Любитель брата своего

Дин читает. Дин весь обложен стопами книг. Дин сурово перелистывает гигантские тома, один за другим, пытаясь вникнуть в суть. Дин это охуеть как ненавидит, но сдаваться — не в его правилах. В приглушенном свете бункера Дин Винчестер честно старается, очень старается. Старается работать. Буквы, цифры, слова на разных языках, древние символы и мистические схемы — все это плывет перед его глазами одним непрерывным потоком информации. И всё это было бы не так уж страшно на самом деле, если бы не одно раздражающее создание прямо напротив старшего Винчестера. Из-за этого выпендрежа природы, прости господи, ниже пояса у Дина так и свербит, в штанах тесно, и постоянно набегающую слюну то и дело приходится сглатывать. Сидящий напротив Сэм как-то томно выдыхает едва слышно и заправляет мешающиеся волосы за ухо. Какой же развратный, абсолютно гейский в его исполнении жест! Дин сжимает губы до побеления и смотрит на своего пиздецки миленького брата почти с ненавистью. Тот полностью сосредоточен и погружен в чтение. Или же только делает такой вид. Дин с трудом заставляет себя опустить глаза обратно в просматриваемый материал. Похоже, что это снова не то, впрочем, не удивительно. Сколько еще придется им здесь тухнуть, пока не найдут искомое — одному Чаку известно. Тихо. Так тихо, что было бы слышно топот мыши, если бы она здесь неожиданно завелась. В тишине Сэм облизывает пальцы и перелистывает тяжелую страницу… Сука. У Дина так и чешутся руки схватить. Подмять. Усадить на стол, раздвинуть длинные ноги, закинуть на плечи… И жестко до боли выдрать развратного младшего братишку за его очередную преднамеренную или непреднамеренную провокацию. Нет, ну ладно, понятно, что волосы мешаются. Но почему нельзя поправить их нормально? Зачем такое откровенное блядство? Зачем вообще Сэму эти чертовы длинные волосы? Красиво, конечно, ничего не скажешь. Но старший Винчестер уверен, что рано или поздно Сэма за них все-таки оттаскают, и это будет уже не Дин и не в постели. И тогда, возможно, Сэмми все-таки пострижется. А это значит, что нужно ценить момент. Таскать его за волосы во время секса почаще. Можно до боли, до слез, это ведь так приятно видеть, даже просто представить… Господи, Сэмми такой красивый, горячий, притихший и сладкий, что его хочется и мучить, и вылизывать везде, во всех доступных и недоступных местечках. И вот вместо того, чтобы искать нужную информацию, Дин пребывает в легкой отрешенности. Воображение ярко рисует ему раздетого Сэма, опирающегося о стол руками, немного прогнувшегося, с заметно выставленной задницей. Все, как в живую, прямо перед Дином: и этот несколько смущенный вид младшего, и вместе с тем бесстыдный, вызывающий, откровенно сучий взгляд через плечо. Он разводит ноги пошире, и… блядь, черти и демоны… Сэмми готов для Дина. И еще как. Дин это отчетливо видит. Уже давно Сэм принадлежит ему, безусловно, только ему, только Дину Винчестеру. Сэмми снова оглядывается и одним жалобным взглядом так и умоляет ему всадить. Умоляет Дина войти в его полностью готовое тело. Хочет. Хочет Дина до слез, нуждается в нем до сладкой боли и дрожи… Хочет быть трахнутым им. От таких откровенных картин в голове у старшего не остается ни одной чистой мысли. Только грязь и похоть вперемешку с главным неизменным желанием. В своей фантазии Дин приближается и одним длинным движением погружает свой твердый член внутрь слишком соблазнительного и гостеприимного тела младшего брата. Вставляет в блаженно замершего Сэмми до самого упора. Широко распирает изнутри поскуливающего Сэмми своим громадным агрегатом. Дает ему всё, что младший так хочет, в чем так нуждается… Они тесно прижимаются друг к другу, их горячие сильные тела соприкасаются в максимальном количестве поверхностей, а разлохмаченные волосы Сэма щекочут Дину лицо. Это настолько восхитительная, долгожданная, блаженная близость. Дин движется внутри тесноты Сэмми неторопливо, медленно, ощущая своим членом каждый его внутренний дюйм, всё глубже и глубже… И вот уже, постанывая, Сэмми сам плавно движется на его горящем от желания члене. Точнее, они движутся в унисон навстречу друг другу. От члена Дина сладко стонущий Сэмми раскрывается еще больше, еще шире. Это какой-то мучительно тягучий и чувственный половой акт, в процессе которого Сэм фактически становится продолжением Дина. И это потрясающее, ни на что не похожее ощущение для старшего кажется совершенно реальным. Дин представляет, как нежно и ласково обхватывает младшего ладонью поперек пресса в самом низу живота, направляя так рукой движения всего его тела и, святые небеса, чувствует неторопливые толчки собственного мощного члена глубоко внутри тесного и тугого Сэмми под своей ладонью. Сэм мучительно хныкает и, сжимая в себе огромный ствол брата, готов вот-вот кончить… Вашу мать! Реальный Сэм недовольно захлопывает очередной том (словно догадывается, о чем таком нехорошем думает Дин), и Дин резко приходит в себя. Проклятое воображение. Еще немного и он бы слил в собственные штаны, как подросток. Вот был бы позор. Впрочем, он бы нашел, как выкрутиться. Это уж точно, потому что подобное у него из-за Сэмми уже случалось пару раз. Мужественно подавив в себе нехорошие порывы и мысли, Дин упорно заглядывает в очередную толстую книгу. Он дал себе слово через час прийти в себя, прерваться и принести сюда кофе с горячими вафлями. Подумав немного, Дин решает сделать это через полчаса. Еще подумав — сокращает до пятнадцати минут. Потому что, во-первых, здесь слишком разжарило, реально или субъективно, но единственная надетая футболка к телу так и липнет. К тому же здесь пахнет Сэмом (то есть, проще сказать — пахнет сексом, воняет сексом), и это значит, что, во-вторых, неплохо бы было заглянуть в душ… Вот правда, неплохо бы. Потому что, похоже, что это сейчас единственный простой способ покончить с очередным непрошенным стояком. Нога Сэма вроде бы нечаянно касается под столом его ноги и тут же отдергивается. Господи, эта сучка точно его доебывается! Но вот в чем прикол — если пойти напролом, Сэм тут же начнет всё отрицать, да еще Дина же и обзовет озабоченным. Уже проходили не раз. Дин с досадой прикусывает губу и пытается смотреть в книгу. Всё это бредовое дерьмо происходит с ним только потому что Сэм — редкостная ненасытная сучка и гордая ханжа одновременно. Вот и всё. Бывает же такое. Дина преследует мучительное