Багряная метка

      Яркое сентябрьское солнце заливает массивные каменные ступени, на которых стоит, в чёрных начищенных ботинках, парень, боявшийся первого дня осени, как собственной смерти. Серые глаза аккуратно и с некоторой опаской обводят здание магической школы, рассматривая его будто впервые; по сути, это было недалеко от правды. После битвы за Хогвартс, от величественного здания остались лишь груды камней, разбитые стекла ярких витражей и неутолимая печаль, которая высасывала из всех оставшихся в живых учеников все то мимолетное счастье, что поселилось в них после победы, похуже, чем дементоры. Однако сейчас былое величие Хогвартса заиграло новыми красками. Всего лишь за одно лето здание полностью восстановили, хотя, когда Малфой бежал со своей матерью с поля боя пару месяцев назад, ему казалось, что всей жизни не хватит, чтобы вернуть то, что уничтожили безносый ублюдок с манией величия и его приспешники (в число которых Драко не вписывал себя, ведь метку он получил далеко не по своей воле). На первый взгляд, это была все та же школа, выглядевшая точно так, как и до войны, но Драко все равно видел, что многое изменилось. Те же самые радужные витражи выглядели иначе. Видимо, даже магия не помогла восстановить их в мельчайших подробностях.       Малфой вздыхает и зажмуривается, как перед ударом. Он очень любил находиться в Хогвартсе, но теперь парню казалось, что здесь ему не место. Он направлял палочку на Дамблдора, угрожая его жизни одним из непростительных, он был на стороне Волдеморта, пусть и не хотел этого, но кто его будет слушать? Ему казалось, что даже несмотря на то, что суд оправдал его с матерью и признал их невиновными, всё равно все в школе будут сверлить его ненавидящим взглядом за те тысячи магов, что отдали свою жизнь за светлое будущее магической Британии, пусть в их смерти он не был виноват. Семья Малфоев была прикована к Волдеморту, но лишь отец действительно был полностью «за» его идеи. Драко это злило. Ужасно злило, но он не смел перечить отцу, потому что знал, что это ничего не даст, разве только крепкий удар куда-нибудь под дых. Отец ушёл вместе с остальными Пожирателями в небытие, ещё до победы светлой стороны, и думать о нем было тяжело. Драко ненавидел его весь свой осознанный возраст, но тот всё равно был его отцом, смех которого Драко иногда слышал во сне, где он впервые садится на свою детскую метлу и тут же летит криво в небо, попадая в густую крону дерева. Это не просто сон, а воспоминание из его детства, где он был счастлив, где отец всегда улыбался, а мама выглядела цветущей изнутри.       Парень нервно выдыхает, все также не раскрыв глаза, и чуть ли не падает, когда кто-то задевает его плечом. Кое-как найдя равновесие, Драко распахивает глаза, но видит перед собой только мантию с синей подкладкой, стремительно углубляющуюся в темноту коридоров, которую освещают лучи солнца, слабо пробивающиеся из узких окошек. Какой-то когтевранец забежал в школу, куда-то очень спеша, раз даже не извинился за свою неуклюжесть перед блондином. Тот хмурится, но тут же его брови скользят вверх, и он в панике хватает себя за запястье правой руки. — «Пусто» — мысленно проговаривает Малфой и звучно выдыхает.       С его дня рождения прошло уже три месяца, а значит, даже мимолетное прикосновение к любому из учеников школы, может стать для него решающим моментом всей его жизни. Забавно было сейчас думать о каком-то истинном, когда буквально минуту назад, его мысли были мрачнее туч, которые каждый день нависают над Азкабаном. Но Драко тоже заслуживает счастья, как и любой другой человек на свете, несмотря на свое прошлое, которое он заставляет себя забыть, как страшный сон. Парень даже как-то просил мать применить Обливиэйт, на что получил отрицательный ответ. Мама думала, что это может послужить ему неплохим уроком жизни. Говорила она это не со злобой, а наоборот, с грустью. Было ясно, что она хотела, чтобы её сын учился на ошибках своего отца и никогда не подставлял свою семью подобным образом.       