***
В тесное помещение загнали сразу тридцать человек из ста прибывших. Сакура нервно оглядывается, с надеждой выискивая взглядом знакомых — маловероятно, но вдруг... Эгоистично, но что поделаешь — если ты знаешь, что скоро умрешь, не хочется оставаться в одиночестве. На лицах приговоренных к смерти — отчаяние, страх, ярость и слезы. В углу от бессилия корчится молоденькая девушка, издавая нечто между криком и жалобным воем. Сакура замечает ее уже округлившийся живот и ощущает, как волна ужаса проходится по телу, заставляя волосы встать дыбом. Беременна. Навскидку — пятый-шестой месяц. Ее убьют вместе с ребенком. Это считается за двоих или нет, — думает Харуно и морщится. Профессия врача обязывает быть циничной, но такие мысли слишком даже для нее. Среди толпы людей, источающих страх, беременная выделяется особенно. Она и еще один парень — темноволосый, одет стильно, сидит на корточках возле стены. Если будущая мать привлекает внимание истеричным воем, то парень приковывает взгляд своим спокойствием — глаза у него закрыты, поза — расслабленная. Сакура не видит на его лице страха. На вид ему лет двадцать пять, но кто знает, сколько на самом деле? Может, тридцать, а может, и сорок — современная медицина позволяет выглядеть намного моложе своего истинного возраста. Харуно сглатывает ставшей вязкой слюну и испуганно шарахается в сторону, когда чувствует прикосновение к своему плечу. Резко обернувшись, она натыкается на испуганные и безумные глаза, в которых отражается ее, Сакуры, точно такое же перепуганное лицо. — Тен-Тен, — вырывается изумленный вздох. — Сакура. Тен-Тен, с которой они познакомились в спортивном клубе, бросается к ней в объятия, неловко утыкаясь носом в плечо. Тонкая футболка Сакуры тут же промокает от чужих теплых слез. — Ты тоже здесь, — констатирует Харуно очевидное, обнимая подругу в ответ. Голос звучит безжизненно — сначала ей казалось, что не одной будет легче... Но появившаяся на душе тяжесть говорит об обратном. — Тише, тише... — Прости, — тихо отвечает Тен-Тен. — Прости... Просто мне страшно. Мне очень страшно, Сакура. Она говорит это тихим шепотом — только губы двигаются, но парень внезапно приподнимает кончики губ в язвительной усмешке. — Мне тоже, Тен-Тен, — отвечает Сакура, выразительно глядя на наглеца у стены. — Уроды, блять, чтоб вы все передохли, — мужчина в белой майке извергает поток брани, вопя так, что Харуно инстинктивно морщится. — Ублюдки! К воплям прибавляется протяжный вой беременной. Сакура еще жива, но ощущение такое, словно она уже в Аду. Харуно находит руку Тен-Тен на ощупь и крепко сжимает холодные пальцы, чувствуя, как дрожит подруга. Сакура и сама еле сохраняет равновесие, когда видит узкие трубы на потолке — через них пустят газ. Харуно отводит глаза в сторону, не в силах смотреть на то, что ее убьет. Четверо людей, стоящих рядом с ними, ведут себя спокойнее остальных. Слегка нервничают, переглядываются друг с другом — видимо, знакомы, — у некоторых на лице слабая улыбка. Добровольцы. Те, кому наскучила долгая жизнь, и они сами вызвались умереть, тем самым защитив кого-то другого. Хотела бы Сакура быть на их месте — умирать, прожив много лет, не так уж и плохо. Гораздо хуже, когда тебе всего двадцать два, и завтра для тебя уже не наступит. Голос из громкоговорителя кажется неживым, механическим, чересчур спокойным, как лицо того парня: — Просьба лечь на пол! Внимание: просьба лечь на пол! Харуно знает, для чего это — так легче выносить тела. Если люди будут стоять, то под действием газа просто упадут друг на друга, создавая бесформенную гору из тел. Она послушно садится на корточки, а затем ложится, поджав под себя ноги, чтобы занять как можно меньше места. Сворачивается в позу эмбриона, будто пытаясь защититься от внешней угрозы. Тен-Тен ложится практически на нее. Беременная девушка в углу издает еще один дикий, полный боли, вой — ее утешает какой-то парень, но безуспешно. Мужчина в майке продолжает орать матом, даже не думая выполнять приказ. — Внимание! Просьба лечь на пол. Через десять секунд будет пущен газ. Повторяю: через десять секунд будет пущен газ. Просьба лечь на пол! Время, и без того стремительно утекающее как песок сквозь пальцы, начинает идти быстрее. Сердце Сакуры лихорадочно отсчитывает каждую секунду: один, два, три... Ее глаза — распахнутые, цвета молодой зелени, — встречаются с темным взглядом парня у дальней стены. Он смотрит на нее равнодушно, с толикой презрения, точно насмехаясь на ее страхом, и высокомерно вскидывает бровь, когда замечает, что Сакура глядит на него в ответ. Больной ублюдок. Но Сакура ему даже завидует. Семь, восемь. Харуно закрывает глаза, стискивая холодную и влажную ладонь Тен-Тен сильнее. Вокруг слышны рыдания, у кого-то началась паническая атака. Сбоку от Сакуры какая-то женщина блюет прямо на пол. Умереть в луже собственной блевотины — тот еще пиздец. Девять... Десять.1
3 ноября 2020 г. в 15:35
В списке обреченных на смерть под пятым номером значится ее имя. Сакура с дрожью всматривается в равнодушный экран смартфона, вновь и вновь возвращаясь глазами к пятой строчке.
Харуно Сакура, 28.03.2108, Токио.
Это может быть совпадением. В огромном Токио может жить еще одна девушка с таким же именем, но Сакура давно не верит в случайности. Сердце бьется где-то под ребрами, отсчитывая время, которое у нее осталось.
Одна ночь. Всего одна ночь, а утром ей предстоит явиться в Центр Сбора, где люди в форме запрут Харуно в специальной камере, наденут ошейник с порядковым номером, а после хладнокровно убьют.
И будут совершенно правы. Бессмертие только кажется заманчивым и чудесным, но у него есть чудовищный побочный эффект — перенаселение. Людей слишком много, а планета — одна. Чтобы избежать неминуемой катастрофы, правительство составляет список из ста случайных жертв, которым суждено погибнуть, чтобы могли жить другие. Своеобразная лотерея.
Сакура Харуно проживет двадцать два года. Кому-то повезло, и они получали письма смерти на свое восьмидесятилетие. Кто-то получал в восемнадцать — возраст, с которого каждый житель ежегодно участвовал в игре со смертью.
Кто-то не получал никогда.
Прикрыв глаза, Сакура пытается вспомнить, как это — дышать. Но не получается, словно несколько черных букв на экране навсегда лишили ее врожденного умения — из горла рвется хрип, пальцы рук мелко дрожат.
Завтра. Завтра. Завтра, — шепчет секундная стрелка на настенных часах.
Завтра она умрет.