Виртуальная добродетель

      — Ты в порядке?       Хуайсан смотрел на сообщение с нарастающим безумием внутри. Уже пятое за вечер. Звонков он получил ещё больше, но телефон предусмотрительно стоял на беззвучном режиме уже после первого.       Блядь.       — Да, — пишет он в итоге, потому что признавать правду в данный момент не хотел. — Извини, я просто ошалел, когда увидел время на твоём телефоне. Даже и подумать не мог, что уже так поздно. Извини за чашку.       Он посмотрел на свой телефон. Эта ложь была максимально неправдоподобной, не так ли? Но что, чёрт возьми, он ещё должен был ответить?       — Забудь о чашке. Ты действительно в порядке?       — Я в порядке. Всё хорошо. Занят немного.       — Хорошо. Люблю тебя.       Хуайсан издал приглушённый писк, когда прочитал последнее сообщение, и мягко ударился головой об стенку.       Хуайсан и понятия не имел, какого черта он побежал в свою студию. Потому что, само собой разумеется, что он не собирался ни с кем созваниваться сегодняшним вечером. Скорее всего. Он не был в этом стопроцентно уверен. Всё было очень здорово, когда эти видеовстречи состояли лишь из грёбаных фантазий, по-настоящему грязных и запретных фантазий — дерьмовых фантазий, которые он бы даже на своём смертном одре не признал, но теперь...       Боже, Минцзюэ в жизни бы его не простил, если бы он согласился на встречу ещё раз, если бы продолжил начатое. Не то чтобы он сам хотел продолжать, потому что это было бы ненормально и... он всё равно никогда не получит желаемое, не так ли? Не в реальной жизни. Не во плоти. У него никогда не будет любимого голоса Минцзюэ, говорящего ему опуститься на колени и пососать его член, или шёпота о том, как сильно он бы хотел искусать соски Хуайсана, пока они не стали бы красными. Ему никогда не выпадет шанса впустить в себя член Минцзюэ или услышать, как Минцзюэ говорит ему, что его тело идеально, или что он хочет склонить его над своим рабочим столом, одетого только в чулки, помаду и каблуки, и оттрахать до хрипоты.       О, Иисус Христос! Это ведь был Минцзюэ! Всё это время. Всё. Это был Минцзюэ.       Колени Хуайсана превратились в желе, из-за чего ему захотелось присесть. И он издал тихий стон, когда сделал это слишком быстро и небрежно, помогая проклятой анальной пробке бесцеремонно протолкнуться глубже в задницу.       Ему хотелось заплакать. Невероятно, он всё испортил! Он всё испортил. Ему придется удалить учетную запись, закрыть свой кикстартер, вернуть все полученные деньги и прекратить всю фотосъёмку, и просто притвориться, что ничего из этого никогда не происходило. Что он всё ещё и понятия не имеет, каков Минцзюэ во время секса.       О, Боже, он никогда не переживет этого.       Во что он превратил свою дурацкую жизнь?       Он расплакался. Его рыдания были уродливы и мучительны. Его считали красивым, не так ли? Но он не был красивым в тот момент, с пятнами на лице и сопливым носом. Полный отстой. Он был грёбаным тупицей!       Ему было достаточно невыносимо, когда он думал, что Минцзюэ никогда, никогда бы даже не взглянул на такого как он, но теперь он знал, что если бы они не были связаны кровью, если бы они были незнакомцами, Минцзюэ бы его обожал.       Это — уже слишком! Если Хуайсан и раньше думал, что его голова уже была готова лопнуть, то сейчас — Боже. Как он должен был объяснить ему это? А может и не надо было ничего объяснять? Он мог бы просто взять и превратить FanBoy в призрака, но тогда... это причинило бы Минцзюэ боль. Наверняка причинило бы. Не вызвало бы злости — но даже если бы Хуайсан вернул все деньги, это причинило бы Минцзюэ боль и доставило много излишних волнений, потому что этот грёбаный идиот никогда не знал меры в своей опеке. Он бы сошёл с ума от волнений за какого-то глупого безымянного порно-мальчика, претендующего на художественное величие. Он, скорее всего, даже заказал бы частному детективу найти его и убедиться, что тот не был убит. Зная характер Минцзюэ, он решил, что это просто ужасная идея.       И если он собирался опять созвониться с ним, провести ещё один вечер вместе, тогда — хорошо.       У Не Хуайсана не было и малейшего шанса хоть когда-либо получить желаемое по-настоящему, вот в чём была проблема. И он был полностью уничтожен этим интимом через интернет, потому что представлял, что это Не Минцзюэ приказывал ему, и выдыхал безумные слова обожания, когда дрочил. Но теперь, когда он знал, что это и в самом деле Минцзюэ был тем анонимным спонсором, у которого вставал на него... это было просто ужасно не справедливо, не иметь шанса испытать удовольствие, даже зная, чей именно голос мог бы его доставить.       И они уже слишком далеко зашли. Вряд ли ещё одна видеовстреча способна ухудшить ситуацию, которую они уже создали в прошлые несколько грешных раз. Этот корабль уже отплыл. Поэтому, может быть...

