На колени

      Был вполне обычный вторник. Таких рутинных вторников за долгую работу в магазине Продавец повидал немало. Сегодня ничего не предвещало беды, совершенно ничего. Не считая одного неприятного утреннего инцидента, день был вполне тихим и спокойным. Он только что отпустил товар среднестатистическому лысому мужику в растянутой майке-алкашке, по привычке стрельнув в него глазами на кассе. Тот в ответ лишь поморщился словно от зубной боли и, быстро схватив свою пачку «Самца» с пластмассовой тарелочки для мелочи, протянул ему засаленные купюры. Ну и пожалуйста. Ну и не очень-то хотелось. Вернее вообще не хотелось.       За мужиком тяжело хлопает массивная входная дверь, и Продавец остается один в темном полуподвальном помещении, стены которого выкрашены самой дешевой краской в зеленый блевотный цвет. Здесь всегда сыро, а зимой, в особенно морозные дни, еще и холодно так, что работать приходится в куртке. Бетонный пол магазина выложен коричневой плиткой, а лампочка над прилавком жужжит и постоянно мигает, но хозяин ларька почему-то не покупает новую, хотя Глеб не раз просил его об этом.       Условия, прямо скажем, не самые лучшие, но молодой человек мертвой хваткой держится за эту работу. Директор магазина и так вечно жалуется, что он плохо выполняет свои обязанности, говорит, что если Глеб еще раз товар мимо кассы продаст, вообще его отсюда вышвырнет, не выплатив честно заработанные, а куда ему идти с неполным средним. Короче перспективы на дальнейшую жизнь радужные, как его ориентация.       У хозяина этих денег – на жену и две любовницы, жалко что ли? А Продавцу ведь они нужнее в сто раз, ему надо как-то самостоятельно вертеться в этом непростом мире, маме там помогать и не святым же духом самому питаться, в конце концов. Вот и как ему сегодня кассу сдавать, если на обеде сынок директорский приехал и весь нал выгреб, оставив в ячейках одни пятирублевые монетки? Сказал, мол сам отцу доложит. Ага, знает Глеб, как тот докладывать умеет, держи карман шире… Снова на него недостачу повесят и паши потом, как проклятый, чтоб из минуса выйти. Никогда такого не было и вот опять.       И все равно начальнику денег вечно мало, вот до чего человеческая жадность доводит. В последнее время вообще на уши стал приседать, мол Глеб своей отрицательной репутацией ему всех клиентов распугивает. Нет чтоб поблагодарить, премию там выписать… Пусть лучше спасибо скажет, что в его магазин люди хоть изредка заходить стали для того чтобы на «знаменитого» Продавца посмотреть, куда там, на весь город уже заднеприводным ославили.       Местная шпана весь день под окнами ларька ошивается только чтоб Глебу вслед гадости покричать да желчью поплеваться, когда он на приступки курить выходит. Но даже в таком беспросветном пиздеце, как этот, есть свои плюсы – пацанье жвачки по рублю раскупает лучше всяких горячих пирожков. А тем, кто хорошо себя ведет, он еще и карты с голыми женщинами из-под полы толкает – это, кстати, тоже нехилый навар в пользу хозяйского кошелька.       Но зарплата у Продавца по-прежнему – сущие копейки, даже вслух цифру назвать стыдно, сейчас столько не получают. В нем кровь течет, во всех смыслах, голубая, ему бы с иголочки одеваться, парфюм элитный и цацки покупать, лохов в дорогих костюмах на бабки разводить с его-то потенциалом, а не селедку из бочки голыми руками вылавливать да пиво для местных алкашей по двухлитровым банкам разливать.       Глеб, проводив мужика обиженным взглядом, записывает купленные им сигареты в товарный журнал. Торговля во второй половине дня идет из рук вон плохо, до конца смены хоть бы тысячу наскрести, иначе плакала его голова бедовая. Молодой человек старательно выводит закорючки в тетради, когда входная дверь повторно хлопает, и, не поднимая головы от своих записей, будничным тоном спрашивает:       – Вам что-нибудь подсказать?       – Ну подскажи… – кто-то насмешливо хрипит у самого уха. Продавец, вмиг забыв про свои дела, резко задирает голову кверху. Взгляд упирается в черную спортивную олимпийку, расстегнутую на груди, из-под которой виднеется белая футболка с массивной золотой цепью, болтающейся на шее. – Где у вас тут главный обитает?       – Т-так нет его сегодня… И не будет, – осипшим от страха голосом на одном дыхании выдает Глеб, продолжая рассматривать мужчину перед собой.       