Графф

— Мама сказала, что мне было лучше умереть. Голос очередной посетительницы дрогнул. — А вы? Что вы об этом думаете? — Я хочу жить. Но я хочу жить нормально, не зависеть от фаз Луны. — Вы думали о смерти? — Нет. Пока мама не сказала это, я и мысли такой не допускала. Я пыталась научиться с этим жить. Принимала зелья по графику, научилась пристегиваться в комнате так, чтобы во время трансформации случайно не оказаться на свободе. Если уж мы говорим об оборотничестве, я была хорошей девочкой! — Это ирония? — Да, что-то вроде шутки, — клиентка издала короткий смешок. — Я называла себя хорошей девочкой каждый раз, когда могла провести всю ночь в комнате. А теперь я даже не знаю, правда ли я хорошая. — Что вы чувствуете? Графф щурился, глядя на посетительницу поверх очков. — Я? Мне обидно, наверное. Я ждала хотя бы от мамы, что она поддержит меня. Меня поддержала только школьная подруга. А сейчас она уехала, и у меня совсем никого не осталось. — Почему вы так думаете? — Все знают, что со мной. Никто не хочет общаться с оборотнем. — Вы действительно спросили у всех? Графф улыбнулся. Посетительница молчала, наверное, переваривая ответ — точнее, вопрос. — Нет. Не у всех. Но я уже привыкла быть в одиночестве. — Так чего же вы хотите? — Я не хочу жить… Графф напрягся. — Не хочу жить с женщиной, которая желает моей смерти. Которая жалеет о том, что я выжила. Я не хочу мучить ни ее, ни себя. — У вас уже есть какое-то решение? — Да. — Тогда почему вы пришли сюда? — Наверное, я искала подтверждения того, что поступаю правильно. Что права в стремлении съехать. — А вы как думаете? — Я думаю, что прекрасно справлюсь сама. Мать толком не участвовала ни в покупке зелий, ни в изобретении страховки. Я сделала это все сама. Я вела график приема зелий, сама ходила на обследования в Мунго и отмечалась в Министерстве. Я прекрасно проживу сама. Стул скрипнул. — Да, сэр, я проживу сама! Шаги гулко простучали по каменному полу, хлопнула дверь. Графф повернулся к Драко. — Это ведь дочь вчерашней посетительницы? Графф пожал плечами. — Я могу только догадываться. А вы? Как вы себя чувствуете? — Ужасно. Вчера я снова был в парке, видел там ее. У меня хватило ума не подходить к ней, не пытаться завязать разговор. Но я снова не смог уснуть, пришлось пить Умиротворяющий бальзам. — И после него вы уснули? — Да. И мне снился мост. Не мост Миллениум, а другой. Каменный. И там была та посетительница. Она плакала из-за того, что не смогла спасти людей, а потом мы упали в воду. И я проснулся. Чтобы снова уснуть, мне пришлось пить Зелье Сна без сновидений. Но маму испугать я успел. Графф снял очки и принялся тщательно протирать стекла. — Доктор Графф. Прошу. Я сойду с ума. Сотрите мне память. Графф схватил со стола пергамент, но не успел обмакнуть перо в чернила, как дверь тихо скрипнула. Доктор тут же повернулся к стулу для посетителей и отложил перо. — Этой ночью мне снова снился мост. Графф молчал. — Это был мост Миллениум. И там… Там был тот знакомый, о котором я говорила. — Что он делал? — Он просто был. Стоял на мосту. Он никого не спасал, но и не пытался убить. — Что вы чувствуете по этому поводу? Драко напрягся. Грейнджер видела его во сне. Это было довольно волнующе — понимать, что ты снился кому-то, хоть и не в самом приятном контексте. — Я не понимаю, почему он. Мы не виделись пять месяцев. Я знаю, что его не отправили в Азкабан, а назначили какое-то наказание. Я даже не интересовалась, какое именно. А теперь он практически преследует меня. Вчера он снова был в парке. Он просто наблюдал, но… Знаете, я боялась шевельнуться под его взглядом. Драко снова прикусил губу. Заметила все-таки. — Я думала, после первой встречи он будет обходить этот парк десятой дорогой. Там ведь бываю я. — Но все