Лисий танец

«Правила были созданы для людей, Ванцзи. И каждый раз, когда я напоминаю себе об этом, задаюсь вопросом — я больше лис или больше человек? От каких правил мне следует отступить, исходя из своей природы? Знаю, что дядя осудил бы меня за подобные мысли. Но ты идёшь тем же путём. Быть может, я слишком молод и чего-то не понимаю, Ванцзи, но иногда мы должны оставаться лисами, а в другой раз — заклинателями, чей клан славится строгими принципами. Иначе в этом мире нам не выжить», — так однажды сказал Лань Чжаню брат, надолго заставив задуматься. Но размышления всё же больше касались его самого, его места в мире. Они так и не превратились в мысли о том, какое место среди заклинателей занимают лисы и почему. Брат немало говорил мудрых вещей, но редко давал однозначные ответы, всякий раз подталкивая Лань Чжаня самостоятельно взвешивать его слова. Как тогда, когда произнёс: «В своих поступках ты должен руководствоваться справедливостью». Лань Чжань не спросил его в тот момент, что же такое справедливость, потому что это как будто бы было ясно и без расспросов. Лишь много позже он осознал, что понятие это не так однозначно и просто, как могло бы показаться. А однажды Лань Сичэнь сказал: «Когда у меня будет ребёнок, я ни за что не оставлю его одного». Лань Чжань лишь много позже осмыслил, что тем самым Лань Сичэнь на первое место поставил не клан, как предписывали правила, что он посчитал справедливым оберегать нерождённого младенца, а не устоявшиеся постулаты Облачных глубин, которые для каждого из них должны были стать священными. Сколько бы Лань Чжань ни размышлял об этом, всегда приходил к одному и тому же итогу — для него правила клана тоже были не настолько важными, как хрупкая жизнь маленького лисёнка. Получается, сердце лиса тогда говорило в нём?.. Или же когда он искал собственное место в мире заклинателей, оказалось, что место это — лисы?.. Так в чём же справедливость, задался вопросом Лань Чжань снова, когда Вэй Ин спал с ним рядом, а весенний воздух проникал в их дом в Облачных глубинах. Какова она, эта справедливость? Разве справедливо, что лисам следует скрывать себя? Разве справедливо, что какому-то племени приходится жить в тени, прятаться, оставаться изгнанниками, не смеющими развивать собственные таланты? Но в ту ночь к нему не пришли ни ответ, ни покой, ни сон. *** С цветением горы Луаньцзан на землях заклинателей наступил мир. Великие кланы сдружились и не имели претензий друг к другу, а запросы мелких разбирал и решал Верховный заклинатель со всей мудростью и справедливостью. Таким был глава клана Цзян, и никому не приходило в голову усомниться в его суждениях. Лань Чжань и Вэй Ин, задержавшись в Облачных глубинах до самой жары — сезона Манчжун, отправились затем в путешествие, целью своей поставив помощь простым людям. По крайней мере именно так они обосновали собственное желание Лань Сичэню, и тот не стал препятствовать. На самом же деле они всё никак не могли решить, кому же стоит передать артефакт, что был создан на Луаньцзан из-за перерождения тёмной печати. И всё же жизнь стала удивительно тихой, казалось, что никаких тревог новый день принести не способен. Даже Мэн Яо всего себя посвятил воспитанию ребёнка как настоящая мать, будто бы все его планы прежде строились вокруг печати, а раз уж та исчезла, он решил ничего уже не предпринимать, позабыв даже о том разговоре, что приключился между ними по прибытию в Облачные глубины. И всё-таки с того дня, как все они покинули Небесную гору, забрав с собой малыша, устройство мира вокруг Лань Чжаню виделось недостаточно правильным. Часто они беседовали об этом с Вэй Ином, особенно когда оставались вдали от заклинателей и смотрели на то, как живут простые