Собравшись, наконец, с силами, Малфой перешагивает последнюю ступеньку и решительно двигается вперёд, выпрямив спину и натянув на лицо надменную мину. Он быстро проходит пару длинных коридоров, заставляя мантию развеваться позади, ненароком напоминая себе своего крестного. Парень замедляет шаг только тогда, когда уже видит массивный проход в Большой зал. Внутри что-то ухнуло вниз, и он громко сглотнул тягучую слюну. Ему вдруг захотелось развернуться на каблуках и убежать прочь, лишь бы не видеть всех учеников, что сидели там не с самыми праздничными выражениями лиц. Он знал, прекрасно знал, что когда он войдёт, там воцарится молчание, которое даже на физическом уровне доставит ему дикий дискомфорт. Как же Малфою не хотелось идти туда.       Шаг, ещё один, два, три. Каждый стук каблуков обуви бил Драко молотком по перепонкам, и ему уже действительно казалось, что все замолчали и смотрят только на него; он выглядел бледнее раз в пять, чем есть на самом деле. Дело даже не в том, что за эти «каникулы» парень не отдохнул от слова «совсем», ведь все лето он помогал матери поднимать Мэнор из «мёртвых». Дело в паническом страхе осуждения людей, их ненависти, такой яркой и ничем не прикрытой. Только сев на свое место за столом Слизерина, он понял, что на него даже толком никто внимания не обратил, кроме его знакомых со своего же факультета. Забини сидел чуть дальше него, и поймав на себе взгляд Малфоя, слабо улыбнулся и кивнул в знак приветствия, Паркинсон рядом с Ноттом что-то рьяно доказывала ему, пока не увидела взгляд Блейза, устремленный куда-то в сторону. Девушка резко развернула голову, так, что короткие чёрные волосы изящно взвились в воздухе, и улыбнулась Драко так искренне, что ему стало на секунду даже неловко. Нотт же просто кивнул ему, как это сделал Забини, только даже без намёка на улыбку, или хотя бы ухмылку. Тео был единственным из этой компании, у кого не осталось родителей. Война унесла их, как и отца Малфоя, так что его отстраненный вид был как никогда знаком Драко. Он не стал злиться, или, как маленький мальчишка, обижаться на Нотта из-за этого холода во взгляде, ведь, в конце концов, он не ожидал даже такого внимания с их стороны. Мягко кивнув каждому из них, он отвернулся и подпер кулаком впалые щеки, просверливая взглядом дыру в яствах, что стояли на столе в огромных количествах, как это всегда и было. Малфой опять погрузился в свои мысли, как тогда, на входе в школу. Он думал о маме, что осталась в Мэноре наедине с домашними эльфами, которые все ещё носились в попытке восстановить то, что не успели их хозяева за лето. Драко было тяжело думать о матери не меньше, чем о почившем отце, ведь с его смертью, где-то внутри Нарциссы что-то сломалось. Она больше не была той улыбчивой, даже в самые тяжёлые моменты жизни, женщиной, больше не светилась изнутри, её цветочный аромат испарился, и теперь она толком не имела своего запаха. Мама медленно гнила изнутри, Драко это видел. Это приносило ужасную боль, такую, что однажды ночью, когда он увидел мать в слезах, поглаживающую изящными пальцами, украшенными дорогими фамильными кольцами, свое правое запястье с невидимым для глаз других именем, шепча себе под нос какие-то обещания, убежал в сад Мэнора и разбил кучу огромных каменных клумб с какими-то дикими и красивыми цветами, которые он посадил с матерью, когда ему было девять лет. Они чудом остались невредимы во время войны, но теперь на них нагрянула другая буря. Буря, полная боли и отчаянья. Драко бил по-маггловски, руками и ногами, с истошными криками, не замечая, как кровь на руках мешалась с грязью. Когда его личный эльф нашёл его там, на скамейке, в кругу разбитых клумб, всего в грязи и крови, захлебывающимся в собственных слезах, он умолял хозяина пойти с ним к матери, но Драко послал его к Мордреду и аппарировал к себе в комнату, где провел ещё три дня, практически не выходя оттуда. Ему так хотелось помочь матери справиться с её горем, но парень не мог даже смотреть на её красные опухшие глаза, которые в любой момент могли помутнеть от подступающих слез.       