и не проходящее желание ему отсосать, прямо сейчас, прямо здесь. Накрыть здоровущий член братика своим ртом, принять поглубже, сосать и вылизывать его по всей длине. И делать всё это, пока Сэм с тихим вздохом не кончит ему прямо в глотку. И тогда старший Винчестер проглотит всё, жадно, как спасительное лекарство от этой мучительной «лихорадки». Сглатывая лишь вязкую слюну в который раз, Дин облизывает пересохшие губы и снова поскорее опускает глаза с Сэма в книгу. От Дина не укрывается, что вечно деловой Сэм и сам сейчас страдает тем же отвлекающим недугом. Да, Сэмми всё чаще посматривает на Дина, и в эти моменты в красивых глазах младшего Винчестера за невинностью и чистотой обычно проскальзывает бесконечное бесстыдство, до черноты темное желание и бездонная похоть. Затем Сэм, разумеется, тут же торопливо опускает глазки обратно в книги с видом, словно ничего нет и все это такая ерунда, ах, такая ерунда, ему ведь не до этого... Только видеть это, вообще выносить всё это — выше любых сил, а сил Дина — тем более. Нахождение здесь рядом с Сэмом становится для него физически невыносимым. Старшему охотнику кажется, что он своим чутким носом улавливает, как его сладкий братишка здесь и сейчас течет и призывно пахнет для него одного. И в такой гормональной жаре в голову вместо работы упорно лезут самые пошлые и действительно сумасшедшие мысли, одна безумнее другой. Вроде того, как бы нагнуть этого несносного Сэма, стянуть джинсы с его крепкой пятой точки и медленно начать вводить свой недавно начищенный обрез прямо в него… Боже, прямо в его капризную сладкую задницу… Прямо в такого хорошенького до неприличия, горячего младшего братика… Просто засунуть эту штуку поглубже в его заебанную Дином же горячую дырку. Войдет в Сэмми легко, можно не сомневаться. Дин пытается притормозить сам себя, внутренне ругаясь по всякому. Он чувствует себя больным ублюдком и даже маньяком за такие развратные мысли о брате, о любимом человеке. Но все равно не может не представлять, как будет трахать так эту проклятую сучку укороченной двустволкой — осторожно, быстрыми короткими движениями, и безостановочно, несмотря на все мольбы. Наблюдать, как вечно растраханный Сэмми постанывает, глубоко насаженный, вспотевший, и тихо вскрикивает с каждым микро-толчком. Как он жмурится, широко раскрывая рот и быстро кончает с немым криком, сжимаясь на бездушном огнестрельном стволе Дина Винчестера… Обильно заливая при этом своей чертовой спермой все эти гребаные книги, оставляя так разоблачающие следы на все будущие поколения… Блядь, это уже писец какой-то. Так и совсем с ума сойти недолго. А Сэм все равно не даст с собой нечего похожего сделать. Никогда не даст. И здесь совершенно точно можно рехнуться, вот еще немного… — Что насчет перекусить? — отодвигая бесполезную книгу, спокойно, но хрипловато спрашивает Дин, когда пятнадцати минут так и не прошло. — Хорошо, — отвечает младший, почти даже не взглянув, не приподняв на старшего брата внимательных глаз. Вообще, в таких вещах Сэмми обворожительно податлив и послушен Дину, и как тот скажет, так и делает, не раздумывая. Поесть — значит поесть, направо — значит направо, вперед — значит вперед, поспать — значит поспать… Не то чтобы Сэм сам не мог такие простые вещи решать, тем более с его-то знаменитой «головой на плечах» (и не только головой, но и, что куда важнее — прической!) Но почему-то у него вошло в привычку делать так, как скажет Дин. В конце концов, не зря Дина звали Дином, то есть Деканом. А деканов Сэм, как хороший мальчик, слушался даже в своем дурацком Стэнфорде. — Еще душ неплохо было бы принять, — продолжает старший Винчестер, стараясь по возможности не выказывать своей инициативы, так как в таких делах, как секс, Сэм вовсе не так охотно его слушался. Совсем не так охотно и не безропотно. Наоборот, здесь, как и в выборе еды, младший часто проявлял сопротивление и врожденный упрямый характер на всю катушку. Так что уламывать его приходится осторожно и ненавязчиво, чтобы Сэму казалось, что инициатива исходит больше от него самого. — Душ?.. — переспрашивает Сэм небрежно, по-прежнему стараясь не смотреть на Дина. Зато Дин смотрит на него прямо и неотрывно, таким взглядом, что это даже страшно. — Да, душ, Сэмми. Комната с падающей водой. Не знаю, как ты, а я бы с удовольствием разделся и подставил сейчас под душ свою затекшую спину. При словах о голом теле Дина Сэма заметно передергивает и брезгливо кривит. Дин долго пропускал подобное мимо себя, но в данный момент ему остро хочется высказаться: — Вот серьезно? Может, хватит уже? — Что? — Кончай брезгливо морщить нос при всяком упоминании моего голого тела! Это на самом деле было очень серьезно: Дина уже давно начала доставать эта вопиюще сучная манера младшего кривиться да морщиться, едва речь заходила об обнаженности старшего брата или даже просто о теле старшего брата. Очень в духе и в стиле Сэма, но, блять... ужасная манера! Гораздо хуже, чем эта Сэмова же манера не вставать (не поднимать свой «королевский» зад) при приветствии знаменитостей, или эта его манера делать вид, что он слушает Дина, хотя в ушах давно вставлены наушники. Некоторые вещи Дину было также бесполезно воспитывать в младшем Винчестере, как и пристрастие к мясу. И вот прямо сейчас, услышав вновь про голое тело Дина, Сэм еще раз брезгливо сморщился. На короткое мгновение, но все же. — Ну вот. Опять! — упрекнул Дин. — Ты снова это сделал. — Дин, я же не специально, — поднял наконец прямо на него свои влюбленные глаза Сэмми. — Тогда специально постарайся ради меня не делать так. — Хорошо. — Хорошо. Потренируемся. Вчера вечером я снял с себя всю одежду и… И у Сэмми незамедлительно снова проскочила брезгливая гримаска. Очевидно было, что «Дин» и «голое тело» в одном предложении продирают тонко-чувствительную и «абсолютно гетеросексуальную» «супер-натуральную» натуру младшего Винчестера до мурашек в костях. — Да блядь, Сэм, ты даже ради меня не можешь этого не делать?! — А почему ты ради меня не можешь быть всегда одетым?! Дин даже замер с приоткрытым ртом от такого неожиданного и, прямо говоря, тупейшего выпада, насквозь пропитанного ложью и вредностью. Или еще чем-то, что там творилось у младшего в его странной, удивительной голове. — Ну, вот это уже переходит все границы, Сэм. Тебе и правда ответить — почему? Вот теперь Сэму стало реально не по себе, а в греховных зеленых