люди. Однако оба они замолкали почти одновременно, не смея развивать мысль, потому что невольно приходили к одному и тому же — соглашались, что Мэн Яо, несомненно, был прав в своих заключениях. Вот только что было делать с этой его правотой? Как было в одночасье изменить мир? Не прошло много времени, как в клане Цзинь случилась радость, столь же яркая, как появление крошечного Лань Жусуна: на исходе сезона Лидун у Цзинь Цзысюаня и Цзян Яньли родился наследник, получивший имя Цзинь Жулань. К сезону Сяосюэ Вэй Ин и Лань Чжань прибыли в Ланьлин, чтобы повидаться с молодой матерью. Вэй Ину ужасно хотелось понянчить своего племянника. Там они столкнулись и с Цзян Чэном. Наследник клана Цзян очень переменился, как будто успел повзрослеть ещё за то время, что они не виделись. Чудилось за этим и что-то ещё, но даже Яньли не удалось выведать, что это такое. Очередной совет кланов был намечен на сезон Дунчжи, на Праздник зимнего солнцестояния. Принимать его должен был глава клана Лань, и Вэй Ин и Лань Чжань решили провести время до совета в Ланьлине, чтобы потом сопроводить Цзинь Цзысюаня и всем вместе оказаться в Облачных глубинах. Лань Чжань знал, что Вэй Ин не просто так решил провести время с сестрой и её ребёнком. Он снова и снова взвешивал и обдумывал решение, пытаясь понять, кого же следует одарить бессмертием. И глядя на то, как Вэй Ин размышляет об этом, Лань Чжань невольно вспоминал их короткую беседу с госпожой Юй. …В Пристань Лотоса они завернули в самом начале путешествия всего лишь на несколько дней. Вечером, когда солнце уже почти спряталось за горизонт и предполагалось, что они останутся в собственном доме, чтобы отдохнуть как следует, Вэй Ин увёл Лань Чжаня за собой прямо в нарастающий сумрак. Вместе они отыскали госпожу Юй — в павильоне над тёмной водой лотосового пруда, где ещё только начиналось цветение. Опустившись перед госпожой Юй на колени, Вэй Ин поблагодарил её за всё, что она успела сделать для него, а затем показал ей шкатулку с драгоценной шпилькой. Госпожа Юй долго рассматривала украшение, не касаясь его, а потом сказала: — Вэй Ин, лисье сердце любит однажды, не в силах расстаться со своей любовью, но и человеческим сердцам присуща бывает верность. Если ты преподнесёшь мне этот бесценный дар, мне придётся пережить огромную боль — смерть супруга. Ведь дар этот с ним я разделить не сумею, — она покачала головой, закрыла шкатулку, а после — погладила Вэй Ина по щеке. — Душа моя счастлива, что ты вырос столь благородным и благодарным, что не забыл меня, хоть я была строга и не сумела заменить тебе родную мать. Но прибереги этот подарок для той, кому он действительно нужен. Лань Чжань тогда чувствовал себя лишним. Он стоял рядом, не шелохнувшись, не проронив ни слова, и ни за что не стал бы мешать Вэй Ину, изначально посчитав, что именно его прекрасный супруг волен выбрать, кому вручить подобный дар. Он принял бы и то, что Вэй Ин захотел вернуть долг женщине, что его растила, но не думал, что госпожа Юй откажется. Это поразило их обоих. И теперь Лань Чжань видел те же сомнения в Вэй Ине, когда тот наблюдал за счастливой Цзян Яньли. Искренняя любовь между ней и Цзинь Цзысюанем была так прекрасна, что тут же становилось ясно — вряд ли Яньли примет дар бессмертия, если это будет означать, что она не сумеет разделить его с тем, кому отдала сердце. *** Но вот они вновь вернулись в Облачные глубины, а драгоценная шпилька так и осталась при Вэй Ине. День, когда Великие и малые кланы начали собираться на Совет, выдался ярким и солнечным, хоть повсюду лежали искрящиеся снега. В обязанности Лань Чжаня и Вэй Ина не входило встречать гостей, но так уж вышло, что они присоединились к главе клана Лань и его супруге. Лань