Из дум его вывел громкий голос Макгонагалл, которая теперь занимала почётное место директора школы. Драко слегка вздрогнул, когда по всему залу пронесся её голос, усиленный заклинанием, просящий обратить на неё внимание. Директриса начала говорить, что она рада всех видеть, что надеется на то, что этот учебный год станет лучше и проще, чем предыдущий, что нужно почтить память ушедших, и… Дальше Малфой уже не слушал. Больно даже вспоминать, сколько и друзей, и знакомых он потерял в этой схватке. Ряды Слизерина сильно поредели. Некоторые умерли, некоторые решили не возвращаться больше в Хогвартс, а некоторые не могли смириться с тем, что теперь они сироты. Блондин поджал губы и впервые за всё время, что он находился в Большом зале, обвел остальные факультеты напряжённым взглядом. Вот когтевранцы, которых немногим больше осталось, чем слизеринцев; хаффлпаффцы, которые мрачно смотрели на разглагольствующую громкими обещаниями Макгонагалл и похлопывали друг друга по плечам, в скромном желании хотя бы так поддержать друзей; гриффиндорцы, которых оказалось больше, чем людей на остальных факультетах. Драко усмехнулся у себя в голове, ведь он всегда знал, что в львятнике все живучие. Но тут взгляд падает на знакомые, тёмные и немного отросшие волосы, и усмешка тут же отступает на задний план, не планируя вылезать ближайший день точно. Кровь отливает от лица и Драко сглатывает; он совершенно забыл про то, что Поттер не упустил бы возможность вернуться на учёбу. Перед глазами вспыхивает сцена их последней встречи: Тогда, на поле боя, когда все уже начали оплакивать Гарри, Драко готов был начать молиться, лишь бы увидеть, как тот моргнет, чтобы знать, что это неправда. Золотой Мальчик не должен был умереть, он просто не мог. Блондин стоит далеко, окружённый другими учениками, которые заливались горькими слезами, а сам он не может даже вздохнуть. Грудную клетку сомкнули крепкие цепи с огромным, неподъёмным замком, ключ от которого Поттер унёс с собой в могилу. Когда Гарри остервенело вскочил с рук Хагрида, Драко даже не понял, как произошло то, из-за чего его тело бревном свалилось на землю и начало неестественно выгибаться под Круциатусом. Он мгновенно оттолкнул всех зевак, которые ещё даже не успели отреагировать на то, что их Герой жив, окрикнул Поттера так, что у него, кажется, заложило уши, и швырнул ему палочку со всей силы, лишь бы долетела до нужных рук. И у него получилось. Гарри поймал, пустил Аваду в Нагайну, надеясь таким образом её убить, но проклятье отскочило в сторону, так и не долетев до самого уязвимого крестража Волдеморта. Дальше Драко не видел, куда делся Поттер, у него перед глазами плыла красная пелена, сквозь которую он видел злобное лицо безносого, что-то особенно злобно кричащего, указывая палочкой на тело Малфоя, которое билось в конвульсиях. Ему бы хотелось усмехнуться, потому что теперь у магической Британии вновь появился шанс на светлое будущее, но кости внутри трещали под проклятьем и он, как слабак, тут же отключился с громким и отчаянным криком боли, надеясь, что он все-таки умер.       Драко на секунду зажмурился и чуть заметно тряхнул головой, чтобы отбросить эти воспоминания. Слишком много он сегодня думает о том, что отгонял от себя все лето. Парень вновь вскидывает серые, почти прозрачные, глаза на взъерошенного Поттера и тут же встречается с ним взглядом. Несмотря на приличное расстояние между ними, он улавливает в изумрудных глазах мимолетный блеск, смысл которого трудно разобрать. Гарри приподнимает уголки губ в лёгкой улыбке и незаметно кивает Малфою, тут же отводя взгляд, чтобы не вызвать вопросов у рядом сидящих друзей. Кончики пальцев немеют, когда Драко замечает, как сильно стискивает край скамейки руками. Малфой не нашёл в себе силы