глазах старшего охотника плясали бесята и лучилась откровенная насмешка. Сэм напрягся, ожидая любого подвоха, справедливой нападки и самое страшное — правды, которую оба знали. Но вместо того, чтобы что-то сказать, Дин просто одним неторопливым движением стянул с себя свою сексуальную черную футболку, оставаясь топ-лесс перед своим теперь уже практически разъярившимся братом. Раздувая ноздри в бессильной злобе и протесте, Сэм уткнулся носом обратно в книгу, пробормотав очередные недовольства и категорически не желая смотреть на обнаженного по пояс Дина. — Что? Чем-то смутил нежные праведные глазки нашей принцессы? — издеваясь, задал Дин наглый прямой вопрос. — Или оскорбил твою целомудренную гетеросексуальную душу? Не желая в этом участвовать, Сэм решительно встал из-за стола, всё также не глядя и объясняя по ходу: — Я пойду… Принесу… Ты, вроде, хотел перекусить. — Надо же, как услужливо, Сэмми. Так не похоже на тебя, — продолжил доебываться Дин. — Но хорошо, я тебя жду. Вафли разогреть не забудь. — Не забуду. А ты пока… оденься. — Или что? — последовал нагловатый вопрос из похотливой улыбки. — У тебя рука отвалится от слишком безумной дрочки? Сэм как-то прерывисто фыркнул, выказывая всё свое предельное презрение к подобным высказываниям брата. Дин произнес, не отрывая от него прямого взгляда: — Знаешь, еще немного и я прямо поверю, что ты у нас настоящий скрытый гомофоб. — Т-ты… ты не веришь, что мне неприятно? — понял неожиданно это Сэм, от удивления даже встречаясь со смеющимся взглядом Дина и тут же непроизвольно скользя горящими глазками вниз, на великолепный обнаженный торс старшего, а затем быстро снова отворачиваясь с красноречивой гримасой. — Мы оба знаем, что тебе приятно до нервных судорог, — припечатал Дин. — А весь этот твой театр… Театр Соблазна!.. это так в твоем духе, малыш. Так же, как тихонько заглядывать без стука, когда прекрасно знаешь, что я трахаюсь. А после этого еще строить из себя саму оскорбленную невинность и требовать нож, чтобы выколоть себе глаза!.. Занавес. И Оскар за лучшую драму. Только мне уже не смешно. Достало! Десять лет назад я еще покупался на твои фокусы, думал, ты и вправду... Слушай, а может тебе на самом деле неприятно, только не мое тело, а… что так близко и недостаточно? Хочешь потрогать? Я разрешаю. Я только за. — По-моему, ты просто окончательно спятил, — как можно спокойнее заключает Сэм, поскорее направляясь к дверям. — И куда это ты так торопишься, солнышко? — Разогревать твои чертовы блинчики! — Вафли, Сэмми. Сегодня у нас вафли. Сэм что-то бросает ему в ответ, что-то типа неуклюжего варианта короткой фразы «я знаю», и при этом умудряется, как последний лох, спотыкнуться нога об ногу… Дин ржет, Сэм краснеет и убегает на кухню еще поспешнее. Когда он возвращается в библиотеку с разогретыми и, что не удивительно, подгорелыми вафлями, а также двумя чашками кофе, от увиденного за столом Сэму приходится собрать всю свою силу духа, чтобы не выронить поднос. Потому что, как он и опасался, Дин по-прежнему сидит за работой без майки, но еще — о чем Сэм и подумать не мог! — Дин так сидит с приспущенными до середины бедер джинсами и выпущенным на волю и ввысь полностью вставшим членом! Кое-как добредя до стола и сбросив на него проклятый поднос, Сэм терпеливо и упорно принимается за свое: — Боже, Дин, хватит издеваться!.. Убери… это. — Сэмми, я занят, — отвечает Дин, делая вид, что читает. — Сам его убери, если так не нравится. Стоит ли говорить, что младший Винчестер буквально задыхается от возмущения при таком вот ответе («господи, это не-ве-ро-ят-но!») и вновь заставляет себя вспоминать причины, почему же он не следует плану Божьему и попросту не убьет своего ненормального брата. И первая причина — потому что он его любит. Вторая причина — Дин его, вроде бы, тоже любит. Хотя вот на этот счет у Сэма сильные сомнения, очень сильные. - Дииин!.. Пока Сэм стоит столбом в растерянности и шоке, не зная, что еще и сказать на такое страшное предложение, Дин умудряется схватить его за задницу, облапать и даже крепко её ущипнуть, наблюдая как младший в очередной раз от этого сильно вздрагивает, чуть ли не подпрыгивая. — Я бы трахнул такого официанта, — спокойно сообщает старший Винчестер, успевая еще и хорошенько шлепнуть Сэмми ладонью по его сладкой пятой точке. — Черт, даже не представляешь, как бы драл. Ты бы после этого не смог разносить подносы. Разве что очень, очень медленно… Как с табличкой «Меня слишком жестко выебали огромным членом» на груди. — Дин!.. — отскакивает запоздало Сэмми, придя немного в себя. — Снова руки распускаешь… — А тебе ведь нравится. — Нисколечко. Так или иначе, теперь Сэм неотрывно смотрит на восставший член брата так, как будто видит самый страшный кошмар своих ночей. И это, между прочим, не безосновательно: громадный ствол, который его постоянно и беспощадно трахает — чем не кошмар? — Дин, это совсем не смешно, — продолжает нудеть Сэм, настаивая. — Не надейся, что я… прикоснусь к нему. Дин, серьезно, я не буду трогать твоего монстра! Надень штаны! Или знаешь… Ты лучше просто уйди. Здесь нельзя находиться в таком виде! Дин не может больше сдерживаться — его начинает потряхивать от смеха, потому что его младший братик, действительно, бесподобен. А еще Сэмми хмурится, видя, что Дин так и не собирается делать ничего из того, что он ему говорит. — Сэм, это наша библиотека, — решает Дин больше не ходить вокруг да около. — И мы здесь иногда трахаемся. Вообще-то, часто. Сэм рвано выдыхает и виновато отводит взгляд, неохотно встречаясь вновь с этой бесконечно греховной реальностью. — Да, чаще, чем тебе бы хотелось, понимаю. Я тебя трахаю, — уточняет Дин эту важную и пикантную деталь. — А ты выгибаешься и стонешь подо мной, как последняя шлюха в самой грязной порнухе. — Дин… Не надо, — умоляюще, сложив брови домиком, очень просит Сэм, прибегая к этому последнему, щенячьему, средству. — Давай… потом. — Потом будет потом. А сейчас у тебя так стоит, что ты едва ноги переставляешь и спотыкаешься на ровном месте с таким стояком в джинсах. И ты серьезно собрался продолжать здесь рыться в знаниях, когда у тебя вся кровь от мозга в него перетекла? — Мы так никогда не закончим, — приводит последний аргумент Сэм перед тем, как позволить Дину взять себя за руку. И на том, наконец, послушно сдается. — Знаешь, Сэмми… — протягивает в ответ на его слова Дин, задумчиво