Аукцион

Их взгляды встретились уже в стенах особняка. Торжествующие темно-карие глаза с перепуганными светлыми. Говоря по-секрету, Джисон всегда надеялся, что этого не произойдет, хотя знал, что надеяться было бы глупо. Ведь на сегодняшний день Аукционы являются самым распространенным способом пристроить омег, — в особенности, низшего класса, — когда они достигают совершеннолетия. И все же, эти знания совсем не помогали принять и смириться. Его очередь наступила раньше, чем он рассчитывал. Один из кураторов, подойдя к омеге, выпихнул его на ярко освещенную сцену. Юноша не особо вникал в его речь, но в голове отчётливо всплывают слова: — Продано! Бельчонок достается альфе Хвану за двадцать миллионов долларов! Тогда Джисон чуть не упал. Это, это баснословная сумма. Настолько большие деньги, что его отец станет гораздо богаче, чем он вообще мог себе представить. Даже мысль о том, что его могли бы продать за миллион долларов казалась полнейшим бредом, а тут за него вывалили целых двадцать лямов. Тот, кто его купил, очевидно, баснословно богат, раз готов тратить такие сумасшедшие деньжища за такого омегу, как он. Пока его уводили со сцены, Джисон отстраненно размышлял, должен ли он ощущать в данный момент восторг или ужас. Сейчас он стоит лицом к лицу со своим страхом; мужчина приблизился к шее младшего, облизнув ее, продолжая мокрую дорожку к губам омеги. Брюнет сомкнул свои пухлые губы, дабы избежать проникновения в его рот. Альфа насильно проник языком в рот мальчика. Хан прикусил язык блондина, но старшего это не остановило, а лишь больше возбудило, ведь ему нравилось, когда жертва сопротивлялась, его это больше заводило. Хенджин углубил поцелуй, кусая пухлые порозовевшие губы младшего. Поцелуй был рваным, болезненным. Мальчишка простонал от такого напора старшего, после чего откинул голову вбок, чтобы оторваться от чужих губ. — П-прекрати это, пожалуйс… — не успел договорить мальчик, как Хёнджин схватил брюнета за шею, сдавливая и вжимая в стену. Джисон жмурится, содрогаясь от резких болезненных ощущений в районе позвоночника. Блондин приподнял его голову, чтобы смотреть прямо в глаза. Густые брови сведены к переносице, дыхание неровное; Джисон чувствует этот мерзкий запах алкоголя из-за слишком тесного контакта. Так и хочется съязвить на тему того, как от альфы несёт помойкой, но светлые глаза въедаются в хёнджиновы с животным страхом, челюсть выдаёт панику, предательски дрожа. По ощущениям, младший вот-вот заплачет и начнёт на коленях ползать, вымаливая прощение за свой поганый язык, на которого мыла со всего мира не хватит. Но тот только плотнее стискивает зубы, продолжая играть в гляделки и надеяться, что сумеет воспользоваться нужным моментом. — Нет. — злобно произносит блондин, сжимая волосы брюнета, заставляя того зажмуриться и поморщиться от подступившего жжения, но стоит закрыть глаза, как ему тут же устраивают встряску. — В глаза мне смотри. Омега сумел лишь ухватиться тонкими пальцами за не по-детски сильную руку, жалко пытаясь ослабить хватку. В грудной клетке младшего всё отзывается покалыванием, а после хрипами. Чувствуя, как хватка ослабляется, он жадно вдыхает воздух, а после заходится в кашле. Ему до ужаса противно. Джисон в ужасе сдавленно всхлипывает, чувствуя, как с него срывают одежду, штаны теперь болтаются где-то в районе лодыжек. По телу тут же пробегается неприятный холодок, парень наобум уворачивается и дёргает локтем, ударяя насильника в грудную клетку. Слышится шипение, хотя кажется, что Хёнджина некуда сильнее бесить. — Плохой мальчик, — прошептал тот с яростью в глазах. — Значит, будем по-плохому? — омега искренне стал боятся. Его буквально трясло. Альфа ударил мальчишку по лицу, от чего тот упал на кровать. Затем он повернул его к себе спиной. Блондин стянул с парня брюки вместе с боксерками, откидывая их в сторону, и уставился на открывшийся ему вид. — Такие чистые, белые, невинные, — поглаживая ягодицы, проговаривал Хван. — Сейчас мы это исправим, — мужчина стянул со своих джинсов ремень и сложил вдвое. Сначала он аккуратно провел пряжкой по заднице парня, а затем резко и со всей силы шлепнул ремнем. Крик боли вырвался из рта Джисона. Старший вновь аккуратно провел пряжкой по ягодицам. И снова неожиданный удар. Затем еще и еще. Омега пытался сдерживать крики, но это не особо получалось. Осознание происходящего продолжает давить, надежда на приемлемый исход с каждой секундой угасает.        