Багряная метка

      Малфой не знал, сколько именно он простоял в тёмной и узкой каморке, глупо прожигая взглядом дыру на месте новоиспеченной метки, не в силах поверить в то, что всё происходит взаправду. Разглядывая аккуратно выведенное имя Поттера у себя на худом запястье, Драко вдруг понял, что ему стало невероятно тяжело дышать. В небольшом помещении, до отвала заполненном разными магическими вещами, которым на вид было не меньше трёх сотен лет, будто спёрло весь воздух, вокруг кружили только запахи старости, пыли и ещё чего-то неуловимого, но не менее отвратительного. Блондин сглатывает, впервые моргнув за долгие минуты своего ступора, оседает на пол, скатываясь спиной по холодной стене и закрывает глаза, чувствуя, как всё тело начинает бить крупная дрожь. Запускает ладони в волосы, нарушая укладку и сидит, надеясь умереть от нехватки кислорода. Вихрь противоречивых чувств внутри разразился смерчем и Малфой почувствовал, как ему захотелось разрыдаться. Громко, сопливо и с истошными криками, лишь бы заглушить ту боль, которую образовывал смерч внутри горячего и чувствительного сердца холодного слизеринского принца. Ладони сжимают белые волосы у самых корней в кулаки так, что становится больно, но не настолько, чтобы разлепить глаза и увести мысли в другое русло, подальше от Поттера, который сейчас, наверняка, улыбается друзьям, искренне смеётся, даже не представляя, что его соулмейт сидит сейчас, как вшивая псина, трясётся и не знает, что делать дальше, куда податься, чтобы ему сказали, что все будет хорошо, и он обязательно со всем справится, просто не сейчас, чуть позже.       Драко никогда не мог бы подумать, что из-за метки, которая должна была по задумке вселенной дать шанс на счастливую жизнь, он будет так отвратительно себя ощущать. А всё из-за того, что как бы парень подсознательно не хотел быть избранным для Золотого Мальчика, здравый смысл твердил ему, что это путь не к счастью, а к погибели. И в этот отчаянный час Драко как никогда понимал, насколько верными были слова, шедшие глубоко из подсознания.       Руки опускаются на пол и слизеринец сидит, уткнувшись лбом в свои выпирающие колени, обтянутые тканью чёрных брюк. Пара глубоких вдохов, которые лёгкие всё же пропустили внутрь, и Малфой не выдержал, дал чувствам вырваться наружу, накрывая его новой волной отчаянья и ненависти ко всему, что с ним творилось. Плечи начали подрагивать, глаза щипало от горьких слёз, дыхание стало сбитым, иногда громкими всхлипами раздаваясь в полумраке. Какого черта ему так не везёт? Почему жизнь отобрала у него единственную надежду на то, чтобы быть искренне любимым? Драко не заметил, как начал скрести короткими ногтями ноющую и пульсирующую метку на руке с таким любимым, и ненавистным в то же время, именем. На коже, рядом с чёрными буквами, уже появилось разрастающееся красное раздражение, где-то начала проявляться кровь, а Драко всё сидел и всхлипывал, как девчонка, пытаясь избавить себя от душевных терзаний. Он был готов разгрызть себе сухожилия, лишь бы избавиться от этих чёрных букв, навсегда въевшихся под аристократично бледную и тонкую кожу.       Малфой не сразу услышал за своими рыданиями робкий стук в дверь, которую он не помнил, как закрыл. Лишь когда раздался второй стук, он был более чётким, парень поднял красные от слёз глаза, стараясь в блеклом освещении уткнуться взглядом в дверь, словно это могло помочь ему разглядеть человека снаружи. Он затаил дыхание, мысленно проклиная себя за то, что забыл наложить на подсобку Заглушающее. Осталось лишь надеяться, что тот, кто стоит по ту сторону двери, не слышал, как громко слизеринец заливался слезами. — Малфой?.. — Раздался обеспокоенный голос за дубовой дверью, — Я знаю, что ты здесь, можешь открыть мне?       Нет. Нет, нет, нет… Только не это. Этот голос он узнает из тысячи, из миллиона, даже на шумном поле чемпионата мира по квиддичу. Драко широко распахнул глаза, чувствуя подходящую к горлу панику, и больно закусил губу, всё ещё не позволяя себе выдохнуть воздух из лёгких. За дверью стоял Гарри, который не находился сейчас в компании своих друзей в красно-золотой гостиной, как думал некоторое время назад слизеринец. Он стоял здесь, за толстой дверью, чем-то сильно обеспокоенный, и Мордред его знает, сколько он там находился, ведь блондин сам потерял счёт времени. — Малфой, выдохни ты уже и открой эту чёртову дверь, — голос Поттера звучал уже более настойчивым и раздраженным, и Драко услышал, как тот нервно дергает медную ручку спасательной двери, — иначе я применю Алохомору, или ещё хуже, Бомбарду. — Чего тебе снова от меня надо, гриффиндурок? — злобно, выливая в эти слова всю свою ненависть и боль, что ещё не до конца вышли со слезами, сквозь зубы проговорил Драко, восстанавливая дыхание. — Открой дверь и поговори со мной, — голос стал ровнее. В нем уже не было так заметно ни раздражения, ни обеспокоенности. Словно то, что Поттер услышал наконец голос за дверью, заставило его успокоиться. — С чего вдруг я должен с тобой разговаривать? — а вот Малфой не смог также совладать с собой, поэтому слова вышли дрожащими, злыми, но всё же не давали прочувствовать гриффиндорцу до конца всё внутреннее отчаянье блондина.       