поглаживая его кисть большим пальцем. — Когда выяснилось, что та парочка — ведьмак с его сучкой-перевертышем, которых я ассоциировал с нами — делают ЭТО... я в начале просто выпал. — Потому что ты ассоциировал их с нами? — Нет. Потому что, как можно заниматься такими вещами на работе? Это неправильно. Это несовместимые вещи, и думаю, даже Малдер и Скалли это понимали. Но сучка-перевертыш буквально раскрыла мне глаза. Хотя сама она вряд ли это поняла. Кажется, она просто посчитала меня озабоченным. — Да, вряд ли ей могло прийти в голову, что ты там вовсю примеряешь на нас их ситуацию. — Точно. Но я примерил и с радостью понял, что хотя бы одним препятствием между мной и тобой, можно считать, стало меньше. Потому что нет ничего такого уж ужасного в том, чтобы иметь сексуальные отношения с партнером по работе. — Я уже в этом не уверен. — Да. Но теперь давно поздно. Поставив так точку в этом печальном вопросе, Дин мягко перемещает руку брата на свой изнемогающий ствол и тихо постанывает, замирая от долгожданного контакта. Длинные пальцы опустившегося на колени Сэма обхватывают его предельно вздыбленное от желания естество и завороженно проходятся по стволу, наслаждаясь такой силой эрекции. Видно, что этот каменный стояк не просто привлекает, а буквально "гипнотизирует" Сэмми. На Дина же подобным образом действует сам вид младшего брата, и его находящееся в самой непосредственной близости от гениталий старшего лицо, на которое так и хочется кончить, спустить всё свое переполняющее внутренности желание, всё свое семя. Еще бы, губки Сэма аккуратные, кожа чистая, нежная, глаза преданные, черты лица тонкие, неповторимые, красивые, слишком красивые для мужчины. Это так неправильно, неправильно… Невозможно хорошо. Дин запрокидывается на спинку стула и напрягается, немного приподняв бедра, невольно толкаясь вверх. Кажется, что он вот-вот может кончить так, от одной только близости лица Сэмми к своему хозяйству. Или от одних только рук младшего. Прикосновения изящных пальцев Сэма к его твердому, словно из гипса, рельефному хуищу и вспотевшему телу такие нежные, заботливые и невесомые, прямо как у девушки. У измученного Дина по всему огромному стояку во всю течет смазка, и он низко брутально стонет. Его бедра начинают ритмично приподниматься, грозя сломать стул под мощным, непристойно выгибающимся телом охотника. Зато подрагивающий от желания ствол интенсивнее трется о его милашку Сэмми. Дыхание самого Сэма становится прерывистым, движения его ладони по стволу брата становятся жестче и более возбужденными, нетерпеливыми. — Сэмми… Возьми его… Понимая, что Дин хочет кончить ему в рот, Сэм останавливается, поднимается с колен и мягко, неторопливо целует Дина в губы. — Дин… Хочу, чтобы ты… — застывает на полуслове младший Винчестер, зная, что брат и так поймет. — Трахнул тебя? Сэм молча смотрит ему в глаза самым блядским и требовательным взглядом своих хитрых глаз, не оставляющим сомнений в его желаниях. — Правда хочешь? — усмехается Дин. — А не слишком ли много и часто на твою несчастную ебливую задницу? — Выдержу. — Прекрасно. Только потом не жалуйся… Запомни уже, кто из нас больше виноват. Целуясь, вваливаются в спальню, как два озабоченных подростка. Дин толкает Сэма на кровать и тот выгибается на ней в пояснице, приглашающе вздергивая задницу. Буквально озверевший Дин с самым грубым натиском стаскивает с него джинсы, повторяя: — Шлюшка… Господи, такая шлюшка, Сэмми…. — Как можно быть шлюшкой, если ложишься только под одного? — с улыбкой не может и здесь не включить зануду Сэм. — Можно, — уверенно заявляет Дин, и на его лице на мгновение проступает дурацкая улыбочка. — Потому что ты ТАК ложишься… И, кстати, не только ложишься. Сидишь, ходишь, смотришь… Моя личная развратная шлюха. А я при этом должен спокойно сидеть и книжечки листать, видя, как ты из кожи вон лезешь… — Дин… — …предлагая мне свою заебанную мною задницу? Раздетый догола Сэм вдруг с удивлением видит, что Дин просто дрочит на него. Просто нависает над ним и яростно полирует свой здоровенный ствол, пожирая неподвижным стальным взглядом его раскинувшееся на кровати, ничем не прикрытое тело. Рука уверенно ходит по перевозбужденному, блестящему от смазки члену, пока хищный взгляд Дина буквально физически ощупывает и пожирает каждый сантиметр тела младшего Винчестера. Растерявшийся Сэм пытается что-то возразить на такой неожиданный подход: — Дин… — Заткнись. Дин выдавливает это почти сквозь зубы… Нет, конечно, он не ненавидит Сэма. Наоборот, он его очень любит. Слишком любит. Любит так сильно, что это попросту страшно. И эта проклятая любовь, уничтожающая все границы, она где-то там, в самых темных уголках сознания, переходит в тихую мучительную ненависть, имя которой — всё та же любовь, но нет от нее спасения, и не остается уже никаких сил, чтобы её вынести. — Но… — Сэм, — пытаясь сохранять терпение, теперь с нарочитой мягкостью произносит Дин. — Закрой рот. Без дальнейших разговоров Дин раздвигает совсем растерявшемуся брату ноги пошире, продолжая дрочить себе правой. Теперь два пальца левой руки охотника бесцеремонно входят в Сэма и самым собственническим движением раскрывают его рабочую дырку… — Блядь… — у старшего перехватывает дыхание. — Черт, Сэмми… Она в точности, как мой… Дальше можно не продолжать. Пока огрубевшие пальцы разводят в стороны нежные, постоянно затраханные внутренние стенки младшего Винчестера, до боли откровенно раскрывая возбужденного Сэмми, правая рука Дина движется по подрагивающему стволу всё быстрее и яростнее. Сэму нравится смотреть на это, но его собственных потребностей никто не отменял. Наоборот, глядя на такое, ему хочется Дина внутрь еще больше, просто невыносимо. Но старший охотник уже издает низкий глубокий вскрик и кончает на него. Изумленный Сэм видит, как струя спермы бьет из мощного члена старшего Винчестера прямо на него. Постанывая и ритмично двигая тазом, Дин расчерчивает Сэму своим семенем грудь, лицо, бедра и проклятую не закрывающуюся дырку. Такого офигенного морального удовлетворения Дин не испытывал давненько. Кайф такой беспредельный, что измученному своим вечным влечением охотнику кажется, что он нырнул в бассейн божественной амброзии. — Что?.. Дин!.. — возмущенное и глубоко разочарованное восклицание обкончанного с ног до головы Сэма приводит его в чувства и заставляет откровенно заржать. Старший отвешивает