Жила выглядит сосредоточенным, сразу видно, что не для дружеской беседы в магазин зашел, но продолжает нахально улыбаться, чтобы своим хладнокровным спокойствием еще сильнее Глеба запугать. С такими, как он, шутки плохи. Только сейчас, кинув беглый взгляд за плечо бандита, Продавец замечает позади него еще несколько амбалов и молится всем богам, чтобы те не запомнили его физиономию и не подкараулили где-нибудь в темном переулке. Они как на подбор – в спортивных костюмах и с битами наперевес, кажутся настолько устрашающими, что Глеб невольно начинает хрустеть пальцами от нервов.       Он, к счастью, до сегодняшнего момента Жилу лично не видел, но зато был очень даже наслышан о деятельности его банды. Те крышевали центральный рынок, по мелочи обирали такие вот ларечки и держали в страхе большую половину их провинциального городка. Главарь недавно откинулся и теперь всеми силами пытался вернуть себе былое влияние и авторитет среди других таких же «деловых людей». Сомнительная репутация, а впрочем, ему ли судить.       У Продавца внутренности вниз падают от осознания, что он абсолютно беспомощен в данной ситуации, никто ему не поможет, а даже если все обойдется малыми потерями для хозяина, затраты, с этим происшествием связанные, лягут на его и без того уставшие от непосильной тяжести плечи.       Последняя надежда на спасение с треском обрывается, когда после неосторожного взгляда, брошенного Глебом в сторону дискового телефона, один из жилинских быков замахивается битой и попадает прямиком по его пластмассовому корпусу. Глупо было надеется даже на этот шанс, всем известно, что у Жилы старший брат – полковник милиции. Другой бык в это время переворачивает полки с товаром, который Продавец сегодня так старательно расставлял целое утро.       – Р-ребята, можно как-то поаккуратнее там? Пожалуйста… – пищит Глеб, не узнавая собственный голос. Он правда старается не выдавать своего испуганного состояния, но колени под прилавком все равно предательски дрожат.       Жила на это только улыбается и, решив, что ребята уже достаточно запугали бледного, как побелка на стене, Продавца, дает им знак прекратить беспорядки. Вова своих пацанов знает – им только повод дай и от магазина в считанные минуты ничего не останется.       Сам же, подойдя ближе к прилавку, опирается на него руками и смотрит Глебу прямо в глаза, видит, как тот нервно сглатывает, как туда-сюда ходит кадык в чужой глотке. Бандиту даже забавно становится, с таким неподдельным испугом на него смотрят в ответ, о ханурике этом весь город знает, слухи ходят самые разнообразные. Жила бы начистил ему ебальник, да руки марать не хочется – противно.       – Бабло гони.       – Да нет ничего, ребята, касса пустая, – Продавец для большей убедительности порывается даже показать, но ощутив на себе испепеляющий взгляд главаря банды, тут же прекращает все резкие движения.       – Мне похуй, понимаешь? Свои давай значит.       – Э, Жил…       Вова оборачивается назад и видит позади себя недовольные бандитские рожи. Пацанов как-то не особо устраивает имеющийся расклад, им обещаны были золотые горы, а не пару плавленых сырков к пиву за неимением ничего лучшего. Надо срочно спасать ситуацию, раз уж лавэ состричь не получилось, можно и повеселиться.       – Хотя не, свои не надо, знаем мы, каким местом ты их зарабатываешь, – Жила начинает издевательски смеяться, следом за ним смех прокатывается по всему магазину. Парни его может и не самые умные, зато веселье любят, этого у них не отнять.       – А вы интересуетесь? – неожиданно для себя выдает Продавец. В стрессовых ситуациях у него будто бы связь между мозгом и речью отключается. Знает же, что молчать надо да головой кивать, что бы быки ни говорили, но внутри жгучая обида расцветает, устал он от этих унижений, вволю уже нахлебался, пора бы за себя постоять. – Подработку ищете, ребята?       – Че ты сказал, пес?!       Один из бандитов срывается с места и замахивается битой, намереваясь ударить Глеба, тот изображает деланное спокойствие, только глаза жмурит от страха и тяжело дышит. Надо держать лицо, сам ведь эту кашу заварил. Но Жила вопреки ожиданиям выставляет вперед руку и, удерживая быка, произносит с усмешкой:       – Тих-тих-тих, пидорас себе могилу роет, дай ему последнее слово, мы ж не звери какие-то.       