summer depression

Горло саднит от слез и дерьмовых сигарет, украденных у Куро — задолбала хвастаться, что уже совершеннолетняя, так ей и надо. Душу саднит... Кенма даже не знает, от чего. Просто плохо. Просто не хочется больше дышать. Паника сковывает, скрючивает пальцы — ни в волейбол поиграть, ни в свитч. Она заставляет себя дышать и представляет себе лес. Падающие на глаза волосы вполне сойдут за золотистые деревья. Ей свежо и приятно. Пусто. Скоро наступит поздняя осень, и теплая листва сменится отросшими корнями — красить волосы было определенно плохой идеей. Чертова Ямамото. А пока... Через ее лес, вместе с июльским ветром, пробивается солнце. — Кенма, — тихонько зовет Шое и отодвигает пряди с глаз. — Я сказала маме, что буду встречаться с тобой. У нас встреча. И каждый раз — как в первый, прошивает острой влюбленностью и непривычной нежностью. Так, что там Куро говорила? Посмотреть — ага, есть. Длинные, трогательные, пушистые ресницы Шое. Понюхать — Кенма улавливает запах выпечки и пота — Шое наверняка бежала к ней со всех ног. Потрогать. Кенма чистой волей заставляет себя расцепить замерзшие пальцы и касается лица Шое. Обводит россыпь веснушек, гладит тонкую переносицу. Шое сначала фыркает от холода, а потом вдруг улыбается и ластится к руке. Точно кошка. Ей следовало пойти в Некому. — Хочешь мороженого? — Шое берет ладонь Кенмы в свою. — Хочу. Кенма крепко сжимает руку Шое и поднимается.