назидательный шлепок Сэму по заднице, чтобы тот заткнулся и не возникал. — Думаешь, я тебя теперь не трахну? Переворачивайся, глупышка Сэмми, — командует Дин. — Лицом в подушку. И только пикни еще что-нибудь. Сэм и не думает больше протестовать, послушно ложась в нужную позу и надеясь, что хоть теперь-то Дин сдержит обещание и выдерет его хорошенько. Пока Дин медлит, Сэм не выдерживает и заводит руку назад. Сам проникает в себя, заполняя сразу тремя пальцами. Ощущение заставляет его задохнуться и задрожать в первую секунду, и уже во вторую — начать трахать свою проклятую дырку, шепча и умоляя: — Дин… Д-дин, пожалуйста… К сожалению, в такой позе Сэм не видит и не догадывается, как перекошено лицо старшего брата от этой его выходки. И какие нехорошие побуждения разжигает в старшем Винчестере это развратное зрелище. — Черт… Дин сам не знает, что чувствует в данный момент — похоть, бешенство, радость, восторг? Рука сама сжимает запястье Сэмми до боли. Зафиксировав его на подушке рядом с лицом младшего, Дин глухим голосом и с холодным оскалом сообщает тому на ухо: — Напряги очко, мальчик. Потому что сейчас я снова буду трахать тебя, как самую сладкую шлюху, какая у меня была. А ты будешь кричать, громко кричать, Сэмми-бой. И будешь стонать мое имя, пока не кончишь на моем члене, как все те девки и парни, которых я толпами трахал до тебя. Замерший Сэм едва дышит, изнемогая в ожидании, но Дин только нежно ласкает его тело своими грубыми руками, любя поглаживая и прикасаясь в разных местах, словно на пробу пытаясь выяснить и выучить реакции своего малыша. — Дин… вставь мне, — уже тихо и жалобно умоляет Сэм, идя на это последнее средство, окончательно позабыв обо всей своей гордости. — Хочу твой член. Войди в меня… пожалуйста… Оттрахай меня… Выеби пожестче. — Выебать пожестче?.. — светится улыбкой Дин, счастливый в этот момент до неприличия, и приникает губами к щеке младшего. — Ты хочешь, чтобы я выебал пожестче твою вечно голодную до меня дырку? — Да… Да, Дин, трахай меня так, чтоб мне было больно… Чтобы я чувствовал тебя еще много дней, чтобы не мог сидеть… Давай, Дин, пожалуйста, не тяни… — И ты-то еще личико вечно кривишь на мою наготу? — насмехаясь, напоминает Дин. — Весь такой правильный, такой гетеросексуальный, такой… Совсем не гей, совсем не переносишь инцест… И главное, совсем не в восторге от меня, — злопамятно добавляет Дин наиболее неприятное. — Я для тебя — конченный придурок, да? — Нет! — Ну да. — Люблю тебя… — беспомощно выдыхает Сэм, не зная, что еще тут можно сказать. — Я знаю, Сэмми, — печально соглашается Дин. — Знаю, что ты меня любишь и хочешь. Но при этом все равно считаешь, сам знаешь кем. Сучка. Сэм молчит, предпочитая все-таки не затрагивать эту щекотливую тему. Его вообще больше волнует другое. Что-то подсказывает ему, что Дин снова будет долго тянуть, прежде чем трахнет, предпочтя продолжать издеваться и мстить. И, в подтверждение его самых страшных опасений, Дин опять вовсю надрачивает пятерней свой ужасный ствол, на этот раз приблизив его прямо к распаленному, распахнутому для него входу Сэма, как будто бы собирается слить в эту глубокую пустоту, так и не заходя. В этот раз Сэмми лежит на животе, и Дин свободной рукой отводит ему одну ягодицу в сторону для лучшего раскрытия. Сэм нервно кусает губы. Брат, как настоящий ублюдок, бесстыдно дрочит на его растянутую вечным траханьем дырку. Это так унизительно и неудобно, а главное — внутри по-прежнему мучительная пустота и никакой надежды на вожделенное проникновение Дина. — Дин, Дин, Дин… Дииин… Сэм чувствует, как его против воли скручивает изнутри обида, острая до боли, такая невыносимая обида и горе, что слезы буквально наворачиваются на его красивые невинные глаза. Дин сегодня так и не трахнет его! Когда он так хочет, так мучительно нуждается в нем. Это какой-то приговор, от которого хочется уткнуться лицом в подушку и вылить на нее все слезы, точно, как девка, но чтобы никто не видел. Особенно Дин. Пока Сэм покорно терпит свое новое вынужденное положение, Дин с гортанными стонами быстро приближается к разрядке. Сэмми чувствует, как сперма старшего Винчестера поочередными выплесками заливается ему в раскрытое тело… Внутренние стенки Сэма дрожат от возбуждения, но не получают ничего другого кроме семени Дина. — Вот так, — хрипит старший охотник весьма довольно. — А теперь поработай своим умелым влажным ротиком, если хочешь получить кое-что посерьезнее. И Сэм тут же, воспрянув духом, переворачивается и работает ртом. Так активно и с таким усердием сосет, ласкает и вылизывает ствол Дина, что тот снова встает с удивительной быстротой. Боясь снова слить, Дин отрывает Сэма от своего вздыбленного, тяжелого члена и укладывает личиком в их жаркую от бесконечных любовных игр постельку. Сам Дин наваливается сверху. Удерживая так, словно брат может взбрыкнуть и вырваться (а Сэм может сделать это, только если совсем потеряет разум от желания и попробует, перевернув старшего, надеться на Дина сам, насильно), удерживая Сэма крепко... Дин Винчестер начинает вводить член. Медленно и сосредоточенно, сжимая губы, сантиметр за сантиметром входит своим громадным, блестящим от смазки стволом в рабочую дырочку Сэмми. Протяжный стон бесконечного наслаждения вырывается из младшего Винчестера. Боже, наконец-то… Наконец-то, наконец-то, наконец-то. Дин. Когда максимально эрегированный твердый ствол старшего погружается в его разработанное отверстие до конца, Сэмми, широко распертый и глубоко насаженный на Дина, застывает с распахнутым ртом, издавая какие-то непонятные хныкающие звуки предельного удовольствия. И вот тогда брат просто вытаскивает свой член из Сэмми одним длинным движением обратно… Сладкие постанывания Сэма переходят в настоящий жалобный скулеж, когда его широко растянутая и раздразненная членом дырочка остается снова пустой и незаполненной. Это какое-то безумие, Сэму кажется, что он в этот момент сойдет с ума. Дин не может так поступать, только не сейчас… Дин не может так, сейчас всё будет, сейчас всё будет… Дин вновь мучительно медленно начинает скользить мощным стволом внутрь своей жаркой сучки, и Сэм уже нетерпеливо вертится под ним, насколько позволяет железная хватка брата. Широко растянутые мышцы пытаются сжимать внутри налитой член, не давая тому снова выйти. Но Дин безжалостно и с садизмом снова покидает распаленный вход… Сэмми тихо