Продавец в это время мысленно с жизнью прощается, не с теми людьми решил пререкаться, не сказать, конечно, что жилось ему легко и беззаботно, но все равно подыхать в этом подвале с проломанным битой черепом как-то не хочется. Он ведь еще такой молодой, такой красивый, да и маму жалко…       Вова, не ожидавший дерзкого ответа в свой адрес, становится серьезнее и, дождавшись, когда парни вновь успокоятся, поднимает на Глеба полные злости глаза. На лице его ходят желваки, а сама мысль, что такой, как Продавец, решил свое слово поперек его вставить, заставляет невольно сжать кулаки. Теперь отпиздить доходягу – дело принципа, даже не из-за бабок, нет, тут задета пацанская честь. Взяв себя в руки, лидер ОПГ решает повременить пока с возмездием и продолжает издеваться:       – Слушай, мне всегда интересно было, а ты сначала с мужиком спишь и только потом в него влюбляешься или наоборот?       Глеб изо всех сил старается молчать, игнорировать чужие колкие замечания, он нервно губы кусает, взгляд в пол отводит, чтоб не сорваться и на быков не посмотреть, когда те тупо ржать будут, вторя своему лидеру. В голове бегущей строкой бьется всего одна мысль: «Заткнись, заткнись, заткнись». Но вопреки здравому смыслу, молодой человек набирает в легкие побольше воздуха и на одном дыхании выпаливает, стараясь выглядеть максимально беззаботно:       – Я ж не знаю, как у вас там на зоне принято.       Жила пару секунд просто пялит в одну точку, пытаясь понять, не послышалось ли ему. Внутри мужчины мгновенно вспыхивает всепоглощающая ярость. Никто, никто, сука, не имеет право так с ним разговаривать. На лице других бандитов во всей красе отображается мыслительный процесс, до них, похоже, смысл сказанного Продавцом доходит с опозданием.       Глебу почему-то вдруг становится так легко, как будто с плеч падает груз постоянного стыда за самого себя и свою природу. Он больше не дрожит так позорно, как раньше, смотрит на главаря бандитов открыто и дерзко. Все равно терять уже нечего, помирать – значит с музыкой. Последнее, что он запомнит перед смертью – это охуевшие от услышанного рожи быков.       Наконец достигнув наивысшей точки кипения, Вова передергивает плечами, черная ткань олимпийки звучно шелестит от его резких движений, и сплевывает на пол, не разрывая зрительного контакта с Продавцом. Затем, не оборачиваясь на своих пацанов, произносит хриплым, севшим от злости голосом:       – Сходите-ка погуляйте, парни. Нам тут кое о чем перетереть надо.       – Э, Жил, так договаривались же…       – Я сказал идите погуляйте, – говорит с нажимом, медленно, словно проводя стальным ножом по внутренностям Продавца.       Каждое слово бандиту дается с трудом, кажется, что его прямо сейчас на месте разорвет от гнева. Дождавшись, пока за быками хлопнет входная дверь, Жила разворачивается и сам идет по направлению к ней. Глеб наконец решается с облегчением выдохнуть, прикрыв дрожащими веками глаза, опасность вроде как миновала, но тут же успевает пожалеть о собственной наивности, когда гробовую тишину магазина разрезает звук проворачиваемого в замочной скважине ключа.       Бандит возвращается через считанные секунды, резво перепрыгивает через прилавок и оказывается в нескольких сантиметрах от Продавца. Тот продолжает стоять с закрытыми глазами, открыть которые ему, по всей видимости, не приведется уже никогда.       – Допизделся ты, пидарок, – Жила с холодной отточенностью движений заводит руки за спину и достает оттуда пистолет. Глеб чувствует, как в живот ему упирается наставленное дуло.       – Я н-не…       – На колени, сука!       Продавец послушно падает вниз, больно ударившись ими о кафельный пол магазина. Ему по-прежнему страшно, но к этим ощущениям примешивается еще и что-то такое, что первые несколько секунд он вообще не может идентифицировать. Внутри завязывается тугой узел и медленно, обволакивая тело жаром, спускается к низу живота. Его заводит и сама ситуация, в которой он вынужден выполнять чужие команды, и повелительный тон бандита, и пистолет, нацеленный теперь в его лоб.       Жила смотрит на парня сверху вниз, надменно, не скрывая собственного отвращения. Ему хочется дать Продавцу коленом под дых, подправить слишком правильные черты лица, чтобы тот корчился от боли на холодном полу, чтоб раз и навсегда уяснил, что язык надо держать за зубами.       Бандит, готовый вот-вот замахнуться для удара, швыряет пистолет на прилавок и, схватив Глеба за подбородок, резко задирает вверх его голову. Но не встречает в глазах Продавца ожидаемого страха, а, наоборот, в ответ на него смотрят с вожделением и какой-то чересчур слащавой покорностью. Вова даже теряется на пару секунд, когда ощущает, что чужие руки тянутся к резинке его спортивных штанов, а затем медленно стягивают их вниз.       