же, почему вас так волнует этот молодой человек? — Все вокруг презирают меня, ненавидят. А его ненависть — это естественно, привычно, обыденно. Но он не проявляет ее. Наверное, запудривает мозги. Я боюсь. — Чего же вы боитесь? — Собственной беспомощности и беззащитности. Этот человек следит за мной, а я не могу даже пожаловаться друзьям, потому что они снова сочтут это несерьезным. — Почему вы так думаете? — В прошлый раз тоже так было. Один человек просто слишком часто попадался мне на глаза, и я решила, что он за мной следит. Я пожаловалась друзьям, они поговорили с ним, и оказалось, что это действительно было совпадение. А теперь, когда я действительно в опасности, они уже не поверят мне. — Вы уверены, что вы в опасности? Он угрожал вам? — Нет. — Он пытался вам навредить? — Нет. Повисло молчание. — Наверное, вы правы, сэр. — Разве я что-то сказал? Графф снова прищурился. — Вы ничего не сказали, сэр. Но я подумала… Может, мне стоит для начала спросить у него самого, почему мы стали сталкиваться. Они помолчали немного. — Эти сны, — задумчиво произнес Графф. — Вы не пробовали обратиться в клинику Святого Мунго? — Нет. Не думаю, что они примут меня. Не думаю, что они поймут. — Но вы ведь не пробовали. Скрипнул стул. — Спасибо, сэр. Шаги, хлопок двери — и Графф снова повернулся к своему столу. — Вы отнесете министру мое послание? Драко подавил в себе желание изобразить уханье совы. — Отнесу, сэр. Графф заскрипел пером по пергаменту, оставив Драко размышлять о том, что совпадений не бывает, и вряд ли они с Грейнджер удачно столкнутся в лифте сегодня. И все же, оказавшись в Атриуме, Драко осмотрелся по сторонам. Грейнджер нигде не было. Он вздохнул и поплелся к лифту. Кабина на сей раз была совершенно точно пустая. Драко осмотрел ее трижды, прежде чем войти внутрь. Он нажал нужную кнопку, и лифт рванул вниз. В голове же роились мысли, одна гаже другой. Графф действительно не советовал и вообще не высказывал свою точку зрения, но его наводящие вопросы подчас сводили с ума. Первое, что услышал Драко, выйдя на первом уровне, был тихий всхлип. Он осмотрелся по сторонам, но никого не увидел, так что двинулся вперед по коридору, то и дело останавливаясь и вслушиваясь. За закрытыми дверями кабинетов явно кипела работа: поскрипывали перья, шуршали пергаменты, двигались стулья и хлопали папки. И из этого многообразия звуков выбивались тихие всхлипы. Драко остановился перед одной из дверей и уставился на табличку: "Гермиона Джин Грейнджер. Первая помощница министра". Дверь была приоткрыта, и всхлипы доносились именно из-за нее. Повинуясь внезапному порыву, Драко коротко стукнул по деревянному полотну, толкнул дверь и вошел. Грейнджер рыдала, опустив голову на сложенные на столе руки. Она, кажется, вообще не слышала, что кто-то вошел. Драко притворил дверь поплотнее, пересек кабинет, обошел стол и положил руку на плечо Грейнджер. — Что-то случилось? Она подскочила, взвизгнула и отшатнулась. — Малфой? Ты что здесь делаешь? Ты шпионишь за мной? — она выхватила палочку и направила на него. — Тихо-тихо, — Драко поднял руки, развернув их ладонями к Грейнджер. — Я не хочу тебе навредить. Просто шел к министру, услышал, что кто-то плачет и решил поинтересоваться, в чем дело. — То есть, ты не следишь за мной? — Нет, и в мыслях не было, — он замотал головой. — Мерлином клянусь. — А тогда, в лифте? И потом в Сент-Джеймс парке. Как ты вообще оказался в Сент-Джеймс парке? Он же маггловский. — Один друг посоветовал. Сказал, что смена обстановки может помочь мне прийти в себя. — С тобой что-то не так? Ты же… — Да, со мной что-то не так, — отрезал Драко. — С нами всеми что-то не так. Ты стала похожа на инфернала, моя мать больна, мой отец не спит по ночам. Мои друзья отказались со мной