Тело едва ли слушается, зрение из-за истерики начинает подводить, только Джисон не сомневается, что рожа Хёнджина всё такая же отвратительная. Омега чувствует, как чужие пальцы надавливают на его поясницу, заставляя прогнуться сильнее, а каждая конечность по-прежнему дрожит. Ощущая, как что-то утыкается в него внизу, холодное и твёрдое, он сдавленно всхлипывает, прикусывая губу, после шепчет:     — П-Пожалуйста, не над-до… ублю-ю-ю-юдок… — ощущения стремительно меняются от пронизывающего ужаса до жалкого предобморочного состояния. Брюнет понимает, что мир вокруг темнеет и очень надеется, что потеряет сознание. Может, тогда мужчина его просто отпустит, на прощание выбив пару-тройку зубов или отбив почку. Но в один момент тело пронизывает острая боль, сопровождающаяся напряжением, крик застывает в горле. Парень непроизвольно и пошло выгибается в спине, едва ли не подпрыгивает, стараясь уйти от ужасного ощущения. Беспомощные всхлипы смешались с шлепками тел и матами. Голова отчаянно загудела, а сердце ускорилось, желая выпрыгнуть и оставить это безумие. Младший, содрогаясь от толчков внутри него, уткнулся в чужую подушку; его бросает то в жар, то в холод. На задворках сознания слышится рычание насильника, этот ублюдок ещё и наслаждение получает. У Джисона же, напротив, нет никакого возбуждения, даже самого малого, мысли пробирает явное чувство отвращения, страха, ненависти, бессилия и стыда, чёрт возьми, хоть бы никто не увидел этого позора. Или пусть увидит кто — плевать! Самостоятельно он не может остановить это бесконечное безумие. Омега уже с трудом держится в сознании, которое вопит от ужаса; он старался в течение этого всего несколько раз закричать, но дыхание так сбилось от непередаваемого шока, что вырывались наружу лишь рваные хрипы и всхлипы. — Бля-я-я, какой же узкий, — мутный взгляд с большим трудом сосредотачивается на Хёнджине; в слабо-освещенной комнате трудно рассмотреть, что на лице у этого зверя. Было четко видно лишь его глаза и бешеный оскал, читалась животная похоть какого-то безумца, который продолжал этот грязный акт. Продолжал, постепенно ускоряясь, всё сильнее и жёстче вдалбливаясь, словно чужая боль питала его. Волосы в некоторых местах прилипли к лицу юноши, прикрывая то; горечь в горле нарастала. Руки бессильно сжимали подушку — нет сил ни на что. «Шлюха, шлюха. Грязная мразь. Оскверненный мальчишка. Просто беспомощная сучка. Неудачник. Недостоин любви. Только унижения, унижения, унижения…»  Горячее дыхание почувствовалось прямо у уха, после сместилось ниже, вызывая волну мурашек. Хёнджин впился зубами в чужое плечо и резко толкнулся, чем вызвал у Джисона болезненный вскрик. Одну заполненность сменила другая — вместе с жжением внутри растеклось что-то ещё, струясь после по внутренней стороне бёдер. Омега уже не уверен, было то семя этого ублюдка или его собственная кровь. В голове звенит тысяча колоколов, но парень отчетливо слышит удаляющиеся шаги. Счёт времени явно оставил его, всё длилось быстро и долго одновременно. Омега через несколько минут с дрожью выдохнул, приподнимаясь в сидячее положение. Он осмотрелся, прищурив раскрасневшиеся глаза, и закрыв руками лицо, глубоко вдохнул и закричал (или, скорее, взревел), срываясь на новую истерику. Казалось, что слёз уже не будет: парень выплакал всё во время неприятного акта, но дорожки снова побежали по щекам. Грудная клетка содрогалась под тяжестью произошедшего, он зарылся руками в волосы и уткнулся в колени, даже не думая одеваться — слишком болело всё тело, любое движение отдавалось ударом тока. Уж лучше сдохнуть прямо здесь.