За дверью раздался тяжёлый вздох, и Драко тут же представил, как Гарри трёт большим и указательным пальцами себе переносицу, не нарочно приподнимая очки в дурацкой круглой оправе. — Алохом… — Нет! Не смей, Поттер, — Малфой перешёл на крик и тут же вскочил с холодного пола, тыльной стороной ладони вытирая мокрые солёные дорожки с горящих алых щёк. — Тогда сам открой, — в голосе снова послышалось раздражение.       Малфой закрыл глаза, сводя брови ближе к переносице, и посчитал до десяти, пытаясь успокоить дыхание и бешеный стук сердца. Поттер все равно зайдёт и увидит его таким; всего зарёванного, несчастного и в пыльной одежде. Выбора не было. Либо он сам открывает ему вход в своё сегодняшнее «убежище», успевая натянуть невозмутимое выражение лица, чтобы не выдать своих чувств, переливающихся, в данный момент, как зелье за стенки котла (и если не учитывать, что лицо его все забагровело и веки глаз знатно припухли, у него бы это вышло), либо его застанут врасплох, как в коридоре, вынудив показать красочный спектр эмоций, пляшущих на его лице.       Дверь медленно, словно нехотя, с противным скрипом открывается, но не полностью, показывая лишь маленькую щелочку, и Гарри не выдерживает, хватается за край двери одними пальцами и резко распахивает её, встречаясь взглядом с невозмутимым Малфоем. Поттер скользит раздраженным взглядом по лицу слизеринца, и его брови вдруг дергаются вверх, от осознания того, что Драко, видимо, только что ревел, причём долго и довольно сильно. Глаза тут же тревожно блеснули, и брюнет сделал один шаг вперёд, приближаясь к парню напротив, но тот, словно отзеркалив его движение, отступил назад, задев какую-то банку ногой, отчего та покатилась с характерным звуком в сторону. — Ты что… — Это не твоё дело, — рявкнул блондин, тут же разворачиваясь к Поттеру спиной, машинально оттягивая рукав пыльной мантии, чтобы он, не дай Мерлин, не увидел метку. Для Поттера там виднелось только короткое «Он», которое сам Малфой видел только пару коротких секунд. Три месяца с восемнадцатилетия гриффа ещё не прошли, и он не мог увидеть своего имени на тонких чужих запястьях, но рисковать Драко все же не решился.       Гарри закусил нижнюю губу и вновь нахмурился. На самом деле, какое ему вообще дело до того, что творится с тем, кто выбешивал его всю жизнь в стенах этого здания? Верно, никакого. Он нашёл его лишь потому, что не договорил там, в коридоре. Больше ничего ему было неважно. Ну, или не совсем. — Я хотел сказать тебе ещё раз спасибо. Если бы не ты, там, на войне, мы бы вряд ли выиграли. Какой от меня прок без палочки? — гриффиндорец усмехнулся, но тут же стих, понимая, что смешки тут неуместны, — Я слышал, что потом тебя пытали Круциатусом, поэтому вместе с благодарностью хочу извиниться. Я должен был помочь тебе, но… — Гарри запнулся, отводя взгляд со светлого затылка в каменный пол, и этой заминки хватило, чтобы Драко подал голос. — Ты ничего не должен мне, ясно? — все также, не оборачиваясь, удивительно ровным голосом, проговорил слизеринец, — Я поступил так, как посчитал нужным и не ждал, чтобы меня кто-то «спасал». Знал, на что шёл.       На самом деле он не знал, ведь в тот момент его разум словно отключился и действовало только тело, повинуясь давно скрытым чувствам, которые буквально кричали изнутри, что он должен помочь… своему истинному.       Драко, вновь почувствовав неприятную пульсацию в том месте, где находилась расчесанная метка, обхватил её холодной ладонью левой руки. Блондин звучно вздохнул, непривычно для себя сгорбив спину, осознавая, как все-таки ноет запястье, когда он начинает думать о Гарри, как о своей судьбе. — Почему ты убежал, Малфой?       У Драко перехватило дыхание. Это прозвучало так резко, так неожиданно, словно Поттера этот вопрос действительно волновал больше того, о чем они только что говорили. Вдруг он увидел, как Малфой дернулся после прикосновения? Или ещё что-то заметил? Хотя это же Поттер. Гарри был редкостным тугодумом, он самостоятельно ни за что не догадается о метке, но Малфой знал, что шрамоголовый обязательно обо всем расскажет своим никчёмным друзьям, а Грейнджер лишь останется сложить два плюс два и та выдаст Драко с потрохами. Нет, нужно что-то придумать, чтобы не дать грязнокровке узнать о его метке. — Я не обязан отчитываться перед тобой, Поттер. — Ты прав, но ты же знаешь, что я не отстану. — Отстанешь, — процедил Драко, чувствуя, как внутри вновь растёт злость, — Свали отсюда, придурок. Чего ты привязался ко мне? Жить вдруг скучно стало?       Гарри ничего ему не ответил. Он молча стоял на месте, заставляя повиснуть давящую на слизеринца тишину в воздухе. Драко начал отчётливо слышать, как сильно бьётся его сердце, пытаясь вырваться из грудной клетки. С каждым ударом, парень понимал, что начинает терять терпение, сдерживая всю агрессию к своему истинному из последних сил, поэтому резко развернулся лицом к Поттеру, со всей силы оттолкнул его в сторону книжного стеллажа, и первый вышел из подсобки, под звуки падающих книг. Он вновь оставил Гарри наедине с собой, как недавно сделал в коридоре. Только в этот раз слизеринский принц надеялся, что Герой не последует за ним по пятам.       И его надежды оправдались.