оторвать взгляда от Поттера, даже когда он отвернулся от него, будто и не видел вовсе. Жив, твою мать. Жив, и сейчас сидит, улыбается, в то время как многие здесь не могут позволить себе такой роскоши. Парень облизывает пересохшие в миг губы и наконец отводит взгляд куда-то вниз, рассматривая побелевшие костяшки на руках с проступившимися венами от той невероятной хватки, с которой он вцепился в скамейку. Мерлин, когда же он перестанет так реагировать на этого придурка очкастого? Драко стал замечать своё странное отношение к Поттеру ещё на третьем или четвёртом курсе, когда подколы слизеринца в сторону гриффиндорца начали уж слишком часто слышаться в коридорах школы. Часто, доводя Гарри до того, что тот еле сдерживался, чтобы не начать драку посреди школы с переполненными младшекурсниками коридорами, Малфой, с интересом внутри и холодом снаружи, разглядывал, как ходят желваки на лице у Поттера, как блестят тонкие губы от слюны, и ловил себя на мысли, что хотел бы попробовать их на вкус. Именно в этот момент, когда Гарри особенно злой стоял перед ним, именно в тот момент, когда Грейнджер пыталась оттащить его подальше, Драко желал жадно и мокро впиться в его губы, чтобы на вкус ощутить тот гнев, что бурлит у Поттера под кожей. И стыдно за это не было, ведь кто хотя бы один раз в жизни не задумывался о том, каково это — целовать Мальчика-Который-Выжил?       Слизеринец давно принял то, что девушки его не устраивают ни в романтичном плане, ни, тем более, в сексуальном. Когда родители узнали об этом, удивления было мало, ведь в магическом мире часто попадались чистокровные волшебники, которые являлись геями. Мать приняла это спокойно, будто всегда знала, а вот отец все же немного разочаровался. Конечно, ему хотелось, чтобы Драко нашёл себе невесту, связал себя с ней узами брака и так далее по списку, но против природы не пойдёшь, поэтому никаких нравоучений не было, что удивило младшего Малфоя. Как никак, речь шла о продолжении рода, о чем Люциус всегда говорил сыну, что это долг и его обязанность, а тут так легко сдался. Естественно, он никогда не говорил родителям о том, кто именно ему нравился. Скажи он это Люциусу, так сразу бы остался без семьи, вышвырнутый, как ненужный щенок, из Малфой мэнора. Поэтому этот секрет он держал глубоко в себе, не давая никому и повода думать, что он, Драко Малфой, влюбился в этого неотесанного гриффиндорца.       Но сейчас отца не было. Зато был страх быть отвергнутым. Поттер за столько лет учёбы ни разу не показывал своей заинтересованности к своему полу, и это была ещё одна из причин, почему Малфой пытался похоронить свои чувства к нему. У него это почти вышло, он начал чувствовать отвращение к тому, что творилось у него внутри, так что он быстро переключился с осторожных влюблённых взглядов в сторону Гарри, на более противные и особенно неприятные издевки, которые уже действительно доводили до драк. Но в тот момент, на поле боя, когда он увидел мёртвого, как утверждал Волдеморт, Гарри, свисающего на руках у Хагрида, эта броня, что Малфой выстроил против своих чувств к обладателю дурацкого шрама на лбу, дала трещину, а после и вовсе разбилась на тысячу осколков, когда Драко ринулся к нему, чтобы кинуть свою палочку, лишь бы тот убил к чертям Рэддла.       Драко хотелось думать, что именно он, Гарри Поттер, Золотой Мальчик, Национальный Герой, называйте как хотите, является его соулмейтом. Вот сейчас, сидя на этой скамейке и пропуская мимо ушей болтовню директрисы, находясь будто в вакууме, прокручивая в голове ту слабую, но такую теплую улыбку Поттера, Малфой так хотел знать, что его тянет к Гарри, потому что тот — его истинный. Но склизкий страх окутывал сердце Драко снова и снова, когда он думал, что это может быть правдой, и всё будет не так уж и радужно, как Малфой представлял себе в моменты слабости. В истории было достаточно моментов, когда соулмейты отказывались друг от друга, несмотря на всю тягу. Тогда либо один, либо оба, умирали от неимоверного количества кровоподтеков и гематом на своём теле, умирали от болевого шока, и знали, на что идут, отказываясь от соулмейтов, проводя бесчисленное количество ночей с теми, кого судьба им не завещала. Драко был уверен, что в этой битве проиграет он. Если Поттер от него откажется, умрёт именно он, потому что за столько лет своих идиотских чувств к Гарри, Малфой так и не дал никому к себе прикоснуться. Умрёт девственником с изуродованным багровыми синяками телом, оставленными поцелуями какой-то ненасытной девушки, с которой Гарри сойдётся.       