — Спасибо, Холли, — улыбнулся ей в ответ проповедник. — Хелен, — рассмеялась девушка. — Неужели вам так трудно запомнить? — Я помню, милая. Но имя «Холли» тебе подходит намного больше, — подмигнул ей проповедник. — М… спасибо… — заметно смутилась девушка. Затем она взглянула на стол. — Похоже, вы почти закончили. Мне принести вам счёт? — Да, конечно. Пока она ходила к стойке, проповедник допил молочный коктейль и достал из сумки мешочек. Ханс встал и взял пакеты с едой. — С вас три доллара и… — У меня есть кое-что получше, Холли, — перебил её проповедник, вставая из-за стола и вручая ей мешочек. — Что… что это? — спросила она, вытаскивая золотую монету. — Четыре килограмма золота с «Мадре-де-Диаса», одного из галеонов Золотого Флота! — громко объявил проповедник, привлекая внимание каждого человека в харчевне. — В эти времена стоят целое состояние, так что ни в чём себе не отказывай, Холли! — Но… но… подождите… Не глядя на неё, он пробил временной разлом прямо посреди харчевни, на глазах у изумлённых посетителей. Побледнев, девушка выронила мешочек, и золотые монеты покатились по полу. — Сдачи не надо, — оглянулся на неё проповедник, и нырнул в разлом. Париж. 1788 год~ — Держи, — только и сказал проповедник, отдавая пакет с картошкой первому попавшемуся попрошайке. — Не ешь всё сразу, оставь немного друзьям. Ханс передал проповеднику пакет с гамбургами, и тот сразу достал один. — Был когда-нибудь в Париже? — спросил он, откусывая гамбург. — Один раз, — ответил Ханс. — Скрывался тут от Совета какое-то время. В другой эпохе. — Значит достопримечательности наверняка уже видел… — разочарованно вздохнул проповедник. И тут заметил ещё одного нищего. — Эй, дружище! Ты не голоден? Гора Улуру, Австралия. 457 год~ — Зачем мы всё это делаем? — спросил Ханс, пока проповедник аккуратно водружал британскую корону на вершину собранной им башни из камней. — Чтобы привлечь внимание, конечно… — И зачем? — Знаешь поговорку… да хрен с ним, так сойдёт, — скривился он, замораживая башню во времени и насаживая на неё корону. — «Лучшая защита — это нападение»? Ханс кивнул. — Ты хочешь напасть на ту ищейку? — Лучше, Ханс. Я хочу чтобы он напал на меня, — улыбнулся проповедник. Ханс задумался, пытаясь понять в чём подвох. — Это же то же самое. — О, нет, друг мой. Это две принципиально разные вещи. «Вещает, будто наш деревенский святоша…» Потому Ханс и звал его проповедником, даже зная его настоящее имя. — В любом случае это глупо. Ты сам говорил, что у тебя нет ни шанса против него. — Говорил. Ханс нахмурился и выждал паузу, чтобы спросить. — И что изменилось? — Ничего. «Да он, нахрен, издевается.» Прежде чем Ханс спросил что-то ещё, проповедник устало вздохнул. — Не пытайся понять, Ханс. Повисла небольшая пауза. — Не буду, — подумав, кивнул Ханс. Ханс никогда не строил из себя гения. У него было базовое понимание вещей, большего ему и не требовалось. Он был хорош в другом. В храме часовщиков, всякие умники то и дело насмехались над ним за то, что он так и не научился читать и писать. Какие же у них были рожи, когда магистр признал Ханса часовщиком раньше них. Кому нужны их закорючки, когда во всём что касается боя, он был на голову выше других? В родной деревне то, что Ханс уродился здоровенным, как медведь, ни разу не делало его жизнь проще. Напротив — при первой же возможности всю тяжёлую работу обязательно спихивали на него. Тогда Ханс ненавидел это, но сейчас он понимал — его сила с самого рождения определила его путь. Ханс был сильным. Ханс был воином. Там, где другие сдавались, он продолжал бороться до победного конца. Мечтая о свободе, он стал часовщиком. Но это и близко не было похоже на ту свободу, о которой он мечтал. Догматы, запреты… имея возможность оказаться где угодно, делать что угодно, жить как угодно, часовщики вынуждены проживать пустую неприметную жизнь, не покидая своего времени иначе как по заданию, потому что так захотел Совет. Те, кто уже живёт в поздние времена и имеет доступ ко всем благам будущего, мало что от этого теряют. Но что делать тем, кому не повезло жить в прошлом? Большинство часовщиков из эпохи Ханса было готово мириться с этим. Трусливые слабаки, настолько трясущиеся за свою шкуру, что боятся рискнуть ей даже тогда, когда им всё равно нечего терять. Ханс никогда не будет таким как они. И никогда не станет мышью, забившейся в нору, как те неудачники, вместе с которыми он сражался прежде. Он будет бороться до тех пор, пока не достигнет желаемого. Когда-нибудь Ханс сможет жить в будущем, окружённый комфортом и достатком, и путешествовать по миру и истории так, как он хочет, а не так, как надо Совету. …А до тех пор, он будет помогать проповеднику. Ему плевать на цели Искателей. Но если достижение их целей поможет Хансу достигнуть своей, он сделает всё, чтобы это произошло. — Куда дальше? — спросил Ханс после того, как проповедник объяснил ацтекам, как делать порох и ружья, а заодно и предсказал вторжение испанцев через сто лет. — Даже не знаю… — задумался проповедник. — Ханс… А помнишь, ты рассказывал про того графа, на землях которого вырос? Не хочешь заглянуть к нему и поздороваться? Ханс улыбнулся, уже предвкушая эту встречу. — С превеликим удовольствием.