***

      После того, как Малфой ушёл из подсобки в подземелья, он провел несколько часов под контрастным душем, то и дело разглядывая завитки почерка на руке, аккуратно очерчивая их линии указательным пальцем, размышляя о Поттере. Сначала он снова чувствовал удушающую боль, обиду и злость на судьбу, но, видимо, из-за сильного эмоционального потрясения, после выхода из душа, ощутил себя полностью опустошенным и слишком рано уснул, не дождавшись даже официального отбоя. Но утро все равно вышло тяжёлым. Головная боль напомнила о вчерашней истерике, и Драко собирался на занятия совершенно разбитым. Желания идти к мадам Помфри не было, потому что он знал прекрасно, как сильно любит эта женщина поговорить и расспросить в мельчайших подробностях о причинах его недуга. Тогда Малфой решил освежиться в душе, чтобы окончательно проснуться и постараться таким способом хотя бы уменьшить давящее чувство в висках. Драко захватил из своего шкафа банные принадлежности, вошёл в просторную, на удивление, свободную ванну, и начал стягивать футболку, смотря на себя по привычке в зеркало. Увидев отражение своего голого торса, слизеринца будто окатило ледяной водой, как на втором курсе, когда Забини и Гойл, узнав этот «розыгрыш» от грязнокровок, решили подшутить над ним и установили ведро с холодной водой на входе в гостиную, в которую маленький Малфой должен был зайти с минуты на минуту. Тогда те двое громко смеялись, издавая изредка противные похрюкивания, пока Драко прожигал их ненавидящим взглядом, обещая, что его отец обязательно об этом узнает и им придётся несладко.       Возвращаясь к настоящему времени, в неприлично большом зеркале для ванной комнаты, он увидел рядом с тазовыми косточками два небольших грязно-жёлтых синяка и один намного больше, разместившийся прямо на середине его бледного, чуть рельефного торса, расползаясь глубоким фиолетовым цветом. Головная боль, как и сонливость, мигом прошли, и нужды в душе больше он не видел. Он одними кончиками подушечек пальцев провел сначала по тазовым косточкам, медленно перемещая пальцы по направлению к более заметному пятну и почувствовал, как его руки вновь предательски задрожали. Он сжал кулаки до побеления костяшек, резко оперся на крепкую раковину и уставился в свое выражение лица, пытаясь совладать с разбежавшимися по углам разума мыслями. Пару раз тщательно умыл свое лицо ледяной водой, от холода которой его пальцы на мгновение даже свело, и продолжал в панике сверлить себя расширенными зрачками, пока немногочисленные капли скатывались с его намокшей чёлки, разбиваясь об бортики раковины. Когда Поттер успел найти себе кого-то? Неужели за это мрачное лето? И это точно был, а точнее была, кто-то из учениц Хогвартса.       Драко мягко отстранился от раковины, не отрывая взгляда от своего лица в отражении зеркала, и двумя пальцами правой руки надавил сначала на меньшие синяки, а после и на самый тёмный и пугающий, но на его удивление, ничего не почувствовал. Из-за этого слизеринец перевёл взгляд на свое тело не через зеркальную поверхность и снова надавил, только сильнее. Ничего. Малфой нахмурился, не понимая, в чем дело, пока в его голову не влетела яркой вспышкой строчка из одной из самых старых книг о соулмейтах:       «Когда отвергнутый впервые увидит багровые пятна на теле, физическая боль уступит место душевной. Когда же пятен станет больше, они объединятся, чтобы уничтожить отвергнутого.»       Драко зябко поёжился и, резко схватив чистую футболку, вылетел из ванной, не желая больше думать о том, что вспомнил и что увидел в отражении.