хнычет, чувствуя, как в его опустошенное нутро заходит прохладный воздух. А Дин неторопливо и уверенно начинает полюбившееся действо заново… Натягивает младшего с холодным и непреклонным видом, как будто под ним действительно какая-то купленная проститутка. Член Дина снова неторопливо погружается глубоко в живот Сэмми, продевая изведенного уже до отчаяния братишку… Младшему Винчестеру уже хочется выть, чувствуя себя слишком раскрытым и использованным, да только не так, как ему хотелось бы. Дин Винчестер не трахает его, а входит и затем выходит, оставляя вечно пустым и до боли раздразненным, изнывающим по его большому члену. Сэм уже буквально рыдает под Дином. Действительно рыдает, чтоб его!.. Лицо и волосы Сэмми все мокрые от подушки, которая залита его слезами. А старший охотник с восторгом наблюдает, как Сэма трясет в истерических всхлипах, и… безжалостно повторяет свой ритуал медленно, с каким-то ненормальным упоением, наслаждаясь тем, как легко и беспрепятственно погружается его несусветно огромный член в сладкую рабочую дырку младшего брата. И тут же с мягким чпоком в очередной раз покидает его гостеприимное отверстие. Отчаяние, смешанное с бешеным вожделением, заставляет Сэмми замирать в немом крике и неестественно вздергивать зад, пока Дин в очередной раз вставляет в него свой гордо вздыбленный ствол до конца, а затем… вытаскивает его обратно. Дин с глубоким моральным удовлетворением чувствует, что Сэмми доведен сейчас до предела, напряжен, как оружие со взведенным курком, до трясучки и до боли. Криво и недобро ухмыльнувшись, Дин понимает, что время пришло, и разрешает себе чуть-чуть взять, немножко распробовать Сэмми. Всего лишь несколько небольших толчков подряд в распаленное нутро его мальчика — и Сэм с длинным побежденным стоном феерично кончает под Дином… — Блять, — хрипит Дин, чувствуя, как Сэм начинает крепко сжиматься на его члене, выплескивая свою сперму на простыни. — Какой же ты жадный, Сэмми… Ты бы с моего члена и не слезал, если бы мог, скажи же? У Сэма нет сил даже чтобы произнести что-то в ответ: долгожданный мучительный оргазм оставляет его валяться неподвижно, глядя в никуда. Только сильные толчки сотрясают его теперь на кровати, потому что Дин продолжает трахать, и жестко трахать, расслабившееся тело Сэмми. Мощный ствол безжалостно и безостановочно таранит слишком чувствительную и всё еще бесконечно возбужденную дырочку. Ритмичные размашистые толчки делают своё плохое неизбежное дело. Не в силах возмущаться и сопротивляться, Сэм с высоким вскриком кончает еще раз… и теперь его всего крупно трясет на огромном стволе старшего. — Хорошо, — громко и самодовольно заявляет голос Дина. — Можешь считать, сколько раз ты спустишь на моем члене, сучка выебистая. Мучительное наслаждение продолжается. Сэм обреченно утыкается лицом в залитую слезами и слюнями подушку и еще немного повыше подставляет брату свою безумно разработанную, раздолбленную стволом Дина горячую задницу. Младший Винчестер распутно выгибается, полностью подставляясь, чтобы Дину было еще легче и удобнее входить в него. И старший охотник трахает его со страшной силой, долбится в него с низкими стонами, со зверским наслаждением наблюдая, как мощный член уверенно движется в широко растянутой дырочке Сэмми. И чувствуя, как твердая рельефная поверхность огромного ствола напористо трется о нежные стеночки его мальчика, растрахивая его по полной. Сэмми беспомощно постанывает под Дином. Это какой-то болезненный мучительно-сладкий рай и блаженство. Дин просто грубо и банально имеет его в задницу, всаживая свой здоровущий ненасытный член в его заезженное лоно. Этому нет конца. Сэм уже буквально зубами в подушку вгрызается, его пальцы до посинения впиваются в простыню, сжимаясь в кулаки, натягивая и сминая ткань… Дин трахает его, как какой-то безумный заведенный автомат, не зная ни отдыха, ни жалости. Слишком чувствительное от постоянного растраха тело младшего Винчестера снова крепко сжимается в оргазме и извергает в постель новую порцию спермы. Сэм беспомощно кончает на твердом и толстом, как бревно, члене старшего брата, тяня отчаянный протяжный стон. — Сколько уже? Третий? Считай, что это твоя заслуженная анальная кара, Сэмми, — хлестко шлепая младшего по попе, нагло и раздражающе самодовольно сообщает Дин Винчестер. — В следующий раз подумай, прежде чем моську на меня кривить. Болезненно постанывая от переполняющих ощущений и запредельного кайфа, Сэм молча глотает справедливый упрек. Дин еще какое-то время шлепает то одной, то другой ладонью своего неразумного младшего братишку, в поучительных целях, разумеется, пока ягодицы Сэма не начинают пылать, становясь красными, а старший тем временем продолжает грубо трахать его пиздецки заебанную сладкую дырочку. Здоровенный член ходит туда-суда внутри младшего Винчестера, мучительно и нещадно натирая его стенки, грубо и настырно толкаясь в органы… Простата Сэма стимулируется так интенсивно, что парень постоянно течет. Дин трахает его уже второй час без передыха, да так шикарно долбит, что в голове у Сэмми полнейшая пустота. Ничего, кроме того, что делает с ним сейчас Дин. Ничего, кроме этой сладкой и бесконечной долбежки. Из Сэма снова текут слезы. От чего больше — от удовольствия или от страданий, Сэм и сам не знает. Он просто глотает их молча, вместе с невысказанными словами и остатками гордости. — Блять, ты такой заебанный. Я даже девок таких затраханных не видел, — с усмешкой интимным голосом признается старший Винчестер, продолжая деловито ебать младшего в том же ритме. — Знаешь… Тебе может не понравиться, что я сейчас скажу, но… Ты такой влажный и мягкий внутри, Сэмми. Прямо не с кем сравнить. «Дин, перестань!.. Перестань!.. Пожалуйста, хватит!..» — молча умоляет его Сэм, не возникая вслух и тихо всхлипывая. Он сам не понимает, к чему именно относятся его мольбы — к возмутительным словам или к бесконечному траху. — …Как выдолбленная шелковая пещерка вечно текущей принцессы, — продолжает бессовестно пошлить и упиваться происходящим Дин. — С ума сойти, если бы ты только знал, какой ты… Сэм. Твои стеночки такие нежные… так приятно ласкают изнутри мой каменный ствол… От этих бесстыдных откровений Дина Сэм наконец просто тихо и обреченно кончает под старшим охотником. Еще раз. Хотя спермы выходит уже совсем немного. — Думаешь, я смогу так выдоить тебя досуха? — раздается громкий и уверенный вопрос