Чжань понимал почему — Вэй Ин всеми мыслями был в поисках, ни о чём больше не мог думать в последнее время. Мэн Яо, одетый как и подобает госпоже Лань, держал на руках крошечного наследника, а тот с интересом рассматривал окружающих. Встречая каждый из кланов, Мэн Яо был любезен и мило улыбался, и за прелестным обликом никто бы ни за что не узнал его. Даже Не Минцзюэ поздоровался, ничего не заподозрив, разве что Не Хуайсан бросил оценивающий взгляд, но он-то точно знал, кого видит. Как раз когда по ступеням к Главному залу поднялись глава клана Оуян с сыном, Лань Жусун устал созерцать заклинателей и начал морщить нос. Мэн Яо прекрасно разбирался в характере сына, потому поспешил поставить его на каменные ступени, чтобы предотвратить безудержный плач. Малыш замер, намертво вцепившись в светлый, мехом подбитый плащ, оберегавший от зимних ветров кажущуюся хрупкой госпожу Лань. Глава клана Оуян поприветствовал главу клана Лань и его супругу, улыбнулся малышу и внезапно вытащил из рукава игрушку — маленькую бабочку на палочке. Под дуновением ветра та трепетала как живая, и Лань Жусун немедленно протянул руки, желая получить подарок и рассмотреть его получше. Любопытный, как и любой лисёнок, Лань Жусун пока не умел владеть своими эмоциями — да и откуда бы набраться таких умений ребёнку, который только-только начал ходить? В тот момент, когда налетел очередной порыв ветра и бабочка едва не вспорхнула со своей палочки, у него вырвались на свободу уши и хвост. Он был ещё совсем малышом, и это случилось впервые. В то же мгновение Оуян Синь вскричал: — Да это же не человек, это нечисть. Ребёнок-подменыш! Хули-цзин! Он рванул из ножен меч, ничего не видя вокруг, и кинулся вперёд, собираясь отрубить Лань Жусуну голову. Лань Чжань не успел рвануться наперерез, и Вэй Ин тоже опоздал на долю мгновения. Только Мэн Яо был быстрее и заслонил кроху собой, а меч рассёк его одежды. Светлая ткань тут же обагрилась кровью, рана оказалась столь глубокой — Оуян Синь вспорол Мэн Яо живот ровно над тем местом, где формировалось Золотое ядро. И конечно, он немедленно отступил, побелев от осознания того, что совершил, а после — даже рухнул на колени, будто ничего не понимая. Крик его, конечно, привлёк и других заклинателей, скоро вокруг образовалась толпа. Никакое Золотое ядро не в силах было залечить страшное ранение, которое нанёс глупый наследник клана Оуян. Лань Сичэнь, успевший поймать рухнувшего Мэн Яо, лишь тяжело опустился рядом с ним на землю, придержал за плечи, тщетно пытаясь влить ему собственной ци. Лань Чжань белой тенью скользнул позади Лань Сичэня, подхватил на руки Лань Жусуна и крепко прижал к себе, не позволяя малышу увидеть алую кровь на светлой ткани, на побелевших от снега ступенях. Ребёнок едва ли понял до конца, что именно произошло, но всё же скоро разразился отчаянным плачем, утихомирившись, лишь когда Лань Чжань принялся гладить его по нервно трепещущему хвосту. — Пустое, — прошептал Мэн Яо Лань Сичэню — Лань Чжань прочёл по губам, — пустое… я… — изо рта Мэн Яо тут же хлынула кровь, а взгляд начал стекленеть. Он даже руки не смог поднять, чтобы в последний раз прикоснуться к возлюбленному. И в этот момент Лань Чжань увидел Вэй Ина. Упав на колени, тот поймал запястье Мэн Яо, точно собирался считать пульс или, может, как и Лань Сичэнь, хотел поделиться ци. Казалось, он даже собирался что-то сказать, но и слова вымолвить не смог. Оуян Синь дрожал всем телом — кровавый ручей добежал до его колен, отразил его побледневшее лицо. Похоже, он только теперь осознал в полной мере, какое непростительное деяние совершил. Грудь Мэн Яо больше не двигалась. Каждому присутствующему стало ясно — госпожа Лань мертва. Вэй Ин наконец оглянулся