За своими бесчисленными тёмными мыслями Драко не заметил, как все ученики начали подниматься со своих мест и направляться в гостиные своих факультетов, отдыхать и набираться сил перед завтрашним учебным днём. Он медленно поднял взгляд на всех уходящих, наконец отцепив руки от скамейки, чувствуя, как те затекли, и в подушечках пальцев неприятно покалывает. Разминая изящные, до боли похожие на материнские, кисти рук, слизеринец недовольно поморщился и наконец встал, осматриваясь по сторонам, невольно пытаясь найти тёмную растрепанную макушку. Он сам не понимал, зачем это ему, но безумно хотелось ещё раз окунуться хотя бы на долю секунды в эти зелёные глаза, похожие, в какие-то моменты, на сверкающие изумруды, а в какие-то моменты, более схожие с огромным, неспокойным, густым зелёным лесом. Видимо, удача не была на стороне Драко, Поттера уже не было видно в Большом зале, так что Малфой бросил все попытки найти его и медленно побрел из зала в подземелья, чтобы сходить в душ и смыть, наконец, из своей головы столько разношерстных мыслей, которые не покидали его ни на секунду, как бы он не пытался их отогнать.       Как оказалось, и сейчас, пока Драко шёл, завороженно наблюдая за переливами бликов на чистых дорогих ботинках из натуральной кожи, он о чем-то крепко задумался, потому что практически в последний момент заметил, как перед ним кто-то вырос. Малфой успел отшатнуться назад и вскинуть удивлённый, но крайне недовольный взгляд на того, кто преградил ему путь, прежде чем потерял дар речи. Вселенная будто смеётся над ним, потому что перед его глазами, буквально в пятидесяти сантиметрах, стоял Гарри с неловкой улыбкой и как-то странно разглядывал лицо своего школьного врага. Драко понял, что гриффиндорца смутило его выражение лица, которое Поттер явно никогда не видел, потому что у Малфоя оно всегда было непроницаемое, словно каменное. В ту же секунду он расслабился, отошёл на шаг от гриффиндорца, и с вопросительно поднятой бровью, процедил; — Чего тебе, Поттер?  — голос даже не дрогнул, хотя внутри у Малфоя плескались такие эмоции, которые он еле сдерживал силой мысли под куполом напускного холода. — Мне ничего, а вот тебе спасибо, — все с той же неловкой улыбкой проговорил Гарри, наконец отлипнув изучающим взглядом от лица слизеринца. — Ты о чем воо… — Не успевает последний договорить, как к нему в руку мягко укладывают палочку. Его палочку. Ту самую, которую он кинул в тот чёртов день, когда все чувства снова вскрылись, как незажившие раны.       И в этот момент, когда Поттер случайно задевает краем ладони тонкие пальцы Малфоя, правое запястье у слизеринца начинает резко жечь, будто его прижгли раскаленным металлом. Он одергивает руку, тут же закрывая правую длинным рукавом мантии, смотрит на гриффиндорца в панике, но тот, видимо, ничего не заметил. Говорить Драко не в силах, поэтому он просто быстро кивает Поттеру, произносит невнятное «Не за что» и убегает вперёд, не дав Гарри даже опомниться. Вбегает в какую-то тёмную подсобку, слабо освещенную одной лишь свечкой, умиротворенно левитирующей над столом, остервенело одергивает рукав школьной формы и всматривается в запястье. — «Он»— показывает метка, выведенная каллиграфическим почерком. После, на долю секунды она медленно исчезает и вновь вспыхивает яркой чёрной краской, выводя тем же почерком имя соулмейта.       «Гарри Поттер».