Дина. Поскуливая на огромном стволе старшего брата, Сэм знает, что Дин не шутит. — Хочу, чтоб ты знал, что для меня нет ничего слаще, чем доить такую прекрасную сучку своим членом, раз за разом, снова и снова, — сопровождая свои слова особенно сильными, резкими толчками-вторжениями, заявляет старший охотник. О, Сэм это уже прекрасно знает и давно понял сам. Мощные толчки брата жестко сотрясают его измученное тело уже, кажется, не одну вечность. Дин собственнически пялит его несчастный зад, как какую-то резиновую секс-игрушку: без тормозов, без стыда и без совести. Как будто вся его вечная ярость и сила направлены в одну точку — на несчастную задницу его младшего брата. На его заебанную до полного безумия дырочку. Бедра охотника просто брутально движутся в одном неустанном жестком ритме, долбя его Сэмми. Теперь уже только кровать стонет, а Сэм теряет последнее дыхание. Сам того не ожидая, Сэм узнает собственный севший голос, и это едва слышное: — Д-ди-ин… Дин… хватит… пожалуйста… И видимо, от такого затраханного голоса младшего и от самой мольбы, Дин наконец-то не выдерживает и с рыком кончает… Натруженное нутро Сэмми принимает выплеск за выплеском тонну свежей спермы Дина Винчестера. И ее чертовски много, гораздо больше, чем должно быть. Кишечник Сэма медленно заполняется семенем старшего брата до дискомфортного состояния, но младший Винчестер молча терпит и это. Теперь Дин как будто срывается, переворачивает затраханное тело, целует губы податливого и полностью раскрытого Сэма под собой, ластящегося под ним, целует его носик, его милую родинку, челку, его глаза, словно слетев с катушек, ласкает младшего жадно и трепетно, и для обоих не существует ничего лучше. Ничего не соображающий от ощущений и затраханности Сэм целуется с Дином особенно чувственно, проникновенно, жарко, развратно. С губ старшего Винчестера бесконтрольно срывается вперемешку и «Сэмми» и «люблю», потому что в такие минуты никто не может продолжать держать привычные маски, даже Дин. К сожалению, у Сэма даже нет сил, чтобы отвечать «я тебя тоже». А потом, спустя каких-то двадцать минут такого сказочного долгожданного отдыха, ласки и полнейшего взаимного рая, Дин закидывает его ноги себе на плечи и снова въезжает своим полностью готовым стволом в заебанную дырочку… Сэм от очередного болезненного заполнения распахивает губы и глаза, и так и замирает в остром шоке. Дин снова трахает его, уже лицом к лицу, наблюдая безмолвную агонию любимого… На глазах Сэмми постепенно отдается бесконечному потоку неуемной страсти брата и уже совершенно развратно стонет, пока Дин снова вздрючивает его. В конце концов вновь Дин переворачивает младшего лицом вниз и снова входит во всегда готовые для очередного жесткого заезда задние двери Сэмми… Нежные покрасневшие стенки грубо взнуздываются твердым стволищем брутального охотника. Дин Винчестер напористо и размеренно двигает бедрами в привычном темпе. Сэмми подрагивает у брата в руках: его несчастная дырка по-прежнему широко раскрывается толстым, как бита, членом Дина, а бедра уже буквально дрожат от такого раскрытия и бесконечного растраха. Неприличные стоны Сэма переходят в жалобный скулеж. Ему уже фактически нечем кончать, он выдоен и пуст, а Дин продолжает вытачивать своим ненормальным членом из него еще более идеальную сучку. Точно какой-то гребанный маньяк и садист. В конце концов Сэм все-таки кончает еще раз, уже всухую, бешено сжимаясь на члене старшего брата и дергаясь под ним в каком-то исступлении. Дин уверенно удерживает пытающегося слезть с его члена Сэмми на месте и так насильно сливает в него еще раз всё свое семя, заставляя чувствовать еще больший дискомфорт и переполненность внутри. Наполняемый Сэм постанывает громче… Дин любуются и мягко ласкает подушечками пальцев неподвижно лежащее на кровати тело почти без признаков жизни, давая младшему прийти в себя. Судорожно обнимая подушку, затраханный и переполненный Сэмми понемногу успокаивается и начинает дышать глубже и ровнее. Дин с удовольствием чувствует ладонью, как сердце Сэмми бьется спокойнее и ровнее. Пальцы Дина продолжают нежно скользить по гладкой горячей коже. — Ты сейчас такой красивый... А еще раскрытый и разнузданный, — мягко и бархатно произносит голос Дина. — Весь нашпигованный моей спермой… Ты можешь подержать ее в себе? Можешь перестать выталкивать ее? Сэмми? Черт… Давай-ка я позабочусь о тебе. Просто расслабься… Доверься мне, Сэмми… Позволь. Сэм чувствует, как сильные руки брата потихоньку, но непреклонно и уверенно раздвигают его бедра шире, заставляя еще больше раскрыться, и младший Винчестер продолжает лежать так, ничком, поддаваясь старшему брату и не проявляя никакого сопротивления. Чувствуя, как переполняющая его сперма Дина постоянно выходит из тела, Сэм слышит звук открываемого и закрываемого ящика. И краем сознания понимает, что это не к добру. Так и есть: какой-то большой округлый предмет упирается в его натруженный и широко растянутый анус. Сэм мучительно постанывает, всхлипывает и скулит, пока Дин с усилием давит, проталкивая в него эту несусветную штуку, неторопливо раскрывая ею анус младшего Винчестера еще шире. Медленно и с трудом принимая, Сэмми вздрагивает и тихо вскрикивает, когда самая толстая часть неожиданно проскакивает внутрь, полностью заполняя и широко раздвигая его заебанные стенки. Надежно заткнув «Саманту» огромной пробкой, Дин самодовольно шлепает его пятерней по выдранной и отшлепанной заднице. Сэм нежно приятно постанывает, несколько раз конвульсивно сжимаясь вокруг принятого предмета. Всё же такая заполненность позволяет ему чувствовать себя немного увереннее, чем тревожная пустота и раскрытость. — Ну что? Понравилось? — усмехается Дин, укладываясь рядом. — Дин, ты просто нечто, — выдыхает впечатленный Сэм севшим голосом и сразу же лезет со своими нежностями, как несмышленый щенок, невыносимо сладко и тягуче целуя приоткрытые пухлые губы брата. — Но в следующий раз мог бы быть… меньшим садистом. И так уже опустил меня ниже некуда. — Пока еще нет, Сэм. Кончай нудеть, — отмахивается Винчестер. — Почему ты так ведешь себя со мной? — задает Сэм прямой вопрос, который болезненно жжет ему сердце. — Я не жалуюсь, не подумай. Я даже не против. Просто… Не знаю, как сказать. По-моему, твое отношение ко мне оставляет желать много лучшего, — выдавливает он наконец и добавляет, надув губки. — Серьезно, Дин, ты