Здравый смысл кричит, что надо прекратить это безобразие, оттолкнуть от себя мужика и для убедительности сломать ему челюсть, но Жила, словно завороженный, проводит большим пальцем по чужим приоткрытым губам и кладет ладонь на темноволосую макушку, сжимая в кулаке нелепую шапочку от униформы Продавца.       Глеб не понимает, больше напуган он или возбужден, он вообще ничего не соображает, когда стягивает с бандита белье и осторожно проходится языком по всей длине чужого члена. Жила отбрасывает в сторону светло-зеленую шапку и вплетает пальцы в волосы на затылке, сразу же больно оттягивая их вниз. Ответом на эту грубость служит едва различимый стон Продавца.       Он старается не смотреть на Глеба, который к тому времени с блядским хлюпом вбирает в рот головку. В ушах шумит от осознания, что в данную конкретную минуту ему отсасывает мужик, но Жила всячески старается это игнорировать. Разберется как-нибудь потом, а пока Продавец не спеша пропускает член глубже в горло и как-то по-особенному двигает глоткой, так, что Вова рычит от переполняющих его эмоций.       – С-сука…       Вскоре Жиле надоедает ждать дальнейших, более серьезных действий и он, ощутимо надавливая ладонью на чужой затылок, сам начинает руководить процессом. Глеб языком вытворяет что-то такое, от чего Вове становится трудно стоять на ногах и он спиной опирается на стенку. Его злит и одновременно возбуждает мысль о том, сколько мужиков до него побывало в этой глотке, слишком уж умело ему сейчас отсасывают. Он грубо насаживает Продавца на свой член, тот давится, пытается отстраниться, но не может, потому что чужая рука не позволяет ему этого сделать.       Слюна стекает по подбородку, Глеб чувствует, как сам начинает возбуждаться. В голове не остается ни единой полноценной мысли, все вытесняет желание, у него было по-всякому, но так, как сейчас – никогда. Продавец позволяет иметь себя, как бандиту вздумается, отсасывает самозабвенно, принимая во всю длину. Он смотрит на него из-под опущенных ресниц, но Жила упрямо отводит взгляд в сторону.       В помещении становится душно, Вова закусывает татуированные костяшки пальцев, чтобы не начать стонать, а то это совсем уж как-то по-пидорски. Он упускает тот момент, когда руки Глеба ложатся на его бедра и несильно, но ощутимо сжимают, как бы возвращая в реальность. Жила чувствует, что близок к краю, окончательно забывается, начиная грубо трахать Продавца в рот, прижимая его к себе до упора. Глеб сдавленно мычит, когда бандит, сжав волосы на его макушке, начинает кончать.       У Вовы от кайфа пальцы на ногах поджимаются, такой охуительный минет ему еще ни одна телка не делала. Он запрокидывает голову, опираясь ей на выкрашенную стену магазина, в попытке охладиться и, прикрыв глаза, ослабляет хватку на чужих волосах. В сознании – белый шум, вниз посмотреть нет сил, но боковым зрением он все равно замечает, как Глеб, прижавшись лбом к его тазовой косточке, пару раз проводит рукой по своему члену через штаны и кончает, мелко подрагивая.       Заебись за деньгами сходил.       Через пару минут оба приходят в себя. Жила, осознав что только что произошло, грубо отталкивает Глеба в сторону, так что тот, потеряв равновесие, падает на холодный кафельный пол. Бандит, перешагнув через него, быстро натягивает спортивки и, даже не обернувшись, ядовито выплевывает:       – Шлюха.       Вова направляется к выходу из магазина, по пути забирая с прилавка свой пистолет. Ему мерзко и противно от самого себя, но последней каплей становится осознание – черт возьми, ему понравилось.       Глеб загнанно дышит, смотря бандиту вслед, а затем сплевывает на пол чужую сперму и вытирает губы тыльной стороной ладони. Сердце за ребрами колотится, норовя выпрыгнуть из грудной клетки, горло болит, как при ангине, но в целом жить можно. Внутри безмерная обида на такое к нему отношение смешивается с настойчивым желанием когда-нибудь повторить то, что только что произошло. Он вообще считай сухим из воды вышел – деньги при себе оставил, быки товар не украли и магазин не разнесли, да еще и удовольствие получил крышесносное, как ни с одним мужиком до этого не было. Но есть одно «но» – вторник больше не кажется таким обычным.