Альфа для императора

Кнави, как и десятки мелких городков до него, был тихим и сонно-пресным, но сейчас это было лишь на руку Тидану. Ещё вчера Марсана забрал Тайный сыск, и даже дышать стало легче. Бастарду нравилось сидеть на террасе дома главы рода Лесных следопытов и смотреть на бесконечный зелёный лес за окном; слушать птиц и тихие голоса оборотней, что суетились во дворе. Изредка эту идиллию нарушал лай, когда юные щенки, пухлые и неуклюжие, только недавно совершившие свой первый оборот, начинали возню, беззлобно гоняя ленивого местного кота. Главой следопытов оказался омега, и его двойня, первенцы, неуклюжие, смешные, приковывали взгляд бастарда. — Ты никогда не думал о своём сыне? — тихо спросил Эйхо. — Нет. Я буду отвратительным отцом и ничего не смогу дать Лио, — покачал головой Тидан и глянул на папу. — Не спорь со мной, прошу. Ты видишь меня другим, я бы многое отдал, чтобы стать таким, каким ты меня считаешь. Но я не настолько умён, не так красив и не настолько хорош. Омега прислонился спиной к стене, смотря на своего львёнка с любовью и грустной нежностью: — Может, ты и прав, ведь знаешь ты себя лучше, чем кто-либо другой. Но только тебе решать, каким ты будешь дальше… — А как быть с тем, что я уже сделал? Как быть с тем, кого я уже обидел, подставил? — вздохнул бастард. — То, что можешь исправить, – исправь, что невозможно исправить – стоит принять, признать ошибкой и простить себе. Нельзя двигаться вперёд, когда ты зубами держишь прошлое. Чувство вины как лекарство – в небольшой дозе это помогает, даёт излечиться, стать сильнее, здоровее, а вот если им упиваться, то это яд, что разрушает не тело, а душу. — А как быть с теми, кого я обидел? — Если можешь исправить или считаешь, что от твоих извинений станет лучше – делай. Если же лучше будет не напоминать о себе, то сделай для них именно это. Иногда «извини» – лишь способ сделать проще для виновника, а должно быть облегчением для обиженного, — искренне посоветовал Эйхо. Львёнок кивнул, не найдя слов, чтобы ответить, и улыбнулся, подставляя лицо солнечным лучам. Две недели они отдыхали в этом приятном городке, проводя много времени за разговорами и прогулками, неспешными и недалёкими. Погода стояла тёплая и сухая, вечера были значительно прохладнее, давая отдохнуть и заставляя кутаться в пледы, пить теплый ягодный чай. — Папа, я готов, — сообщил в один из таких вечеров Тидан. — К чему? — Думаю, я получил всё, что мог из путешествия, и готов осесть, — львёнок улыбнулся. — Пора и мне обрести дом. Поедем до ближайшего портала? — Хорошо, — согласился Эйхо. — Что ты искал в пути? — Права для себя обрести покой, — бастард потёр шрам на лице. — Мне всё время казалось, что я не готов остановить этот забег, охоту на трон. Даже потеряв титул принца, я был не готов сдаться. Словно меня могли выбрать Зеркала. — Думаешь, ты вырос худшим из детей Амаста? — удивился омега. — Нет, но не лучшим. Знаешь, я ведь почти не знаю своих братьев-бет; раз ни один из них не может стать императором, то и внимания не заслуживает, — признал Тидан. — А двое из них мне писали письма. Поддерживать пытались. И ты… Я ведь какое-то время даже тебя винил в том, что лишился короны. Хотя это никак от тебя не зависело. Прости меня, папа. — Я давно тебе простил всё. Ты мой сын, и я люблю тебя, — обнял сына Эйхо. — Я предупрежу слуг. Думаю, послезавтра на рассвете мы сможем выехать. Не хочется обижать главу рода тем, что лишим возможности попрощаться и устроить праздник по этому поводу. — Не стоит обижать омегу, — согласился, улыбаясь, Тидан. — Знаешь, я думаю, империи бы пошло на пользу, если бы следующим императором стал омега. Вы как-то позаботливее, что ли. Эйхо рассмеялся, польщённый таким признанием сына. Глава рода Лесных следопытов успел устроить настоящий праздник за один день. На главной площади натянули шатры, под ними, в тени, расставили столы. Угощения были простыми, но вкусными. Да и манеры тут были значительно проще, чем во дворце императора, но от этого окружающие казались теплее и более искренними. Наученный опытом, в этот раз Тидан старался пить в основном воду или соки, не желая терять трезвый разум. Но веселье, всеобщее, искренне, тоже пьянило. В какой-то момент львёнок обнаружил, что вышел танцевать, нелепо, с трудом, обнимая за талию главу рода. Тот весело смеялся и не обижался на неловкость партнёра. Давно бастарду не было так весело: пьяные, лихорадочные кутежи с компанией таких же юных альф-балбесов из самых богатых семей казались ему всегда спектаклями. Гротескными, больными, искусственно-раздутыми. Действом, в котором каждый участник в меру сил и фантазии играет в веселье, стремясь громким смехом и невероятными выходками показать, что он со всеми, он член этой пьяной и злой стаи. Сейчас же, танцуя с весёлым омегой, смотря, как другие танцуют, шутят, едят и угощают друг друга, Тидан впервые веселился трезвым и от души. Где-то слева заныл ребёнок, не желая уходить с праздника домой спать, слева за столиком трое альф беседовали с серьёзными лицами, споря и не пытаясь этого скрывать. Эйхо танцевал с кем-то из своих слуг-омег, весело смеясь, раскрасневшийся от вина, с растрёпанными волосами, теряя цветы из своей прически. У опоры шатра, прислонившись плечом к шесту, стоял Мей-ли, наблюдая за происходящим и нюхая неизвестно откуда взявшийся цветок и задумчиво улыбаясь чему-то. Львёнок зажмурился, стараясь запомнить всё, что видел, ощущал: прохладу ветра на коже, тёплую талию омеги в руках, звуки смеха папы, летящие по ветру лепестки и ощущение мимолётного момента – острого, полного счастья именно этого вечера.