Янтарные осколки

Тема: соло/мастурбация. NC-17, гет, слэш, вертикальный инцест. Кергма скользит неслышно над зеркальным полом. Ныне он принял облик Тескатлипоки - довольно-таки гадкого божка без головы и с дверцами в груди. Это немножко мешает смотреть, но очень помогает ощущать. Кергма хочет ощущений. Только вот почему он забрел сюда? Это зал, где растут металлические деревья. Растут, конечно - это условно. Глайт бы поправила его, сказав, что железо лишь устает, а расти не умеет. И Кергма с ней бы поспорил, а потом они вместе ели бы мышей, укрывшись в напольной вазе. Владения Хаоса - очень проницаемое место. Оно лоскутное, портальное и неевклидовое, как выражается Мерлин. Тут нельзя найти уединения ни на вершине скалы, ни в собственном доме. Иные реальности жадно глазеют на тебя отовсюду. Здесь не стоит всматриваться в бездну. Не потому, что она посмотрит на тебя в ответ, это и так понятно. Из нее может высунуться рука с ножом, что игриво проведет сзади по горлу. Или без ножа, чтобы утянуть к себе. И там… Эти мысли возбуждают Кергму. Поэтому лорды и леди Хаоса так любят уединяться здесь, во Владениях старого лорда Савалла. Они заброшены, все еще хорошо защищены, а железо умеет не только уставать. Оно может помнить. Кергма чувствует их всех. Совсем недавно здесь была леди Дара со своим приемным сыном Мэндором. Ах, надо же… Светлый, полированный лист и зеркало пола отразят их, сплетенных в тугую гудящую спираль. Одинокому духу сейчас нечем смотреть, но смотреть не нужно вовсе. Он гладит ствол ближайшего дерева, и то тихо звенит... Дара в облике косматого, рогатого кривоногого чудища, а Мэндор завился вокруг прозрачным, крупно вибрирующим вихрем. Ох, он и не знал, что у Дары в этой ипостаси такой огромный хер. Он размеренно месит плотную структуру мэндорова тела, выбивая наружу брызги крови, что стремительно набирают цвет и впитываются жадным металлом. Кергма тянет тонкие многосуставчатые пальцы к собственному паху… Кстати, о Мерлине. Его любимец бывает здесь один. Ему с детства нравилось бродить здесь, слушать металлический шелест и звон, что стоит в этом зале всегда без намека на ветер. Изредка встречать их с Глайт, которой он никогда не забывал наливать блюдце молока. Может, он тоже осязал то, что помнит это место? А что, это бы объяснило его сверхъестественное везение… Кергма со звуком, что многим кажется жутковатым, приоткрывает дверцы на груди. Только слегка, чтобы щель была узкой. Вторая рука нарочито-робко вползает внутрь, скребет там. Дверцы стискивают ее с протяжным скрипом, а пальцы уже елозят внутри, что-то царапают, мнут, теребят. Тело схватывает спазм. Мерлин был здесь один… Вот это дерево. Оно еще помнит вкус пота с его спины, когда тот, вжавшись в холодный ствол, толкал член в сплетенные пальцы обеих рук. Какие ощущения он пытался сымитировать? Кергма напрягся, проникая в следующий слой воспоминаний. Да. О да. Это руки Корвина, его отца, и Корвина-призрака, креатуры самозваного Огненного Пути. Они улыбаются совершенно одинаково, когда их сын выгибается и стонет длинно, а потом не знает, к кому первому потянуться поцелуем. В такт другой руке, что трогает, ощупывает ниже, он начинает качаться. Являясь, по сути, математическим уравнением длиной в бесконечность, он заводится все сильнее и искривляет, искажает реальность вокруг. Та пульсирует в такт его члену, уже почти, уже так близко... Пол становится стеной, выкручивается судорожно, и Кергма закричал бы, если бы имел сейчас глотку. Но вместо него кричит, грохочет металл. Это длится так долго, и этого так мало. Стучат его створки, до крови сдирают кожу с ладони, мир, сладко содрогнувшись, проворачивается снова. Теперь это потолок. Или это он оказался вверх тормашками? Ну надо же. Стоит гулять здесь чаще. Он не поднимается, не переворачивается обратно, а перетекает, морфирует из себя-перевернутого в себя, стоящего вновь на ногах. Его руки все еще влажны от спермы, и он вытирает их о ближайшее дерево. Он хочет, чтобы этот зал запомнил и его.