на виновника трагедии и выдохнул — не зло, но с неподдельной печалью: — Однажды я спас тебе жизнь… Разве для того, чтобы ты совершил злодейство?! — Но это… это лис… не ребёнок, — слабо возразил Оуян Синь, на мгновение лишь отважившись встретиться с ним взглядом. — Лис?! — рыкнул Вэй Ин, внезапно полностью преображаясь, выпуская собственную лисью природу. — Так и что же?! Лисы, по-твоему, все как один достойны смерти? Даже дети? Уведите его прочь, пока я здесь же не взыскал долги! — тут же обратился он к главе клана Оуян, и тот поймал сына за шкирку, рывком поднял на ноги и потащил в сторону. Лань Сичэнь, впрочем, не спускал с них глаз, и холод, что сиял в его взгляде, способен был сокрушать. Сразу после того, как Вэй Ин выпустил уши и хвосты, он тоже не стал себя сдерживать, взметнув лёгкие снежинки, когда его собственные хвосты уложились кольцом вокруг Мэн Яо. Лань Чжань в тот момент ясно осознал, что за смерть Мэн Яо его брат взыщет сторицей, и хорошо будет, если только с Оуян Синя! Но он держал на руках дрожащего ребёнка и не мог оставить его, чтобы успокоить брата. ...Мэн Яо не дышал больше, кровавая пена окрасила губы, всё вокруг было залито кровью, и заклинатели не знали, что следует делать. До сих пор никто не кликнул лекарей. Глубокая тишина, что опустилась тяжестью на плечи после того, как Вэй Ин обнажил свою природу перед каждым, не позволяла никому говорить. Каждому было очевидно — госпожа Лань никогда больше не поднимется. Безутешный супруг, что держал её на руках, не желая расставаться, лишь поражён её смертью, не в силах принять страшный исход. Но чего хочет Вэй Ин, не понимал никто. Лишь Лань Чжань осознал, зачем тот бесцеремонно вытащил шпильку, распуская строгую причёску, которую полагалось носить супруге клана Лань. — Ты видел дальше нас всех, — пробормотал тем временем Вэй Ин что-то совсем уж странное, непонятное тем, кто ничего не знал о тайне клана Лань. — Я не позволю тебе умереть. Лань Сичэнь вздрогнул всем телом, непонимающе взглянув на Вэй Ина. Лань Чжань же коротко вздохнул, признавая, что госпожа Юй была тогда, в тот летний вечер, абсолютно права. Драгоценный дар предназначался не ей. Тем временем в руках Вэй Ина появилась великолепная шкатулка, из которой он вынул шпильку. Изящная, хоть и кажущаяся простой, она ярко сверкнула в лучах холодного зимнего солнца. Вэй Ин осторожно поправил волосы Мэн Яо и закрепил причёску этой шпилькой вместо прежней, после чего поднялся с колен и отступил. Он не спрятал хвостов, и по ткани его ханьфу тёмными пятнами расползлась кровь, отчего со стороны он казался особенно диким и опасным. Вот только никто не поспешил обнажить меч перед лисом. Лань Сичэнь — сломленный, склонивший голову — даже слова произнести не мог. Он смотрел на Мэн Яо, обнимал бережно и не шевельнулся, когда Вэй Ин встал. Понимал ли он, что Вэй Ин сделал?.. — Уходите, — прозвучал голос Вэй Ина, раскалывая ужасающую тишину. — Оставьте мне разбираться со всем остальным. Лань Чжань, позаботься о племяннике, ему ты сейчас куда нужнее, чем мне. Кто знает, кому ещё придёт в голову посягнуть на его жизнь. Для всех окружающих это выглядело так, точно Вэй Ин не понимал, что Мэн Яо — то есть госпожа Лань — уже безвозвратно мёртв! Но Лань Чжань кивнул ему, не переча, и Лань Сичэнь послушался его тоже, бережно подхватив возлюбленного на руки и тяжело двинувшись прочь. Он шёл так медленно, словно едва различал дорогу перед собой, а за ним на дорожках алыми цветами гибискуса оставались пятна крови. Последний раз встретившись взглядом с Вэй Ином, Лань Чжань направился следом за братом. Когда-то он думал, что появление Баошань и Лань И заставило мир измениться. Теперь он видел — нет, всё изменится только сейчас.