плохо со мной обращаешься. Старший счастливо и удовлетворенно разваливается на спине, заложив левую руку за голову. Поглаживая другой рукой поясницу Сэма, Дин начинает говорить прохладным спокойным тоном, от которого у младшего Винчестера пробегают мурашки в самых неожиданных местах. — Возможно, ты иногда думаешь, что я тебя не ценю, Сэмми, — произносит Дин, задумчиво и завороженно прохаживаясь ладонью по гладкой коже, словно гладя верного жеребца по спинке. — Принимаю тебя, как должное. Тебя и всё то многое, что ты делаешь. Еще грублю, издеваюсь… даже бью иногда, срываюсь, не слушаю, говорю гадости. И постоянно трахаю тебя. Да, пиздецки много и часто, даже я это понимаю, — на этих словах рука Дина съезжает с поясницы младшего и ластится к его заднице, медленно, чувственно и собственнически водя подушечкой пальца вокруг гигантской толстой пробки, широко распирающей анус Сэма. — Извини, малыш. Мне правда жаль, что всё так вышло и что я с тобой сотворил… Боюсь, из-за меня ты уже никогда не сможешь закрыться, Сэмми. Да я тебе и не дам. Но в одном ты ошибаешься: я твою цену знаю. И она не маленькая, совсем. Вообще-то, это самая высокая цена, какая может быть. Я имею ввиду, что, как правило, ты стоишь жизни… Иногда моей. Иногда чьей-то чужой. Иногда многих и многих жизней сразу. И я плачу эту высочайшую цену за тебя, сколько себя помню. Приношу настоящие кровавые «жертвы на Твой алтарь», стараясь не думать о том — правильно это или нет. Просто потому что я знаю: ты того стоишь. Я никогда не сомневался. Даже когда ты, как самый неблагодарный сучок, предавал меня, бунтовал, уходил, обманывал, и были все причины, чтобы остановиться и спросить себя: «Послушай, Дин, а стоит ли он того?» Я никогда всерьез не задумывался над этим. Ты — аксиома, Сэм. И первое заученное правило… проверенное опытным путем… Хочешь знать, сколько сигарет мне предлагали за тебя в тюряге? Не поверишь, но многие зэки были готовы отдать всё, что у них было, и даже то, чего у них не было. Они умоляли меня взять расписки, чтобы быть должниками до конца своих дней. Они предлагали даже себя в пожизненное рабство. Всё только за один-единственный раз с «конфеткой Сэмми»! За какую-нибудь Джо, я уверен, дали бы максимум три пачки, и то не факт. Ну, а за тебя… я уже лично знал там человек шесть, которые отдали бы за тебя собственную жизнь. Включая того бедолагу, с которым ты сидел… Ну, помнишь, который пялился. Я не стал тебе тогда говорить, что не без помощи Арни тебя специально посадили к такому — самому забитому и безобидному. Это было мое условие. А ты думал, что я пущу на самотек такой опасный момент? Что я могу не позаботиться о твоей неприкосновенности? Позволить каким-то ублюдкам оказаться с тобой в четырех стенах и трогать тебя, или того хуже? — Все равно, он… дрочил, — жалуется Сэм, неохотно вспоминая. — Там все на тебя дрочили, — легко закрывает тему Дин. — Если бы не уверенность, что я потом пришью любого, кто тебя тронет, тебя бы там трахали днем и ночью без перерыва, во все дыры, не давая ни просохнуть, ни закрыться. А в душевой пускали бы по кругу, причем все, включая охрану. Всё обошлось, так что давай забудем, — Дин помолчал. — Кстати говоря, вспомнил сейчас про Джо… — Ты когда-нибудь задумывался о том, что ее назвали в честь нашего папы? — непонятно к чему вдруг спрашивает Сэмми, как-то по-детски доверительно и открыто заглядывая Дину в глаза своими чистыми красивыми глазками. Да уж, отец Джо явно считал Джона Винчестера своим лучшим другом и просто отличным парнем. До того самого последнего момента, как Джон без его ведома сделал из него на охоте отличную приманку, и он погиб в когтях монстра. — Блять… нет я никогда не задумывался об этом, — тяжело прикрывая глаза, признается Дин. — И даже не хочу об этом думать. С чего ты вдруг это начал? — Да так. Что-то в голову пришло — а вдруг она была нашей сестрой? Да уж, это было бы похоже на Джона, эдакий новый охуительный сюрприз от него. Очередное полнейшее дерьмо в его духе. — Сэмми… Поменьше думай, — только и может посоветовать Дин, стараясь выкинуть эти гадости из головы. — В общем, я хотел сказать о другом. Просто вспомнил, как она латала мне рану, после того, как ты меня подстрелил… И она тогда что-то говорила, но я ничего не слышал. Потому что всё, о чем я мог думать в тот момент, это: Сэмми. Снова убегает от меня. Подстрелил меня, сучонок. И вдруг я услышал, как Джо сказала грустно: «Не позвонишь» И я только тогда понял, что у нас, оказывается, шел разговор. Через пару секунд я даже сообразил, о чем. А еще через пару секунд совершенно забыл. Потому что, что такое Джо в сравнение с самой шикарной в мире дикой кошечкой, которая тут скакала с наганом? Не в обиду Джо — с таким, как ты, Сэмми, любого жестоко сравнивать. А когда я думал о том, что внутри тебя была еще одна дикая кошечка, у меня начинался полный разнос мозга. Конечно, я не позвонил Джо, да и никому бы не позвонил… Больше, чем одна ночь — это только ты, Сэм. Даже Лиза не в счет — я был с ней из-за Бена и из-за желания иметь нормальную семью. А потом ты вернулся, и я, по ходу, разбил ребенку сердце… Ладно, какие проблемы, ты ведь этого стоишь. Я убил Бенни, ради тебя, оставил человечество на растерзание Аду, не дав закрыть врата… Ты — самая дорогая шлюха в мире, Сэмми. Боюсь, что и после смерти мне еще придется вечность расплачиваться за всё прекрасное, что у нас есть. И даже так, я бы никогда не смог отказаться от тебя. Думаю, что ради тебя я еще не раз пойду против всех своих инстинктов и убеждений. Просто… никогда не хотел говорить этого, но… я люблю тебя, Сэм, — с трудом признается Дин Винчестер в этой страшной тайне. — Я люблю тебя. Это единственное, что я знаю наверняка. Единственное, в чем я всегда абсолютно уверен. Всё остальное — словно морок. Сплошные статуи в тумане, которые полностью меняют облик в самый неожиданный момент. Но ты — мой, Сэмми. Это единственная реальность. И она неподвластна даже Богу. И я знаю, да, уж поверь, я знаю, что ты стоишь всего, что я для тебя делал и сделаю, и даже неизмеримо больше. Именно ты и только ты. И больше ничто и никто. Сэм молча, с безграничным обожанием разглядывал любимого брата, с довольной улыбкой слушая его признания и прижимаясь к нему сбоку всем своим большим горячим телом. В живых глазах Сэма зияла звездная бездна, тихо озаряющаяся мерцанием бесконечной силы и власти.