общаться, потому что я могу окончательно испортить им репутацию. У меня такое чувство, что само мироздание рушится, а я ловлю отдельные камни и пытаюсь ставить их на место. Как видишь, ни черта у меня не получается. Грейнджер смотрела на него, хлопая глазами. — Прости. Сорвался. Тебе тоже несладко. Может, расскажешь, в чем дело? — Ты не поймешь. — А вдруг пойму? — Драко прищурился. — Если даже Гарри и Рон не поняли, то тебе уж точно не понять. — Можно я решу сам? Грейнджер поперхнулась своей следующей репликой. — Наверное, можно. — Слушай, у меня сейчас очень важное дело к министру, но мы могли бы прогуляться в Сент-Джеймс парке сегодня. Вместе. Ты все расскажешь. Вдруг это лучше, чем плакать перед утками? Она утерла слезы и, похоже, задумалась. — Ты как давно с живым человеком разговаривала? Драко, конечно, знал, что минут двадцать назад, но Граффа он решил не упоминать вообще. Он бы и сам себе не смог объяснить, почему не хочет давать понять, что знает о ее походах в кабинет Граффа. — Где-то месяц назад. Это ужасная история, и довольно долгая, а тебе надо идти. — Да. Прибереги ее до вечера, ладно? В пять, в Сент-Джеймс парке, на той же скамейке. Идет? — Я не знаю. Я… — Я буду тебя там ждать, — выпалил Драко и бросился прочь из кабинета. Уже шагая по коридору, он подумал, что это было ужасно с его стороны: повесить на Грейнджер ответственность за его решение, особенно учитывая ее состояние, то, что она обвиняла себя в боли всего мира. Зато она точно придет. — Мистер Малфой, — Кингсли прищурился и посмотрел в пергамент, затем на Драко. — Как ваши дела? — Разве там не написано? — Драко скривился. — Или вы хотите, чтобы я сам это сказал? Так же, как говорят в кабинете у доктора, без имен и фамилий. — Нет, не думаю. Вы дважды просили стереть вам память. Почему? — Больно. Столько знать о чужих страданиях. Я пять месяцев варюсь в этом котле, но сейчас начали приходить люди, которых я считал несгибаемыми. И они сломаны. Почему? Я ведь никого не убил, не замучил, не укусил. Почему я? Почему мне так больно? — Потому-то и вы, мистер Малфой, — Кингсли поджал губы. — Потому что вы еще способны испытывать боль и сопереживать. Можете идти. — А ответ? Разве вы не станете писать ответ? — Нет. Это не тема для переписок, скорее, для разговора. Долгого и местами не особо приятного. Так что вы можете идти. — Хорошо, сэр. Я так и передам, — Драко кивнул и вышел из кабинета. В Атриум он поднимался в смешанных чувствах. Скорее всего, Графф с Кингсли пытаются решить, что делать с его памятью, и сам он себе уже не хозяин. С другой же стороны, уже через час он встретится с Грейнджер, сможет с ней поговорить. — Министр ничего не отдавал вам, мистер Малфой? — поинтересовался Графф, как только Драко закрыл за собой двери. — Нет. Сказал, что поговорит с вами лично. А я… Я поговорил с той посетительницей. Которой снится мост. Я пригласил ее в Сент-Джеймс парк сегодня. — Это свидание? — Нет. Исключено. Скорее, с ее стороны эта идея встретит даже большее отторжение, чем с моей. — В чем же дело? В том, что вы были школьными неприятелями? — Дело в моих родителях, которые презрительно и даже враждебно относились к таким, как она. И в моей тетке, которая пытала ее Круциатусом. И немного во мне. Но я уверен, мои родители могут быть самой серьезной преградой, если мы — даже думать об этом странно — решим начать какие-то отношения. Она ведь думает, что я такой же, как они. — По-моему, человек сам выбирает, каким быть, и неважно, какие у него родители. — По-моему, мистер Графф, сэр, мне не оставляют выбора. Вы ведь обсуждаете с министром сохранность моей памяти? — огрызнулся Драко, игнорируя тот факт, что Графф впервые за много месяцев выразил свою мысль, а не стал приводить к ней вопросами. — Не вы ли просили