***

      На этот раз, когда загорелся индикатор, указывающий на то, что Минцзюэ вошёл в систему, Хуайсан был к этому подготовлен. На нём были красные глянцевые каблуки из специализированного магазина, которые он надевал до этого лишь на одну фотоссесию, и чулки в сеточку, удерживаемые кружевным поясом, и больше ничего, кроме чёрной рубашки от смокинга и идеально подходящего по размеру жилета с красной розой на лацкане, которые он надевал на несколько мероприятий, которые посещал вместе с братом. Эта одежда была похожа на любую другую, и несмотря на то, что Хуайсан знал, вероятность того, что Минцзюэ узнает её очень мала, это все равно было похоже на дразнилку. Как будто он умолял Минцзюэ сложить два и два и всё равно возжелать его.       На этот раз он также опрометчиво надел другую маску — полумаску, оставляющую его нижнюю часть лица обнажённой. И на губах у него красовалось пятно ярко-красной помады, словно вызов, но он стоял спиной к камере, склонившись над столом с расставленными ногами и голыми бледными ягодицами, преподнесенными как подарок. Чёрные края рубашки добавляли контраста, украшенная драгоценностями анальная пробка сверкала между его бёдрами. Как только он увидел мигание индикатора, он перестал оглядываться через плечо, так что помада, вероятно, еще не попалась на глаза Минцзюэ.       Тем не менее Не Минцзюэ громко охнул, и Хуайсан не смог не улыбнуться самому себе и немного прихорошиться.       — Диди! — произнёс Минцзюэ, и Хуайсан задрожал всем своим телом от слабого отчаяния. Блядь.       Он закусил губу, затем извилистым движением выпрямился и повернулся к камере. Снова послышался тяжёлый вздох, и Хуайсан закрыл глаза под маской, ожидая потрясенного восклицания Минцзюэ, признания, отказа — глобального апокалипсиса — но ничего из этого не произошло.       — Твой рот, — сказал Минцзюэ ошеломлённо, но не сердито. — Чёрт возьми, твой рот, Диди.       Хуайсан почувствовал прилив новых сил, когда услышал голос Минцзюэ, дрожащий от желания. Боже. Это опьяняло. Он облизнул губы, и Минцзюэ действительно застонал. Он немного наклонил голову, затем посмотрел вверх через глазные отверстия в маске. Он не был уверен, видна ли была краска, размазанная вокруг его глаз, но она все равно помогала ему чувствовать себя красивым.       — Нравится ли Дагэ его Диди? — спросил он застенчиво, но немного настойчиво, потому что это был последний щит, который у него остался.       — Да, — как всегда резко ответил Минцзюэ.       — Эта пробка была внутри меня весь день, чтобы сохранить растянутость для Дагэ, — сказал он и услышал ещё один неразличимый заглушённый звук, раздавшийся из динамиков. — Я теперь всегда готов и растянут — всё, о чем я мог думать весь день, был твой член, Дагэ, — честно сообщает Хуайсан. — Что бы сделал Дагэ, если бы оказался сейчас рядом со мной?       Вот так и вышло, что Хуайсан продолжил видеозвонок, даже зная, кого он дразнил, точно зная, кто говорил ему доводить себя пальцами до оргазма, и описывал, как прижал бы его к столу и трахнул. Точно зная, кто отрывисто стонал «Диди», когда кончал на другом конце города, наблюдая как Хуайсан корчился и стонал, словно порнозвезда с пальцами в заднице. И он даже не заикнулся о том, что это их последняя встреча. Не закрыл кикстартер, не удалил свой блог и не сделал разумных, честных и достойных поступков, которые ему следовало бы сделать. Вместо этого он превратился в безрассудного гладиатора, который осознавал, что мир вокруг грозился рухнуть в любой момент, но был полон решимости до последней капли выжать удовольствие из моментов, которые сумел украсть.       В конце концов, осталось всего лишь шесть звонков, после которых Хуайсан сможет разорвать эту связь и вернуться к прежней жизни.       (В глубине души он знал, что не сможет вернуться к прежней жизни, просто старался об этом не думать.)       Между тем, он, возможно, переступил ещё несколько границ. На самом деле, в тот момент он бы не поручился за своё благоразумие. Но, поскольку гибель уже казалась неизбежной, он погрузился в своего рода живёшь-только-раз-мышление и ранним днём отправился в квартиру Минцзюэ, потому что был уверен, что тот уехал на работу.       Он открыл дверь своим ключом и зашёл внутрь, чувствуя себя грабителем. И он не сильно удивился, когда увидел в спальне брата две стены, которые были завешаны его фотографиями. Никаких эмоций это не вызвало. Пять тысяч долларов. Минцзюэ действительно любил его фотографии. И его самого.       Хуайсан снял одежду ещё до того, как за ним захлопнулась дверь. Потом он, голый, откинул тяжёлое одеяло и опустился в кровать Минцзюэ, покрывшись мурашками от нежного царапания египетского хлопка по своей обнажённой коже. Он был твёрдым и мокрым, ещё когда отпирал дверь квартиры; он знал, что долго не протянет, закопавшись в постели Минцзюэ, наслаждаясь запахом своего брата на подушках и беспомощно скользя рукой по члену с именем Дагэ на губах. После этого он вытер липкую руку о простыни, в том числе под подушкой, желая, чтобы его запах преследовал Минцзюэ даже во снах. Затем он застелил кровать, так же аккуратно, как и до его прихода, оделся и выбежал из квартиры на ослабевших ногах, хуже чем у оленёнка, очень сильно удивленный своим поведением, но не испытывающий сожалений. Если это всё, что ему было доступно, он собирался выжать это до последней капли.

***

      После их тринадцатой видеовстречи, когда Хуайсан убирал со своего торса шоколадный сироп (всё его тело ещё покалывало от послевкусия оргазма, а сердце сходило с ума от эха смеха Минцзюэ, и перспектива навечно всё это потерять нависла над ним дамокловым мечом), он принял решение.       Это была либо самая худшая, либо самая лучшая идея, которая приходила ему в голову