об этом еще сегодня утром? Драко понурил голову. Конечно, он просил. Но тогда у него еще не была назначена встреча в Сент-Джеймс парке, тогда он еще не видел Грейнджер так близко, не касался рукой ее тонкого, иссушенного плеча и — Мерлин, да с чего бы — не предполагал, что между ними может быть что-то кроме взаимного игнорирования. — Но вы говорили, что собираетесь защитить мою память. И мне нельзя сегодня лишаться памяти. У меня встреча. — И я очень надеюсь, вы не проболтаетесь о том, что слышали в этом кабинете. — Ни в коем случае. — Тогда ступайте, мистер Малфой. На сегодня ваш день в Министерстве окончен. Драко кивнул и аппарировал. Когда он уселся на скамью в парке, до встречи с Грейнджер оставалось еще полчаса. Драко уставился на уток и ощутил, что руки слегка дрожат. Драккл бы побрал этого Граффа и его ехидство. Свидание, надо же. — Здравствуй, — прошелестел рядом голос Грейнджер, и сама она опустилась на скамью рядом с Драко. — Привет, — он попытался улыбнуться, но безуспешно. Не получалось улыбаться, глядя на тени, что залегли у нее под глазами, на опухшие веки и сероватую кожу. — Грейнджер, объясни, что с тобой происходит? На тебе лица нет. Налетел прохладный ветерок, и Грейнджер вздрогнула. — И вообще, почему ты ходишь в летней мантии? Заболеть хочешь? Драко поднялся, снял мантию и накинул на плечи Грейнджер. — У меня нет осенней, — призналась она, мелко дрожа в его руках. — Она совсем износилась, пока мы слонялись по лесам. — Почему новую не купишь? Дело пяти минут, честное слово. — А что люди скажут? У многих погибли дети, братья, сестры, родители, а героиня спускает деньги на тряпки! — То есть, по-твоему, им будет спокойнее, если ты заболеешь, да? Это вернет им родных? — А что мне, радоваться и скупать тряпки? Тот чек, что прилагался к Ордену… Это кровавые деньги, как ты не понимаешь? Я не спасла сотни людей, и мне за это заплатили! — Ты спасла тысячи, — возразил Драко. — Кого? Ты хоть одно имя назвать можешь? — Тех пленников, которые сидели в подвале моего дома, когда вас туда привели. — Их Добби спас, не я. Я вообще была у тебя на виду тогда. Ты видел, что я не спасла никого. Я вообще ни на что оказалась не способна, только на визг и слезы. — Под Круциатусом Беллы и я бы визжал. Ты спасла многих других. — Мы явились в Хогвартс, и за нами пришел Волдеморт. Если бы не мы, никто из учеников не пошел бы сражаться и не погиб бы. — Это был их выбор. Ты никого не заставляла. Они устраивали диверсии весь год, так что не думай, будто вы с Поттером и Уизли стали катализатором. Рано или поздно эта бомба должна была рвануть. Грейнджер ежилась, и Драко со вздохом прижал ее к себе. — Ладно, драккл с ней, с доплатой к Ордену. У тебя есть работа, за которую платят. Купи с зарплаты мантию. — Все равно будут говорить, что я жирую на кровавые деньги. — Да никто, кроме тебя, о кровавости денег и не подозревает. Ты год подвергала свою жизнь опасности, слонялась по лесам, вломилась в Гринготтс. Да кто вообще рискнет тебя осудить? Даже я не так прячусь как ты, хотя я-то как раз военный преступник, Азкабан по мне плачет и все такое. Ты вспомни, какая шумиха поднялась, когда Кингсли отказался сажать нас с отцом в тюрьму. Если бы не интервью Поттера, я бы до сих пор из дому не мог выйти. — А что я могу поделать, если мне стыдно перед теми, чьих родных я не уберегла? — Раз уж ты так заботишься о других и плевать хотела на себя, то пожалуйста, вот тебе мое мнение: ты давала многим надежду, так что будь добра, ради тех, кто остался в живых, возьми себя в руки и перестань быть такой сломанной! Он так сильно прижал Грейнджер к себе, что у бедняги хрустнули ребра. — Прости, — Драко разжал руки и отпустил ее. Грейнджер смотрела на него исподлобья и куталась в его мантию. — Мне не наплевать на себя, — проворчала она, наконец. — А мне кажется, очень даже наплевать. Таскаешься в летней мантии, сама себя довела до истощения. Не ешь ты тоже в знак скорби? — С чего ты взял, что я не ем? — Да с того, что я ребра твои нащупал. Драко понимал, что заводится и грубит, но ничего не мог с собой поделать. — Да почему тебе вообще важно, чтобы я нормально ела и одевалась? Ты мне даже не друг. Он выдохнул и уставился на свои руки, пытаясь успокоиться. Мысленно сосчитал до тридцати, пытаясь подобрать нужные, правильные слова. — Представь, как много ты значишь для волшебного мира, раз даже я, Драко Малфой, всерьез озабочен твоим состоянием. Грейнджер куталась в его мантию и выглядела крайне обескураженной. — Ты замерз? — тихо спросила она и коснулась тыльной стороны его ладони одним пальцем. — Кожа слишком бледная. От ее касания Драко бросило в жар. — Нет. Нет, мне не холодно. — Зачем ты врешь? — возмутилась Грейнджер. — У тебя губы синеют уже! — Вот и погуляли, — буркнул Драко. — Вот и пообщались. Грейнджер поджала губы. — Моя вина, — прошелестела она. — Нет никакой твоей вины. Виноват дурацкий ветер и вот эта туча, — он ткнул пальцем в небо, по которому и впрямь ползла темно-серая туча. — Ты и впрямь так сильно хотел со мной погулять? Почему? — Потому что я… Ты, — Драко набрал в грудь побольше воздуха. — Ты мне снилась. — И что я делала в этом сне? — Плакала. Грейнджер, пойми, я сейчас любую боль, любую слезинку отношу на свой счет. Меня оставили на свободе, но при этом с таким чувством вины, словно все преступления на этой войне совершил только я. — Но ты же не убил никого. — Я был с теми, кто убивал, по одну сторону. Этого достаточно. И для Визенгамота, и для моего чувства вины. Наверное, потому меня так и задевает твое состояние. Разум понимает, что я никого не убил. А чувства твердят, что я полмира уничтожил. Она грустно улыбнулась и провела пальцем по его щеке. — Я тебя понимаю. Поверить в это не могу! Мы с Драко Малфоем понимаем друг друга, как никто. Драко перехватил ее руку и сжал. — Да. Наверное, именно поэтому я и не могу видеть тебя такой. — Давай завтра погуляем? — выпалила Грейнджер, и ее щеки зарделись. — Как раз выходной. — Встретимся здесь? Или выберешь другое место? Боюсь, я сегодня слишком авторитарно себя повел, так что место завтрашней прогулки выбираешь ты. — Здесь. А если будет дождь, спрячемся в какой-то кофейне неподалеку. В два часа пополудни тебе удобно? — Да, вполне, — Драко кивнул. Они поднялись со скамьи. — Тогда до завтра, — Грейнджер улыбнулась, отдала Драко мантию, огляделась по сторонам и аппарировала. Драко тоже осмотрелся. Вокруг не было ни души. Ни одного разнесчастного маггла. Только утки крякали, будто бы удивляясь тому, как Грейнджер растворилась в воздухе. — Вы ничего не видели, — заговорщицки шепнул им Драко и тоже аппарировал. Мать уже ждала его в холле у дверей. На ней была дорожная мантия, а рядом стояли два чемодана. — Куда-то собралась? — Драко подозрительно прищурился. — Мы с отцом уезжаем. Решили дождаться тебя, чтобы сообщить. — И куда же вы? — Элизабет Паркинсон предложила погостить у ее сестры в Альпах. Мы с Элизабет думаем, что вода из местных источников пойдет твоему отцу на пользу. — А, — только и смог сказать Драко. Люциус, явно не воодушевленный грядущей поездкой, как раз спускался по лестнице. — Ты точно решила? — хмуро спросил он у Нарциссы, и та закивала. — Конечно. Такая возможность развеяться. Тем более, тебе разрешили выезжать из страны. Уверена, смена обстановки пойдет нам обоим на пользу. К тому же, Драко уже взрослый, вполне справится с домом сам. Драко кивнул. Мать торопливо поцеловала его в щеку. — Вернемся через пару недель. Не скучай, — она улыбнулась, взяла Люциуса за руку и аппарировала.